Однако по большей части мы преодолевали дискомфорт этих весьма и весьма неприятных разговоров о финансах, поскольку за годы убедились в абсолютной и жестокой правде: если вам тяжело говорить о деньгах в состоянии блаженной влюбленности, попробуйте поговорить о них потом, когда будете злы друг на друга и безутешны оттого, что любовь прошла.
Не дай Бог.
Можно ли считать меня ненормальной за то, что я надеялась, что наша любовь не умрет? Можно ли вообще мечтать о таком? В путешествиях я потратила неприличное количество времени, составляя списки того, что объединяет нас с Фелипе, собирая наши достоинства, как кладут в карманы камушки на счастье, а потом нащупывают их пальцами в поисках утешения. Мои родные и друзья успели полюбить Фелипе. Это же важное преимущество – можно сказать, счастливый талисман! Моя самая мудрая и дальновидная подруга – много лет назад она, единственная, предупреждала, что не стоит выходить за моего первого мужа, – приняла Фелипе с распростертыми объятиями, сказав, что он идеально мне подходит. Он понравился даже моему 91-летнему деду, прямолинейному, как отбойный молоток. (Когда они впервые познакомились, дедушка Стэнли все выходные внимательно наблюдал за ним и наконец вынес вердикт: «Ты мне нравишься, Фелипе. Ты из тех, кто умеет бороться. И лучше бы мне не ошибиться – потому что эта девчонка обжигалась не раз».)
Я цеплялась за эти подтверждения своей правоты не потому, что пыталась убедить себя в том, что с Фелипе всё в порядке, – о нет, я пыталась убедить себя, что со мной всё в порядке. Ведь по причинам, столь откровенно высказанным дедулей Стэнли, мне не стоило слишком доверять собственным романтическим суждениям. У меня за плечами был долгий и разнообразный опыт принятия довольно плачевных решений по части выбора мужчин. И я положилась на чужое мнение, чтобы подкрепить свою уверенность, что на этот раз мой выбор мудр.
Были у меня и другие положительные свидетельства. Из двухлетнего опыта совместной жизни я знала, что мы с Фелипе, по выражению психологов, «не расположены к конфликтам». Другими словами, «никто никогда не будет бросаться тарелками за кухонным столом». Мы с Фелипе ссоримся так редко, что раньше меня это даже тревожило. Ведь согласно общепринятому мнению, пары должны ссориться, чтобы не копить в себе обиды. Но мы не ругались почти никогда. Значило ли это, что мы подавляли скрытый гнев, приправленный негодованием, и однажды им предстояло ударить нам в лицо горячей волной ярости и агрессии? Сомневаюсь. (И как может быть иначе – ведь такие коварные взрывы случаются, лишь когда эмоции накапливаются.)
Изучив эту тему подробнее, я немного расслабилась. Новые исследования показывают, что некоторым парам удается десятилетиями избегать серьезных конфликтов без каких-либо значимых последствий. Эти пары превратили в искусство стратегию взаимных уступок – деликатную, старательную «подгонку» друг под друга с целью избежать разногласий. Правда, эта система работает лишь тогда, когда у обоих участников мягкая уступчивая натура. Думаю, не стоит и говорить, что из союза робкого, податливого человека и властного монстра (или упрямой старой карги) ничего хорошего не выйдет. Но когда оба супруга податливы, у них вполне может сложиться удачное партнерство – если, конечно, этого хотят обе стороны. Не предрасположенные к конфликтам люди предпочитают просто забыть об обидах, чем ругаться из-за каждой мелочи. С духовной точки зрения это мне очень импонирует. Будда говорил, что большинство проблем, если только дать время и не раздувать их непомерно, рано или поздно исчезнут сами собой. В прошлом я сталкивалась с такими проблемами в отношениях, которые никогда бы не исчезли сами собой, даже если растянуть этот процесс на несколько жизней, – поэтому что я знаю о терпимости? В одном я уверена – мы с Фелипе очень хорошо ладим. Но почему – не могу сказать.
Совместимость двух людей – очень загадочная наука. И не только людей, между прочим! Ученый-натуралист Уильям Джордан написал небольшую, но занятную книжку под названием «Развод среди чаек», где объяснил, что даже у чаек – вида птиц, которые якобы находят себе партнеров на всю жизнь, – союзы заканчиваются «разводами» примерно в двадцати пяти процентах случаев. То есть у одной четверти чаек первый брак является неудачным – до такой степени, что они вынуждены расстаться из-за непримиримых разногласий. Никто не может понять, почему эти конкретные птицы не ладят друг с другом, но факт остается фактом: они не ладят. Они грызутся и отнимают друг у друга еду. Ссорятся из-за того, кому строить гнездо. Спорят, кто будет охранять яйца. И наверняка ругаются, в какую сторону лететь. В конце концов у них просто не получается произвести на свет здоровое потомство. (Как этих вздорных птиц вообще угораздило сойтись, ума не приложу, – почему они не послушались друзей, которые наверняка их предупреждали? Но мне ли их судить.) Короче говоря, после пары сезонов стычек несчастные чайки сдаются и находят себе новых партнеров. И что самое главное, «вторые браки» часто оказываются счастливыми, и многие чайки действительно находят любовь на всю жизнь.
Вы только представьте! Даже у птиц, созданий с мозгами не больше батарейки от фотоаппарата, существует совместимость и несовместимость, основанная, как объясняет Джордан, на «ряде базовых психобиологических различий», дать точное определение которым не смог еще ни один ученый. Птицы или способны терпеть друг друга многие годы, или нет. Вот так всё просто и одновременно сложно.
То же самое с людьми. Некоторые люди просто сводят нас с ума, а другие – нет. И далеко не всегда можно всё исправить. Эмерсон писал, что «не стоит винить себя, если брак не удался», – так может, нам не стоит и чрезмерно хвалить себя за то, что брак счастливый? Ведь любовь всегда начинается одинаково, стартует с одного и того же перекрестка привязанности и желания, где встречаются двое, чтобы полюбить друг друга. Разве в начале любовного романа кто-то может предсказать, что принесут годы? Надо обязательно учитывать элемент случайности. Конечно, чтобы сохранить отношения, нужно прилагать определенные усилия, но я знаю очень хороших людей, которые старались, как могли, но всё равно в итоге развелись, – в то время как другие пары, ничем не лучше остальных, годами живут счастливо и беззаботно, как саморазмораживающиеся холодильники.
Как-то раз я прочла интервью с бракоразводным судьей из Нью-Йорка, который сказал, что в тяжелые дни после событий 11 сентября на удивление много пар забрали свои заявления о разводе. По словам конфликтующих супругов, трагедия потрясла их до такой степени, что они решили дать своим отношениям второй шанс. И в этом что-то есть. Рядом с катастрофой подобного масштаба мелкие стычки по поводу того, кому разгружать посудомойку, действительно кажутся незначительными; осознание случившегося заставляет проникнуться инстинктивным сопереживанием и желанием похоронить старые обиды и даже подарить миру новую жизнь. Это был благородный позыв. Но, как отметил судья, через полгода все эти пары – все до единой – снова вернулись в зал суда, подав на развод. Никакие благородные позывы не помогут, если жизнь в браке стала невыносимой. В этом случае ваш брак не спасет даже атака террористов.
Что касается вопроса совместимости, мне иногда кажется, что семнадцать лет, разделяющих нас с Фелипе, порой идут нам на пользу. Фелипе вечно твердит, что двадцать лет назад муж из него получился бы намного хуже, чем сейчас. Я ценю его зрелость и нуждаюсь в ней. А может, мы просто проявляем особую осторожность, потому что разница в возрасте – еще одно напоминание о недолговечности наших отношений, от которой никуда не денешься. Фелипе уже за пятьдесят, и он не будет со мной вечно; не хочу потратить на ссоры те годы, что у нас есть.
Двадцать пять лет назад я смотрела, как дед хоронит бабушкин пепел на нашей семейной ферме. Стоял ноябрь, дело было в нью-йоркском пригороде в холодный зимний вечер. Мы, его дети и внуки, семенили за ним сквозь лиловые сумеречные тени по знакомым лугам к песчаной отмели в устье реки, где он решил похоронить останки любимой жены. В одной руке у него был фонарь, через плечо – лопата. Землю запорошил снег, и копать было нелегко – даже яму для такой малой емкости, как урна с прахом, и даже такому крепкому мужчине, как дедушка Стэнли. Но он повесил фонарь на голую ветку и принялся медленно копать. А потом всё кончилось. Вот так в жизни и бывает. Человек достается тебе на определенный срок, а потом его нет.
Всем нам придется оказаться на месте моего деда. Всем парам, которые друг с другом по любви, однажды придется нести лопату и фонарь (если, конечно, посчастливится прожить рядом целую жизнь). В наших домах всегда есть третий жилец – время, которое тикает, пока мы заняты ежедневными заботами, напоминая о том, что всех нас ждет. Просто для кого-то оно тикает особенно настойчиво…
Всем нам придется оказаться на месте моего деда. Всем парам, которые друг с другом по любви, однажды придется нести лопату и фонарь (если, конечно, посчастливится прожить рядом целую жизнь). В наших домах всегда есть третий жилец – время, которое тикает, пока мы заняты ежедневными заботами, напоминая о том, что всех нас ждет. Просто для кого-то оно тикает особенно настойчиво…
Почему я заговорила об этом сейчас?
Да потому, что люблю Фелипе. Не могу поверить, что дошла почти до середины книги и до сих пор так об этом и не сказала.
Я люблю этого человека. На это есть миллион самых абсурдных причин. Я люблю его квадратные, неуклюжие, как у хоббита, стопы. Люблю, как он поет La Vie en Rose [16], когда готовит ужин. (Стоит ли говорить, что я люблю его за то, что он готовит мне ужины!) Люблю за то, что он говорит по-английски почти безупречно, но всё же, спустя много лет общения на языке, умудряется придумывать потрясающие слова (мое любимое – пушастый, хотя колобульная – так Фелипе услышал слово колыбельная – тоже дорогого стоит). За то, что он так и не разобрался до конца в английских фразеологизмах. («Не считай цыплят, пока курица их не родила» – гениальный пример, да? Хотя мне также нравится «Не говори гае, пока не перепрыгнешь».) И за то, что Фелипе никак, ну категорически не может запомнить имена американских кинозвезд (Джордж Круз и Том Питт – две главные его жертвы). Я люблю его и потому хочу защитить – даже от самой себя, если понимаете, о чем я. В приготовлении к браку я не хочу пропустить ни одной детали и не допущу, чтобы хоть одна мелочь осталась неразрешенной, чтобы впоследствии всплыть и навредить нам, а главное – Фелипе.
Опасаясь, что за всеми этими обсуждениями, исследованиями и бюрократическими проволочками я упущу какую-нибудь ключевую проблему, связанную с замужеством, я раздобыла последний отчет Рутгерсского университета, штат Нью-Джерси, под названием «Вдвоем и порознь: как меняется американский брак» и принялась изучать его с несколько нездоровым рвением. Этот массивный фолиант тщательно анализирует результаты двадцатилетнего исследования американских супружеских пар – самое обширное исследование подобного рода в истории. Я ухватилась за него, как за китайскую «Книгу перемен», отыскивая утешение в статистике, сокрушаясь над таблицами «устойчивости к внешним факторам», пытаясь разглядеть за столбцами и шкалой сравнимых переменных наши с Фелипе лица.
Как я поняла из отчета (а я уверена, что поняла не всё), исследователи обнаружили зависимость «склонности к разводам» от определенных жестких демографических факторов. У некоторых пар действительно больше шансов потерпеть неудачу, и отчасти это можно предсказать. Кое-какие из этих факторов показались мне знакомыми. Например, все мы знаем, что вероятность развестись выше у тех людей, чьи родители тоже развелись, – развод в семье как будто порождает потомство. Примеры этого можно проследить в течение нескольких поколений.
Другие выводы были менее предсказуемыми и более утешительными. К примеру, я слышала, что у людей, переживших один развод, по статистике, и второй брак может оказаться неудачным, – но оказалось, вовсе не обязательно. Согласно исследованию ученых из Рутгерса, многие вторые браки длятся всю жизнь, и это не может не радовать. (Прямо как у чаек: иногда в первый раз люди ошибаются, но со вторым партнером всё выходит гораздо удачнее.) Проблемы начинаются, когда человек переносит деструктивные модели поведения из одного брака в другой, так и не сумев справиться с ними, – речь идет об алкоголизме, компульсивном увлечении азартными играми, психических заболеваниях, склонности к насилию или изменам. С таким багажом не важно, на ком вы женитесь в следующий раз, – рано или поздно ваша патология неизбежно приведет к краху и новых отношений.
Есть также знаменитые американские пятьдесят процентов браков, которые заканчиваются разводами. Эта классическая цифра известна всем, ей постоянно бросаются, и она всех вгоняет в уныние. Очень точно высказался на эту тему антрополог Лайонел Тайгер: «Просто удивительно, что при таком раскладе брак еще не запретили. Если половина чего угодно еще кончалась бы столь катастрофически, правительство давно бы наложило на это запрет. Если бы в половине лепешек в ресторане нашлась дизентерия, к примеру, или половина адептов карате ломали бы руки, или хотя бы шесть процентов людей на американских горках повредили бы среднее ухо, общественность давно бы вопила о том, что пора что-то предпринять. Но самая личная из катастроф… она повторяется снова и снова».
Однако пятидесятипроцентная статистика не так уж проста, если соотнести ее с определенными демографическими факторами. И самый важный из них – возраст пары в момент заключения брака. Чем моложе жених и невеста, тем выше шанс, что впоследствии они разведутся. А если начистоту, этот шанс выше в разы. К примеру, если вы поженились в возрасте до двадцати пяти лет, вероятность развода в два-три раза выше, чем у тех, кто подождал до тридцати или сорока.
Причины этого настолько вопиюще очевидны, что я даже не знаю, перечислять ли их – еще обижу кого из читателей. Но так уж и быть, вот они. В молодости мы более безответственны, менее осознанны, более беспечны и не обладаем такой финансовой стабильностью, как в зрелости. Поэтому в очень юном возрасте вступать в брак не стоит. И именно поэтому среди тех, кто поженился в восемнадцать, процент разводов равен не пятидесяти, а семидесяти пяти процентам – эта цифра и искажает общую статистику. Двадцать пять лет – что-то вроде волшебного порога. Пары, вступающие в брак, не достигнув этого возраста, разводятся значительно чаще, чем те, кто дождался двадцати шести и старше. И чем старше, тем утешительнее статистика. Отложите свадьбу до своего пятидесятилетнего юбилея – и шансы оказаться в бракоразводном суде практически исчезают. Это очень воодушевляет: ведь если сложить наши с Фелипе годы и разделить эту цифру на два, получается, что нам обоим по сорок шесть. Так что возрастная статистика разводов сулит нам полное счастье.
Но разумеется, возраст – это еще не всё. Согласно исследованию, прочие факторы, влияющие на устойчивость брака, включают:
/. Образование. С точки зрения статистики чем более образованны супруги, тем крепче брак. В частности, браки более образованных женщин счастливее. Женщины, получившие университетское образование и сделавшие карьеру, выходят замуж в довольно зрелом возрасте; по сравнению с другими представительницами своего же пола у них больше всего шансов сохранить брак. Хорошая новость и несколько очков в нашу с Фелипе пользу.
2. Наличие детей. Статистика показывает, что у пар с маленькими детьми намного чаще случается разлад в отношениях, чем у пар со взрослыми детьми или вовсе бездетных. Давление, которое оказывают на отношения дети, особенно новорожденные, просто огромно – думаю, причины этого нет нужды разъяснять тем, у кого недавно родился ребенок. Не знаю, чем это чревато для будущей судьбы человечества в целом, но для нас с Фелипе это еще одна хорошая новость. Немолодые, образованные и бездетные – шансы у нас весьма и весьма, по крайней мере, если верить мозговитым товарищам из Рутгерса.
3. Опыт совместной жизни. Ага, вот где фортуна поворачивается к нам спиной. Оказывается, у людей, которые жили вместе до свадьбы, шанс развестись немного выше, чем у тех, кто решил подождать. Социологи не могут понять, отчего это, и лишь предполагают, что сам факт добрачного сожительства, возможно, свидетельствует о более расслабленных взглядах на верность. Но какова бы ни была причина, это первый удар в ворота Фелипе и Лиз.
4– Гетерогамия [17]. Этот фактор меня очень удручает, но ничего не поделаешь: чем меньше общего у вас с партнером в плане расового и национального происхождения, возраста, религии, культурной среды и карьеры, тем выше вероятность, что однажды вы разведетесь. Противоположности притягиваются, но не всегда остаются вместе надолго. Социологи считают, что со временем, когда общество избавится от предрассудков, этот фактор перестанет быть значимым, но пока… Удар номер два в ворота Лиз и ее жениха-бизнесмена из Латинской Америки, который намного старше и воспитан в семье католиков.
5– Социальная интеграция. Чем глубже пара вовлечена в круг родных и друзей, тем крепче брак. Тот факт, что современные американцы всё чаще не знают своих соседей, не участвуют в деятельности общественных организаций и живут вдали от родственников, оказывает мощнейший дестабилизирующий эффект на институт брака по всей стране. Гол номер три в ворота Фелипе и Лиз, которые в момент прочтения данного исследования (читала Лиз) жили одни в убогой гостиничной комнатушке на севере Лаоса.