Мы продолжали свои вылазки на природу, и прекрасный снег подсказал нам идею сделать лыжи. Ауфшнайтер раздобыл где-то пару березовых стволов, очистил от коры и высушил над огнем в нашей комнате. Я принялся за изготовление палок и креплений, и с помощью местного плотника нам удалось сделать две пары лыж. Они выглядели весьма прилично, и мы с нетерпением ожидали, когда нам удастся испытать их в деле. И вдруг как гром среди ясного неба пришло распоряжение бонпо, запрещающее нам покидать Кийронг. Разрешались прогулки только по ближайшим окрестностям. Мы яростно запротестовали, но нам ответили, что Германия мощное государство, и, если что-нибудь случится с нами в горах, в Лхасу поступит жалоба, и ответственность ляжет на власти Кийронга. Бонпо остался равнодушным к нашим протестам и постарался нас убедить, что в горах мы подвергаемся большой опасности нападения медведей, леопардов и диких собак. Мы понимали: это только предлог. По всей видимости, власти приняли такое решение, чтобы не раздражать суеверное население, которое, возможно, полагало, будто наши походы в горы могут прогневить их богов. Оставалось подчиниться.
В течение последующих недель мы соблюдали этот приказ, но не могли устоять перед соблазном прокатиться на лыжах. Великолепный снег и ледяные склоны манили нас к себе, и однажды мы решили схитрить. Я поселился у одного из горячих источников в получасе ходьбы от деревни. Через несколько дней, когда люди привыкли к моему отсутствию, ночью при свете луны я отнес лыжи на некоторое расстояние в горы. На следующий день ранним утром мы с Ауфшнайтером поднялись выше границы произрастания лесов и всласть покатались по прекрасному снегу. К нашему удивлению, даже после столь долгого перерыва мы не утратили своих навыков. Поскольку нас никто не заметил, мы повторили свою вылазку на следующий день, но умудрились поломать лыжи и спрятали их обломки. Люди Кийронга так и не узнали, что мы ездили по снегу, как они это называют.
Пришла весна. Началась работа в полях. Озимые выпустили тонкие зеленые стебельки. Здесь, как и в католических странах, зерновые поля освящают священники. Длинная процессия монахов, сопровождаемая местными жителями, несла сто восемь томов тибетской Библии вокруг деревни, читая молитвы и исполняя духовную музыку.
Стало теплее, и мой як почувствовал себя плохо. У него начался жар, и местный ветеринар сообщил мне: яку может помочь только медвежья желчь. Я приобрел ее по довольно высокой цене – не потому, что верил в ее свойства, а стремясь удовлетворить «доктора». Отсутствие результатов меня не удивило. Потом мне посоветовали попробовать желчь козы и мускус. Подсознательно я надеялся: многолетний опыт тибетцев в лечении больных яков поможет спасти мое драгоценное животное. Однако через несколько дней мне пришлось забить бедного Армина – спасти хоть мясо.
В таких случаях приглашают забойщика, жившего на выселках, как и кузнец: ремесло обоих ценится в Тибете довольно низко. За свою работу забойщик получает ноги, голову и требуху яка. Используемый тибетцами метод умерщвления животного более скорый и гуманный, чем методы наших мясников. Одним метким ударом забойщик распорол тело моего быка, сунул руку внутрь и оторвал сердечную артерию, вызвав моментальную смерть. Забрав мясо, мы закоптили его на открытом огне, создав таким образом запас продуктов, которые могли нам понадобиться при следующем побеге.
Примерно в это же время в Джонгке разразилась эпидемия, унесшая несколько жизней. Спасаясь от болезни, районный губернатор приехал в Кийронг со своей очаровательной молодой женой и четырьмя детьми. К сожалению, дети оказались заражены микробами заболевания, похожего на дизентерию, и слегли один за другим. У меня еще оставалось немного ятрена, считавшегося лучшим средством от дизентерии. Я предложил лекарство семье. Это была большая жертва с нашей стороны, но мы оставили несколько доз на всякий случай для себя. К сожалению, лечение не помогло, и трое детей умерли. Четвертому, самому младшему, который заболел последним, лекарства не досталось. Мы страстно желали спасти ему жизнь и посоветовали родителям быстрее послать гонца в Катманду – сделать анализы кала ребенка, чтобы узнать, как его лечить. Ауфшнайтер написал письмо на английском, но оно так и не было отправлено: врачеванием занялись монахи. Они даже вызвали издалека реинкарнированного ламу, однако их усилия оказались тщетными, и через десять дней ребенок умер. Этот скорбный факт в определенной мере оправдал нас: если бы последний ребенок поправился, на нас легла бы ответственность за смерть остальных детей.
Их родители и еще несколько взрослых тоже заболели, но выздоровели. Во время болезни они плотно ели и пили много алкоголя, чем и можно объяснить выздоровление. Больные же дети отказывались от еды, и силы быстро их покидали.
Впоследствии мы подружились с губернатором и его женой, которые хоть и глубоко переживали утрату детей, но успокаивали себя верой в их реинкарнацию. Еще некоторое время они жили в приюте отшельников в Кийронге, и мы часто с ними встречались. Отец, которого звали Вангдула, был прогрессивным и открытым человеком. Он стремился к знаниям и просил нас поподробнее рассказать о жизни за пределами Тибета. По его просьбе Ауфш-найтер по памяти нарисовал карту мира. Жена Вангдулы, двадцатидвухлетняя тибетская красотка, свободно говорила на хинди, который выучила в индийской школе. Супруги были очень счастливой парой.
Спустя несколько лет мы услышали об их трагической судьбе. При рождении следующего ребенка мать умерла. Вангдула сошел с ума от горя. Он был один из самых приятных тибетцев, которых я встречал, и его печальная история глубоко меня тронула.
Летом власти вновь вызвали нас и приказали покинуть Кийронг. К этому времени мы уже знали от торговцев и из газет, что война закончилась. Как известно, после Первой мировой войны англичане сохраняли лагеря для военнопленных в Индии еще в течение двух лет после окончания боевых действий. Меньше всего нам хотелось утратить свою свободу именно сейчас, поэтому мы решились предпринять еще одну попытку проникнуть внутрь Тибета. Страна произвела на нас неизгладимое впечатление, и мы были готовы рисковать всем, чтобы узнать ее лучше. Мы уже свободно говорили по-тибетски и неплохо знали здешнюю жизнь. Что могло остановить нас? Будучи альпинистами, мы имели блистательный шанс исследовать Гималаи и районы, где обитали кочевники. Мы давно оставили надежду на скорое возвращение домой и теперь планировали добраться через северные равнины Тибета до Китая и, возможно, найти там работу. Окончание войны сделало наш первичный план пробраться к японской линии фронта бессмысленным.
Поэтому мы пообещали бонпо покинуть селение осенью, если он, в свою очередь, предоставит нам свободу передвижения. Получив согласие чиновника, мы сделали главной целью всех наших вылазок поиски путей на тибетское плато в обход деревни Джонгка.
Во время этих летних экспедиций мы познакомились с фауной региона. Нам встречались различные животные, включая некий вид обезьян, которые, по-видимому, мигрировали сюда по глубокой долине реки Кози. Иногда леопарды убивали ночью быков и яков, и жители деревни пытались поймать их в ловушки. В качестве защиты от медведей я обычно носил в кармане коробочку с красным перцем. Как я уже говорил, медведь опасен днем, когда он может наброситься на человека. На лицах некоторых дровосеков остались раны после встреч с медведями, а один ослеп после удара медвежьей лапы. Ночью же этих животных можно отпугнуть горящим факелом.
Однажды на свежем снегу на границе произрастания деревьев я обнаружил глубокие следы, происхождение которых не мог определить. Похоже, их оставил человек. Люди с более живым воображением, чем у меня, вполне могли бы вспомнить знаменитого снежного человека.
Стараясь всегда сохранять спортивную форму, я помогал крестьянам на полях и на вырубках, валил деревья и отсекал сучья. Крепкое здоровье тибетцев можно объяснить суровым климатом и тяжелой работой.
Тибетцы тоже любят спорт и состязания. Ежегодно в Кийронге проводятся атлетические соревнования. Они продолжаются несколько дней. Главное событие – скачки. Затем лучники состязаются в том, кто дальше и выше пошлет стрелу. Потом следуют бег и прыжки в длину и высоту. Крепкие мужчины также соревнуются в силовых упражнениях, поднимая и унося на определенное расстояние тяжелые камни.
Я тоже позабавил публику, участвуя в некоторых соревнованиях, и почти выиграл в беге, лидируя большую часть пути после массового старта. Однако я не учел местных особенностей борьбы. На последнем этапе один из соперников схватил меня сзади за штаны. Я был настолько удивлен, что остановился как вкопанный и оглянулся. Именно это негодяю и было нужно. Он обогнал меня и первым пришел к финишу. Я под общий смех получил лишь второй приз.
Я тоже позабавил публику, участвуя в некоторых соревнованиях, и почти выиграл в беге, лидируя большую часть пути после массового старта. Однако я не учел местных особенностей борьбы. На последнем этапе один из соперников схватил меня сзади за штаны. Я был настолько удивлен, что остановился как вкопанный и оглянулся. Именно это негодяю и было нужно. Он обогнал меня и первым пришел к финишу. Я под общий смех получил лишь второй приз.
Жизнь в Кийронге была достаточно разнообразной. Летом каждый день приходили караваны. После сбора урожая риса в Непале мужчины и женщины приносили корзины зерна и обменивали их на соль – важнейший экспортный продукт Тибета, добываемый в закрытых озерах Чангтанга.
Перемещение товаров из Кийронга в Непал осуществляют кули, поскольку дорога зачастую ступенчата и идет через узкие расщелины. Большинство носильщиков – непальские женщины, одетые в дешевое и короткое платье, не скрывающее их крепкие мускулистые ноги.
Мы наблюдали один интересный эпизод: непалец собирал мед. Правительство Тибета официально запрещает своим подданным подобный промысел, поскольку религия не разрешает им лишать животных пищи. Однако здесь, как и в большинстве других мест, людям нравится нарушать закон, поэтому тибетцы, включая самих бонпо, позволяют собирать мед непальцам. А затем покупают его у них.
Бортничество довольно опасное занятие, поскольку пчелы прячут соты глубоко в скалах. Люди спускают со скал длинные бамбуковые лестницы, слезают вниз на две или три сотни футов, свободно раскачиваясь в воздухе. Под ними пенится река Кози. Если удерживающая лестницу веревка обрывается, бортника ждет верная смерть. Чтобы добраться до медовых сот, сердитых пчел отпугивают дымом из шаров, которые опускаются в контейнере на отдельной веревке. Успех предприятия зависит от хорошо отлаженного взаимодействия непальцев, поскольку ревущая внизу река заглушает все крики и свисты. Мы видели, как одиннадцать человек работали в ущелье неделю, и опасности, которым они подвергались, никак не отразились на цене продаваемого ими меда. Я очень сожалел, что у меня не было кинокамеры, чтобы запечатлеть процесс их труда.
Когда закончились обильные летние дожди, мы начали систематически обследовать отдаленные долины. Часто мы отсутствовали по нескольку дней, взяв с собой продукты, картографические материалы и компас. Мы разбивали лагерь на высокогорных пастбищах рядом с пастухами, которые, как и в Альпах, проводили летние месяцы со своими стадами на роскошных горных лугах. Сотни коров и самок яков кормились на зеленых пастбищах, расположенных среди ледников. Я часто помогал тибетцам изготовлять масло, за что всегда был рад получить свежий кусок этого золотистого продукта.
Каждый обитаемый дом охраняли злые собаки. Почти всегда они были на цепи, и их лай ночью отпугивал от домашних животных леопардов, волков и диких псов. Сторожевые собаки – мощные животные, поскольку их обычно кормят молоком и телятиной. Эти звери очень опасны. У меня было несколько неприятных встреч с ними. Однажды одна такая собака сорвалась с цепи, когда я проходил мимо, и попыталась схватить меня за горло. Я парировал нападение, но пес впился зубами в мою руку и не отпускал до тех пор, пока я не придавил его к земле. Моя одежда превратилась в клочья, а собака лежала без движения. Я перевязал рану обрывками рубашки, но на руке до сих пор видны шрамы. Раны быстро зажили благодаря длительным купаниям в горячих источниках, которые в это время года чаще посещают змеи, чем тибетцы. Пастухи позже рассказывали мне, что не я один пострадал в схватке. Забившись в конуру, пес отказывался от еды в течение недели.
Во время экскурсий мы находили поля земляники, но самые богатые из них кишели пиявками. По книгам я знал: эти создания – чума многих гималайских долин, а сейчас на собственном опыте убедился, насколько мы беззащитны перед ними. Они падают с деревьев на человека и животных и проползают через любую дырочку в одежде, даже через отверстия для шнурков на ботинках. Если их оторвать, вы потеряете больше крови, чем они могут высосать из вас. Лучше ждать, пока пиявки отпадут сами. Некоторые долины настолько густо населены пиявками, что избежать их нападения просто невозможно. Но есть способ отпугнуть их – надеть носки и штаны, пропитанные солью.
Наши экскурсии давали широкую возможность для составления карт и схем, но нам так и не удалось найти проход, открывавший путь к свободе.
Без веревок и других механических средств, с тяжелым грузом необходимых запасов, мы не могли преодолеть ни один из горных хребтов. В Непал мы направили петицию с вопросом, отдадут ли нас англичанам или нет, если мы там появимся. Ответа не последовало. У нас оставалось еще два месяца до отъезда из Кийронга, и мы проводили все дни в сборах. Чтобы иметь побольше денег, я одолжил их торговцу под обычные 33 процента. Впоследствии я очень сожалел об этом, так как он постоянно оттягивал выплату долга, что едва не нарушило наши планы.
Наши отношения с миролюбивыми и трудолюбивыми сельчанами становились все более тесными. Тибетцы работали, используя каждую минуту светлого времени дня. В сельскохозяйственных районах Тибета неведомы нищета и голод. Крестьяне поддерживают многочисленных монахов, которые не занимаются ручным трудом, а посвящают все свободное время решению духовных проблем. Земледельцы живут довольно зажиточно, и в их сундуках достаточно приличной одежды, которую вся семья может надевать в праздничные дни. Женщины шьют одежду самостоятельно, и весь их гардероб изготовлен дома.
Здесь нет полиции в нашем понимании этого слова. Нарушителей закона судят публично. Методы наказания устрашающи, но похоже, они устраивают население. Мне рассказывали о человеке, который украл золотой подсвечник в одном из храмов Кийронга. Он был признан виновным и получил негуманное, с нашей точки зрения, наказание. Ему публично отрубили руки, а самого зашили в сырую шкуру яка. После того как шкура высохла и задубела, его сбросили со скалы.
Но с течением времени тибетцы становятся более терпимыми. Однажды я наблюдал за публичной поркой, которая, с моей точки зрения, была недостаточно жестокой. Наказывали монаха и монахиню, принадлежавших к реформированной буддистской церкви, проповедовавшей безбрачие. Монахиня сожительствовала с монахом и имела от него ребенка, которого убила после родов. Оба были разоблачены и приговорены к позорному столбу. Решение объявили публично. Любовникам предназначалось по сто ударов плетью. Во время экзекуции местные жители просили власти проявить милосердие и предлагали им деньги. В результате приговор был смягчен, и в толпе раздался вздох облегчения. Монаха и монахиню выслали из района, лишив религиозного сана. С нашей точки зрения, симпатию, проявленную к ним населением, трудно объяснить. Грешники получили множество подарков деньгами и продуктами и покинули Кейронг полностью экипированными для совершения паломничества. Реформированная секта, к которой они оба принадлежали, занимает доминирующее положение в Тибете, хотя в нашей местности было много монастырей, придерживающихся других правил. В них монахи и монахини могли создать семью, иметь детей и оставаться в монастыре. Они работали на полях, но никогда не получали официальные должности, которые доставались в основном членам реформированной церкви.
Высокое положение монашеских орденов в Тибете – это уникальное явление. Его можно сравнить только с суровой диктатурой. Монахи не доверяют всему, что приходит извне и может пошатнуть их жизненные устои. Им хватает ума не верить в безграничность собственной власти, но они наказывают любого, кто осмелится об этом заговорить.
Некоторые монахи Кийронга не одобряли наших тесных отношений с сельчанами, ибо наше поведение могло дать тибетцам определенную пищу к размышлениям. Мы ходили ночью в лес, и нас не преследовали демоны. Мы взбирались в горы, не зажигая жертвенных огней, и с нами ничего не случалось. Иногда сельчане чурались нас, что можно объяснить только влиянием лам. Думаю, нам приписывали обладание некой сверхъестественной силой, ибо не сомневались: в наших походах таится скрытый смысл. Нас часто спрашивали, зачем мы постоянно общаемся с горными потоками и птицами. Тибетцы никогда не сделают и шага без определенного резона, поэтому они считали, что, когда мы бродим по лесам или сидим у ручьев, мы делаем это неспроста.
Глава 5. В ДОРОГУ
Между тем наступила осень, и дозволенный срок нашего пребывания в Кийронге подходил к концу. Трудно было расставаться с этим природным раем, но в виде на жительство нам отказали, и пришлось снова собираться в дорогу. Прошлый опыт показал, как важно иметь достаточный запас продуктов. Поэтому в двенадцати милях от дороги в Джонгку мы устроили тайник, куда складывали цампу, масло, сушеное мясо, сахар и чеснок. Все запасы нам приходилось таскать на себе.