– Галочка, – сказал он, – можешь считать, что это тебе не столько от меня подарок, сколько от американского президента. Он потратил на это шоу полмиллиона долларов, но, я думаю, ты вполне стоишь такого подарка! А от меня ты получишь другой подарок, но чуть позже… – И он с аппетитом надкусил розовощекую краснодарскую грушу.
Ставинский увидел, что на груше остались розовые следы крови. «Пародонтоз, – тут же отметил он мысленно, – ослабление десен. Странно, пародонтоз бывает лишь у людей, ослабленных голоданием и отсутствием витаминов, или у тех, кто пренебрегает средствами гигиены…» Но этого по-партийному упитанного, широколицего, с выпирающим из-под импортного костюма животом сорокалетнего знатока Америки и Канады трудно было заподозрить в том, что его не учили чистить зубы, и уж тем более в том, что он плохо питается. Впрочем, вспомнил Ставинский из учебника медицины, пародонтоз бывает также у людей, наследственно предрасположенных к диабету. И, улучив момент во время общего разговора, он подошел к Илье Андронову и сказал:
– У одного моего приятеля была ваша болезнь – пародонтоз. Врачи кололи ему алоэ, и не помогало…
– И мне не помогает, – усмехнулся Илья. – Недавно в Мадриде пришлось даже прервать переговоры по Хельсинкскому соглашению и ехать в больницу – так прихватило! Это, конечно, попало в газеты – что у меня пародонтоз!…
– Потом врачи мучили его вакуумной терапией, – продолжал Ставинский с улыбкой.
– И меня мучают, – сказал Илья. – Отсасывают кровь чуть не каждую неделю, а толку никакого.
– А потом одна старуха посоветовала ему полоскать десны содовым раствором. Две чайные ложки соды на стакан теплой воды и держать эту бурду во рту минут по пятнадцать.
– И что? – заинтересовался Илья.
– И он забыл дорогу к врачам. Попробуйте хоть сейчас. Пошли со мной. – Он увел Илью на кухню, тут же сделал ему содовый раствор, и через пятнадцать минут удивленный Илья почувствовал, что ноющая боль в деснах действительно исчезла. Ставинский прекрасно знал, что так оно и произойдет – содовый раствор не лечит пародонтоз, но снимает боль в деснах.
– Слушай, ты волшебник! – сказал Илья Ставинскому, тут же переходя с ним на ты. – Я, между прочим, тоже сегодня приготовил вам сюрприз – тебе и твоей жене. Но сейчас не скажу. Позже.
К двум часам ночи, когда все гости были уже пьяны или полупьяны, Галя нашла своего мужа на веранде, в зимнем саду. Он о чем-то шептался там с капитаном Гущиным, начальником Управления военной разведки генералом Краснопольским и начальником Управления тюрем и лагерей генералом Богатыревым.
– Сережа, – позвала она мужа и, когда он подошел к ней, возбужденно зашептала ему на ухо: – Слушай, Илья Андронов предлагает прошвырнуться с ним в одно совершенно потрясающее место. Но только – совершенно секретно. Ты, я, Илья и его жена Люда. Тихо смойся от этих остолопов и жди меня в машине…
Через двадцать минут «мерседес» Ильи Андронова и белая «Волга» Юрышевых мчались по ночному зимнему шоссе на запад от Москвы. Мелькали спящие затемненные деревушки и освещенные стеклянно-бетонные будки милицейских постов. На сорок седьмом километре Можайского шоссе «мерседес», а за ним и «Волга» свернули на почти неприметное в стене придорожного леса ответвление дороги. И тут же, через двести метров этого лесного шоссе, «мерседес» уперся в шлагбаум контрольно-пропускного пункта. В темноте Галя и ее муж видели, как из КПП подошел к «мерседесу» капитан госбезопасности, с минуту поговорил с Ильей, а затем подошел к их «Волге», осветил фонариком их лица и всю кабину. Только после этого он махнул дежурящему у шлагбаума солдату: «Открывай!»
Таких проверок было еще четыре: две в лесу и две в полустепи, вблизи какого-то крохотного, но светящегося яркой рекламой городка. На всех четырех постах охрана узнавала сына главы КГБ и без проволочек пропускала его и его друзей.
Затем впереди открылся странный не то городок, не то поселок – его улочки и дома светились неоновой рекламой на английском языке.
Вырулив на центральную улицу этого странного микрогородка, Илья остановил свою машину возле зала игральных автоматов и казино с рулеткой, подошел к белой «Волге» и сказал с улыбкой:
– Велкам ту Америка, май френдс! Тзис из май спешиал презент ту ю, диа Галя! Ю кэн спенд э найт ин э риал Юнайтед Стэйтс таун! – И запел: – Хэппи бёздэй ту ю!… Хэппи бёздэй ту ю!… Хэппи бёздэй, диа Галя, мили бёздэй ту ю-у-у!…
Озираясь по сторонам, Ставинский не верил своим глазам: этот крохотный подмосковный городок был удивительно похож на Портланд, и даже вывеска на угловом магазине была – «7/11».
11
Вирджиния проснулась от непривычного шума. За окном, на «Авеню оф зе Америкас» пьяные голоса во все горло пели по-русски:
И без перехода, теми же пьяными голосами:
«Наверно, смена приехала, очередная группа практикантов», – подумала Вирджиния и мельком взглянула на часы на тумбочке – было 6.30 утра. Но почему они поют по-русски и никто их не останавливает? Ведь здесь строжайше запрещено говорить по-русски, и Вирджиния уже отвыкла от русской речи… А песня все рвалась через открытое окно – нестройная, пьяная и очень громкая.
Два мужских и два женских голоса и притопы танцующих ног. И один из мужских голосов – удивительно знакомый. Дикость какая-то! Не может быть…
Вирджиния нехотя поднялась с постели и, кутаясь в одеяло, подошла к окну. Там, за окном, на заснеженной «Авеню оф зе Америкас» танцевали, освещенные красной неоновой рекламой магазинов, двое пьяных мужчин и две пьяные женщины. Танцевали и пели.
Фигура одного из приплясывающих на снегу мужчин, одетого в генеральскую форму, показалась ей удивительно знакомой. Но еще раньше, чем она узнала его глазами, она почувствовала горячий толчок сердца – Ставинский! Ставинский!!! Может быть, он знает, что она здесь, и потому затеял шум, чтобы вызвать ее? Но почему на нем генеральская форма?
Тем временем на улице хмельная четверка (женщины в дорогих шубах впереди, подбоченясь, а мужчины сзади, нестойко и нетрезво), приплясывая, направлялась к двум машинам – «мерседесу» и «Волге», припаркованным на углу «Авеню оф зе Америкас» и 7-й авеню. И Вирджиния поняла, что они сейчас уедут, уедут через минуту…
Судорожно натягивая платье и сапоги, она все поглядывала в окно – только бы успеть! Только бы не уехали! Она даже не думала о том, что толкает, гонит ее к нему сейчас – ведь она забыла его, выбросила из памяти, как он ее. Как он ее? Но вот он здесь… Только бы успеть! Там, на улице, Ставинский и его приятель уже сели в свои машины – Ставинский за руль «Волги», а второй в «мерседес».
Набросив на плечи шубку, Вирджиния опрометью бросилась из комнаты вниз по гостиничной лестнице. Стремглав пробегая через вестибюль, она уже услышала с улицы шум заведенных моторов. Но от угла, где были машины, до стеклянной двери, отеля метров двести, и Вирджиния задержалась у двери, выжидая. Наконец, включив фары, машины отчалили от тротуара и, прибавляя скорость, покатили по мостовой – все ближе, ближе к отелю. «Сейчас!» – приказала себе Вирджиния, когда до первой машины, белой «Волги», осталось не больше десяти метров. И, толкнув дверь, выбежала из гостиницы на мостовую прямо перед «Волгой». Визг тормозов, «Волга» испуганно шарахнулась вправо (а Вирджиния расчетливо – влево), глухой удар переднего бампера машины о фонарный столб. Из машины тут же фурией выскочила красивая женщина в дорогой шубе из голубых соболей и закричала Вирджинии по-русски:
– Куда ты прешься, паскуда? Слепая, что ли?
Пройдя школу русского мата в колонии для несовершеннолетних преступниц, Вирджиния хорошо поняла каждое слово, но ответила по-английски, глядя не столько на эту женщину, сколько на бородатого мужчину-генерала, который тоже вышел из машины и, побледнев, смотрел на Вирджинию, не отрываясь.
– Извините, мисс, – сказала Вирджиния Гале Юрышевой. – Но у нас тут запрещено говорить по-русски.
Женщина в дорогой шубке из соболей задохнулась от гнева, продолжала по-русски:
– Новую машину из-за тебя покалечили!
А сзади уже притормозил «мерседес», и из него, смеясь, вышел респектабельный пышнощекий мужчина лет сорока.
– Красотка! Типичный американский эксидэнт! – сказал он со смехом генералу и его жене. – Теперь – набор американских развлечений полный! Только страховку вы не получите, вы же не застрахованы в «Америкэн иншурэнс компани»! – И тут же повернулся к Вирджинии, сказал ей на чистейшем английском: – С вами все в порядке, мисс? Мне кажется, я вас не знаю. Вы здесь новенькая?
– Куда ты прешься, паскуда? Слепая, что ли?
Пройдя школу русского мата в колонии для несовершеннолетних преступниц, Вирджиния хорошо поняла каждое слово, но ответила по-английски, глядя не столько на эту женщину, сколько на бородатого мужчину-генерала, который тоже вышел из машины и, побледнев, смотрел на Вирджинию, не отрываясь.
– Извините, мисс, – сказала Вирджиния Гале Юрышевой. – Но у нас тут запрещено говорить по-русски.
Женщина в дорогой шубке из соболей задохнулась от гнева, продолжала по-русски:
– Новую машину из-за тебя покалечили!
А сзади уже притормозил «мерседес», и из него, смеясь, вышел респектабельный пышнощекий мужчина лет сорока.
– Красотка! Типичный американский эксидэнт! – сказал он со смехом генералу и его жене. – Теперь – набор американских развлечений полный! Только страховку вы не получите, вы же не застрахованы в «Америкэн иншурэнс компани»! – И тут же повернулся к Вирджинии, сказал ей на чистейшем английском: – С вами все в порядке, мисс? Мне кажется, я вас не знаю. Вы здесь новенькая?
– Да… – ответила ему Вирджиния, все еще глядя прямо в глаза бородатому, в генеральской форме, Ставинскому: – Я здесь недавно, но боюсь, что навсегда. Вы меня так напугали, что у меня мог бы быть выкидыш…
– Вы беременны? – тут же спросил хозяин «мерседеса».
– Да, на четвертом месяце. Я выбежала поесть. Из-за беременности иногда такие приступы голода!…
Ставинский молчал, ошеломленный этой встречей. Он выстроил целую интригу, он пригласил на Галин день рождения начальника всех советских лагерей и тюрем, чтобы потом, после, подружившись с ним, под каким-нибудь предлогом выяснить, в каком лагере сидит Вирджиния, и вдруг – эта встреча! Без всякой подготовки, да еще при таких свидетелях – жена Юрышева, сын Андронова!
Между тем Илья по-своему расценил его молчание и сказал ему:
– Ты чуть не задавил беременную женщину. В Америке бы она тебя сейчас засудила тысяч на пятьдесят. – И повернулся к Вирджинии, произнес по-английски: – Разрешите представиться, мисс. Меня зовут Илья Андронов, а это мой друг Сергей Юрышев и его жена Галина. У нее сегодня день рождения, и поэтому мы гуляем. Я приглашаю вас в нашу компанию. Мы угостим вас ужином и сами выпьем по дринку. Как вас зовут?
– Вирджиния… – произнесла она с трудом, язык отказывался ей повиноваться: перед ней были сын Андронова и Ставинский в форме Юрышева, да еще с женой!
– Никаких дринков! – вмешалась по-русски Галина, несколько сбавляя тон. – Уже надринкались так, что машину покалечили!
– Ерунда! – отмахнулся Илья. Его явно заинтересовала эта Вирджиния. Он уже кое-что слышал об увлечении отца какой-то арестованной американкой, и теперь понял, что это она и есть. – Галочка, ты можешь не пить и поведешь машину; а мы с Сергеем еще врежем. И вообще неприлично бросать женщину, которую мы чуть не задавили. Пошли! – Он взял Вирджинию под руку, и через несколько минут в пустом ночном кафетерии она через силу жевала жареную курицу.
Глядя на Вирджинию, Ставинский и Илья Андронов пили виски с содовой, а их жены – шампанское. Ставинский медленно, с паузами, подбирая осторожные слова, говорил Вирджинии по-русски, а Илья переводил:
– Я очень сожалею об этом инциденте… Но с другой стороны, я счастлив, что именно сегодня был день рождения моей жены… и что на этот день рождения приехал наш друг Илья и пригласил нас сюда… Таким образом, я смог познакомиться с такой очаровательной женщиной, как вы…
Конечно, он хотел сказать больше, чем позволяли обстоятельства. Именно об этом кричали ей его глаза.
– Я надеюсь… Нет, я уверен, что вы родите мальчика… – Затем Ставинский вопросительно взглянул на Илью Андронова: – Мы сможем приехать сюда еще раз?
– Не раньше, чем через месяц, когда тут опять будет пересменка студентов, – сказал ему по-русски Илья и спросил: – А что? Ты не боишься при жене назначать ей свидание?
– О, я только хочу проверить, что сегодняшнее происшествие никак не отразится на ее беременности, – ответил Ставинский. – Кроме того, я думаю, что ей, наверно, несколько одиноко в этом крохотном городке, и если мы будем навещать ее, как друзья… В какой комнате вы живете?
– В тридцать третьей, – сказала Вирджиния.
– Не беспокойся, ей не одиноко! – рассмеявшись, сказал Ставинскому Илья Андронов.
– Ладно, мужики, поехали! – нетерпеливо поднялась из-за столика Галина, и в голосе ее действительно прозвучали ревнивые нотки. Да и было с чего – муж не отрывал глаз от этой беременной американки.
– Вообще я не прочь потанцевать с вашей жертвой, – сказал Илья Гале Юрышевой, думая о том, что у его папаши вовсе не дурной вкус.
– Нет уж, действительно поехали! – встала вслед за Галиной жена Ильи Люда. Внимание мужей к этой американке привело обеих женщин к ревнивой солидарности, и, не подозревая, что Вирджиния понимает по-русски, Люда добавила: – Через месяц у нее пузо будет как раз в два раза больше, чем сейчас. Вот тогда и потанцуешь с ней, я разрешаю. А сейчас поехали.
Не допив шампанское, обе женщины демонстративно двинулись к выходу из кафетерия.
Илья Андронов бессильно развел руками, улыбнулся, тронул Вирджинию за руку:
– До скорого… Желаю вам удачи… – И повернулся к Ставинскому: – Пошли…
За окном Галя Юрышева уже села на водительское место «Волги», дала задний ход, откатила машину от столба на мостовую и теперь требовательно нажимала на клаксон, вызывая мужа.
И, поняв, что им так и не дадут даже минуту побыть наедине, Ставинский тоже тронул Вирджинию за руку и повторил слова Ильи Андронова:
– Ай-л си ю суун…
Теперь они смотрели друг другу в глаза, понимая, что истекают последние секунды этой встречи. С улицы донеслись новые гудки машины.
– Гуд лак… – сказала Вирджиния им двоим, но смотрела только на Ставинского. И улыбнулась: – Идите, вас ждут ваши жены.
– Тейк кэр… – произнес он. – Ай-л си ю суун…
Резко повернувшись, Ставинский пошел за Ильей Андроновым к выходу из кафетерия.
Вирджиния видела, как его жена, перегнувшись через сиденье, открыла ему правую дверцу и он сел в машину. Господи, подумала она, он сумасшедший, он просто сумасшедший! Если его разоблачат – а произойти это может в любую минуту – то тогда уж наверняка всплывет наружу вся правда, и снова ее будут допрашивать, увезут отсюда – в тюрьму, в лагерь. А что будет с ребенком? Зачем он затеял все это? Дважды камикадзе…
А может быть, он стал Юрышевым, чтобы найти ее, Вирджинию?
Отбросив колесами снег, белая «Волга» рванулась с места и помчалась вслед за «мерседесом» по «Авеню оф зе Америкас» за околицу, в поле, к контрольно-пропускному пункту.
Вирджиния проводила глазами эти машины и почувствовала, что от пережитого напряжения к горлу опять подступает тошнота.
12
Так продолжалось недели три: приступы тошноты накатывали один за другим, особенно в первой половине дня. Правда, полковник Стэнли освободил Вирджинию от занятий с новоприбывшими практикантами, а его дочка Мики ухаживала за Вирджинией с необыкновенной старательностью и заботой. Она ходила с ней на прогулки, сидела по вечерам у нее в комнате и заставляла Вирджинию пить разные натуральные соки. Вирджиния во всем слушалась свою сиделку, а думала в это время о Ставинском. Неужели он действительно приедет сюда во время следующей пересменки студентов в начале марта? А вдруг он выкрадет ее отсюда и они сбегут из России? Нет, это возможно только в каких-нибудь романах и голливудских фильмах о Джеймсе Бонде. Если настоящий полковник Юрышев не мог самостоятельно бежать из СССР, то как же Ставинский может выкрасть ее из сверхсекретной школы КГБ и бежать с ней через советскую границу? Нет, это немыслимо.
Робкие надежды на чудо сменялись отчаянием и очередными приступами тошноты, которые затемняли все мысли. Наконец полковник Стэнли сказал, что не может больше смотреть на то, как она мучается, и вызовет врача из Москвы. В тот же вечер приехал из Москвы высокий, черноволосый, лет сорока врач по фамилии Мусатов. Он озабоченно осмотрел Вирджинию, выслушал ее и дал ей две таблетки, которые попросил принять перед сном. Он сказал, что эти таблетки снимают приступы тошноты и Вирджиния сможет спать нормально.
Действительно, в этот вечер Вирджиния уснула чрезвычайно быстро, и сон был глубоким, словно обморочным.
Она не слышала и не видела, как ровно через час после того, как она уснула, в ее комнату снова вошли этот врач и Мики. Не боясь, что она проснется, врач снял с Вирджинии одеяло, сделал внутривенный наркоз. Затем Мики заголила ей живот, и Мусатов тонкой длинной иглой ввел Вирджинии в полость матки редкий импортный препарат, прерывающий беременность, – простогландин. Поиски этого препарата даже у КГБ отняли три недели, поскольку в СССР нет медицинских препаратов, прерывающих беременность.