Впереди показалась просека; он ускорил шаг и оказался на поляне, наполненной лесными запахами и странным мерцающим светом. Выбрался на середину и печально вздохнул.
Неожиданно тени в зарослях показались ему людьми. Он заметил, что за стволами деревьев, изгибаясь в странном танце, перемещаются чьи-то силуэты. Звон бубенцов гхунгхру возвестил об ударах невидимых ног, проник в голову и, создав особенный ритм, разворошил воображение.
Роман застыл, затаив дыхание: музыка невидимого танца проникала все глубже, казалась осязаемой. От нее, как со дна неведомой бездны, начала подниматься незнакомая энергия, ее магический привкус кружил голову и опьянял разум. Воздух вокруг пришел в движение и, уплотняясь, начал стекаться в неожиданную форму.
Роман увидел, как прямо перед ним, в центре поляны, наливаются серым металлом огромные поршни, как наполняются янтарным маслом трубки и тлеют неярким светом провода, как вокруг зарождающегося огромного сердца формируется каркас, растет и заполняется креслами вместительное брюхо, как набухают, словно почки, черные колеса… Он посмотрел на свои руки и увидел, что одежда тонет и растворяется в теле, рюкзак погружается в спину, а разум, наполняясь внутренней силой, становится легким и стремительным. Он ощутил себя частью воздуха, отголоском бойкого танца, запахом цветов и мерцающим в ночи странным светом. Его обновленному взору открылась захватывающая красота родившегося из воздушных потоков существа. Романа охватило желание слиться с ним, пробудить к жизни. И существо призывало, готовое всецело ему подчиниться. Тогда он закрыл глаза и проник в каждый уголок, каждый изгиб, каждый винтик своего нового тела.
Он стал Автобусом.
Теперь пора в путь: Роман создал водителя, как часть себя, как собственную руку. Затем проверил им руль и, нажав на педаль, вдохнул в новый организм движение. По нервам пошел электрический ток, сосуды наполнились ароматом бензина и масла. Автобус самодовольно зарычал и устремился в расступившийся перед ним лес.
Когда желанная дорога была совсем близко, на обочине, в свете фар мелькнула рука — его первая. Подчиняясь новому инстинкту, Роман притормозил. Человек запрыгнул на нижнюю ступеньку и, сложив руки в намастэ, почтительно поклонился.
Это тот, с кем они будут покорять дороги, посещать далекие города и шумные станции, навещать пестрые рынки и перевозить улыбчивых и шумных пассажиров.
Его Контролер.
Андрей Сенников Что-то не отпускает никогда
© Андрей Сенников, 2014
Иркутск — Красноярск — Кемерово
Кровь соленая…
И чуть горькая, как глоток теплого немецкого пива со щепотью соли на краешке бокала…
Он поранил руку за Иркутском, меняя пробитое колесо. Болты на родном литье оказались с «секреткой», о чем продавец забыл упомянуть. Или не захотел… Не бог весть какой косяк, но Ивлев прочухал. Если бы не порванная боковина шины, возможно, он не узнал бы этого до конца перегона. С другой стороны, нестандартные болты всерьез поднимали вопрос о беспробежности машины по родным колдобинам: японцы не мучают себя подобными заморочками. Думать об этом было неприятно. Провозившись часа два, Ивлев соорудил приблуду из стандартного баллонника, пары гвоздей и полосок жести, найденной тут же, на обочине. Мятый и порыжелый лист, от которого он отрезал нужные куски обычными ножницами, валялся рядышком.
Когда прелюдия закончилась, наступила очередь порции качественного секса: то нежного и несмелого, то грубого и напористого; с ласковыми непристойностями жарким полушепотом и похабными матюгами в полный голос. Солнышко припекало. Плавился асфальт, остро пахло гудроном, сухой травой и придорожной пылью. Пот заливал лицо, грудь, прозрачными жемчужинами усеивал спину. Мухи, слепни и пауты, собравшиеся, как ему казалось, со всей долины, жадно слизывали соленую влагу и тут же закусывали горяченьким.
Разумеется, рука сорвалась, и Ивлев распорол тыльную сторону кисти о некстати (или кстати?) подвернувшийся кусок жести. Взрыв негодования разметал на секунду рой насекомых, которые тут же возбужденно загудели, почуяв кровь. Он укрылся в машине, прижимая рану ко рту, но порез оказался слишком длинным, на грудь капало. Доставая аптечку из-под пассажирского сиденья, Ивлев заляпал обивку и тоннель с селектором автомата. Ч-ч-черт! Черт с ним, с пластиком! Серый велюр жадно впитывал кровь, безобразные пятна расплывались на глазах. Ивлев завертелся в поисках тряпки, пальцы скребли пластик дверных карманов, поддомкраченный «Vitz» угрожающе раскачивался, словно спринтер, готовый сорваться с места. Ивлев опомнился и предпочел заняться рукой.
Обрабатывая рану, он шипел сквозь стиснутые зубы и мысленно прибавлял к продажной стоимости машины затраты на химчистку салона. Кое-как наложив повязку, завел двигатель и включил кондиционер. Цифры в глубине приборной ниши по центру передней панели призрачно мерцали зеленым, словно в толще воды. Солнце перекатилось через коротенький «Vitz» и подглядывало в лобовое стекло. Ивлев сидел в машине, стараясь ни о чем не думать, пока кожа не пошла мурашками. Только тогда он заглушил двигатель и выбрался наружу. Ладонь горячо пульсировала.
На удивление, он довольно быстро справился с капризными болтами. Желтый диск банана-докатки издевательски ухмылялся, как четырехглазый смайлик. Ивлев скривил рот в ответ и стал собирать разбросанный инструмент. За три с половиной часа возле него притормозил только патруль ДПС…
Дурацкая затея — гнать «Toyota-Vitz» своим ходом. Литровый движок на трассе больше ста двадцати километров в час не выдавал. Да и те со скрипом и хрипом. До более-менее приличных дорог Ивлев еще держался в колонне «самогонщиков»-попуток, но потом… А все шурин! Экономист хренов. Денег у него, видите ли, на «сетку» нет. Теперь тащись, как черепаха. Ивлев прибавил газ, прислушиваясь. Кажется, задняя правая стойка начала постукивать на ухабах, или ему только показалось? При осмотре, до покупки, все было нормально. Амортизаторы без потеков, в пробной поездке нигде ничего не брякало. Неужели убил стойки? Ну уж нет! Ивлев разозлился. Платить еще и за это он не собирался. Впарит шурину тачку как есть, салон почистит только. Все равно — лох, он и есть лох… Некстати вспомнились нестандартные болты, Ивлев крепче сжал руль: не приведи Дорога, еще что-нибудь вылезет. Всегда что-нибудь вылезает…
В Тугуле, на первой же шиномонтажке, ему озвучили то, что он знал и так: заделать покрышку можно, ездить — нельзя! «Бриджстоуна» подходящей размерности и марки не нашлось. Тратить время на поиски Ивлев не хотел и приобрел тут же, в мастерской, бэушные «Тойо» — резина поплоше, зато и дешевле. Плохо, но ничего не поделаешь, не ехать же до Барнаула на докатке — дороже станет. Он заплатил за шиномонтаж вертлявому парнишке в промасленном комбинезоне и слесарю за ключ к «секретке». Ключик обошелся дороже. Колеса Ивлев менял сам, морщась от тупых болей в поврежденной руке и мстительно присовокупляя затраты к той сумме, которую уже озвучил родственнику по сотовому телефону сразу после покупки. Уж он объяснит, за что…
Ночевать устроился за городом, на пустой площадке для дальнобойщиков. Маленький «Vitz» смотрелся здесь как жук в углу спичечной коробки. Ивлев вяло пожевал хот-доги, запивая еду газировкой. Выкурил пару сигарет, глядя в темнеющее небо над зубчатым гребнем подступающей прямо к асфальту тайги. Выпала роса, воздух увлажнился и посвежел. Спать, спать. Подгоняемый комариным писком, Ивлев забрался в машину. В дороге он любил ночевки на таких вот стоянках, прямо в автомобиле. Он чувствовал себя уютно в маленьком мирке, словно моряк в тесном кубрике. Нарастающий рокот двигателей и шелест шин проезжающих мимо автомобилей сквозь дремоту напоминали шорох прибрежных волн, шипение пены на мокром галечнике. Успокаивали, убаюкивали.
Одиночные ночевки могли оказаться небезопасными, но, к счастью, такое случалось редко. Обычно на площадке «ночевало» несколько машин: перегонщики, дальнобойщики, просто путешествующие на авто, хотя, конечно, последние предпочитали относительную безопасность платных стоянок кемпингов и сомнительный комфорт продавленных кроватей. Впрочем, сколько денег — столько песен… В эту поездку Ивлева поджимало. Устраиваясь на ночлег, он не забыл переложить травматический «Удар» из сумки в карман водительской двери, аккурат под правую руку. Аргумент слабоватый, но все-таки…
Он погрузился в сон.
Часа через три его разбудил телефонный звонок.
— Ты где? Уже подъезжаешь?..
Ивлев уловил знакомые интонации, еще не разобрав смысла. Она была пьяна.
— Через два дня, — сказал он. — Дети дома?
— Ты где? Уже подъезжаешь?..
Ивлев уловил знакомые интонации, еще не разобрав смысла. Она была пьяна.
— Через два дня, — сказал он. — Дети дома?
— Дети?.. — Жена удивилась, как будто он спрашивал об инопланетянах. После паузы, заполненной невнятным шуршанием, Ивлев услышал: — Д-дома…
Казалось, она не очень в этом уверена.
— Ты скоро? — повторила она. — Сегодня, да?..
— Через два дня.
Ивлев нажал отбой и, подумав, выключил телефон вовсе. Стервь. Мысль была привычной, не вызывала ни раздражения, ни злости. Некоторые вещи не меняются. Что-то не отпускает никогда… Например, то, что он — водитель, и Дорога цепко держит его сердце паутиной вен. Или, например, то, что его жена…
Он уснул.
Ему снилась грязная вода.
Он сидел в машине, на той же стоянке, где остановился на ночлег. Воздух снаружи был прозрачен и неподвижен, как стекло. Цвета — блеклыми, словно лес, небо и дорога выгорели на солнце. Сперва послышался слабый гул. В отдалении, неясный и слабый, как жужжание весеннего шмеля, только-только выбравшегося из своей норы, а потом сверху на капот «Vitz’a» спикировал крошечный самолетик, вроде Ан-2. За ним волочился грязно-зеленый шлейф чего-то. Биплан взвыл, выходя из пике, и скрылся из виду. На капот обрушились потоки воды. Машину качнуло. Ивлев не пошевелился. Он себя почти не осознавал. Вода прибывала. Самолета не было больше видно, но гудение его двигателя, меняя тональность, не прекращалось. Клочки коричневатой пены ползли вверх по лобовому стеклу, подталкиваемые уровнем воды. Зеленоватая толща мутнела в отдалении. Что-то приближалось из глубины. Дверные уплотнения давили «слезу». Под ногами хлюпало. Потом «лобовик» треснул…
Ивлев открыл глаза и едва не закричал: окна машины были затянуты серой мутью. Низкий, нарастающий гул доносился снаружи. В нем слышалась угроза. Он подался вперед и провел ладонью по стеклу, стирая мельчайшие капельки влаги. Уф, запотело. Сердце колотилось, но уже тише, ровнее. По дороге пронесся здоровенный «МАК» с трехосной фурой. «Vitz» ощутимо качнуло. Ивлев выбрался наружу, поеживаясь от утренней прохлады и разминая затекшие ноги. Жиденький рассвет вяло сочился с неба, оседая на разлапистых ветвях придорожных лиственниц.
Он обхватил плечи ладонями. Несколько мгновений с удивлением разглядывал повязку на левой, потом вспомнил. Действительность быстро заслонила собою сон, и в памяти остались только грязная вода да смутная тревога. Плохой сон, нехороший…
Сразу подумалось о доме: все ли в порядке? Звонок жены и ее пьяная болтовня, словно она и вправду надеялась увидеть его сворачивающим с дороги к дому, хотя несколькими часами ранее он разговаривал с ней из Иркутска. Ивлев включил телефон, но набирать домашних медлил: в Барнауле глубокая ночь, жена вряд ли проснется, а пугать детей ночными звонками он не хотел. Они, конечно, взрослые, но их отец в дороге, и звонок в неурочный час означал бы только одно — что-то случилось. К чему лишние переживания?
Ивлев подождал, сообщений об упущенных вызовах не пришло. Жена не перезванивала. Он немного успокоился, но собрался быстро, наскоро перекусив.
Отдохнувший «Vitz» бодро разогнался и привычно увял на своих ста двадцати. Ивлев сбросил до сотни: чего зря машину насиловать? Да и продавцов полосатых палок дразнить не стоило. Машины с транзитными номерами, с мордами, залепленными автомобильным скотчем, на трассе останавливали охотно, проверяли вдумчиво и со вкусом. За двадцать лет водительского стажа Ивлев перевидал всяких блюстителей ПДД. Нынешние, в большинстве своем, казались ему моложе, жаднее и циничнее, хотя к формальностям относились куда трепетнее прежних. Впрочем, за дорогами не следили ни те ни другие.
Дорога…
Вечная беда и бедовая же любовь, что давно въелась в плоть и кровь вместе машинным маслом и бензиновыми парами. За эти годы много чего было: под лед проваливался, плутал в снежном буране, и сбрасывала его Дорога с себя, словно норовистая лошадь. В беспредельные девяностые его и грабили, и стреляли в него, били, случалось. Когда не удавалось отмахаться, били крепко, да Дорога отводила — не калечили. Собственно, у него и аварий-то серьезных не было, не без Дорожнего промысла. Вот «Лады» гонял из Тольятти. Недалеко от Омска поздней осенью вылетел на пригорок, хорошо вылетел, а под горкой ДТП из трех фур и пары легковушек прямо посреди полотна. Ему с верхотуры и зазор между машинами с игольное ушко показался. Словом, как ни тормозил — потащило. Потом завертело, потом он и сопротивляться перестал, подумал: «Шестым побуду, недолго…» Жигуленок «поймал» дорогу уже за скоплением машин, за дежурным «уазиком» ГАИ и «скорой». Протащило Ивлева между аварийных горемык — ни одной царапинки. Задом протащило. С час потом в себя приходил, в первые минуты сигаретой в рот попасть не мог. Не видел никого и не слышал, только чувствовал — стоят вокруг, по плечам хлопают, хохочут. И менты, и водилы, и в халате белом кто-то… Отошел, ничего.
Зарекался только раз, когда уже с Востока пригнал домой «крузака» с двумя пулевыми отверстиями в лобовом стекле. Жене сказал — камешки отлетели. Не поверила, губы побелели. Коснулась пальцами паутинки трещин и заплакала. Вот тогда Ивлев и зарекся, но… Горбатого могила исправит. Отмяк сердцем, телом в баньке распарился. Бедового «крузера» продал во-о-о-от с таким наваром и заскучал… Часто выходил на улицу рано и жадно втягивал ноздрями свежий воздух, угадывая скорую пыльную взвесь над дорогой и аромат выхлопа. Горизонты распахивались от моря и до моря, с севера на юг, с востока на запад и обратно, и серая лента рассекала землю с четким пунктиром на осевой. Ничего он больше не умел делать. Да и не хотел…
Ивлев глянул на часы. Звонить домой еще рано. Он ткнул пальцем в кнопку CD-проигрывателя. Второпях прихватил из дома всего один диск, как оказалось, с хитами шестидесятых. Схватил из стопки в комнате дочери первый попавшийся и… сбежал. Да-да! Пожалуй, именно сбежал, за два часа до отправления поезда, пока жена не пришла из школы, чтобы не чувствовать ее безмолвный укор и тоскливый взгляд брошенной собаки…
Второй день он слушал песенки времен родительской молодости и собственного слюнявого детства, бездумного, беззаботного и счастливого. Про черного кота, про глаза напротив, про ландыши, про девчонок и королев красоты, про электрички, шпалы и прочее. Откуда у дочери сборник ретро, он понятия не имел. Он прокрутил диск не один раз и, пожалуй, сейчас с удовольствием послушал бы радио, но японцы, при всем техническом совершенстве их автомобилей, до сих пор не додумались ставить на свои магнитолы FM-конверторы под российскую сеть вещания. Примочка копеечная, но — увы! — без нее нельзя было насладиться трескотней сермяжных диджеев и музыкой в паузах их натужного остроумия. Во Владивостоке он закрутился и забыл об этой ерунде.
Кажется, после того случая с «крузером» жена и приохотилась пить во время его поездок. Не то от страха за него, не то из чувства протеста, потому что никак не могла уговорить его найти работу в городе, без долгих командировок и дальних перегонов. Не сразу, конечно. Сначала она снова плакала, потом злилась, следом угрожала, что наставит ему рога, и так всякий раз, когда он собирался за новой машиной. Уезжать стало пыткой. Долгие проводы — лишние слезы. В конце концов дошло до того, что она пообещала ему «замыть» дорогу. И еще кое-что, про Попутчика… Вот тут его проняло. Проняло и взбесило потому, что некоторые вещи нельзя делать. Кое о чем не стоило говорить просто так…
В общем, она и сама испугалась. А после принялась пить. Она много пила, по-мужски запойно и зло, отчего кожа на лице быстро увяла, приобрела нездоровый цвет, а глаза утратили привычный задорный блеск.
Да, он долго «плавал». Может, стоило послушать ее…
Какого черта! Ивлев выключил проигрыватель. Он же не только для себя старается! Да, риск есть. И не всегда прибыльно заниматься перегонами. Ну и что? Что теперь? На дядю ишачить? В такси, на маршрутке? В персональных водителях состоять при какой-нибудь жопе? Без выходных, с утра до вечера?..
Нет. Нахлебался он этого. По самые ноздри.
Стерва — она и есть стерва! Чего надо? Все ведь есть: дом свой, гараж, две машины, деньги. Ребятишки подросли… Эх, да чего там? Ивлев привычно оборвал себя. Бесполезно. Чего травить душу?..