Старушка сразу помрачнела, достала из кармана платок и приложила его к увлажнившимся глазам.
– Розочка умерла два дня назад! Ее только что похоронили, – сообщила она мне.
Я была искренне потрясена этим известием.
– А что с ней случилось? – спросила я.
– Она долго болела, у нее был хронический панкреатит, гипертония, ноги отнимались. Она же инсульт перенесла! Ох, она всю жизнь болела. С детства болела, такая была слабенькая! Если бы не покойный дядя Изя, который откармливал ее в детстве медом со сливочным маслом, она бы не дожила до такого глубокого возраста. А ей было уже семьдесят восемь. К тому же, и с сыном ее беда приключилась! Какая же беда приключилась! Боже ж мой, боже ж мой, какое горе! Ни одна мать не в состоянии вынести такого. Тем более, что она была очень привязана к Левушке, мы его именно так в семье называли, – запричитала старушка.
Я сочувственно кивала.
Вдруг у нее в голове что-то щелкнуло, и она подозрительно уставилась на меня.
– Извините, а кто вы такая?
– Я частный детектив. Расследую смерть Льва.
– Ах, боже ж мой! – снова воскликнула старушка. – Проходите, меня зовут Сара Львовна. Извините, что я держу вас в прихожей, мне, к сожалению, нечем вас угостить. Какое благородное у вас занятие! – она повернулась и заковыляла внутрь квартиры. – А, извините, кто вам платит за расследование?
– Это не важно, вы, скорее всего, не знаете этих людей, – махнула я рукой. – Могу сказать только, что это друзья Льва. Скажите…
– Да-да, я вас слушаю! – перебив меня, почти пропела Сара Львовна и указала мне на стул. – Садитесь, спрашивайте меня, если что-то нужно. Боже мой, бедная Розалия! – скосила она взгляд в сторону портрета женщины, удивительно похожей на саму Сару Львовну.
Я наконец поняла, что предо мной – родная сестра умершей матери Маркова, его тетка. Хотя женщина и не представилась мне ее сестрой, но внешнее сходство их было очевидным, к тому же, это легко определялось и по отчеству.
– Я специально прилетела в Германию, чтобы выяснить несколько моментов. Я хотела поговорить с Розалией Львовной, но, к сожалению, поскольку с ней произошло это прискорбное событие, я вынуждена обратиться к вам.
– Да-да-да, я вас внимательно слушаю, – закивала головой старушка.
– Я пытаюсь выяснить мотивы, из-за которых Леву могли убить. Возможно, все случилось из-за денег...
– Ах, деньги! – перебила меня Сара Львовна. – Проклятые деньги, они всю жизнь приносят одно зло! Из-за них рушатся семьи, чувства, жизни...
– Так вот, – продолжала я. – Может быть, вы знаете, кому Лев их отдавал?
– Ах, боже мой, какие у него деньги? Они жили так бедно, Розочке даже не на что было купить лекарства. Абсолютно все уходило на питание и на оплату этой квартиры! Он весь день сидел за баранкой, а зарабатывал сущие гроши!
– То есть, после смерти Льва у его матери не осталось никаких сбережений?
– Совсем никаких, я сама похоронила Розочку, и на счете осталась тысяча марок. Скажу вам, это сущие пустяки, потому что здесь все так дорого, ужасно дорого!
– Но подождите, он же в России продал квартиру, машину, дачу... И даже всю мебель. Это довольно приличные деньги!
– Здесь все очень дорого, – повторила Сара Львовна со скорбным видом. – К тому же, Левушка был такой непрактичный, он отдал свое имущество буквально за гроши, Розочка так переживала по этому поводу! Гарнитур хороший, на который я в свое время им тысячу рублей дала, еще в семьдесят пятом году, он отдал за восемьсот! По сегодняшним деньгам, это – ничто! Представляете, какое возмутительное легкомыслие! И потом, здесь нужно было как-то обосноваться, купить новую мебель, и он еще зачем-то купил машину, хотя сам был таксист! И вот теперь она стоит – и никому не нужна, мой бедный муж не в состоянии сесть за руль, поскольку он очень болен. И теперь ее нужно продать, а кто здесь купит эту старую машину? Такие машины здесь не покупают, ее нужно везти в Польшу, а кто ее повезет?
– Вы не знаете, были ли у Левы дела в России и почему он вообще туда поехал? Ведь здесь он нормально устроился...
– Ой, не знаю, я ничего не знаю, Розочка тоже переживала! Ведь там нужно было начинать все практически заново, и потом, у Розочки было больное сердце, она страшно волновалась, он мог бы об этом подумать!
– А что говорил он сам?
– Сказал, что устроится там гораздо лучше, если все будет так, как он хочет. А если нет, то он вернется и будет по-прежнему жить здесь. У него же теперь был паспорт, он – гражданин Германии! По-моему, он хотел там получить какие-то деньги.
– Какие деньги? – насторожилась я. – Вы ничего не знаете об этом?
– Ах, откуда мне знать? – всплеснула руками Сара Львовна. – Я живу в Дортмунде, это не так близко, нужно ехать через весь Рур, а это очень дорого. Мы с мужем вынуждены экономить каждую марку, буквально каждую марку! Но Левушка почему-то был настроен очень весело, он был уверен, что там будет получать больше денег. Ах, эти деньги, они его и сгубили! И я не знаю, куда они дели деньги от продажи квартиры! Вот вы сказали, и я задумалась. Ведь они жили так бедно... Розочка была такая скрытная, такая скрытная! Как будто я не ее младшая сестра и не имею права знать! – обиженно закончила она и закурила длинную сигарету с мундштуком.
– Вы не знаете, где Лев работал?
– Я же сказала, он был таксистом, – пожала плечами Сара Львовна.
– Где именно? В какой фирме?
– О, это где-то в Кельне, я не знаю. Кельн – большой город, просто ужасный город!
– Как это можно выяснить? Может быть, у Льва остались какие-то документы? И вообще, не могли бы вы показать мне все их документы, это ведь нужно для того, чтобы найти его убийцу...
Сара Львовна вздохнула и полезла в шкаф. Немного погодя она выложила передо мной кипу бумаг. Я принялась сосредоточенно их рассматривать, краем уха слушая причитания старой женщины и ее рассказы о том, как она жила в Союзе, как наконец-то уехала из «этой страны» в Германию и как на старости лет она наконец-то живет более или менее ничего. Но, заметив на моем лице удивление, она принялась снова прибедняться и говорить, что здесь все дорого и она не может многое себе позволить.
Из документов мне удалось узнать лишь точный адрес фирмы, в которой работал Лев Марков. Остальные бумаги представляли собой счета за телефон и другие коммунальные услуги. Просматривая телефонные счета, я обнаружила, что Марков довольно часто звонил в Россию, гораздо чаще, чем требовало этого, например, его общение с Заботкиными, Гайворонским и всеми другими. Лиманская отказывалась от того факта, что она поддерживала с Левой оживленную телефонную связь, остальные, вроде бы, тоже… Кому же так часто звонил Лева? К сожалению, счета не дали ответа на этот вопрос – там стоял только код России и города – Тарасова.
Мне оставалось только поблагодарить сестру покойной Розалии Львовны и поспешить к двери. Причем, отделаться от тети Сары было не так-то просто, поскольку она под конец совсем разговорилась и рассказывала уже о своей бурной советской молодости, когда она никак не могла сделать выбор между двумя своими женихами, но когда не было такого ужасного разврата, как сейчас.
Выйдя из подъезда, я вдохнула теплый весенний воздух – а в Европе весна была уже в самом разгаре – и поняла, что я проголодалась. Так что я решила немного перекусить в ближайшем кафе. По инерции я открыла сумочку, решив проверить, в порядке ли моя кредитная карточка. Вокруг никого не было, эмигрантский микрорайон жил своей неторопливой, неброской жизнью.
– Ти-хо... – тяжелая рука вдруг зажала мне рот, а на шее я почувствовала острие ножа.
– Что вам надо? – попыталась произнести я, но на самом деле получилось у меня только невнятное мычание.
– Молчи, тебе сказано, – голос звучал без какого бы то ни было акцента, абсолютно по-русски. – За дом! Топай, топай!
Мне ничего не оставалось делать, как последовать за угол дома. Позади шел напавший на меня неизвестный субъект. Я ощущала его дыхание за своей спиной и думала – что мне следует предпринять?
Как только мы завернули за угол дома, он повернул меня лицом к себе, и я увидела перед собой здоровенного детину с ежиком светлых волос на макушке.
– Ну, ты кто такая? – спросил он, крепко сжимая в руке нож.
– Татьяна, – ответила я, покосившись на его орудие.
– И чего ты тут вообще?
– Ну, как? – растерялась я, поскольку вопрос был какой-то неконкретный. – Я к Розалии Львовне приехала...
– Это я понял, не дурак, – парень цыкнул и сплюнул сквозь зубы. – Я спрашиваю, зачем ты к ней завалилась?
– Поговорить о ее сыне, – честно ответила я.
– И что? Где деньги? – быстро спросил незнакомец.
– Этого я не знаю.
– Не знаешь? – угрожающе надвинулся детина.
Мне, признаться, уже порядком надоело мое положение заложницы, и я не стала церемониться. Резко выбросив вперед ногу в остроносом ботинке, я двинула парню по коленной чашечке. Он взревел от боли и согнулся пополам, и я тут же врезала ему коленом по подбородку. Когда же голова парня мотнулась назад, и он вынужденно разогнулся, я ударила его еще и под дых. Это заставило его снова принять согнутое положение. Несколько раз качнувшись вперед-назад, как игрушка-трансформер, парень совсем задохнулся и, выпучив глаза, попытался вдохнуть.
– Вы уж простите, достопочтенный герр, не знаю вашего имени, будьте любезны назвать мне его! – усмехнувшись, сказала я.
Парень, как вытащенная из воды рыба, жадно ловил ртом воздух, и вид у него при этом был весьма придурковатый. Видя, что он более-менее оклемался, я на всякий случай несильно вывернула его правую руку за спину, снова перегнув его пополам – так, на всякий случай, чтобы он не рыпался. Нож выпал, и я носком туфли отшвырнула его подальше в сторону.
И тут краем глаза я заметила едущую по улице машину с яркой надписью «Polizei». На большой скорости она подлетела к месту, где разговаривали мы с незнакомцем, и резко затормозила. Бандит среагировал на удивление резво. Он тут же попытался высвободить руку и задать стрекача, но я держала его крепко. А из машины уже выскакивали полицейские, наводя на бандита пистолеты. У одного был даже маленький автомат.
– Хальт! – заорали полицейские.
– Если скажешь, кто ты и зачем на меня напал, я промолчу про нож, – быстро проговорила я.
Бандит, видимо, оценив свое незавидное положение, так же быстро ответил:
– Леха Марков! Брат я Левкин.
– Горячий? – уточнила я.
– Ну да, – хмуро признался Марков, и в этот момент его скрутили подоспевшие полицейские.
Далее посыпались вопросы по-немецки, на которые ни Горячий, ни я внятно ответить не сумели. Тут один из полицейских протянул к Горячему руку и властно потребовал:
– Аусвайс! Виза, виза! Паспорт!
Марков полез в карман и достал свой паспорт. Полицейский раскрыл его, посмотрел, улыбнулся и сказал что-то своему товарищу. После этого все немцы засмеялись. Я не поняла, о чем шла речь, но была благодарна им за то, что рядом с эпитетом «русиш» не прозвучало слово «швайн». Хотя, вполне возможно, это слово давно сменилось на другое, не менее, а может быть, даже и более нелицеприятное. Я тоже вынула свои документы из сумочки и протянула их полицейским. Я знаками показала, что Марков мне не угрожал и что это какое-то недоразумение. Однако полицейские, объяснив что-то по-немецки Маркову и постоянно тыча пальцами в его паспорт, повели его к машине.
– Да что вы гоните?! – упирался он ногами. – Что я сделал?!
Я последовала за ними и попыталась объяснить полицейским, что мне нужно закончить свой разговор с Марковым. В это время подъехала еще одна машина, куда и усадили Горячего.
Завершилось все тем, что мне разрешили сесть рядом с ним в машину, и мы поехали вместе в полицейское управление. По дороге я немедленно принялась допрашивать бандита.
– Что тебе известно о деньгах твоего брата? – начала я.
– Ничего, – раздраженно произнес Горячий. – В том-то и дело, что ничего!
– Он тебе должен был?
– Ну, так... – замялся тот. – Я все же брат его, хоть мамки у нас и разные. Отмазывал я его пару раз, в дыню, там, дал одному... – криво ухмыльнулся он.
– Это ты его грохнул?
– Да ты что?! – изумленно воззрился на меня Горячий. – Да я, может, вообще, последний с ним, живым, разговаривал!
– Стоп, стоп... – насторожилась я. – Ну-ка, давай-ка поподробнее! Нож еще можно найти, а на нем – твои отпечатки. Я вот почему тебя спрашиваю: я расследую убийство твоего брата, а ты мне мешаешь! Так что давай, выкладывай все про последний разговор. Когда это было?
– Ну, это я потом понял, что он был последний, – сказал Марков-младший. – Восьмого числа это было, февраля, в смысле. Я еще с пацанами дело одно разруливал, вдруг слышу – мобила запищала. Ну, я ответил, слышу – Левка! Я – ни фига себе! Говорю, откуда ты? А он такой злой, говорит, из Москвы он, разобраться ему кое с кем надо. Мол, человечек один его подставил на бабки, круто. Я ему говорю – как же я тебе с ним отсюда разберусь? А он говорит – и не надо отсюда, мол, у человечка этого в Тарасове хата. И, говорит, записывай адрес и имя. Я говорю, давай, я запомню. Где мне там записывать-то? И тут он говорит: «Значит, Са...» – и все! Конец! Связь отключилась, гудки короткие запищали. Я сначала решил, что это связь такая плохая, думал, он перезвонит. А он – все! К тому же, там кипеж какой-то поднялся под конец разговора. Я потом понял, что в этот момент и грохнули его.
– Откуда он звонил, не сказал подробно?
– Шум какой-то был, я думаю, может, он из тачки звонил? – пожал плечами Горячий.
– Значит, Са... – задумчиво произнесла я. – Точно? Может быть, какой-то другой слог?
– Да не, точно, точно! – уверенно закивал Марков.
«Вроде, не врет», – подумала я и спросила:
– А чем он собирался в России заниматься, не знаешь?
– Да я вообще ничего не знаю! Я его сто лет уже не слышал и не видел! Он, как хату с тачкой продал – сразу умотал.
– Зачем ты сюда приехал?
– Как это – зачем?! – искренне удивился Марков. – У Левки, кроме меня, вообще никого не осталось. А мамка его, вон, тоже одной ногой в могиле стоит. Кому бабки-то после ее смерти достанутся?
– Вообще-то, Розалия Львовна уже умерла, – поведала я.
– Ох, ни фига себе! – присвистнул Горячий и почесал затылок.
Из дальнейших слов его я выяснила, что Алексей Марков приехал в Германию совсем недавно. Он тоже направился к Розалии Львовне, чтобы узнать у нее, где Левкины деньги. Решив для начала на всякий случай осмотреться, он прохаживался вокруг дома, пока не заметил меня.
Убедившись, что я посещала именно Белявских, он и решил на меня надавить и узнать, кто я такая и что здесь делаю. Но, видимо, не просчитал различия в русском и немецком менталитетах. Если в России вряд ли нашелся бы энтузиаст, вызвавший милицию при виде того, как кто-то тащит за угол неизвестную женщину, то здесь люди среагировали четко. И еще, Марков не учел, что я тоже не лыком шита и меня паршивеньким ножичком не напугать! Благодаря этому мне и удалось из «заложницы» превратиться в допрашивающую.
Больше Марков ничего не знал о том, кому его брат пересылал деньги в Россию и зачем, на чем Лева собирался зарабатывать в Тарасове – он тоже себе не представлял и не мог предположить, с кем Марков-старший сидел в машине перед своей гибелью.
У полицейского управления я вышла из машины, закончив свое общение с Горячим, у которого обнаружились какие-то проблемы с визой. Ко мне у полиции претензий не было, и я отправилась восвояси.
* * *Наконец-то, уставшая и физически, и психологически, я перекусила. Хотя в этом кафе мне все показалось не таким вкусным, как у нас в России, но все равно, еда мне понравилась. Голод я утолила, появились силы продолжать дело. Уже перевалило за два часа дня, мне следовало поторопиться.
По адресу из бумаг Левы я легко нашла фирму, занимавшуюся частным извозом. И опять потратила кучу времени, на пальцах и на не очень-то совершенном своем английском объясняя менеджеру, полному блондину с круглым лицом, чего я хочу. Наконец, до его бюргерского ума дошло, что речь идет о некоем русском по фамилии Марков. Он поднял белесые брови и что-то выкрикнул в глубину офиса.
На его зов явился мощный мужчина, выше метра восемьдесят ростом, с добродушным, словно откормленным салом лицом.
– Яцек, дайне фрау… фюр Лев Марков, – сказал менеджер.
Богатырь нахмурил брови, взглянул на меня и спросил:
– Пани мовиц по-польску?
– Нет, могу чуть-чуть по-украински, – смущенно улыбнулась я, в Украине мне доводилось бывать не раз, и их национальная речь была мне все-таки немного знакома. К тому же, украинский все же ближе к русскому.
– Добже, Украйна, Польска, една мова, нэвельки розрожнення...
И поляк Яцек, видимо, тот самый, о ком упоминал Марков в своем письме Гайворонскому, пригласил меня пройти в соседнее кафе. Кое-как, используя знакомые нам обоим украинские слова, мы все же поняли друг друга. Яцек выразил свое сожаление в связи со смертью, как он назвал, Лео. Официальное сообщение о его гибели еще, оказывается, не успело дойти до Германии. Более того, Яцек крайне изумился, узнав, как именно погиб Марков.
– Вам, наверное, часто приходилось с ним общаться? – начала я задавать свои вопросы.
– Да, почти каждый день, – ответил поляк.
– Он вам рассказывал о России? Может быть, вы знаете, кому он туда звонил, с кем поддерживал связь?
– О, да! Был там такой человек, как это сказать... – Яцек поиграл руками в воздухе и виновато улыбнулся. – Странный! Лео даже в Баварию ездил из-за него, потому что тот его попросил. Он, вроде, король какой-то... Как ему кажется.
Я невольно улыбнулась, вспомнив одержимого своей манией величия Гайворонского.
– Да, я знаю эту историю, – кивнула я в ответ. – Но, может быть, был и еще кто?
– Да, он звонил какому-то парню, но как его зовут... – наморщил лоб поляк. – Мы не знаем. Лео никогда о нем не рассказывал. Даже как будто скрывал он это от всех.
– Зачем Лев ему звонил, вы тоже не знаете?
– Нет, – пожал плечами Яцек. – Хотя... Он все время спрашивал, как идут дела, и сильно досадовал. Лео вообще был нервный. Я и Ахмет – это мой друг из Албании – просили его пойти к врачу, но он говорил, что это дорого. И вообще, руками махал на нас... Ругался, говорил, что он – нормальный мужик. Хотя, мы просто хотели, чтобы он стал поспокойнее.