– В чём дело? – спросил Юрок, сделавший, наконец, снос, и вышедший восьмеркой бубён. – Уснули вы, что ли?
– Д-да т-ты оглянись, – заикаясь, сказал я. – Тут такое…
Юрок обернулся и обнаружил прямо напротив своего рта нечто, отнюдь не приведшее его в восторг.
Истерически заржал Алик. Юрку, впрочем, было не до смеха. Вскочив, он наградил гостеприимного хозяина первой оплеухой. Через минуту не прекращающий дико ржать Алик и я оттаскивали от поверженного наземь хозяина разбушевавшегося Юрка, который беспощадно пинал того ногами.
– Не стыдно вам? – укорял с пола Никита. – Пришли, я вам стол накрыл, принял так хорошо, а вы…
– Да ты не волнуйся, мужик, – не прекращая ржать, подначил Алик. – Сейчас мы пулю допишем, и я сам тебя трахну. Ты иди пока на кухню, постой там раком для разминки.
– Нет, – последовала реплика пострадавшего, – ты мне не нравишься. Мне бородатый нравится, я только ему отдамся.
Тут не выдержал и я. Мы с Аликом разразились таким гоготом, что на ногах стоять уже не могли. Мы корчились в конвульсиях от непрекращающегося ржанья, пока бородатый объект сексуального интереса отвешивал влюблённому отборных пиздюлей.
В результате хныкающего Никиту было решено запереть в ванной, а самим докончить пулю. Ванну забаррикадировали – подтащили буфет, взгромоздили на него этажерку, и подпёрли сооружение стиральной машиной. С полчаса узник бесился, бил кулаками в дверь и плакался, а потом притих. Мы расписали пулю, рассчитались, открыли вторую поллитровку и начали новую пулю, когда идиллия внезапно оказалась прервана приходом Никитиной жены. Почтенная дама выглядела так, что классическая мадам Грицацуева имела бы по сравнению с ней бледный вид. В общем, она могла смело устраиваться на работу в кабак в качестве вышибалы.
– Здравствуйте, – поприветствовал даму вежливый Алик. – Семь пик.
– Добрый день, – присоединился Юрок. – Вист.
Я спасовал и стал ждать развития событий. Оно незамедлительно последовало.
– Где? – грозно вопросила пришедшая.
– В ванной моется, – проявил находчивость Алик.
– А вы кто?
– Друзья.
– Друзья? – переспросила дамочка, наливаясь дурной кровью. И вдруг заорала так, что у присутствующих заложило уши.
– Пидарасы! – вопила супруга несчастного Никиты. – Пидоры сраные! Жопники!
– Позвольте, – попытался встрять я. – Мы понимаем, что вам нелегко, но это же не повод…
– Во-oooooooooooooн!!! – заорала дама. – Вон отсюда, козлы!
– Сама дура, – бормотал Алик, скатываясь по ступеням после мощного пинка под зад.
– Лесбиянка хуева, – тряся кулаком, оскорблял получивший по голове пепельницей Юрок.
– Книги читать надо, – увещевал я, потирая скулу, на которой начинал наливаться красочный синяк.
8. Дороги, которые мы выбираем
Перехватчиком я стал по чистой случайности. Однажды, проходя мимо магазина «Старая книга», я остановился прикурить. Было ветренно, процесс разжигания спички затянулся, и я не обратил внимания на подвалившую ко мне нетрезвую личность антисоциального вида.
– Надо? – придушенным голосом спросила личность, озираясь так, будто за ней идёт слежка.
– Надо! – уверенно сказал я. – Надо меньше пить.
– Ну, ты даёшь, – восхитилась личность, – не знаешь, что у меня, а уже торгуешься.
– А что у тебя? – природное любопытство взяло во мне верх над брезгливостью.
– Королева Марго! – гордо сказала личность, – Макулатурная, блядь.
То, что Королева Марго – блядь не простая, а макулатурная, я знал. Очередное достижение совковости – награждать граждан популярными книгами в обмен на сданную макулатуру вместо того, чтобы эти книги попросту печатать, было у всех на слуху. Сомнительное жизнеописание Маргариты Наваррской, выполненное Александром Дюма, было в этом плане первой ласточкой. При номинале два рубля восемьдесят копеек цена макулатурной бляди на чёрном рынке достигала тридцатника. Этой информацией я владел также совершенно случайно – знакомый хвастался, что приобрёл Марго на рынке за четвертной, сбив у барыги цену после получаса отчаянной торговли.
– Почём блядь? – коротко осведомился я.
– Не знаешь, что ли? – упрекнул меня блядевладелец. – Как всегда, на бутылку.
– Водки? – уточнил я, прикидывая Маргошную цену.
– Обижаешь, – шмыгнул носом продавец, – бормотухи, конечно.
– Сделано, – сказал я, извлёкая из кармана трёшку. Через секунду и книга, и купюра поменяли владельцев, личность поскакала к магазину, а я принялся рассматривать покупку.
– Королеву взял? – осведомился подошедший ко мне подозрительный тип, как выяснилось позже, главный перехватчик, милейший дядя с двумя высшими образованиями по кличке Баран.
– Не взял. – объяснил я радостно. – Купил.
– За сколько? – не отставал подошедший.
– На бутылку дал, – признался я честно.
– Водки?
– Бормотухи.
– Понял. – сказал собеседник. – Вот тебе десять рублей, давай сюда книгу, и если ещё раз увижу здесь твою рожу, получишь пиздюлей. Дошло, нет?
От подобной наглости я обалдел, но пока балдел, очевидные вещи начали до меня доходить.
– А пошёл ты, дядя, на хуй, – предложил я Барану. – Ты не обижайся – дело ведь добровольное, если не хочешь, можешь не ходить.
Не прошло и часа, как я получил обещанных пиздюлей – у Барана слово никогда не расходилось с делом. Три оборванца, которых специально держали для подобных мероприятий, били не сильно, но больно.
– Теперь дошло? – осведомился Баран, руководивший экзекуцией со стороны. – Чтобы духу твоего больше здесь не было.
– Дошло, – заверил его я, – не будет, не беспокойся.
На следующий день я пришёл к «Старой книге» с самого утра, опередив даже Барана. Со мной имел место бывший одноклассник по кличке Пиздец, внешность которого кличке полностью соответствовала. Пиздец честно отдежурил возле букина трое суток. Любопытствующим, какого хрена он здесь забыл, Пиздец давал понюхать волосатый кулак размером с футбольный мяч и предлагал отойти в кусты. Согласившихся на это предложение не оказалось. За трое суток я стал в компании перехватчиков своим.
9. Мы все стучим
С того дня, как я начал свою деятельность в качестве перехватчика, прошла неделя. Я овладел начальными навыками, необходимыми для успешного роста, но до профессионала мне было далеко. Этот прискорбный факт подтвердился при следующих обстоятельствах:
К букину целенаправленно двигался среднего роста паренёк, придерживающий нечто, находящееся у него за пазухой. Паренёк был свойского вида, и азы профессии требовали немедленно преградить ему доступ в магазин и строго спросить: «Что сдаём?». Этот элементарный приём я уже знал наизусть, и меня не остановило даже то, что остальные перехватчики вовсе не спешат навстречу пареньку, а напротив, отворачиваются от него с самым индифферентным видом.
– Что сдаём? – приступил я к допросу, грудью перекрыв доступ в магазин.
– Не что, а кого, – поправил паренёк, и, увидев признаки недоумения на моём лице, доброжелательно пояснил: – Тебя, гниду, сдаём в шестое отделение милиции.
Не успел я возразить, что не вижу повода для подобного экскурса, как у дверей букина залихватски затормозил милицейский газон, два сержанта выпрыгнули наружу, сноровисто подхватили меня под локти и закинули вовнутрь.
Через десять минут я уже парился в обезьяннике, наслаждаясь обществом шалавой бабёнки с подбитым глазом, представившейся Мандой.
– Это от Марии-Мандалины, – проявила эрудицию Манда, пока я удивлялся столь необычному имени. – Тебя Сугробов повязал?
– А хуй его знает, – честно признался я. – Молодой такой, белобрысый.
– Он, пиздёныш, – уверенно сказала Манда и заорала копающемуся в бумагах дежурному: – Выводи меня, мусорюга, а то обоссусь.
– А ссы, – вальяжно предложил дежурный, – мне по хуй.
– И нассу! – гордо заявила Манда. – Прямо сейчас и нассу.
Я робко принялся её урезонивать и отговаривать от этого опрометчивого поступка. Секунд пять Манда пребывала в раздумьях, но в результате победила принципиальность. Не утруждая себя раздеванием, она оросила пол обезьянника мощнейшей струёй.
Спасаясь от потопа и сопутствующих миазмов, я забился в самый угол и уже настраивался на мученическую борьбу с волнами стремительно распространяющегося амбре, как появился давешний паренёк.
– Здорово, Маша, – принюхавшись, поприветствовал он Манду. – Молодец, что не насрала. Так, давай, спекулянт, выходи, знакомиться будем.
Дежурный отпер обезьянник, я тепло распростился с Мандой и проследовал в кабинет.
– Так, – приступил к своим обязанностям Сугробов, – на тебе бумагу, подписывай.
– Что за бумага? – спросил я, – и зачем понадобилась моя подпись?
– Здорово, Маша, – принюхавшись, поприветствовал он Манду. – Молодец, что не насрала. Так, давай, спекулянт, выходи, знакомиться будем.
Дежурный отпер обезьянник, я тепло распростился с Мандой и проследовал в кабинет.
– Так, – приступил к своим обязанностям Сугробов, – на тебе бумагу, подписывай.
– Что за бумага? – спросил я, – и зачем понадобилась моя подпись?
– Стоять на перехвате хочешь? – вместо ответа спросил Сугробов. – По глазам вижу, что хочешь, сучий сын.
– Хочу, – не стал я скрывать.
– А в тюрьму хочешь? – участливо осведомился Сугробов.
– В тюрьму – нет, – сказал я искренне.
– Тогда подписывай, – подытожил он, – и стой спокойно.
– Да что подписывать-то?
– Заявление, что согласен стать добровольным сотрудником угрозыска шестого отделения и сообщать о происходящем у магазина.
– А поконкретней можно? – въехал я в соответствующие тонкости.
– Конечно, можно. Вот, например, принесут рыжьё, иконы, антиквариат, ты сразу беги к телефону и звони – скажешь, что было и кто взял, мы сразу приедем.
– И всё?
– И всё.
– Попрощаться пришёл, мужики, – покаянно сказал я, возвращаясь к букину. Больше не приду.
– Чего так? – лениво спросил Коляныч.
– Стучать подписался, – скорбно признался я.
Присутствующие заржали.
– Мудила, мы все стучим, – оторжавшись сказал Коляныч, – без этого нельзя.
– Как же так? – опешил я. – На кого?
– Ну не друг на друга же. Короче, не кипяшись. Увидишь – поймёшь.
Случай увидеть и понять представился уже на следующий день.
Магазин закрывался на обед, перехватчики разошлись, лишь один я замешкался, и ко мне подвалили два сильно нелицеприятных гражданина.
– Котлы берёшь? – спросил тот, что попротивней.
– Какие котлы? – попытался отлынить я. – Здесь не котельная.
– Часы, фраер, – уточнил тот, что поприличнее.
– Нет, спасибо, – отказался я, – часы не беру.
– Берёшь, гнида, – заверил противный, – за пятнаху отдаём. Сказав это, он извлёк из кармана часы фабрики «Победа», пошарпанные, без циферблата и минутной стрелки.
– Не беру, – заупрямился я.
– А не возьмёшь, мы эти часы тебе в жопу засунем, – пообещал противный.
– Понял, – сказал я. – Тогда беру. Три рубля.
– Четыре, – сказал приличный. – На водку.
– Уговорили, – согласился я, заплатил четыре рубля, забрал часы и побежал стучать.
Сугробов не обманул. Оперативники были на месте меньше, чем через пять минут. Им-то я и сдал под расписку несчастную «Победу», которая ко всему не заводилась.
– Хороший внештатник – мёртвый внештатник, – сказал деревенского вида сержант, брезгливо засовывая конфискат в полиэтиленовый пакет. – Барабан, блядь…
– Служу Советскому Союзу! – хотел отрапортовать я, но в последний момент сдержался.
10. Книголюбы
Этой новеллой я заканчиваю серию. И посвящена новелла тем, кто находится по другую сторону барьера – потребителям. Среди них встречались личности ещё более одиозные, чем перехватчики.
Ёбнутая приходила к «Старой книге» каждый божий день. Завидев её, стоящий снаружи перехват срочно ретировался вовнутрь. Суеверные трижды сплёвывали, отгоняя нечистую, прочие покорялись неизбежности. Ёбнутая налетала на магазин смерчу подобно.
– Книги есть? – подбоченившись, отклячив зад и выпятив сиськи, неотвратимым кошмаром нависала она над перехватчиком. – Есть книги, спрашиваю, ёбаный ты спекулянт, чтоб ты сдох?
– Нету, – отважно лгал пойманный с поличным. – Завтра, завтра приходи.
– Есть, падла! – восстанавливала истину Ёбнутая. – По глазам вижу, что есть, обезьяна бесстыжая. Показывай, сволочуга.
Понимая, что отвертеться не удастся, жертва обречённо извлекала из портфеля или сумки первую попавшуюся книгу.
– Сколько? – азартно орала Ёбнутая. – Сколько за книгу, ссученный твой рот?
– Рубль, – покорно признавался спекулянт. – Для тебя рубль. – На самом деле цена не имела значения, дальнейший спектакль проходил по однажды установленному и никогда не меняющемуся сценарию.
– Скоооо-лькооооо!? – вздымала тощие руки к небу Ёбнутая. – Сколько ты сказал, мерзавец?
– Рубль, – терпеливо повторял книговладелец.
– Сам читай за рубль, блядский сын, – выдавала Ёбнутая свою коронку, – суки вы все немытые, пиздострадальцы хуевы.
Высказав таким образом своё отношение к проблеме книжного дефицита, Ёбнутая разворачивалась и гордо покидала поле боя, чтобы неминуемо возвратиться назавтра.
В отличие от Ёбнутой, Занудный никогда не сквернословил, но появлялся так же, как она, ежедневно.
– Что имеется из книг, молодые люди? – произносил дежурную фразу Занудный в ответ на предложение идти на хуй, поступающее от присутствующих при его приближении.
– Для тебя – залупа конская, – удовлетворял перехват любопытство потенциального покупателя.
– Меня интересуют книги по списочку, – игнорировал Занудный скудный перечень ассортимента, состоящий из одного, мало относящегося к литературе предмета. – Вот -двенадцатый томик Дюма, третий Майн Рида…
– Хватит, хватит, – перебивали Занудного, список которого все давно знали наизусть. – Ничего нет, гуляй отсюда.
– За Дюма дам шесть рубликов, – гнул своё Занудный, – за Майн Рида – пятёрочку.
– Слушай, ну ты хоть когда-нибудь способен уяснить, что Майн Рид стоит не пятёрочку, а тридцатку? – совестили Занудного. – Ну, заебал же, сколько можно?
– А я дам пятёрочку, – проявлял твёрдость характера Занудный. – Тридцатку не дам, а пятёрочку – с дорогой душой.
Занудный проводил у магазина с полчаса. Напомнив присутствующим, что если появятся книжечки из списочка, то они интересуют, он обещал непременно прийти завтра и откланивался. Занудный держал своё слово крепко – на следующий день он являлся и начинал программную беседу.
– Что имеется из книг, молодые люди? – блеял Занудный, интеллигентно смахивая носовым платком перхоть с облезлого воротника поношенного пальто.
В отличие от двух предыдущих персоналий, Озабоченный пользовался всеобщей любовью и уважением. Появлялся он, к сожалению, редко, но за каждый заход уносил с собой столько макулатуры, на сколько хватало денег.
– Про еблю есть? – жизнерадостно орал Озабоченный, выскакивая из подкатившей к самым дверям букина инвалидной машины и воинственно размахивая костылём.
– Есть, есть, – утешали его перехватчики. – Вот Рабиндранат Тагор – чрезвычайно ебливый писатель.
– Сколько? – орал Озабоченный. – Беру. Ещё есть?
– Есть. «Анна Каренина».
– Ебётся?
– Естественно.
– Беру. Что ещё?
– Чернышевский «Что делать?». Ебёт, в основном, мозги, зато сильно.
– Это хорошо. Беру. Спасибо вам, ребята, теперь чтива надолго хватит. Ну, бывайте.
На этой мажорной ноте я заканчиваю эпопею, дорогой читатель. И если случилось так, что тебе удалось дочитать до конца, автор выражает тебе свою искреннюю благодарность.