Я очень обрадовался, когда далай-лама попросил заснять эту работу. У меня появился шанс запечатлеть одно из уникальнейших событий в мире. Ранним утром я взбирался на высокую каменную лестницу вместе с толпой женщин, несущих сосуды с побелкой из Шо. Сотня кули трудились четырнадцать дней, покрывая стены дворца слоем свежей краски. Мне хватало времени для съемки и поисков наиболее эффектных ракурсов, а особенно нравилось снимать рабочих, раскачивающихся на веревках между небом и землей. Я получил разрешение входить в любую комнату дворца. Во многих из них было темно, как ночью. Окна, заваленные накопившимися за столетия грудами хлама, света не давали, и мне с трудом удавалось расчистить мусор. Однако усилия оправдались. Я нашел старые забытые статуи Будды, а также скрытые под толстым слоем пыли великолепные танкас. Многие музеи мира заплатили бы любые деньги за сокровища, превращавшиеся здесь в прах. В подвале дворца гид показал мне еще одну достопримечательность. Под колонны, поддерживающие крышу, были вбиты клинья. За многие века высокое здание просело, но квалифицированным мастерам Лхасы удалось приподнять его до прежнего уровня. Впечатляющий пример возможностей людей, не располагавших современной техникой. У меня получились отличные снимки работ по покраске Поталы, и я отправил пленку в Индию для проявки.
Однажды Лобсанг Самтен неожиданно предложил мне оборудовать просмотровый зал для показа кинофильмов. Его брат хотел, чтобы этим занялся именно я. Жизнь в Лхасе научила меня никогда не говорить «нет», даже если ты абсолютно незнаком с предстоящим делом. Нас с Ауфшнайтером называли мастерами на все руки, ведь нам удалось решить уже множество проблем. Определив, сколько энергии потребляет проектор далай-ламы и на каком расстоянии от экрана он должен находиться, я выразил готовность начинать, после чего настоятели-опекуны далай-ламы официально поручили мне выполнение этой работы. Теперь ворота Внутреннего сада в Норбулингка никогда передо мной не закрывались. Я приступил к труду зимой 1949/50 года, когда молодой король уже вернулся в Поталу. Осмотрев все здания и выбрав один заброшенный дом, расположенный с внутренней стороны стены сада, я взялся переоборудовать строение в кинотеатр. В мое распоряжение поступили лучшие мастера Лхасы, солдаты и телохранители. Привлекать к работе женщин запрещалось, дабы не осквернить святое место. Избавляясь от традиционных колонн, я использовал для поддержки потолка балочные фермы, свинченные из коротких металлических полос. Для проектора пришлось сооружать платформу. Зал получился шестидесяти футов в длину. Туда можно было попасть как из дома, так и из сада. На некотором расстоянии от кинотеатра пришлось выстроить электростанцию, где располагались мотор и генератор: так пожелал сам далай-лама, не хотевший расстраивать регента шумом мотора в зале (создание кинотеатра в Норбулингка и без того достаточно потрясало устои). Благодаря моей идее – отдельной комнате для выхлопных труб – уровень шума еще больше снизился. Поскольку старый бензиновый мотор достаточно износился, я предложил использовать мотор джипа для запуска генератора в случае необходимости. Далай-лама одобрил мою мысль, а поскольку его слово было законом, джип быстро приспособили для новых функций. Правда, мы столкнулись с некоторыми трудностями: в слишком узкие ворота сада не проходил джип. Тогда молодой правитель приказал их расширить, плюнув на предрассудки. Ворота заменили на другие, незамедлительно ликвидировав все следы операции, чтобы не вызвать порицания со стороны реакционных сил. Юный далай-лама умел добиваться своего, не задевая чувств окружавших его людей.
Таким образом, джип оказался в доме и часто выручал нас, когда старый мотор барахлил. Шофер тринадцатого далай-ламы помог мне провести проводку, и вскоре весь механизм заработал как часы. Я тщательно ликвидировал в саду следы строительства, разбил новые клумбы, проложил дорожки в вытоптанных местах и, естественно, тщательно исследовал Запретный сад, опасаясь в будущем посещать его только в качестве гостя.
Весной Норбулингка представлял собой прекрасную картину. Пышно цвели персиковые и грушевые деревья. По лужайкам гордо расхаживали павлины, и сотни редких растений в горшках стояли на солнце. В одном из уголков сада располагался маленький зоопарк, но большинство вольеров пустовало: раньше там жили пантеры и медведи, но они быстро погибли в тесных клетках. Осталось несколько диких кошек и рысей. Далай-лама часто получал в подарок животных, иногда раненых. Они находили безопасное пристанище в его зверинце.
Кроме храмов в саду располагалось много небольших домиков, разбросанных среди деревьев. Каждый имел свое назначение – один для медитации, другой для чтения и учебы, остальные служили местом встреч монахов. Самое крупное здание в несколько этажей стояло в центре сада – наполовину храм, наполовину резиденция его святейшества, со слишком маленькими, на мой вкус, окнами. Думаю, называть этот обыкновенный дом дворцом означало бы преувеличивать. Как резиденция он намного превосходил по удобству Поталу, напоминавшую скорее тюрьму, но тоже производил мрачноватое впечатление. Как, кстати, и сад. Деревья в нем бесконтрольно росли многие годы и местами образовывали непроходимые джунгли. Никто никогда не пытался расчистить их. Садовники жаловались, что цветы и фрукты плохо расцветали в такой тени. Я с удовольствием реорганизовал бы Внутренний сад. В округе множество садов страдало отсутствием стиля. Мне удалось убедить высокого гофмейстера в необходимости спилить некоторые деревья. Я же и возглавил эту работу: садовники слабо в ней разбирались, занимаясь главным образом выращиванием цветов в горшках, днем выставлявшихся на свежий воздух, а ночью убиравшихся в помещения.
Одна из дверей Внутреннего сада вела непосредственно к конюшням, где держали любимых лошадей далай-ламы и подаренного ему дикого осла – онагра. Животные тихо и спокойно существовали под присмотром многочисленных конюхов, объедались и толстели: хозяин на них не ездил и никогда не запрягал.
Учителя и личные слуги далай-ламы размещались за пределами желтой стены в парке Норбулингка. Они и пятьсот крепких телохранителей обитали в комфортабельных (по тибетским меркам) и исключительно чистых домах. Тринадцатый далай-лама уделял много внимания своей страже. Он одел охранников в форму европейского покроя и сам наблюдал за их занятиями из одного павильона. Меня поразила западная стрижка бойцов – остальные тибетцы причесывались иначе. Вероятно, в Индии вид английских и индийских военных произвел на тринадцатого далай-ламу хорошее впечатление, и он преобразил своих телохранителей соответствующим образом. Офицеры жили в красивых маленьких бунгало, окруженных цветочными клумбами. Служба стражников не отличалась сложностью. Они составляли конный эскорт далай-ламы и ходили маршем во время праздничных процессий.
Я закончил строительство задолго до того, как далай-лама переехал в летнюю резиденцию. Мне было интересно, понравится ли ему кинотеатр? Я надеялся узнать его мнение от Лобсанга Сам-тена, который должен присутствовать на первом просмотре. Вероятно, для управления аппаратурой далай-лама собирался пригласить киномеханика из Индийского представительства. Там часто показывали индийские и английские фильмы, ублажая гостей на приемах. Меня забавляло, какой энтузиазм проявляли тибетцы при просмотре разных кинолент, особенно о далеких странах. Интересовала и реакция молодого правителя на кино.
Я наблюдал за процессией, направлявшейся из Поталы в Норбулингка, с кинокамерой в руках. Как обычно, мне казалось проблемой найти подходящее место для съемок церемонии, но мой помощник, гигант с рябым лицом, решил ее за меня. Он нес камеры, и толпа расступалась. Парень выглядел устрашающе, хотя на самом деле отличался добротой, тактом и храбростью. Дальнейшие события охарактеризовали его с самой лучшей стороны.
Иногда в сады Лхасы заходили леопарды. Люди их не убивали, а заманивали в различные ловушки. Однажды и в Драгоценный сад забрел леопард. Окруженный, раненный пулей в ногу, он забился в угол и рычал на всех, кто осмеливался приблизиться к нему. Неожиданно мой помощник бросился на зверя и голыми руками держал его, пока не подоспели солдаты и не затолкали леопарда в мешок. Рябой гигант получил серьезные царапины, а леопарда поместили в местный зоопарк, где он вскоре сдох.
Когда в кедровом паланкине далай-ламу проносили мимо меня, он улыбнулся, завидев кинокамеру в моих руках. Мне показалось, Живой Будда доволен обретением собственного маленького кинотеатра. Да и как иначе мог воспринять подобное событие подросток его возраста? Однако, взглянув на торжественное и восхищенное лицо своего помощника, я вдруг осознал: для всех, кроме меня, этот мальчик – бог, а не четырнадцатилетний юнец.
Когда в кедровом паланкине далай-ламу проносили мимо меня, он улыбнулся, завидев кинокамеру в моих руках. Мне показалось, Живой Будда доволен обретением собственного маленького кинотеатра. Да и как иначе мог воспринять подобное событие подросток его возраста? Однако, взглянув на торжественное и восхищенное лицо своего помощника, я вдруг осознал: для всех, кроме меня, этот мальчик – бог, а не четырнадцатилетний юнец.
Глава 15. УЧИТЕЛЬ ДАЛАЙ-ЛАМЫ
После съемок в Норбулингка меня, спокойно возвращавшегося домой верхом на лошади, догнал недалеко от Лхасы довольно возбужденный солдат-телохранитель и сообщил: его послали за мной, мне надлежит срочно скакать в Летний сад. Я сразу подумал – что-то случилось с кинопроектором, и даже не мог предположить истинной причины вызова. Но повиновался немедленно и вскоре вернулся в Норбулингка. У желтых ворот топтались пара монахов. Завидев меня, они дали сигнал поторопиться. Едва спешившись, я тут же отправился с ними во Внутренний сад. Там ждал Лобсанг Самтен. Он что-то прошептал мне на ухо и сунул в руки белый шарф. Не оставалось никаких сомнений: далай-лама, вопреки всем условностям, хочет лично встретиться со мной.
Я направился прямиком к кинотеатру. Как только подошел, дверь открылась изнутри, и перед моим взором предстал сам Живой Будда. Преодолев смущение, я низко поклонился и передал ему шарф. Он взял его левой рукой, а правой благословил меня. Это мало походило на церемониальное наложение рук, скорее на импульсивный порыв мальчика, наконец получившего желаемое. В театре, низко опустив головы, нас ждали три настоятеля-учителя его святейшества. Я хорошо их знал и заметил, как холодно ответили они на мои приветствия. Естественно, им не нравилось мое появление в их владениях, но они не отваживались открыто воспротивиться приказу далай-ламы.
Молодой правитель держался очень сердечно. Его лицо светилось улыбкой, когда он расспрашивал меня. Бог-Король вел себя как человек, которому в течение многих лет приходилось самостоятельно решать множество проблем. А теперь, найдя собеседника, он хотел получить ответы разом на все свои вопросы. Не дав мне времени подумать, мальчик поспешно указал на проектор, торопясь наконец посмотреть давно ожидаемый фильм: документальную ленту о капитуляции Японии. Далай-лама подошел к аппарату вместе со мной, а настоятелей оставил в зале изображать аудиторию.
Вероятно, я довольно долго и неуклюже возился с проектором. Живой Будда нетерпеливо оттолкнул меня в сторону и занялся фильмом сам, показав себя весьма опытным киномехаником. Потом он рассказал мне, что всю зиму учился обращаться с аппаратурой, разбирая ее на части и снова собирая. Тогда я впервые понял: Бог-Король всегда пытался добраться до сути вещей, не воспринимая их как данное. Поэтому впоследствии, подобно хорошим отцам, старающимся завоевать уважение сыновей, я проводил вечера, восстанавливая в памяти полузабытые вещи или разбираясь в новых проблемах, и тщательно, с научным обоснованием, готовил ответы на различные вопросы, понимая, мои ответы лягут в основу представлений Живого Будды о западном мире.
С первой встречи меня поразили способности далай-ламы разбираться в технике. Удивительно: четырнадцатилетний мальчик без посторонней помощи разбирал и собирал кинопроектор, не имея возможности даже прочитать английскую инструкцию! Когда начался просмотр, Бог-Король очень обрадовался и похвалил меня за проделанную работу. Мы сидели вдвоем в проекторной комнате и смотрели кино через маленькие окошки. Фильм сильно понравился монарху, и он, как возбужденный ребенок, радостно хлопнул меня по плечу. Впервые в жизни оказавшись наедине с белым человеком, юноша не выказывал ни тени смущения. Вставляя новую катушку пленки, он сунул мне в руки микрофон и попросил прокомментировать фильм, а сам вглядывался через маленькие окошки в залитый электрическим светом зал, где на коврах сидели его учителя. Я заметил, с каким любопытством далай-лама наблюдал за выражением лиц благопристойных настоятелей, вдруг услышавших из громкоговорителя человеческий голос. Не желая разочаровывать парня, я предложил почтеннейшей публике оставаться на местах и посмотреть новый фильм с интересными сценами из тибетской жизни. Мальчишка радостно засмеялся, заметив испуг и удивление на лицах монахов. Такие легкие и неподобострастные интонации, как у меня, никогда не звучали в присутствии Божественного правителя, чьи глаза искрились от удовольствия, доставляемого ему ситуацией.
Юноша попросил меня зарядить пленку, отснятую в Лхасе, пока сам возился с выключателями. Мне тоже было любопытно увидеть первый полнометражный фильм, отснятый мною. Специалист, конечно, нашел бы в нем множество недостатков, но нам он показался вполне удовлетворительным. Мелькали кадры «маленького» праздника Нового года. Даже настоятели стряхнули свою официальную напыщенность, увидев самих себя на мигающем экране. Когда же в кадре появился министр, уснувший на церемонии, зал разразился бурным смехом. В нем не слышалось ничего угрожающего, поскольку каждому из троих монахов иногда приходилось бороться со сном во время бесконечных празднеств. Позже высший класс прослышал-таки об описанном эпизоде, и с тех пор, где бы я ни появлялся с камерой, все сидели прямо и позировали перед аппаратом.
Сам далай-лама получал большее удовольствие от фильмов, чем кто-либо другой. Обычно замедленные движения Живого Будды становились оживленнее, и он с энтузиазмом комментировал каждую ленту. Потом я попросил его поставить картину, отснятую им самим, но он скромно заявил, что не осмеливается демонстрировать свои детские опыты после увиденного сейчас на экране. Однако мне очень хотелось узнать, какие объекты для съемок выбрал монарх, и я все же уговорил его посмотреть пленку. Конечно, парню недоставало опыта. Бегущую панораму Лхасы он снял слишком быстро. Изображения знатных всадников и караванов, проходящих через Шо, оказались недостаточно освещенными. Крупный план повара свидетельствовал: далай-ламе нравятся кинопортреты. Продемонстрированный мне фильм был первой попыткой юноши отснять кино без какой-либо помощи или инструкции. Когда лента закончилась, он попросил меня объявить через микрофон о завершении сеанса. Затем, открыв дверь в кинозал, Бог-Король отпустил настоятелей, дополнив слова красноречивым жестом руки. Я вновь убедился: передо мной не марионетка, а сильная личность, способная диктовать свою волю другим.
Оставшись одни, мы убрали фильмы и накрыли проектор желтым покрывалом. Потом уселись на роскошный ковер в просмотровом зале. В окно светило яркое солнце. К счастью, я уже давно научился сидеть скрестив ноги: среди мебели далай-ламы не встречались стулья и подушки. Сначала я думал отказаться от его приглашения сесть, ведь даже министры не сидели в присутствии монарха,но он попросту взял меня за рукав и усадил рядом с собой, положив тем самым конец всем сомнениям.
Юноша сообщил мне, что уже давно планировал нашу встречу. Благодаря ей ему представлялась единственная возможность познакомиться с внешним миром. Он предвидел возражения регента, но решил сделать по-своему и успел обдумать ответы на предполагаемые возможные выступления оппозиции. Намереваясь выйти далеко за пределы чисто религиозных представлений об окружающем, далай-лама видел только меня в роли своего помощника. Он и не подозревал о моем дипломе учителя, но, похоже, это для него значения не имело. Юноша спросил, сколько мне лет, и удивился ответу: тридцать семь. Подобно многим тибетцам, монарх считал мои «желтые» волосы свидетельством преклонного возраста. Изучая мое лицо с детским любопытством, Живой Будда пошутил по поводу моего длинного носа. Нормальный по нашим меркам, мой нос часто привлекал к себе внимание курносых монголов. Тут далай-лама заметил волосы у меня на руках и, широко улыбаясь, заявил: «Генрих, ты волосат, как обезьяна». Но я знал легенду о происхождении тибетцев от соития их бога Ченрези с женщиной-демоном. Перед совокуплением Ченрези превратился в обезьяну, а поскольку далай-лама являлся одной из реинкарнаций этого бога, я счел сравнение меня с обезьяной комплиментом.
После подобного обмена любезностями наша беседа потекла свободно, без какого-либо стеснения. Теперь я полностью ощутил привлекательность личности юноши, о чем прежде только догадывался. Далай-лама отличался довольно хрупкой комплекцией. Глаза монарха, чуть более узкие, чем у европейцев, выразительно сияли. Щеки пылали от возбуждения. Немного оттопыренные уши являлись характерной чертой бога Будды, и, как я потом узнал, стали одной из примет, по которой в далай-ламе признали реинкарнированного. Прическу он носил длиннее типичной тибетской, но, возможно, просто для защиты от холода Поталы. Высоковатый для своего возраста, Бог-Король с годами обещал превратиться в весьма стройного мужчину, унаследовав прекрасную фигуру от родителей. К сожалению, длительное пребывание в скрюченном положении во время ученых занятий подпортило осанку Живого Будды. Свои красивые руки с длинными аристократическими пальцами он обычно складывал определенным образом, демонстрируя миролюбие. Мальчик часто с интересом следил за моей жестикуляцией при разговоре. Она противоречила духу тибетцев, достойными позами олицетворявших спокойствие Азии. Одевался далай-лама всегда одинаково: в простую красную монашескую робу, предписанную когда-то Буддой.