Ничего интересного. Хотя, конечно, нет, интересно. Кислородная тёплая планета — нам бы лишняя колония не помешала Особенно тем, кто вынужден замерзать среди льдов.
— Смотрите внимательно, — напомнил лейтенант, хотя никто итак не отрывал глаз от экрана.
Небо тут тоже было зеленоватым, словно рассветная полоса.
На фоне зелёного неба над дальними вершинами того, что я бы назвал «лесом», стали возникать тёмные точки. Много. Они разлетались в разные стороны, пока не осталось двенадцать штук, которые понеслись прямо на объектив. Это оказались странного вида летательные аппараты, размером примерно с наш Schuetzenpanzerwagen. Под днищами полыхали пакеты дюз, в стороны растопырились короткие крылья. Один из таких «транспортов» завис прямо над чёрной водой, и из него по выдвинувшемуся пандусу горохом посыпались вниз какие-то существа, больше всего напоминавшие сухопутных спрутов. Каждое из созданий заковано было в подобие металлически поблёскивающего корсета.
Оказавшись в воде, спрутики очень резво поплыли, раздвигая зелёный покров. Хищных тварей они, похоже, совершенно не опасались.
Камера развернулась следом за спрутовым десантом. Теперь стал виден крупный остров, где возвышались уже настоящие деревья, не примученная топями мелочь.
Там, среди тёмных зарослей, что-то вдруг блеснуло, раздался гулкий треск. Прямо посреди болота, среди плывущего десанта взметнулся вверх столб воды, пены и перемолотых в мелкую кашу листьев. Вместе в водой вверх швырнуло и одного спрута. Щупальца, словно верёвки, бессильно колотили воздух.
Остальной десант мигом ответил. Головы спрутов ушли под воду, над поверхностью поднялись щупальца, сжимавшие нечто вроде небольших Faustpatrone. Миг — и утолщения сорвались с «направляющих», то, что можно было бы назвать «ракетами», полетело вперёд, правда, не оставляя за собой никакого следа.
Миг спустя там, где только что высились деревья, забушевал огонь. Он взметнулся до самых небес. Правда, это длилось только миг — пламя угасло само собой. Даже ветки не загорелись. Но теперь оттуда не прогремело ни единого выстрела. Спруты деловито скрылись в зарослях. Запись остановилась и возобновилась, когда десант Чужих двинулся обратно, гоня пленных — каких-то покрытых шерстью существ, отдалённо напоминавших горилл. Насколько я смог понять, потерь осьминоги не понесли. Погибший от первого и последнего выстрела оборонявшихся десантник оказался единственным.
— Вот так воюют наши дальние соседи, — сказал лейтенант. — Мы называем их октопусами, акустическое самоназвание дбигу.
Дбигу… о них я только слышал. Другие рекруты, похоже, тоже.
— Один залп из лёгкого индивидуального оружия. Почти никаких разрушений. И никакого сопротивления. Вот с каким врагом нам предстоит столкнуться, господа рекруты. Дбигу — только пример. Крылатые, земноводные, иные… у вас будет спецкурс. Они обогнали нас на века. У человеческой расы есть только одна надежда —, что мы, десант, и другие, мужчины и женщины, носящие Feldgrau, окажемся не по зубам этому чудо-оружию. Не броня, не сталь и не огонь — мы, одетые в камуфляж, носящие на рукавах эмблемы славных дивизий, сможем противостоять Чужим, вне зависимости от того, что они пустят в ход. Народ Империи верит в нас, и мы не имеем права обмануть его доверие.
…Мне особенно понравился пассаж об «эмблемах славных дивизий»…
Мы любим приписывать Чужим неимоверное, невероятное могущество. Чудесное оружие, непредставимая техника, материалы, всё такое прочее. Но это не так. Совсем не так. Космос состоит из одних и тех же элементов: что наша галактика, что Туманность Андромеды. И нарушить существующие законы Бытия не можем ни мы, ни Чужие. В этом, собственно говоря, и состоит наша надежда.
Что мы знаем о Чужих? Что их много, есть те, кто намного обогнал нас, а есть те, кто отстаёт на тысячелетия, по сию пору пребывая в счастливом неведении каменного века. Однако те, кто обогнал нас, на наше счастье, заняты какими-то своими малопонятными делами, не обращая на нас особого внимания. Есть несколько цивилизаций, чей уровень космической техники примерно равен нашему, но зато они существенно обгоняют нас во всём остальном. Их развитие шло планомерно, в отличие от нашего судорожного рывка, выведшего нас в Пространство задолго до того, как Человек Разумный оказался способен воспринимать совершенно новую картину мира.
Мы слишком поторопились. Подпространство открыли, когда остальные отрасли знания и близко не подошли к «галактическому порогу». Опять же в отличие от Чужих, развивавшихся, как сейчас принято говорить, «гармонично».
Да, в том-то и дело — мы вышли в глубокий космос, но это случилось слишком рано. Термояд — вот всё, что у нас было и есть. Никаких лазеров-бластеров, боевых роботов и прочей мишуры. Громадные корабли, умеющие раздирать пространство, тратя колоссальные количества энергии, — не больше. Остальное — генетика, медицина, соционика — уже мелочи. Микросхемы — слишком большие, компьютеры — слишком медленные, искусственный интеллект так и остался выдумкой футурологов, и даже в эпоху «покорения Галактики» наше оружие было в принципе таким же, как и при Иване Грозном, «за жестокость прозванном Васильевичем». Старый добрый порох, старые добрые пули Снаряды, ракеты, самонаводящиеся и нет, танки, вертолёты. И, само собой, солдаты.
10
Выдержка из учебника политической истории:В настоящее время Земная Империя представляет собой унитарное государственное образование. К сегодняшнему моменту в исключительном владении Империи находятся следующие звёздные системы (вставка со звёздной картой): Сириус (А и В), Ригил Кентаурус, Процион, Бета, Капелла, Арктур, Регулюс, Поллукс, Сигма Драконис (…), образуя как бы неправильную сферу диаметром примерно в сто световых лет…
11
В то воскресенье я снова пошёл в город. Правда, лишь после того, как закончилась тренировка со штабс-вахмистром. Клаус-Мария Пферц… похоже, начал-таки отличать меня среди остальных рекрутов. Во всяком случае, язвительные его шуточки почти прекратились — он деловито объяснял мне приём, показывал несколько раз, а затем заставлял повторять до тех пор, пока мне не удавалось его удовлетворить. То есть грамотно поставить блок от его удара или пробить его защиту. Ничего не скажешь, учил он на совесть.
Получив увольнительный билет, я медленно брёл по «Невскому», как прозвал для себя главную улочку военного городка, окружавшего базу. Ничего особенного тут, само собой, не было. Стандартные сборные двух — и трёхэтажные домики, с не слишком умелыми попытками разработчиков придать фасадам хоть какую-то индивидуальность. Первые этажи все светились яркими огнями всевозможных кабачков и баров — именуемых в народе «последним рубежом». По улицам чинно, неторопливо шествовали господа офицеры с супругами — наверно, собирались в клуб.
База и городок были явно велики для одной-единственной учебной роты из пяти взводов. Кроме нас, тут стояли также штаб, рота тяжёлого оружия, связисты, сапёры, медики и так далее — всего около четырёхсот солдат, исключая рекрутов, да три десятка офицеров. Другое дело, что сюда, на базу, часто возвращали остальные части батальона, вроде как на отдых. Сейчас у нас как раз стояла вся третья рота — настоящая рота, боевая. Собравшаяся вместе для каких-то упражнений и сдачи неизвестных до сих пор мне нормативов.
Девочки-феечки на улице не показывались. Их дело — сидеть в барах, не оскорбляя своим видом взоров почтенных офицерш, примерных жен и ответственных матерей.
У меня сейчас, собственно говоря, было только одно дело — найти себе «партнёршу», у которой можно спокойно посидеть остаток вечера. В сумке у меня лежала «Прохоровка» Гюнтера Гланца — с официальным штампом батальонной библиотеки, одобренная и разрешённая к чтению. Господам рекрутам полезно узнать о героических битвах предшественников Третьей десантной в то не такое уж и давнее время, когда она ещё называлась «Третьей танковой дивизией СС «Мёртвая голова» и если и не смогла одержать под русской деревней Прохоровкой полной и блестящей победы, то лишь по причине начавшейся высадки англо-американских союзников в Сицилии…
…Гилви мне искать пришлось недолго. Девчонка сидела в том же самом баре, где я встретил её прошлый раз. У наших рекрутов большим успехом пользовались отчего-то дамочки попышнее, и потому число шлюх «приятной полноты» всякий раз оказывалось непропорционально большим.
Гилви явно скучала. Сидела на высоком табурете, закинув ногу на ногу — так, чтобы продемонстрировать торчавшие из-под короткой юбки подвязки, — и покачивала чёрной лакированной туфелькой на невозможно высоком каблуке. Перед ней стоял запотевший бокал со шнапсом, но не похоже, чтобы она к нему притрагивалась.
— Гилви, привет.
Она повернулась, заулыбалась, откидывая со лба и глаз длинную белёсую чёлку.
— О, Рус, здравствуй. Ба! Что я вижу? На повышение пошёл? Ефрейтора заимел? Поздравляю, поздравляю, молодец! Ну, такое дело надо отметить. А вот что-то тут сегодня так тихо, не знаешь?
Я оглядел бар — и в самом деле полупустой. Прошлый раз тут, как говорится, яблоку некуда было упасть.
— Болтают, будто первый, второй и пятый взводы на ночные занятия бросили, — сказал я, усаживаясь рядом. — Что-то срочное.
— А вы как же?
— А мы, пятый взвод, — пока ничего, бог миловал. Выпьешь чего-нибудь?
— Выпить? Выпить — это мы всегда пожалуйста, — Гилви обвела стойку рассеянным взглядом. Бармен возле пирамиды пузатых и стройных бутылок разом подобрался, ни дать ни взять — тигр, к прыжку готовый.
— Что-что? — удивилась Гилви.
— Стихи такие, — объяснил я.
— А по-каковски это? Близко вроде — а непонятно…
— По-английски.
— А-а-а… ты и английский знаешь?
— Угу. Что же тут странного? Столько книг хороших на нём написано…
— Кни-иг? А что, на общем их нет, что ли?
— Не все. Блейка, например, нету.
— Э, э, Рус, — испугалась Гилви. — Только не говори мне, что…
— Ты что, он не запрещён, — поспешил я успокоить девчонку. — За кого ты меня принимаешь?..
— А кто вас, русских, знает, вы все как один чумовые, — пробурчала она. — Ну, ладно. Молодец ты, что английский знаешь. А я вот не сподобилась… — она вздохнула.
Вообще, я знал, у «подружек» не было принято ныть и жаловаться на судьбу. Да и не так плохо они жили.
— Ну ничего, ещё нагоню, — с нарочитой бодростью проговорила она. — Ты думаешь, чего я тут сижу? На университет коплю. Да и льготы нам, подругам, положены. Слушай, чего мы тут сидим, Фреду выручку делаем? Ко мне-то пойдём, нет?..
Я аккуратно положил на стойку две монеты в одну марку каждая и поднялся. Бармен Фред проводил меня кривым взглядом. Как бы не обозлился на Гилви, что мало раскручивала солдатика…
…«Подружка» по имени Гилви жила в двух шагах от бара, в маленькой двухкомнатной квартирке — чистенькой, аккуратненькои, где даже пыль, похоже, летала только повзводно и в установленных для полёта местах. Повсюду красовались вязаные разноцветные коврики и половики — похоже, Гилви занималась этим делом всё свободное время.
— Чай будешь? — крикнула она мне, скрываясь в кухне.
— Да, пожалуйста! — откликнулся я, доставая книгу. — И давай мне эту бумажку, которая для бухгалтерии…
Гилви вынырнула из кухни, как-то странно взглянула на меня.
— Ты опять ко мне, как в читальню, пришёл, что ли? Я кивнул.
— Гмс… — она как-то неопределённо пожала плечами, вновь отправляясь к плите. — Ну, дело твоё…
— Сейчас как раз «Властителей душ» показывать станут, — сказал я, заглянув в валявшуюся на подзеркальнике программку кабеля.
Гилви что-то промычала. Почти сразу же засвистел чайник, и я вошёл на кухоньку, предвкушая горячую кружку в руке и интересную книгу на коленях — пусть даже с ней всё время хотелось спорить и возражать её каждому слову.
— Спасибо, — я принял чашку из Гилвиных рук. Рядом с блюдцем появился серо-голубой «Листок учёта интимных услуг», имя: Гилви Паттерс, персональный общегражданский номер… номер ВУС… личный номер ИВ С… Я быстро проставил, где надо, против названий «услуг» птички с галочками и крестиками, широко расписался, аккуратно вывел в квадратиках слева внизу свой собственный военный номер. Всё в порядке. Гилви получит по высшей ставке.
— Спасибо, — теперь поблагодарила она. Правда, с каким-то странным выражением в глазах, но я этому значения не придал. Меня это не касалось. Мне хотелось просто посидеть в тишине — или даже под бормочущий телевизор — и почитать, неспешно попивая горячий чай. И — ух ты! — даже с вареньем. Из широкогорлой древней стеклянной банки, сейчас таких уже не делают.
— Сама варила? — не удержался я от вопроса.
— Угу. Попробуй. Бабушка научила. Говорят, у меня неплохо получается. Я попробовал.
— Бабушка не зря старалась, — сказал я. — Здорово, Гилви. Не, на самом деле здорово! Малина классная…
— Спасибо, — Гилви неожиданно зарделась. — Ну… так я пойду, да?
— Ага, конечно. Телик включи, мне он мешать не будет.
— А я?
— Что «ты»?
— Я тебе мешать не буду?
— С какой стати? — удивился я. — Нет, конечно.
Она выразительно подняла брови, но ничего не сказала. Повернулась, ушла в комнату. Я отхлебнул чаю и раскрыл книгу.
12
…К концу дня 11 июля 1943 года 5-я гвардейская танковая армия сосредоточилась в районе контрудара. Командующий Воронежским фронтом маршал Ватутин усилил армию генерала Ротмистрова 2-м гвардейским танковым Корпусом, 2-м танковым корпусом, 1529-м самоходно-артиллерийским полком, 522-м и 148-м гаубичными артиллерийскими полками, 148-м и 93-м пушечными артиллерийскими полками, а также 16-м и 80-м полками гвардейских миномётов. Вернувшись в штаб, вечером 11 июля генерал Ротмистров передал своим частям приказ Ватутина, гласивший: «На рассвете 12 июля во взаимодействии с войсками 1-й танковой и 5-й гвардейской армий нанести решительный удар с целью разгрома противника юго-западнее Прохоровки и к концу дня выйти на линию Красная Дубрава — Яковлева».
13
Я бы хотел оказаться там. В аду и грохоте столкнувшихся танковых лавин. Пятая гвардейская танковая армия, устремившаяся в самоубийственную атаку, — без малого две пятых машин (тридцать девять процентов, если быть точным) в её боевых порядках составляли лёгкие Т-70, не представлявшие практически никакой угрозы для тяжёлых «тигров», «пантер» и Т-IV — кроме как с дистанции пистолетного выстрела.
14
… Численность танков в танковых корпусах 5-й гвардейской танковой армии на 11 июля:
18-й танковый корпус: «Черчилъ» — 21; Т-34 — 103, Т-60 и Т-70 — 63;
29-й танковый корпус: KB — 1, Т-34 — 130, Т-60 и Т-70 — 85; СУ -76 — 9; СУ-122 — 12…
15
233 «тридцатьчетверки» и 148 лёгких танков, бесполезных даже в ближнем бою…
Там умирали мои предки. На скверных «тридцатьчетверках» с ещё более скверной оптикой — против первоклассных боевых машин Рейха, поражавших русские танки с двух километров — против жалких пятисот метров, с которых пушка Т-34 ещё могла осилить немецкую броню.
Пятая гвардейская потеряла в том бою три четверти своих танков. Но задачу она выполнила. Рейх не прошёл в Прохоровку. И пусть тот же Гланц задним числом теперь уверяет, что танковый корпус СС «и не собирался наступать». Пусть. Я знаю правду.
Чай быстро кончился в кружке. Как хорошо, когда можно просто протянуть руку за чайником и…
— Рус! — негромко окликнула меня Гилви.
Я повернулся. И не то чтобы обомлел — не мальчик, слава богу. Но что изрядно удивился — это точно.
Она стояла в дверном проёме. Как сказал бы какой-нибудь литератор — полуобнажённая. Хотя я сам предпочитаю более простое «полуголая». Во всех обязательных к ношению «подружками» подвязочках, чулочках и прочих деталях женского нижнего туалета, названиями коих я никогда не интересовался. Далька, например, и лифчика-то отродясь не носила.
Очевидно, Гилви, в свою очередь, как и dame гауптманн, следовала каким-нибудь методичкам Академии Военной Психологии.
Наверное, всё это должно очень сильно возбуждать. Не знаю, может быть, я ненормальный — с точки зрения методичек. У меня лично всё это вызывает чувство стыда с поджиманием пальцев в ботинках.
— Красивая? Нравлюсь? — осведомилась она, кокетливо выгибаясь. — Может, всё-таки отложишь книжку и перейдём к несколько более весёлым занятиям?
— Гилви, — осторожно сказал я, не закрывая книгу. — Прости, пожалуйста, зачем тебе это надо? Прошлый раз всё было хорошо. И тебе, и мне. Зачем всё это… представление? Можно подумать, ты от желания умираешь. Господи, Гилви, я же знаю — у тебя тяжёлая, выматывающая работа. Работа, а не удовольствие. Удовольствия от очередного рекрута в твоей постели ты не получаешь. Совсем даже напротив. По-моему, радоваться надо, что мне от тебя ничего не нужно.
— А ты думаешь, мне приятно, что ты на меня как на бревно смотришь? — вспыхнула она. — Что лучше всего меня бы тут совсем не было?
— Прости, Гилви, — я поднялся. — Не хотел тебя обидеть.
Она скорчила гримасу.
— Не хотел, не хотел, я знаю… Просто обидно, что я для тебя вообще не существую. В кои веки зашёл нормальный хороший парень — и на тебе…
— Откуда ты знаешь, что я нормальный? — заметил я. — Нормальный бы, наверное, тебя бы успел уже раза два, а то и три…