Весь следующий месяц я регулярно ходил в институт, а вечерами сидел за учебниками. Надо было многое освежить в голове. Железо снял мне однокомнатную квартиру недалеко от своего логова и положил ежемесячный оклад в размере двух тысяч долларов. «Для начала», как сказал он. За это время я не совершил ни одного преступления, и моя жизнь практически не отличалась от жизни любого студента, за исключением того, что я был хорошо обеспечен, а по вечерам сидел за книгами, а не в кафе напротив института.
Железо иногда навещал меня, с уважением поглядывая на стол, заваленный учебной литературой. Он брал книги, раскрывал их наугад и читал. Затем клал на место.
– Время ножа и пистолета давно кончилось, – сказал как-то он. – На дворе эпоха бандитов в белых воротничках.
Я не спорил с ним, хотя до конца не был согласен. Человек с пистолетом никогда не исчезнет с горизонта цивилизации.
– Ты должен хорошо знать свое дело, чтобы стать лучшим из них, – неожиданно закончил свою мысль Железо.
Там видно будет, подумал я. Мне нравилось учиться, я старался. Это было интересней и гораздо спокойней, чем мотаться с Саней по Москве и творить невообразимое. В общем, моя жизнь потекла по плавному, без резких зигзагов руслу. Хотя и в ней кое-что не давало мне покоя. Поэтому однажды вечером я встал, захлопнул книгу и поехал на бензоколонку, где когда-то «заправил» Жоржа, как выразился Железо. Я подъехал к ней на такси. Машин не было. На моем месте дежурил незнакомый паренек. Его безразличный взгляд скользнул по мне и провалился в глубину улицы. Я распахнул дверь заправки и вошел. Кассирша Алла, увидев меня, широко распахнула глаза:
– Отто!
– Привет, Алла!
– Привет! – многозначительно протянула она, не отводя от меня взгляда. – Слушай, а ты изменился. Совсем другой человек! Гриша! – позвала она.
Из своего кабинета появился старший смены Гриша. Он был старше меня на несколько лет и из шкуры вон лез, чтобы добиться повышения. Но карьера его обещала быть медленной и нудной.
– Отто! – так же удивленно произнес он. – А мы думали, тебя посадили. А ты… – Глаза Гриши оценивающе ощупали на мне кожаную куртку за пятьдесят тысяч рублей, черную рубашку Дольче Габбана и брюки той же фирмы.
– Как видишь, неплохо устроился, – продолжил я его мысль. – Может, тебе тоже кого-нибудь бензином заправить, а, Гриша?
Гриша промолчал. Когда я здесь работал, он, москвич, с квартирой, высшим образованием и хоть небольшой, но должностью, посматривал на меня свысока. Теперь в своем дешевом сером костюме Гриша выглядел весьма бледно. И понимал это.
– Вообще-то я по делу, – сказа я. – Меня интересует красная «Мазда-Кабура».
Гриша пожал плечами. Алла тоже.
– Спроси у новенького. Его Сергей зовут, – посоветовала она.
Я вышел на улицу. Парень заливал бензин в песочного цвета «вольво». Чуть сутулясь, он пустыми глазами смотрел на счетчик бензина. Мне вдруг стало понятно, каким меня видели те, чьи машины я заправлял. Парень повесил рожок, получил деньги и сунул в карман. Я протянул ему руку.
– Отто!
– Сергей! – пожал он ее с непонимающим видом.
– Я работал здесь до тебя.
У Сергея в глазах появился интерес:
– Говорят, ты какого-то клиента бензином напоил.
– Этим самым рожком, – кивнул я на пистолет, который только что повесил Сергей.
– Это шикарно! – произнес он. – Я бы не смог.
– Ты здесь «Мазду-Кабуру» не видел? – спросил я.
– Давно, – ответил Сергей. – Кстати, тебя спрашивала. Везет людям!
– Что ты сказал? – Внутри у меня все замерло.
– Сказал, что ты больше здесь не работаешь.
– А она?
– Сказала «жаль», вздохнула и уехала. Эй! Ты что? – уставился на меня Сергей.
Похоже, от такой новости меня слегка качнуло.
– Ерунда.
Круглые глаза заправщика подозрительно ощупали меня с ног до головы. Я зашел за угол, привалился спиной к стенке и уставился на кусок быстро темнеющего между навесом заправки и крышей магазина неба. Сердце стучало в груди, как молоток, – она спросила обо мне! Она сказала «жаль» и вздохнула. Уже только ради этого стоило перевернуть Москву. Но я не знал даже ее имени. Почему я не спросил тогда, как ее зовут?! Я глубоко вдыхал прохладный воздух вечера, словно пытаясь остудить жжение в груди, и понимал, что покоя мне теперь не будет. Чтобы хоть немного прийти в себя, по пути домой я купил бутылку водки.
Звонок в квартиру застал меня сидящим перед распахнутым окном со стаканом в руке и наполовину пустой бутылкой емкостью ноль семь напротив. У Железо был ключ, но он всегда звонил, прежде чем открыть им дверь. Я встал, ожидая, когда он войдет.
Железо, увидев водку, ткнул пальцем на бутылку с ядовито-зеленой этикеткой:
– Это что?
– Пью! – коротко пояснил я.
В глазах Железо мелькнула ярость.
– Ты чему-нибудь в этой жизни научился, кроме как держать стакан?
– Не особо, – сказал я, слегка пятясь и готовый к чему угодно.
– Так учись! – сказал Железо и опустил протянутую ко мне руку.
– Не могу, – ответил я и попытался обрисовать ситуацию, не очень надеясь, что меня поймут.
Но, к моему удивлению, Железо вдруг произнес:
– Понимаю!
Лицо у него стало задумчивым. Я усмехнулся в сторону. Что он мог понять? Чем? Железо заметил это. Некоторое время он в упор разглядывал меня, а потом заговорил:
– Знаешь, пацан, ты угорел только отчасти. Тебе, можно сказать, повезло. Откуда ты знаешь, что она ответит тебе тем же?
– Она спрашивала обо мне.
Железо усмехнулся, глядя мимо меня:
– Любопытство, Бензин. Ничего другого. И благодари судьбу, что так кончилось. Пара месяцев – и пройдет.
Железо взял бутылку, повертел ее в руках, рассматривая, и произнес:
– Ну и вкусы у тебя, – затем поморщился и метнул водку в окно. Внизу глухо звякнуло.
Железо направился к прихожей, как бы между делом роняя:
– И не волнуйся за участие в моих художествах. Если что, все возьму на себя. Я проверял, на сколько тебя хватит, потому и не говорил об этом.
За Железо закрылась дверь. Спустя минуту я подошел к окну. Мне было видно, как Железо вышел из подъезда и направился к машине. Я провожал взглядом его фигуру, не спеша пересекающую темный двор, и не верил, что этот человек сегодня понял меня. Железо сел в машину и завел мотор. Я убрал с подоконника ненужный теперь стакан и закрыл окно. «Навигатор» внизу тронулся. Я подождал, когда его огни растают в просвете между домов, усмехнулся и иронично произнес:
– Понимаю!
Через неделю я увидел ту, чей портрет висел у Железо на стене. Мы находились в галерее на выставке, разглядывая одну из картин. На полотне словно из мглы выступало несколько застывших спиной к зрителю человеческих фигур. Чуть выше и правее виднелся светлый прямоугольник, напоминающий окно, из которого, освещая ряд умывальников и зеркал, брезжил слабый свет. Картина называлась «В платном туалете». Железо останавливался возле нее уже дважды. И каждый раз я видел в его глазах явное неодобрение.
– Как тебе? – наконец спросил он.
Я пожал плечами. Если честно, мне не нравилось. Я мало соображал в живописи, но мне казалось, что в мире есть множество других, более достойных для изображения мест, нежели сортир. В это время к нам подошла стройная блондинка, та, чей портрет висел у Железо дома. Взгляд Всадника Без Головы неожиданно стал другим. Он засветился так, словно в его мозгах включили прожектор.
– Диана!
Мне показалось, что он готов повторять это имя миллион раз. И каждый раз ему будет приятно это делать. Я деликатно отошел в сторонку.
Диана что-то говорила моему патрону. Я украдкой рассматривал ее. Она чем-то напоминала мне Эву Грин, а еще испорченного ребенка. Они стояли вплотную друг к другу, и это походило на общение близких людей. Потом они повернулись ко мне, и Саня сказал:
– Познакомься, мой юрисконсульт.
– Не слишком ли молод? – произнесла Диана, протягивая мне руку.
Позже я узнал, что Диана является хозяйкой галереи и, кроме того, рисует сама. Железо относился к творческим людям с некоторым благоговением. Мне кажется, он им завидовал. И совершенно напрасно – ведь он тоже был художником в своем роде, только набрасывал мазки не на холст, а прямо на эту жизнь. Он был творцом, кистью и краской одновременно. И то, что ему порой удавалось изображать, по силе впечатлений могло поспорить с тем же Меегереном.
Потом Диану окликнула группа мужчин.
– Меценаты, – сказала она. – Я отойду.
– Подожди, – придержал ее Железо. – Кто это написал? – Он кивнул на картину.
Диана мельком глянула на полотно:
– Не знаю. Картины на выставку отбирала Нелли. Поговори с ней.
Железо, пошарив глазами по залу, заметил Нелли и махнул ей рукой.
– Кто это написал? – спросил он, когда Нелли подошла.
– Кто это написал? – спросил он, когда Нелли подошла.
– Тебе понравилось? – спросила она, бросая взгляд на картину.
– Нет. Но я хочу купить.
Нелли подозрительно взглянула на Железо и произнесла:
– Автор пока не раскручен, но по-своему оригинален. Да вот он, – она кивнула в сторону человека лет тридцати, что, скрестив руки, стоял у окна.
– Сколько стоит картина? – спросил Железо.
– Он хотел тысячу долларов. Комиссионные я с тебя не возьму. Значит, восемьсот.
– Позови его, – сказал Железо, когда Нелли отошла.
Я подошел к художнику. Это был тип со вздорным взглядом человека, еще не получавшего как следует по морде.
Я не знал намерений Железо и потому начал вежливо:
– Простите, нам сказали, что вы автор картины «В платном туалете».
– Я! – Водянистые глаза творца, смотревшие куда-то мимо, наконец сфокусировались на моей личности.
– Мы бы хотели купить вашу картину, – произнес я, думая о том, что человек с такими глазами не может быть гением или хотя бы талантом. – Директор галереи сказала, что мы можем произвести это напрямую, без ее участия.
– Не возражаю, – произнес художник, направляясь вслед за мной.
Железо стоял, заложив руки за спину, и смотрел на нас веселыми глазами. Ничего хорошего это не предвещало.
– Вы желаете приобрести картину? – спросил художник.
– Да, – кивнул Железо. – А знаете, если бы вы добавили к названию картины еще одно слово, она от этого здорово бы выиграла.
– Какое же? – спросил художник.
– «Утро». Вы только вслушайтесь. – «Утро в платном туалете». Совсем по-другому звучит. Вы чувствуете, как картина сразу обретает пространственность во времени?
Художник задумался, а потом сказал:
– Но заложенная мною в картину идея призвана показать лишь некое субъективное пространство, аспект человеческой жизни, и не привязана к временному императиву.
Я с изумлением слушал их. Эти два кретина со значительными лицами, словно речь шла о чем-то важном, рассуждали о мазне, запечатлевшей трех субъектов, справлявших в туалете нужду. Я не мог понять почему, но мне вдруг остро захотелось пристукнуть их обоих. Между тем Железо аккуратно снял со стены картину. А потом произошло нечто уже совсем дикое. Коротко размахнувшись, он надел ее на голову художника. Полотно с коротким треском лопнуло, но дальше плеч не пошло, так и зависло на них в горизонтальном положении. Железо достал из бумажника доллары, сотенными, и кинул их на картину, прямо под нос творцу.
– Ты забыл, с чего начинали художники? – рявкнул Железо. – Я напомню – с библейских сюжетов. Люди приходят сюда душой отдохнуть, а ты им в морду своими погаными писсуарами тычешь!
К нам уже торопилась Диана.
– Что здесь происходит? – спросила она, подойдя.
– Делаю рекламу твоей галерее. Вон уже журналисты заинтересовались, – Железо кивнул на молодую женщину и мужчину средних лет, спешащих к нам с другого конца зала. – Пара бесплатных статей обеспечена. Завтра у тебя будет аншлаг. Все захотят взглянуть на галерею, где на головы художников надевают их же произведения. Нынче искусство без шоу, как кино, без попкорна, не идет. Ведь гораздо интересней видеть, как художнику на голову надевают его мазню, чем смотреть саму мазню, согласись! А кроме того, кто-то же должен остановить этих новаторов!
– Каких еще новаторов? – У Дианы слегка сузились глаза.
– Певцов отхожих мест, которые что-то выловят из сортира, засунут на экран и назовут высоким искусством. Новаторы! Стой спокойно, сволочь! – Железо схватил художника, который пытался избавиться от картины, за руки.
Художник с надеждой взглянул на Диану.
– Ты хоть знаешь, что он написал?
– Что? – Диана, привстав на носки, пыталась взглянуть на полотно.
– «Утро в платном туалете»!
Диана бросила на него быстрый взгляд и опять сделала попытку разглядеть картину. Вокруг нас уже сверкали вспышки фотоаппаратов.
– Ну маляр! – Железо толкнул художника в грудь. – Считай, будущее я тебе обеспечил. Завтра твое фото будет в газетах. Только смотри, если еще раз что-то подобное нарисуешь, я тебя самого на стену вместо картины подвешу. Это будет композиция под названием «Распятый говносос».
Через неделю после этого случая, когда я с тремя однокурсниками направлялся в кафе перекусить, «навигатор» Железо перегородил нам дорогу.
– Садись! – сказал Железо, высунувшись в окно.
Я понял, что спокойная жизнь кончилась, и под удивленные взгляды товарищей забрался в «навигатор».
– Завтра мы должны быть в Латвии, – сказал Саня, трогая машину.
– Зачем?
– У них там туго с наличностью. Надо помочь, – Саня усмехнулся, – дружественная страна.
– Сколько повезем?
– Пять миллионов.
В первый момент мне показалось, что Саня шутит, но потом я понял, что это серьезно, и впал в легкий ступор. Пять миллионов долларов по карманам не растолкать. Это пара чемоданов денег.
– Как мы их повезем?
– В двух рюкзаках.
– А если откроют?
– Не откроют. У нас будет зеленый коридор.
– А почему именно мы?
– А ты хотел бы, чтобы кто-то вместо нас заработал пятьсот тысяч?
Я промолчал.
– Я тоже так подумал, – усмехнулся Железо. – А за девочку свою не беспокойся, – безо всякого перехода вдруг произнес он. – Я тут прикинул, сколько в Москве «Мазд-Кабур». Максимум десять найдется. Я лично ни одной не видел. Вернемся – пройдешься по адресам владельцев.
– Спасибо, – сказал я.
– Не спеши, – криво улыбнулся Саня. – Неизвестно, чем дело кончится.
Трезвых мыслей не было, потому что если в подобной ситуации рассуждать здраво, то можно тронуться умом. Все было абсурдно от начала до конца! От двух рюкзаков с долларами на заднем сиденье, выражения лица Железо, походившего на посмертную маску, и до «зеленого коридора», в котором я сомневался. У меня было плохое предчувствие, хотя я в них не верил. Было холодно и слякотно. УАЗ‑69 на удивление для своих лет мягко урчал мотором.
– Зачем мы это делаем?! – произнес я, глядя на суетящиеся возле передней машины фигуры таможенников.
Я задал вопрос не ради выяснения истины, а просто выразил то, что происходило у меня внутри. От мысли, что нас могут задержать, меня пробирало жутью.
– Холодно! – как-то странно ответил мне Железо, неотрывно глядя в лобовое стекло.
Смысл его ответа я понял много позже.
Впереди, пройдя таможенный контроль, тронулся темно-синий спортивный «хундай». Саня переключил сцепление и на первой скорости встал на его место. Никакого зеленого коридора пока не наблюдалось. Некоторое время к нам никто не подходил, потом из служебного помещения вышли трое: два пограничника и таможенник. Пограничники встали чуть в стороне. Таможенник окинул нас взглядом и, сунув лицо в открытое окошко машины, спросил:
– Валюта, наркотики, оружие? – Его глаза быстро шарили по салону.
В это время справа, от соседнего пропускника, подошли еще двое пограничников. У меня похолодело внутри. Я понял, что нас будут брать. Предчувствие оказалось верным. Пять миллионов! Черт меня дернул. Тут мало не дадут. Минимум лет семь, при хорошем адвокате. Пятьсот тысяч! Даже если бы мне досталось двести… В этот момент я вдруг отчетливо понял, что поехал вместе с Железо не из-за денег – из солидарности.
Таможенник смотрел на Железо, Железо на таможенника. Я на них обоих, отчетливо понимая, что наш арест – дело нескольких минут.
– Я повторяю, – произнес таможенник. – Валюта, наркотики, оружие.
– Пять миллионов долларов, без декларации. Устраивает? – произнес Железо.
Таможенник не успел ответить – резкий прямой в челюсть опрокинул его на спину. Рука Железо, сбив таможенника с ног, тут же легла на рычаг переключения скоростей. Из всех возможных действий он выбрал самое абсурдное – бегство. При удачно сложившихся обстоятельствах нам, возможно, и удалось бы бежать, но впереди была еще одна граница.
Когда УАЗ снес шлагбаум, у меня мелькнула мысль, за что больше дают: за незаконный переход границы с отягощающими вину обстоятельствами или за попытку провоза пяти миллионов долларов?
УАЗ набирал скорость. Я вглядывался в приближающиеся огни латышской стороны. То, что там готовятся нас встречать, не было никаких сомнений. Границы наверняка уже созвонились, и латыши что-нибудь предпримут. К тому же все их пропускники наверняка забиты.
Так оно и вышло. Все пропускники оказались занятыми. Более того, в каждом стояло по несколько машин. Но Железо не так просто было остановить. УАЗ, выскочив правыми колесами на площадку перед служебным помещением, а левыми оставаясь на проезжей части, впритирку пронесся вдоль трех машин и снес зеркало у «Ауди-шесть». Мы оказались на свободном пространстве. Метрах в ста перед нами маячил шлагбаум – чисто условная преграда. Мы снесли его, практически не сбавляя скорости. Справа мелькнули две склонившиеся над переносным ежом фигурки и резко ушли назад в темноту. Граница прошляпила нарушителя. Она просто не была готова к таким выходкам. Сзади раздалось несколько выстрелов. Немного проехав, Железо посмотрел в зеркало заднего вида: