Кто-то испоганил это самое любимое на свете место, и я уже не был здесь счастлив, как прежде.
По пути к Большому дому я встретил немало ребят, которых помнил еще с прошлого лета. Никто не остановился, не заговорил со мной. Никто не сказал: «С возвращением, парень!» Некоторые оглядывались при виде Тайсона, однако большинство угрюмо проходили мимо, исполняя обычные обязанности: разносили послания, волокли мечи, чтобы заострить их на точильных колесах… Лагерь напоминал военное училище. Можете мне поверить, что так оно и было, — из парочки таких заведений меня вышвырнули.
Но для Тайсона все это ровно ничего не значило.
— Это че? — изумленно открывая рот, спрашивал он.
— Конюшня пегасов, — отвечал я. — Крылатых лошадей.
— А это?
— Ну… это уборные.
— А это че?
— Домики обитателей лагеря. Если неизвестно, кто из богов твой отец, тебя помещают в домик Гермеса — видишь вон там, коричневый, — пока не установят. А потом сразу определяют в группу детей матери или отца.
Тайсон воззрился на меня в благоговейном изумлении.
— И у тебя… есть свой домик?
— Номер три. — Я указал на невысокое серое строение, сложенное из морских камней.
— Ты живешь там с друзьями?
— Нет. Один.
Объяснять не хотелось. Горькая правда состояла в том, что я был один в домике, поскольку считалось: меня и вовсе не должно быть на свете. После Второй мировой войны Большая тройка — Зевс, Посейдон и Аид — заключили договор, что больше не будут иметь детей от смертных женщин. Мы, их дети, были более могущественными, чем обычные полукровки. И слишком непредсказуемы. Когда мы сходили с ума, возникали проблемы… к примеру, та же Вторая мировая. Большая тройка нарушила договор только дважды — когда Зевс зачал Талию, а Посейдон — меня. Мы оба не должны были появиться на свет.
Зевс превратил Талию в сосну, когда ей едва исполнилось двенадцать. А я… я изо всех сил старался не отправиться по ее стопам. Мне снились кошмары, что если я буду на краю смерти, то Посейдон может превратить меня, ну, скажем, в планктон. Или в плавучие бурые водоросли.
Когда мы пришли в Большой дом, Хирон был у себя в комнате, пакуя вещи под звуки своей любимой эстрадной музыки шестидесятых годов. Кажется, я уже упоминал, что Хирон — кентавр. От пояса и выше он выглядит как обычный мужчина среднего возраста с вьющимися каштановыми волосами и чахлой бородкой. Ниже пояса — это белоснежный боевой скакун. Он может сойти за человека, укрыв свою нижнюю часть в волшебной инвалидной коляске. Замаскировавшись таким образом, Хирон преподавал мне латынь в шестом классе обычной школы. Но чаще, если потолки в комнате достаточно высоки, он предпочитает не скрывать свою природу.
Едва увидев его, Тайсон застыл на месте.
— Лошадка! — восхищенно выкрикнул он.
— Что, простите? — Хирон с оскорбленным видом повернулся к нам.
Вбежавшая Аннабет крепко обняла его.
— Хирон, что происходит? Ты что… уезжаешь?
Голос ее задрожал. Хирон был для нее вторым отцом. Кентавр взъерошил ей волосы, улыбаясь доброй улыбкой.
— Привет, дитя! И, боже мой, Перси! Вырос-то как за год!
Я постарался сдержать эмоции, хотя в горле застрял комок.
— Кларисса сказала, что вы… что вас…
— …вытурили, — весело подхватил Хирон, но глаза его мрачно блеснули. — Что ж, вину всегда надо на кого-то свалить. Повелитель Зевс был очень расстроен. Дерево, в которое он заключил дух своей дочери, — отравлено! Мистеру Д. пришлось кое-кого наказать.
— Вы хотите сказать — помимо вас, — проворчал я.
Одна только мысль о директоре лагеря мистере Д. приводила меня в ярость.
— Но это же чушь какая-то! — вскричала Аннабет. — Какое отношение ты, Хирон, мог иметь к отравлению дерева Талии!
— Тем не менее, — вздохнул Хирон, — на Олимпе, при сложившихся обстоятельствах, мне не очень-то доверяют.
— Каких обстоятельствах? — спросил я.
Лицо Хирона омрачилось, и он только покачал головой. Затем продолжил собираться, положил латинско-английский словарь в свою придорожную суму, вытащил из проигрывателя пластинку Фрэнка Синатры.
Тайсон по-прежнему изумленно взирал на Хирона. Он даже повизгивал — так ему хотелось шлепнуть Хирона по крупу, но он боялся подойти ближе.
— Лошадка?
— Мой дорогой юный циклоп, — фыркнул Хирон. — Я — кентавр!
— Хирон, что с деревом? — спросил я. — Что случилось?
— Яд, которым отравили дерево Талии, — из царства мертвых, — вздохнул Хирон. — Страшный яд, какого даже мне не доводилось видеть. Должно быть, он — порождение чудовища, обитающего в самых глубоких подземельях Тартара.
— Тогда мы знаем, чьих рук это дело. Кро…
— Не называй имени повелителя титанов, Перси! Особенно здесь и сейчас.
— Но прошлым летом он пытался развязать гражданскую войну на Олимпе! Вот в чем его замысел! И для того чтобы воплотить его, он использовал этого предателя — Луку.
— Возможно, — согласился Хирон, — но боюсь, что ответственность за случившееся все равно несу я. Я не помешал этому и не смог найти целебное средство. Дереву осталось всего несколько недель жизни, если только не…
— Если что? — спросила Аннабет.
— Нет, — сказал Хирон. — Глупости. Действие яда распространилось по всей долине. Волшебные границы день ото дня становятся все ненадежнее. Вымирает сам лагерь. Только одно магическое средство могло бы оказаться достаточно сильным, чтобы остановить действие яда, но оно было утрачено много веков назад.
— Что это? — спросил я. — Мы отправимся на поиск и найдем его!
Хирон закрыл свои походные сумы. Выключил проигрыватель. Затем повернулся, положил руки мне на плечи и сказал, глядя прямо в глаза:
— Перси, ты должен пообещать мне, что не будешь действовать опрометчиво. Я сказал твоей матери, что вообще не хочу, чтобы ты приезжал этим летом. Это слишком опасно. Но, раз уж ты приехал, останься здесь. Упорно тренируйся. Учись биться. Но не уезжай.
— Почему? — спросил я. — Почему ты так говоришь? Я хочу что-нибудь сделать! Я не могу позволить разрушить границы лагеря. Тогда все…
— …попадет в лапы монстров. Да, боюсь, что так. Но ты не должен позволить вовлечь себя в поспешные действия! Это может быть ловушкой повелителя титанов. Вспомни прошлое лето! Он почти лишил тебя жизни.
Хирон говорил правду, и все же мне ужасно хотелось помочь. И еще у Кроноса был должок передо мной. Думаете, повелитель титанов усвоил урок, преподанный ему тысячелетия назад, когда он был низвергнут с небес богами? Думаете, что, разрубленный на тысячи кусков и заключенный в самое мрачное место Аида, он утратил надежду? Нет! Он был бессмертен и, даже прозябая в Тартаре и страдая от вечных мук, жаждал возвращения на Олимп и мести. Кронос не мог действовать сам, но обладал достаточной силой, чтобы смущать умы смертных и даже богов, заставляя их действовать в своих грязных целях. Прошлым летом он сделал такую попытку…
Я не сомневался, вина за отравление лежала на нем. Разве могло еще найтись существо столь низкое, чтобы напасть на дерево Талии — единственное, что осталось от героини, которая пожертвовала своей жизнью во имя друзей?
Аннабет с трудом удерживала слезы. Хирон ласково смахнул ускользнувшую каплю влаги с ее щеки.
— Оставайся вместе с Перси, дитя мое, — сказал он ей. — Береги его. Помни о пророчестве!
— Да… я не забуду.
— Хм, — сказал я, — не идет ли опять речь о суперопасном пророчестве, которое касается меня и о коем боги запретили мне рассказывать?
Они оба промолчали.
— Нормально, — пробормотал я. — Просто проверочка.
— Хирон… — тихо произнесла Аннабет. — Ты говорил мне, что боги даровали тебе бессмертие лишь на время, пока ты будешь воспитывать героев. Если они увольняют тебя…
— Поклянись, что сделаешь все, чтобы уберечь Перси от опасности, — потребовал кентавр. — Поклянись Стиксом.
— Я… я клянусь рекой Стикс, — сказала Аннабет.
За окном прогрохотал гром.
— Отлично, — кивнул Хирон. Казалось, он немного расслабился. — Возможно, мое имя не будет опорочено и я еще вернусь. А пока отправлюсь навестить своих диких сородичей во Флориде. Возможно, они знают средство от яда, которое я позабыл. В любом случае буду пребывать в изгнании, пока это дело не разрешится… так или иначе.
Аннабет приглушенно всхлипнула. Хирон неловко похлопал ее по плечу.
— Теперь послушай, дитя мое. Я должен вверить твою безопасность мистеру Д. и новому исполнительному директору Танталу. Надо надеяться… они не разрушат лагерь так быстро, как я этого боюсь.
— Кстати, кто такой этот Тантал? — спросил я. — Откуда он взялся на ваше место?
Над долиной разнеслись знакомые звуки — трубили в раковину. Я не думал, что уже так поздно. Настало время собираться на вечернюю трапезу.
— Кстати, кто такой этот Тантал? — спросил я. — Откуда он взялся на ваше место?
Над долиной разнеслись знакомые звуки — трубили в раковину. Я не думал, что уже так поздно. Настало время собираться на вечернюю трапезу.
— Ступай, — сказал мне Хирон, — встретишься с ними за ужином. Я свяжусь с твоей матерью, Перси, и сообщу, что ты вне опасности. Конечно, она уже начала волноваться. Помни, о чем я тебя предупреждал! Ты здорово рискуешь. Думаешь, повелитель титанов хоть на мгновение забыл о тебе?
Сказав это, он, стуча копытами, выбежал из Большого дома и промчался вниз по холму.
— Лошадка! Не убегай! — крикнул Тайсон ему вслед.
Я сообразил, что забыл рассказать Хирону о своем сне про Гроувера. Теперь уже было слишком поздно. Мой любимый учитель покинул нас. Что ж, может, для него все и обойдется.
Тайсон разревелся не хуже, чем Аннабет.
Я попытался успокоить их, сказать, что все будет хорошо, хотя сам этому не верил.
* * *Солнце уже садилось за павильоном для трапезы, когда обитатели лагеря вышли из домиков. Стоя в тени мраморной колонны, мы наблюдали, как они строятся в шеренгу. Аннабет все еще была сильно расстроена, но пообещала поговорить с нами попозже. После чего присоединилась к своим сородичам из домика Афины — дюжине мальчиков и девочек с такими же светлыми кудрями и серыми глазами, как у нее. Аннабет была не самой старшей из них, но провела в лагере больше времени, чем остальные. Об этом можно было судить, взглянув на ее ожерелье, — бусина за каждое лето, а у Аннабет их шесть. Никто не оспаривал ее права встать во главе колонны.
Далее шествовала Кларисса, которая вела обитателей домика Ареса. Одна рука у нее была перевязана, а на щеке виднелась глубокая, рваная рана, но в остальном стычка с бронзовыми быками не особо сказалась на ней. Кто-то приклеил ей на спину клочок бумаги с надписью: «Телка — смерть быкам!» Но никто из ее ребят не потрудился сказать ей об этом.
После детей Ареса шли потомки Гефеста — шестеро ребят, которыми предводительствовал Чарльз Бекендорф — крупный пятнадцатилетний афроамериканец. Ладони у него были размером с рукавицы, какими пользуются кузнецы, черты лица суровые, глаза прищурены — это оттого, что ему целый день приходилось проводить в кузне. Он — славный парень, особенно если сойтись с ним поближе, но никто никогда не называл его Чарли, или Чак, или даже Чарльз. Большинство звало его просто Бекендорф. Ходили слухи, что он может выковать все, что угодно. Дайте ему металлическую болванку — и од сделает вам острый как бритва меч, робота-воина или поющую поилку для сада вашей бабушки. Все, что душа пожелает.
Далее следовали ребята из других домиков, маршировавшие строем: домик Деметры, Аполлона, Афродиты, Диониса. Наяды плыли по озеру на лодках. Дриады мелькали между деревьями. С луга подошла дюжина сатиров, при виде которых я с болью в сердце вспомнил о Гроувере.
Для сатиров всегда находилось множество дел. В поле они выполняли самые разнообразные поручения директора лагеря мистера Д., но главную работу делали в реальном мире. В каком-то смысле они набирали рекрутов для лагеря. Под различным прикрытием они внедрялись в школы по всему свету, выискивая потенциальных полукровок и препровождая их в лагерь. Так я встретился с Гроувером. Он был первым, кто признал во мне полубога.
За сатирами, замыкая шествие, в трапезную потянулись обитатели домика Гермеса. Их колония была самой многочисленной. Прошлым летом их вел Лука, который вместе с Талией и Аннабет сражался на Холме полукровок. Какое-то время, прежде чем Посейдон признал меня, я жил в домике Гермеса. Лука сдружился со мной, а затем… попытался меня убить.
Ныне обитателей домика Гермеса возглавляли Тревис и Коннор Стоулл. Не будучи близнецами, они так походили друг на друга, что их все равно считали таковыми. Я никак не мог запомнить, кто из них старше. Оба были высокие, тощие, с гривой каштановых волос, ниспадавших на глаза. Оранжевые футболки Лагеря полукровок они носили навыпуск, поверх мешковатых шортов, и унаследовали все проказливые черты, свойственные отпрыскам Гермеса: удивленно поднятые брови, саркастические улыбки и тот особый блеск в глазах, когда они смотрели на тебя, — словно собирались засунуть петарду тебе в штаны. Мне всегда казалось забавным, что фамилия у отпрысков бога воров — Стоулл, но, стоило мне заикнуться об этом Тревису или Коннору, как оба тут же делали непонимающие лица, словно шутка до них не доходила.[6]
Как только в трапезную вошли все обитатели лагеря, я вывел Тайсона на середину павильона. Разговоры мигом стихли. Взоры устремились на вновь прибывшего.
— Этого-то кто сюда звал? — пробормотал кто-то за столом Аполлона.
Я сверкнул глазами в их сторону, но так и не понял, кто это сказал.
Знакомый голос за первым столиком, растягивая слова, произнес:
— Так-так, сдается мне, что это Питер Джонсон. Какой подарок к моему тысячелетию!
— Перси Джексон… сэр, — ответил я, скрипя зубами.
Мистер Д. сделал глоточек диетической колы.
— Да. Впрочем, как теперь выражаются молодые люди, без разницы.
На нем была обычная гавайская рубашка с расцветкой под леопарда, шорты и теннисные туфли с черными носками. Со своим брюшком и раздутым красным лицом он напоминал туриста из Лас-Вегаса, который допоздна засиделся в казино. Трепещущий сатир, стоя за его спиной, ощипывал виноградную лозу и по одной передавал виноградины мистеру Д.
Настоящее имя мистера Д. — Дионис. Бог вина и виноделия. Зевс назначил его директором Лагеря полукровок, чтобы тот слегка просох от возлияний и в наказание за домогательства в отношении некоторых распущенных лесных нимф.
Рядом с ним, там, где обычно сидел Хирон (или стоял, когда ему хотелось подчеркнуть, что он — кентавр), присутствовал некто, кого я видел впервые: невероятно худой мужчина в потрепанном оранжевом комбинезоне, напоминавшем тюремную робу. На кармане значился номер 0001. Под глазами этого человека залегли синие тени, ногти были обведены грязной каемкой, а седые волосы выглядели так, будто последнюю стрижку ему делали садовыми ножницами. Он пристально посмотрел на меня, и от его взгляда мне стало не по себе. Вид у мужчины был какой-то… надломленный. Злоба, отчаяние, голод — все это сочеталось в его облике.
— Вот за этим юношей, — сказал ему Дионис — вам надо присматривать особо. Сын Посейдона, знаете ли.
— Ага, — кивнул заключенный. — Вот за этим, значит.
По его тону было совершенно ясно, что они с Дионисом уже не раз говорили обо мне.
— Я Тантал, — произнес заключенный, холодно улыбаясь. — Здесь по специальному назначению, пока… ну, пока мой повелитель Дионис не решит иначе. А ты, Персей Джексон, я очень на это надеюсь, будешь осмотрительнее и не станешь доставлять нам новые неприятности.
— Неприятности? — переспросил я.
Дионис щелкнул пальцами. На столе появилась газета — передовица сегодняшнего номера «Нью-Йорк пост». Там была фотография альбома выпускников нашего класса в Мериузер. Мне трудно было прочесть заголовок, но я прекрасно догадывался, о чем говорилось в статье. Что-нибудь вроде: «Тринадцатилетний псих поджигает спортзал».
— Да, неприятности, — с удовлетворением подтвердил Тантал. — Насколько я понимаю, прошлым летом ты был постоянным источником неприятностей.
Я ощутил такой прилив ярости, что даже не смог ответить. Словно это по моей вине конфликт между богами едва не перерос в гражданскую войну!
К столу робко приблизился сатир и поставил перед Танталом тарелку с жареным мясом. Новый исполнительный директор облизнулся. Посмотрев на свой пустой кубок, он сказал:
— Рутбир,[7] из эксклюзивных запасов тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года.
В сосуде сама собой вспенилась содовая. Тантал нерешительно протянул руку, словно боясь обжечься.
— Давай, дружище, — сказал Дионис со странным блеском в глазах. — Может, на этот раз сработает.
Тантал попытался схватить кубок, но тот увернулся и заскользил прочь, прежде чем он успел дотронуться до него. Несколько капель газированного напитка пролилось на стол, и Тантал попытался обмакнуть в них кончики пальцев, но капельки скатились по гладкой поверхности, как ртуть, прежде чем он успел коснуться их. Зарычав, Тантал повернулся к тарелке с говядиной. Он нацелил вилку на кусок мяса, но блюдо стремительно умчалось со стола, опрокинув свое содержимое в жаровню.
— Чтоб их всех! — пробормотал Тантал.
— Ну, ничего, ничего, — произнес Дионис лживо-сочувственным голосом. — Может, через несколько дней… Поверь мне, старина, работать в этом лагере и без того сплошная пытка. Уверен, что древнее проклятие в конце концов будет снято.
— В конце концов, — пробормотал Тантал, жадно глядя на стоящую перед Дионисом диетическую колу. — Да ты хоть представляешь, как может пересохнуть в глотке за три тысячи лет?