Деньги сразу же отправлялись в Отдел 39 Центрального комитета Трудовой партии Кореи. Этот скандально известный отдел по привлечению твердой валюты был создан Ким Чен Иром в 1970-х в стремлении обеспечить себе финансовую независимость от тогда еще правившего страной отца. По словам Кима (и множества других перебежчиков), Отдел 39 закупает товары класса люкс, чтобы гарантировать лояльность северокорейской элиты. А еще тот же самый отдел занимается закупкой иностранных компонентов для своих ракет и прочих военных программ.
Как объяснил мне Ким, страховая афера действует так: пхеньянские агенты государственного страхового монополиста выписывают полисы, покрывающие весьма недешевые по ущербу, но достаточно частые в КНДР катастрофы типа взрывов в шахтах, крушений поездов и наводнений.
– Суть в том, что правительство делает ставку на катастрофы, – сказал он, – то есть любая катастрофа становится для него источником твердой валюты.
Кима и других «выездных» сотрудников северокорейской государственной страховой компании рассылают по всему миру искать страховых брокеров, которые в обмен на соблазнительно высокие страховые премии согласятся компенсировать Северной Корее нанесенный этими катастрофами ущерб.
Перестрахование – многомиллиардный бизнес, в основе которого лежит распределение риска, взятого на себя одной страховой компанией, по нескольким другим компаниям из разных стран мира. По словам Кима, Северная Корея изо всех сил старается ежегодно перетасовывать состав перестраховщиков.
– Мы все время меняли перестраховщиков, – сказал он мне, – сегодня это могла быть лондонская Lloyd’s, а завтра – уже Swiss Re.
Распределяя относительно скромные размеры ущерба среди множества крупных компаний, КНДР скрывала реальные масштабы рисков. Ее правительство подготавливало тщательно документированные страховые требования, пропускало их через свои марионеточные суды и требовало возмещения ущерба. При этом оно всеми силами мешало перестраховщикам отправлять на места катастроф дознавателей и следователей, чтобы убедиться в наличии страхового случая. По словам одного из лондонских экспертов в области страхования, Северная Корея часто эксплуатировала географическое невежество и политическую необразованность некоторых перестраховочных обществ и их брокеров. Многие из них думали, что имеют дело с фирмой из Южной Кореи, а другие просто не знали, что КНДР – это закрытое тоталитарное государство с карманными судами, отказывающимися выполнять международные соглашения и законы.
Со временем перестраховочные компании все-таки обратили внимание на частые и весьма затратные для них требования возместить ущерб от железнодорожных катастроф и крушений пассажирских паромов, расследовать которые было практически невозможно. Юристы немецкого страхового гиганта Allianz Global Investors, Lloyd’s of London и нескольких других компаний подали в лондонский суд иск к Корейской национальной страховой корпорации. Они опротестовали поступившее от нее в 2005 году требование о возмещении ущерба, нанесенного падением вертолета на государственные склады в Пхеньяне. В исковых документах страховщики заявили, что крушение вертолета было инсценировкой, что решение северокорейского суда о поддержке страхового требования не может считаться легитимным и что Северная Корея постоянно использует аналогичные страховые аферы для пополнения личного состояния Ким Чен Ира.
Однако вскоре перестраховочные компании отозвали свой иск и пошли на мировое соглашение, ставшее для КНДР практически чистой победой. По мнению аналитиков, они сделали это потому, что по собственной глупости подписали контракты, обязывающие их вести деятельность в соответствии с законами Северной Кореи. Тем не менее этот громкий процесс всколыхнул всю мировую индустрию перестрахования, ее участники стали избегать деловых контактов с КНДР, и афера постепенно заглохла.
Ким Кван Чжин, помогавший переправить баулы с наличностью на 20 млн долларов из Сингапура в Пхеньян, помнит, как велика была радость получившего их Ким Чен Ира.
– Мы получили от него благодарственное письмо, и это был для нас огромный праздник, – сказал он, добавив, что кроме письма он и его коллеги получили от Ким Чен Ира подарки: апельсины, яблоки, DVD-проигрыватели и одеяла.Фрукты, бытовая электроника и одеяла.
Такое нищенское проявление диктаторской благодарности говорит о многом. Стандарты жизни центрального класса благонадежных в Пхеньяне могут считаться роскошными только по меркам страны, в которой треть населения постоянно страдает от голода.
Представители элиты живут в относительно просторных квартирах и в достаточных количествах получают рис. Плюс к тому они первыми получают доступ к импортным товарам и предметам роскоши, например, фруктам и спиртному. Но и им, как и всем прочим жителям Пхеньяна, часто отключают электричество и редко включают горячую воду. Им точно так же заказан путь за границу, если они не работают дипломатами или представителями госпредприятий.
– Если говорить о материальных благах, удобствах и развлечениях, то элитная семья в Пхеньяне живет значительно хуже семьи среднестатистического офисного клерка из Сеула, – сказал мне российский политолог Андрей Ланьков, учившийся в Пхеньяне, а ныне преподающий в Университете Кукмин в Сеуле. Доход на душу населения в Южной Корее в 15 раз выше, чем в Северной. По уровню дохода на душу населения (в 2009 году он составлял 1900 долларов США) Северная Корея отстает даже от таких стран, как Судан, Конго и Лаос. Исключением, конечно, является семья Ким Чен Ира. На спутниковых фотографиях Северной Кореи резиденции правящего семейства выделяются, как одетая в соболя дама в толпе оборванных нищих. Как говорится в книгах бывшего повара и бывшего личного телохранителя Ким Чен Ира, у него не меньше восьми загородных вилл. Почти во всех этих дворцах устроены кинотеатры, баскетбольные площадки и стрелковые полигоны. В нескольких есть закрытые бассейны и развлекательные центры с боулингами и ролл-холлами. На снимках можно разглядеть большой ипподром, персональную железнодорожную станцию и аквапарк.Личную яхту Ким Чен Ира с 50-метровым бассейном и двумя водными горками на палубе удалось сфотографировать рядом с его резиденцией в Вонсане, расположенной на полуострове среди белых песчаных дюн. Говорят, этот дом в семье любят особенно сильно. Бывший телохранитель Ким Чен Ира рассказывал, что он часто приезжал туда поохотиться на косуль, фазанов и диких гусей. Меблированы и оборудованы все его резиденции товарами, импортированными из Японии и Европы. Говядина для семьи производится телохранителями на специальной ферме, а яблоки выращиваются в органическом саду. Причем для того чтобы фрукты были слаще, в землю добавляется редкий и очень дорогой для Севера сахар. (2)
Кровные привилегии в семье Кимов можно считать совершенно уникальными. Ким Чен Ир унаследовал абсолютный контроль над Северной Кореей от своего отца в 1994 году, и это был первый в коммунистическом мире случай передачи власти по наследству. Второй переход власти по принципу кровного родства состоялся осенью 2010 года, когда на самом большом за три десятилетия съезде политических деятелей страны Ким Чен Ын – младший сын Ким Чен Ира – получил звание Генерала армии и место в ЦК правящей Трудовой партии Кореи. Прочих доказательств пригодности на высшие посты, кроме правильной крови, у него почти не было. В детстве он учился в германоязычной школе в швейцарском Либефельде. Там он играл распасовщиком в школьной баскетбольной команде и часами рисовал портреты Майкла Джордана. (3) В 17 лет он вернулся в Пхеньян и продолжил учиться уже в Университете имени Ким Ир Сена. О том, что он в нем изучал, ничего доподлинно неизвестно.
Всем стало ясно, что в Пхеньяне готовится вторая передача власти от отца к сыну, в 2008 году, сразу после перенесенного Ким Чен Иром инсульта. Этот инсульт, после которого 66-летний Любимый Руководитель стал заметно хромать, послужил сигналом к вознесению его третьего сына, доселе мало кому известного.
В 2009 году Ким Чен Ына начали называть «гением литературы» и патриотом, который «без сна и отдыха трудится», чтобы приблизить момент получения Северной Кореей статуса ядерной супердержавы. В военных частях начали крутить пропагандистскую песню «Шаги», чтобы подготовить личный состав армии к приходу динамичного «молодого Генерала». Он и вправду очень молод, ведь он родился то ли в 1983-м, то ли в 1984-м году, т. е. ему нет еще и 30.
Мир увидел предполагаемого преемника во время его первого официального «выхода в свет» – на грандиозном военном параде на площади Ким Ир Сена в сентябре 2010 года. Глазам изумленных западных журналистов, которым обычно даже не разрешали въехать в Северную Корею, предстал молодой человек – настолько же свежий и полный сил, насколько слабым и больным выглядел его отец. Внешне он кажется абсолютным двойником своего деда – Великого Вождя Ким Ир Сена.
За считанные месяцы пребывания у власти Ким Чен Ын и его имиджмейкеры создали новый образ диктатора. Молодой лидер Северной Кореи превратился в счастливого, симпатичного и уютного семьянина. По государственному телевидению стали показывать кадры с участием его ранее неизвестной широкой общественности жены Ри Соль Чжу. Товарищ Ри, бывшая певица, которой сейчас чуть больше двадцати, одевается, как младший администратор компании «Samsung». Она часто улыбается, всегда держится рядом с мужем и иногда даже прилюдно трогает его за руку.
Такая смена имиджа подобна тектоническому сдвигу. Личности многочисленных жен и любовниц Ким Чен Ира всегда были тщательно засекречены, и судачить о них было очень опасно. (4) Но супруга Ким Чен Ына стала официально одобренным элементом его нового образа. Щеголяя аксессуарами от «Dior», она играет роль этакой Кейт Миддлтон при своем свиноподобном Принце Уильяме. В новостных репортажах они общаются с упитанными детишками, гуляют по финтес-центрам и инспектируют универмаги. Они посетили эстрадное шоу про Микки-Мауса. Ким Чен Ын выразил свое удовольствие концертным исполнением музыкальной темы из фильма «Рокки».
Странно притягательные постановочные видеозаписи всех этих мероприятий облетели весь мир, работая на осторожный ребрендинг династии Кимов в стиле « Entertainment Tonight ». Внезапно Ким Чен Ын стал самой настоящей интернет-знаменитостью. «Уж простите нас, дамочки, но ваш любимый северокорейский диктатор уже занят», – гласил шутливый заголовок новости на «MSN Now».
Новый руководитель Северной Кореи начал играть в реформатора. Он позволил женщинам носить брюки во время общественных мероприятий. Он уволил со службы генерала, стоявшего за жесткий курс управления страной. Он вроде бы начал бороться со всевластием армии. Он признал неудачу, когда вскоре после запуска взорвалась ракета большого радиуса действия. Он заявил, что для борьбы с дефицитом продуктов питания необходимы экономические перемены, и отправил чиновников изучать «китайский капитализм». Ходят слухи, что северокорейским крестьянам, выполняющим планы по сдаче продукции государству, будет позволено оставлять и самостоятельно продавать излишки. Люди, давно наблюдающие за состоянием дел в Северной Корее, вдруг всерьез заговорили о вероятности настоящей экономической реформы.
Тем не менее, в области прав человека пока почти ничего не меняется. По оценкам Организации Объединенных Наций, на июнь 2012 года до двух третей населения страны продолжает страдать от недоедания. По-прежнему существуют трудовые лагеря для политических заключенных, а Северная Корея с обычным возмущением отказывается признавать этот факт. Их официальные государственные новостные агентства назвали перебежчиков, рассказывающих об этих лагерях, «мразью и подонками».
Глава 4. Мать пытается бежать
Когда за Шином пришел учитель, он сидел в спальне школьного общежития и надевал ботинки. Это было субботним утром 6 апреля 1996 года.
– Эй, Шин, вставай и иди за мной прямо как есть, – сказал учитель.
Гадая, куда и зачем его вызывают, Шин поспешил за учителем, который вывел его из общежития на школьный двор. Во дворе стоял джип, а около него Шина ждали три человека в форме. Они надели ему наручники, завязали глаза полоской черной ткани и затолкали на заднее сиденье. Они увезли его, не говоря ни единого слова.
Шин не мог понять, куда и зачем его везут, но через полчаса тряски на заднем сиденье джипа он начал дрожать от страха.
Когда джип остановился, военные вытащили его из машины и поставили на ноги. С лязгом открылась и закрылась за его спиной тяжелая железная дверь, а потом зашумели какие-то механизмы. Охранники толкнули его в лифт, и Шин почувствовал, что кабина опускается куда-то вниз…
В большой пустой комнате без окон повязку сняли, и Шин увидел офицера с четырьмя звездочками на погонах, сидящего за столом. Рядом с ним стояли два охранника. Один из них приказал Шину сеть на стул с высокой прямой спинкой.
– Тебя зовут Шин Ин Гын? – спросил офицер.
– Да, так точно, – ответил Шин.
– Имя твоего отца – Шин Гён Соп?
– Да.
– Имя твоей матери – Чан Хе Гён?
– Да.
– Твоего брата зовут Шин Хе Гын?
– Да.
Офицер минут пять пристально смотрел на Шина, который не мог взять в толк, к чему его обо всем этом спрашивают.
– Ты знаешь, почему ты здесь? – наконец спросил офицер.
– Нет, не знаю.
– Наверное, нужно тебе объяснить?
Шин утвердительно кивнул головой.
– Сегодня на рассвете твоя мать и твой брат были пойманы при попытке к бегству. Вот почему ты здесь. Понимаешь? Ты знал об этом или нет?
– Я… я не знал.
Шин был потрясен услышанным и с трудом выдавливал из себя слова. Он не мог понять, не сон ли это. Офицер явно не верил Шину и сердился все больше.
– Как можно было не знать, что твои собственные мать и брат замышляют побег? – спрашивал он. – Если хочешь жить, колись и говори правду.
– Нет, я действительно ничего не знал, – говорил Шин.
– И отец ни о чем таком не упоминал?
– Я уже давно не был дома, – ответил Шин. – Когда я заходил туда с месяц назад, я ничего такого не слышал.
– Чем могут быть недовольны твои родные, чтобы задумать побег? – спросил офицер.
– Я честно ничего не знаю.
Именно такую историю рассказал Шин, приехав в Южную Корею в конце лета 2006 года. Он рассказывал ее часто, совершенно уверенно, не сбиваясь и не путая деталей.
В Сеуле его допрашивали агенты спецслужб, которые проводят длительные собеседования со всеми перебежчиками из Северной Кореи и умеют вычислять среди них профессиональных киллеров, периодически засылаемых на Юг правительством Ким Чен Ира.
Потом Шин рассказывал свою историю психотерапевтам и психологам из правительственных центров для репатриантов, потом активистам-правозащитникам и таким же перебежчикам, а потом еще и представителям местных и международных СМИ. То же самое он написал в вышедших в 2007 году на корейском языке мемуарах, то же самое он рассказал мне при первой встрече в декабре 2008. Спустя девять месяцев в Сеуле, когда мы с ним каждый день на протяжении целой недели проводили в многочасовых беседах, он повторял мне все ту же самую историю, но только более подробно.
Естественно, никакой возможности подтвердить истинность его слов не было. Шин был единственным источником информации о своей жизни в лагере. Мать и брат погибли. Отец либо до сих пор оставался в лагере, либо, что более вероятно, тоже уже был мертв. Правительство Северной Кореи вряд ли взялось бы помогать установить истину, поскольку вообще отрицало сам факт существования Лагеря 14.
Тем не менее история была проверена со всех сторон и казалась вполне правдоподобной беглецам из других лагерей, ученым, правозащитникам и правительству Южной Кореи. Поверил в нее и я. В результате я вставил ее в статью, вышедшую в «Washington Post». Я написал, что Шин «был ошарашен, узнав о побеге», поскольку мать ничего не сказала ему о своих планах.* * *В один ясный день в калифорнийском Торрансе Шин вдруг снова вернулся к этой истории и рассказал ее совсем по-другому.
Мы уже приблизительно с год периодически встречались с ним, работая над книгой, и всю последнюю неделю сидели друг против друга в моем полутемном номере отеля «Best Western», неторопливо перебирая события его детства.
За день до этой беседы Шин сказал, что хочет рассказать мне нечто новое и очень важное. Он настоял, чтобы мы нашли нового переводчика. Кроме того, он пригласил на встречу Ханну Сон, свою тогдашнюю начальницу и де-факто опекуншу, сказав, что ей тоже необходимо это услышать. Сон была директором-распорядителем «Свободы в Северной Корее», правозащитной группы, при содействии которой он перебрался в США. Эта 29-летняя американка корейского происхождения помогала Шину распределять деньги, следить за визами, путешествовать, обращаться за медицинской помощью и просто прилично себя вести в обществе. Она в шутку говорила, что стала Шину матерью.
Шин снял сандалии и взобрался с ногами на гостиничную софу. Я включил диктофон. С улицы в номер просачивался шум автомобилей. Шин молча вертел в руках свой мобильник.
– Так что же произошло? – спросил я.
Шин сказал, что соврал про побег своей матери. Он придумал эту легенду прямо перед вылетом в Южную Корею.
– Мне слишком многое нужно было скрыть, – сказал он. – Я с ужасом представлял, как ко мне отнесутся люди, как спросят: «Есть ли в тебе хоть что-то человеческое?» Держать это в себе было очень трудно. Вначале я не придавал особого значения этому обману. Ложь была частью моего плана, и я пошел на нее сознательно. Но теперь меня окружают люди, возбуждающие во мне желание быть честным. Смотря на них, я хочу быть порядочным. И поэтому я почувствовал, что мне нужно рассказать правду. Теперь мои друзья – это честные люди. Я начал понимать, что такое – быть честным. И чувствую ужасную вину за все, что сотворил.