— А я думал, что только мать Локе родом из Хаоса.
— Как это похоже на Локе, — саркастично выговорил Эйбер. — Он всегда считал, что только его мать чего-то достойна — ведь это же его мать, а не чья-нибудь! Она, между прочим, двоюродная сестрица короля Утора. И то, что Локе привязался к отцу и удрал, чтобы шататься по Теням, разбило ей сердце.
— А твоя мать? — спросил я. — С ней что случилось?
— Ну, если сравнивать с матерью Локе, в ней ничего такого особенного не было. Но она любила отца, хотя он отверг ее и смылся в какую-то Тень вскоре после моего рождения. Она умерла, и я ее плохо помню.
— А что же случилось?
— Она попыталась последовать за отцом в ту Тень, но у нее это не получилось… — У Эйбера сорвался голос. — Ее нашли мертвой. Она была подвешена на дыбе. Все думали, что это дело рук отца, но оказалось, что над ней поизмывались фанатики, поклонявшиеся вулканам. Принесли ее в жертву.
— Прости, — проговорил я и сочувственно кивнул. Похоже, смерть матери Эйбера была не самой красивой. И тут я вспомнил о том, как по пути в Джунипер отец расставлял ловушки для всевозможных пакостей, начиная от торнадо до гигантских хищных летучих мышей, то есть для всех, кто мог за нами погнаться. И если матери Эйбера было суждено угодить в одну из таких ловушек, можно было не дивиться тому, что она рассталась с жизнью. Эйбер философски вздохнул.
— Это было давно. Тогда Тени были совсем новенькие. У людей не было такого опыта в обращении с ними, какой есть теперь, не было страха перед Тенями.
— Ты о чем? — удивился я. — Что значит: «Тени были совсем новенькие»?
Эйбер странно глянул на меня.
— То самое и значит.
— Но как они могут быть новенькими?
— Ну… Они просто вдруг возникли в один прекрасный день. Все эти миры Теней… Джунипер, Илериум твой и все остальные… Их ведь долгое время не было. А в какой-то день они вдруг появились. Я думал, про это все знают.
— Только не я, — признался я. Мне пришлось в очередной раз пересмотреть свои воззрения на устройство мироздания. — Я думал, они были всегда. Их всегда называли Тенями… вот я и думал, что это тени, отбрасываемые Владениями Хаоса. По крайней мере, Фреда мне рассказывала что-то в этом роде.
— Это одна из теорий, — пожав плечами, изрек Эйбер. — Хаос отбрасывает Тени. В одной из них — Запределье — мы находимся в данный момент. Это самая близкая к Владениям Тень, и она всегда была здесь, насколько мне известно. То есть она настолько близка к Владениям, что ее считают частью Хаоса. Но другие Тени… хорошие, куда так любит отправляться в странствия отец и все остальные… в пору молодости моей матери их не существовало.
— И когда же они появились?
Эйбер на минуту задумался.
— Точно не знаю. Может, пятьдесят лет назад, по меркам Хаоса. А может быть, чуть раньше.
— И что, вот просто так взяли и появились?
— Ну… все было не так-то просто, если верить тому, что мне рассказывали. Я при этом не присутствовал, если уж на то пошло. Судя по рассказам моей бабки, на Владения Хаоса налетела страшная буря. Никто ничего подобного до того дня не видел. Небо почернело и замерло. Звезды угасли. А потом земля затряслась и разверзлась, и разрушились целые города. Тысячи людей погибли. Только потом все стало понемногу утихать… но — по крайней мере так рассказывала моя бабка — больше уже так хорошо, как раньше, не было.
— А сколько лет нашему отцу? — полюбопытствовал я, чувствуя странный испуг — такой сильный, что даже мурашки по коже побежали.
Эйбер пожал плечами.
— Теперь уж и не знаю. В Тенях время течет по-разному. А он там долго прожил. Но его старшему сыну — по летоисчислению Хаоса — должно быть сейчас лет тридцать пять — сорок.
— Значит, отцу столько лет, что он уже мог жить, когда случилась та страшная буря — та самая, которая сотрясла Хаос перед рождением Теней?
— Ну да. Я точно знаю, что он уже жил тогда. А что?
— Да нет… ничего. Просто интересно.
Я не стал говорить о неожиданно родившихся у меня подозрениях. Итак, отец был довольно стар. Он интересовался наукой и ставил всяческие эксперименты. А что, если наш драгоценный папочка не просто возлюбил эти новорожденные Тени, а имел какое-то отношение к их созданию?
Да нет, быть не может. Как один человек мог сотворить тысячи тысяч миров? Никто не владеет таким могуществом. Такой человек был бы равен богу. А если наш отец и был наделен богоподобным могуществом, он этого никак не выказывал. Он допустил, чтобы все мы оказались в западне в Джунипере. Он позволил, чтобы его дети погибли от рук неведомых врагов. Нет, эта мысль была идиотской, нелепой, и я тут же выбросил ее из головы.
И все же какая-то отдаленная частичка моего сознания понимала: такое могущество могло превратить отца в человека, которого боялись. Тогда становилось понятно, почему кто-то так старался убить его… и всех нас… Ведь правда, этим могло многое объясняться? Ведь могло же?
ГЛАВА 16
Миновало несколько часов, а гроза все не унималась. Напротив — казалось, она разгуливается все сильнее. Я постоянно слышал шум ветра, похожий на рев дикого зверя, но теперь я знал, что ветер настоящий, а не плод моего воображения и не галлюцинация. Гром тоже грохотал, не переставая, и я все время слышал его приглушенное ворчание.
Мы с Эйбером еще дважды подходили к входной двери и выглядывали во двор. В последний раз мы увидели над стеной три вертящихся вдали смерча. Их воронки были чернее ночи. И вот что странно: смерчи не плыли над землей, как в Илериуме. Эти торнадо торчали, как привязанные, на одном месте и раскачивались туда-сюда, будто маятники гигантских часов.
— Тебе случалось раньше видеть здесь смерчи? — спросил я у Эйбера.
— Нет, — ответил он. — И мне не кажется, что это — добрый знак.
— А ты можешь с ними что-нибудь сделать?
Эйбер весело глянул на меня.
— У тебя преувеличенные представления о моих магических способностях.
Я рассмеялся.
— А я-то думал, что всю жизнь недооценивал людей. Настало время переоценивать!
Эйбер тоже рассмеялся, но как-то неуверенно.
Прошло немало времени, и стражники вдруг спросили, нельзя ли им поупражняться в фехтовании в вестибюле при входе в дом. Было понятно, что выходить из дома при грозе не стоит.
— Валяйте, — сказал я капитану Неоле и взглядом попросил у Эйбера поддержки. Как я ожидал, он едва заметно кивнул. — Только смотрите, не разбейте тут ничего.
Солдаты сдвинули в сторону лампы, напольные светильники и разную мебель, чтобы выкроить побольше места для упражнений. В итоге выяснилось, что вестибюль — довольно просторное помещение. Фехтовальщикам тут ничего не мешало, кроме двух рядов высоких каменных колонн, стоявших посередине.
Для начала солдаты размялись, а потом разбились на пары и принялись драться на мечах. Я наблюдал за ними, стоя на пороге двери, ведущей в библиотеку, и, честно говоря, немного завидовал им. Мне ужасно хотелось к ним присоединиться и на несколько часов забыть обо всем, кроме изнурительных тренировок. Но я понимал, что мне пока рано подвергать себя такой нагрузке. Усталый, измученный, страдающий головной болью, от которой, казалось, того гляди расколется голова, я ничего сейчас так сильно не желал, как того, чтобы свернуться клубочком в кровати и проспать несколько суток подряд.
— В общем, так, — сказал я Эйберу. — Я пошел баиньки.
Он удивился.:
— Уже?
— Я готов, — ответил я. — То видения, то молнии. Моя бедная голова может треснуть. Разбуди меня, если на нас нападут и примутся убивать или если папуля заявится. А если что другое, ты лучше сам разберись!
— Ты сможешь сам добраться до своих комнат?
— Конечно. — Я и вправду не сомневался, что дорогу найду — по крайней мере, если поднимусь по главной лестнице. Я уже довольно часто ходил по ней. — А ты? У тебя ведь тоже нелегкий денек выдался.
— Что верно, то верно. Но сначала мне нужно сделать кое-какие дела.
— О?
Эйбер рассмеялся.
— Не думай, ничего веселого и интересного. Просто надо написать несколько писем.
— Кому-нибудь, кого я знаю?
— Так… Пятая вода на киселе. Троюродные, четвероюродные… Но я надеюсь, что они посочувствуют нашей беде.
— Неплохая мысль, — сказал я. Сейчас я размышлял как солдат: нужно было найти союзников и повести их в бой на своей стороне. Если бы у меня тут были знакомцы, я бы точно, долго не думая, попросил их о помощи.
Эйбер подошел к письменному столу и вынул из ящика гусиные перья, небольшой перочинный ножичек и писчую бумагу.
Когда я уходил, он уже сидел за столом. Меня проводило мерное поскрипывание пера.
Благополучно добравшись до своих комнат, я разделся и отдал одежду Горацию. Тот сначала, похоже, собрался уйти и унести одежду, но помедлил.
— Сэр?
— Что тебе?
— Мне сегодня нужно за вами смотреть, пока вы спать будете?
Я подумал и покачал головой.
— Не нужно. Все в порядке. Ступай спать, отдохни хорошенько.
— Слушаюсь, сэр!
Мне не пришлось его уговаривать — он поспешил в свою комнатушку и торопливо закрыл за собой дверь — наверное, боялся, что я передумаю.
Я направился к кровати. Простыни и одеяло едва заметно шевельнулись. В постели кто-то лежал. Кто? Убийца? Или со мной снова шутил шутки этот треклятый дом, где все гуляло кувырком и двигалось само по себе?
Я не мог рисковать. Я бесшумно подкрался к стулу, на спинку которого столь бездумно повесил перевязь с мечом. Медленно и беззвучно вытащив меч из ножен, я сделал шажок в сторону кровати, вытянул руку и пошевелил простыни кончиком меча.
Из-под вороха постельного белья выглянуло знакомое хорошенькое личико.
— Реалла! — выдохнул я с радостью и успокоился.
— Меч? — Она опустила глаза, потом посмотрела на меня и улыбнулась. — Вот так ты призываешь возлюбленных на свое ложе, лорд Оберон?
— Не всегда.
Я убрал меч в ножны и вернулся к кровати. Мы поцеловались и просто-таки набросились друг на друга — так, будто занимались этим последний раз в жизни.
Рано-рано утром — ну, то есть я решил, что настало утро — я очнулся от глубокого сна без сновидений, услышав надоедливый и взволнованный голос Эйбера.
— Проснись, Оберон. Если ты будешь так долго валяться в кровати, то совсем ослабнешь!
— Убирайся!
— Я голоден и не желаю завтракать один, поскольку ты здесь. Пора вставать.
Я застонал и закрыл глаза.
— Порт, прогони его вон! — крикнул я.
— Прошу прощения, Оберон, — ответила моя дверь, — но я не вышибала какой-нибудь. Придется вам самолично его выпроводить.
— Ну, хватит, хватит, лежебока! — не унимался Эйбер. Я услышал, как он открыл платяной шкаф и роется в нем. — Да тут у тебя горы одежды. Выбери себе что-нибудь, или я сам что-нибудь подберу для тебя.
Я вздохнул. Вот тебе и спокойное утро в постели. Мне хотелось одного: снова уснуть. Я полночи посвятил любовным утехам с Реаллой, и усталость сказывалась.
— Отец вернулся? — не открывая глаз, осведомился я.
— Нет.
— А адские твари что?
— Не показывались.
— Так почему ты тогда суетишься?
— Есть хочу!
Я повернулся на бок и открыл глаза. От лампы у двери лился вверх золотистый свет. Братец стоял передо мной, подбоченившись и нетерпеливо притопывая ногой. Он держал под мышкой серые шелковые штаны и рубаху.
— Ну что, ты готов одеться? — полюбопытствовал он. — Где твой слуга?
— Спит, как и подобает разумному человеку! — рявкнул я. — И ты иди и поспи еще. Мне надо поспать. Я с тобой попозже позавтракаю.
— Боюсь, не получится. У нас на сегодня слишком много дел. Я ожидаю ответа на мои письма. А ты разве не хочешь еще разок попытать счастья с отцовской Картой?
Я испустил тяжелый вздох. Эйбер явно не собирался смириться с моим отрицательным ответом. Я сел, свесил ноги с кровати и прикрыл наготу простыней.
— Ладно, чума ходячая. Давай сюда одежду.
— Держи.
Он протянул мне рубаху и штаны. Я взял их.
У меня за спиной под грудой простыней пошевелилась Реалла и что-то вопросительно пробормотала спросонья.
— Это пришел мой братик Эйбер, — успокоил я ее и погладил по спине через одеяло. — Спи.
— Это еще кто?.. — вымолвил Эйбер и наклонился, чтобы приглядеться получше.
— Не суй свой нос в чужой вопрос, — посоветовал я ему. — Я знаю, ты меня осудишь, но я ничего не мог с собой поделать. Она красива и умна…
И тут мой брат вдруг в страхе ахнул и отскочил назад. В следующее мгновение он обвел комнату отчаянным взглядом и стал знаками показывать мне, чтобы я молчал и поскорее вставал с кровати. Подбежав к письменному столу, Эйбер схватился за рукоять моего меча.
— Да в чем дело-то? — зевнув, недоуменно осведомился я.
— Оберон, — почти шепотом выговорил Эйбер. Из-за того, что это было сказано так тихо и сдержанно, я не на шутку разволновался. — Отойди от кровати. Не спорь со мной. Быстрее. Ты в беде.
У меня перехватило дыхание. Я? В беде? Что он там такое увидел?
Я вдруг окончательно проснулся, встал и сделал два широких шага в сторону двери. На панели возникла озабоченная физиономия Порта.
— В чем дело? — требовательно вопросил я. Реалла заерзала на кровати, повернулась на бок и приоткрыла глаза.
— Оберон? — проворковала она.
— Не шевелись, — велел я ей. Я вернулся к постели и самым внимательным образом осмотрел все на предмет опасности. Я искал взглядом пауков, змей, каких-нибудь местных чудищ, но ничего необычного не нашел.
Реалла, подперев щеку рукой, моргала и вопросительно смотрела на меня. Днем она была еще прекраснее — правда, судить об этом при отсутствии окон было трудно.
Эйбер наконец вытащил мой меч из ножен и развернулся к кровати с мрачным, я бы даже сказал, свирепым, взглядом.
— Эй! — окликнул я его. — Ты что?
— Уйди с дороги, Оберон.
— Да в чем дело-то? — в отчаянии выкрикнул я. — Что ты такое видишь?
— Суккуб!
И он одним проворным прыжком оказался рядом с моей возлюбленной.
ГЛАВА 17
— Подожди! — выкрикнул я и загородил ему дорогу. — Ты соображаешь, что делаешь?
Реалла взвизгнула. Я понимал, что Эйбер намерен убить ее, и я не мог этого допустить. Чем она могла так разгневать его? Почему брат вел себя так безумно и отчаянно?
Эйбер замер на месте. Реалла снова душераздирающе вскрикнула и, закутавшись в простыни, спряталась за спинкой кровати.
— Отойди! — распорядился Эйбер и попытался обойти меня.
Я загородил ему дорогу. Сделав обманный жест, я ловко стукнул брата под ложечку. Эйбер охнул, согнулся пополам, а я, не теряя времени понапрасну, выхватил у него мой меч.
— Да ты что, рехнулся, что ли? — вопросил я, после чего прошагал к письменному столу и убрал меч в ножны.
— Она… — прохрипел Эйбер.
— Она моя, — свирепо возразил я.
— Она… суккуб!
— Кто-кто? — переспросил я.
— Женщина-демон — Эйбер гневно воззрился на Реаллу. — Они питаются кровью своих любовников. Да ты посмотри на себя, Оберон! — Он ткнул пальцем мне в грудь. — Вот они, отметины! Она сосала у тебя кровь!
Я поднял руку и невольно притронулся к груди. Припухлость, которую я заметил вчера, не исчезла, она только немного опала. Но теперь рядом с ней образовался новый бугорок.
Меня словно холодом обдало. Реалла пила мою кровь? Неудивительно, что, просыпаясь, я уже дважды обнаруживал ее в моей постели. Неудивительно, что ей так хотелось быть со мной. Я не мог поверить в то, что меня так легко провели.
— Реалла, — проговорил я нарочито спокойно. Я не желал показывать ей, как я на самом деле зол. — Думаю, ты не знакома с моим братом. Его зовут Эйбер.
— Нет, Оберон, — проговорила она, выглянув из-за кровати. — Не имела удовольствия познакомиться.
— Подойди сюда, — велел я ей.
Она безмолвно поднялась и подошла, кутаясь в простыню. Я обвил рукой ее плечи в знак того, что готов оберегать ее.
— Да как ты можешь позволять такой твари лежать в твоей постели? — вопросил Эйбер, переводя взгляд с Реаллы на меня и обратно. — Убей ее! Убей ее и избавься от нее, пока она не убила тебя!
— Реалла — милая женщина. Мне с ней хорошо.
Я обернулся и посмотрел на нее с игривой улыбкой. То, что я сказал, было чистой правдой. К тому же она была ослепительно красива, а кому когда мешала красота?
— Тебе с ней не так хорошо, как ей с тобой. — Эйбер вздернул подбородок и снова указал на мою грудь. — Ты для нее — всего лишь источник пропитания!
— Нет! — вскричала Реалла. — Я укусила его в порыве страсти! Я не стала бы делать ему больно!
— Т-с-с! — успокоил я ее и ободряюще сжал ее руку. — Тебе вовсе не обязательно оправдываться перед моим братом. И передо мной. Если тебе нужна кровь, ты можешь выпить ее у меня столько, сколько тебе нужно для жизни, но не больше.
Эйбер взвыл:
— Оберон! Ты сам не понимаешь, о чем говоришь! Ты не знаешь, что предлагаешь ей! Она же вылакает у тебя всю кровь, до последней капли!
— Ни за что! — яростно воскликнула Реалла. — Я возьму лишь столько, сколько нужно, не более!
— Я ей верю, — признался я.
— У нее язык без костей, — продолжая сверлить Реаллу гневным взором, процедил сквозь зубы Эйбер. — Они пьют кровь у тех мужчин, которые берут их к себе на ложе. Она будет пить у тебя кровь каждую ночь, пока ты не ослабнешь окончательно и уже не сможешь сопротивляться. Только тогда она предстанет перед тобой в своем истинном обличье.
— В истинном обличье? — я вопросительно взглянул на Реаллу.
— Оно тебе не понравится, — пробормотала она и впервые не стала встречаться со мной взглядом. — Это мне нравится больше. Оно… приятнее.