– Я знаю, кто взял ваш общак, – твердо проговорил я.
– Если ты шутишь, то это неудачная шутка, – предупредил Рамазан. – Ты должен знать, что Габдулла не любит и не понимает шуток. Если мы его зря побеспокоим…
– Я отвечаю за свои слова.
– Хорошо. Передай трубку директору. Тебя привезут ко мне, а уже потом мы поедем к Габдулле. Но учти, если тебя подставили или ты решил сыграть в какую-то непонятную игру, живым ты обратно не вернешься. У нас не любят шутников.
– Такими вещами не шутят, – прохрипел я. – Можете позвонить и сами все выяснить. Запишите мой адрес, там сейчас, наверное, работают сотрудники прокуратуры и милиции.
– Зачем я должен проверять? – рассудительно спросил Рамазан. – Если ты меня обманул, я лично сниму с тебя кожу, а если ты хочешь обмануть хромого Габдуллу… сам знаешь, что с тобой может быть, и лучше тебе к нам не приезжать. Будет очень долго и больно.
– Не пугайте. Мне уже нельзя сделать больнее.
– Если все правда, то ты прав. Ладно, передай трубку директору, я скажу ему, куда вам приехать.
Я передал трубку, и тот выслушал распоряжения, все время кивая головой, как китайский болванчик. Закончив разговор, бросил трубку и сразу поднялся.
– Керай, ты едешь вместе с нами. Выезжаем прямо сейчас. И скажи своему другу, чтобы больше не размахивал пистолетом. Это может для него плохо закончиться.
Втроем мы поехали на встречу. Когда приехали, нас уже ждали. Рамазан оказался относительно молодым человеком. Он носил очки, говорил на хорошем русском языке и внешне напоминал университетского профессора.
Он разговаривал со мной только несколько минут. Пока мы сюда ехали, успел перезвонить в милицию и уточнил, что все, сказанное мною, – правда. Они уже там работали, две бригады из прокуратуры и милиции. Тогда в России еще не было отдельного Следственного комитета, который появился совсем недавно и уже начал конфликтовать с прокуратурой.
Мы сели в машину вместе с Рамазаном, оставив на прежнем месте и директора клуба, и моего бывшего одноклассника Керая, и поехали куда-то на юг. Наконец выехали на какую-то пустую лесную поляну, вокруг которой дежурили несколько охранников с автоматами. Из деревянного дома осторожно спустился по невысокой лестнице мужчина лет пятидесяти, опирающийся на палку. Ему уже успели рассказать обо всем, что со мной произошло. Тяжело ступая, он подошел к деревянной скамейке и уселся, не приглашая меня присесть рядом. Я стоял перед ним и краем глаза вдруг заметил, как где-то в кустах мелькнул стоявший с оптическим ружьем снайпер. Если я окажусь не тем человеком, за которого себя выдаю, он просто прострелит мне голову.
– Ты знаешь, кто это сделал? – спросил меня Габдулла. Он действительно хромал на одну ногу.
– Знаю. Леонид Димаров.
Габдулла, задумавшись, нахмурился. Затем поднял голову и посмотрел на меня.
– Садись, – предложил он, показывая на скамейку напротив. – Теперь расскажи, почему ты думаешь, что это Димаров. Он ведь работал с покойным Тухватом, царство ему небесное.
– Вы уже все знаете? – удивился я.
– Про Тухвата – конечно, знаю, такие новости быстро расходятся. Он был не прав, когда взял общие деньги. Так делать нельзя.
– Он не брал денег, – упрямо повторил я.
– Как это не брал? А кто взял?
– Леонид Димаров. Поэтому он и подставил Тухвата, чтобы замести следы. И поэтому устроил бойню у меня дома, чтобы я вернулся к нему в Москву и попробовал отомстить. Вот тогда он сможет убрать последнего свидетеля, знающего о его беспределе.
– Серьезное обвинение, – предупредил меня Габдулла, – им нельзя так просто бросаться.
– Я отвечаю за свои слова. Можно все проверить заново, и вы убедитесь, что я прав.
– Мы поможем тебе, – тяжело вздохнул Габдулла. – Плохое сейчас время, у людей ничего святого не осталось. Ради денег готовы и мать своего знакомого зарезать, и детей придушить, и общее благо присвоить, а своего друга подставить. Если правда все, что ты мне рассказал, то этот Димаров долго жить не будет. Я сегодня напишу письмо Ревазу Московскому, чтобы он все проверил. Но ты должен знать, что тебя могут вызвать на суд. На наш суд, Давлетшин, который гораздо страшнее и опаснее суда государственного. У нас приговоры бывают только двух видов – либо оправдать, либо придушить. И учти, что я тоже буду за тебя отвечать, если вдруг ты что-нибудь выкинешь.
– Я готов. – Конечно, я понимал, как трудно мне будет, но хотел справедливости, только справедливости, чтобы этого Димарова поджарили на сковородке. И не там, в загробном мире, а здесь.
На следующий день вместе с Рамазаном мы вылетели в Москву. Нас встречали в аэропорту очень серьезные ребята, которые отвезли нас в какой-то загородный дом, чтобы мы могли отдохнуть. Я видел, как нервничал Рамазан. Он тоже понимал, что, если мы не сможем ничего доказать, плохо придется всем, в том числе и ему.
На следующий день нас опять куда-то повезли. Долго везли, кажется, часа четыре, пока мы не оказались в каком-то загородном доме, где нас ждали двое мужчин. Рамазана куда-то увели, а меня провели в небольшую полутемную комнату, где за столом сидели трое мужчин. Я видел только их силуэты. Один говорил с явным грузинским акцентом, который невозможно исправить или поменять. Очевидно, это был Реваз. Второй не выговаривал букву «р» и сильно грассировал. Третий почти все время просидел молча.
Позже я узнал, что это был высший суд воров, который собирался очень редко для разборки споров между различными группами. Их решение считалось окончательным и обжалованию не подлежало. И не дай бог, если кто-то не выполнял его. В таком случае можно было сразу заказывать собственные похороны. Но в этот раз дело было необычное, поэтому они решили меня выслушать.
– Начинай по порядку, – предложил Реваз, – и постарайся ничего не упускать. Мы должны вынести правильное решение, чтобы невозможно было ошибиться.
И я начал говорить. Подробно рассказал, как меня забирали из Уфы, как нас убивали в Москве, как я прятался и скитался. Как Димаров убирал всех, кто мог со мной контактировать, и как он сбежал от меня, появившись в доме на один день раньше меня. Я все подробно рассказал. И о том, как приехал к себе домой и нашел всех убитыми. Наступило долгое молчание. Очень долгое. Они молчали целую минуту. Грассирующий тип высказался первым:
– Если бы ты рассказал только первую часть, мы могли бы тебе не поверить. Но когда идут на такое жестокое преступление, это делают только ради больших денег. Ради очень больших денег, когда не боятся ни Бога, ни нас, ни своих следователей. Мы таких людей не уважаем. Сам знаешь, что самые презираемые в колониях люди – это насильники и убийцы детей. Им нет места среди нас. «Беспредельщики» отлично это знают.
– Мы хотим тебе поверить, – включился в разговор Реваз, – но нам нужны деньги. Мы обязаны их вернуть, поэтому сделаем так, чтобы мы могли тебе окончательно поверить. Ты сейчас возьмешь несколько человек и поедешь в ресторан, где находится твой «крестный отец» – Леонид Димаров. Как только вы его возьмете, вас отвезут в очень тихое место, где никто не услышит его криков. У тебя будет два дня, чтобы узнать у него, куда он спрятал общак. Если за два дня ничего не узнаешь, вы поменяетесь местами, и он начнет узнавать у тебя, куда ты спрятал деньги Тухвата. Так или иначе один из вас заговорит. Такой вариант тебя устраивает?
У меня глаза засветились от радости и жестокости. Этот вариант меня более чем устраивал. Все-таки эти «крестные отцы» мафии были настоящими психологами. Они понимали, как сильно я должен ненавидеть Димарова. И еще они правильно рассчитали, что никто другой не сможет так страшно мучить этого негодяя, как человек, мать которого он зарезал.
И меня повезли с ним на встречу. Должен сказать, что боевики Реваза действовали как заправский спецназ. Они так ловко и быстро скрутили Леонида, что тот даже не успел понять, что именно произошло. Он думал, что его взяли бойцы ОМОНа, и всю дорогу проклинал «ментов» под громкий смех бандитов. Я сидел впереди, и он еще не знал, кому именно обязан этим захватом. Но когда мы приехали и его выволокли из машины, он начал понимать, что это не обычная милиция. А когда увидел мою бледную физиономию, окончательно все понял. И действительно испугался. Очень испугался. А потом нас оставили вдвоем. Его привязали к каким-то кольцам, вбитым в потолок, раздели догола, разрезав одежду. Это тоже был тяжелый удар по психике – ему давали понять, что одежда может больше не понадобиться.
Когда все вышли, я остался с ним один на один. На столике рядом лежали какие-то палаческие инструменты, которые наверняка оставили здесь для устрашения. Раздетый Димаров стоял передо мной, и я мог делать с ним все, что захочу. Мог взять нож и вспороть ему живот, мог выколоть ему глаза, мог отрезать гениталии. Он был жалким и несчастным, когда его раздели и привязали к этим кольцам, и походил на замерзшую тушу какого-то животного, которую подвесили для освежевания. Теперь он в моих руках. Глядя на меня полубезумными глазами и отчетливо сознавая, как сильно я его ненавижу, он, тяжело дыша, выдавил из себя:
– Продал меня, сука…
– У меня к тебе только два вопроса, – спокойно заговорил я, не отреагировав на его выпад. – Вопрос первый: кто с тобой был в Уфе?
Он сплюнул на пол. Я подошел к нему ближе и повторил:
– Кто там был?
Он хотел отвернуться, но я резко ударил его в живот. Он согнулся от боли и простонал:
– Зачем тебе это?
– Нужно. Я хочу знать, кто еще там был.
Мне было неприятно на него смотреть. Смесь животного страха, дикой ненависти и откровенного презрения. Но страха – больше. И мы оба понимали, что сильнее всего он боится не меня.
– Это первый вопрос, – наконец выдавил Леонид. – А какой второй?
Он не боялся первого вопроса, он опасался второго. И я думаю, что он уже тогда понимал, какими будут последствия, и не питал никаких иллюзий.
– Сначала ответь на первый, – предложил я ему.
– Ничего я тебе не скажу! – в приступе безумной отчаянной храбрости крикнул Леонид.
Я подошел к столику и взял какие-то щипцы. Потом повернулся и дотронулся ими до его гениталий. Он затрясся всем телом.
– Сейчас я начну их давить, – зловеще проговорил я, – и потом ты уже ничего не сможешь мне рассказать. Итак?
Он тяжело дышал. И вдруг неожиданно сказал:
– Думаешь, что я буду умирать из-за них? Плевал я на них. Это были Леша и Ибрагим, из боевиков Тухвата. Но я думаю, что ты их все равно не найдешь. Как только они услышат, что меня взяли, так сразу и исчезнут из Москвы. Они ребята понимающие.
– Ничего, найдем и этих двоих. Фамилии у них есть?
– Еще я буду помнить фамилии этого быдла, – зло ответил Димаров.
– Тогда второй вопрос. Где деньги?
Он вздрогнул. Собственно, его и привезли сюда ради этого вопроса.
– У меня нет денег!
Я подождал, пока он успокоится, и снова спросил:
– Давай заново. Где деньги?
– Пошел к черту! Я же тебе говорю, что у меня нет денег.
– Это ты взял деньги, – устало сказал я, – поэтому должен их вернуть. Скажи, где они?
– Дурак! – разозлился Димаров. – Если я сознаюсь, что взял деньги, они меня на куски порубят. Ты на самом деле такой придурок или притворяешься? За деньги общака меня будут преследовать в любой колонии, в любой тюрьме. Я не смогу ни спать, ни есть, ни жить. По всей стране пойдет категорический приказ со мной расправиться, и как можно быстрее.
– Где деньги? – в третий раз спросил я, снова дотрагиваясь до него холодными щипцами. Он опять вздрогнул и выругался:
– Иди ты… я тебе все равно ничего не скажу. Ничего не знаю, хоть порежь меня на куски. В Уфе я работал со своими ребятами, это правда, в этом сознаюсь. А больше ничего не знаю…
Я не выдержал и влепил ему звонкую пощечину. Он сразу обмяк, все-таки я бывший боксер. Через какое-то время я начал понемногу остывать. Нельзя так сразу выходить из себя. У меня есть два дня. Если ничего не узнаю, то через два дня нас поменяют местами, и тогда Леонид покажет все, на что он способен. Не сомневаюсь, что в этом случае мне не будет никакой пощады. Поэтому я принес ведро холодной воды и облил ею Леонида. Затем несколько раз хлопнул его по щекам, и он открыл глаза.
– Слушай, Димаров, мое предложение. Ты выдаешь мне место, где спрятал деньги, а я даю слово тебя отпустить. Устраивает такой вариант?
– Тебе не разрешат меня отпустить. – От моего удара у него опухли губы, и он теперь с трудом разговаривал.
– Даю слово, что отпущу. Теперь решай сам. Если я до завтра ничего не узнаю, то сюда приедут другие люди, которые будут из тебя выбивать показания уже другими методами. Давай решай.
– Я тебе не верю, – криво усмехнулся он.
– А какой мне смысл тебя обманывать? Я могу тебя просто пристрелить, а я обещаю, что отпущу тебя, как только найду деньги.
Он задумался. Было понятно, что это его единственный шанс остаться в живых. Никто из бандитов ему такого не предложит.
– Поклянись, – неожиданно попросил он.
– Что?
– Поклянись, – повторил Леонид.
– Как поклясться, чем?
– Памятью своей матери. Поклянись ее памятью, что ты меня отпустишь.
– Сволочь, – сказал я ему, – это же ты ее добивал!
– Нет, не я, – ответил он, – я такими ужасами не занимаюсь. Ты сам видел, что я даже пистолета не достал.
Теперь настал мой черед решать. И я решил…
– Ладно. Клянусь памятью матери, что отпущу тебя, как только привезу сюда деньги. Теперь доволен? Говори, куда ты их спрятал?
Он еще несколько минут молчал, потом наконец признался. Деньги лежали в трех ячейках в камере хранения на Курском вокзале. Один мешок был с долларами, два других – с рублями.
Я поспешил выйти из комнаты. Рядом с домом стояла машина, и мы вместе с Рамазаном и еще двумя охранниками поехали за деньгами, оставив одного парня дежурить рядом с Димаровым. Вернулись часа через три, привезя все три мешка. Когда мы их вытаскивали, я обратил внимание на смущенное выражение лица нашего молодого охранника, которого мы оставили здесь дежурить.
А потом мы вошли в комнату, где нас должен был ждать Леонид Димаров. В тот вечер я поверил не только в Бога, но и в существование дьявола. Никогда в жизни не забуду этого зрелища. Конечно, я должен был понимать, что наш разговор с Димаровым слушают другие люди. Они просто не могли доверить мне такую большую сумму. И как только мы вытащили деньги из ячеек, здесь сразу появились двое штатных «палачей». Я не буду рассказывать, что они сделали с Димаровым, но это была показательная казнь отступника, осмелившегося посягнуть на общак. Иногда по ночам он мне снится. Рамазан сразу убежал во двор, его рвало минут двадцать. А я стоял и смотрел на изуродованное тело Димарова, отчетливо понимая, что был невольным виновником этого чудовищного спектакля. И этот смертный грех тоже лег на меня, ведь это я сдал его преступным авторитетам. Но, с другой стороны, за ним числилось столько загубленных душ. Может, так было более правильно, ведь он сам выбрал свою судьбу, сначала украв деньги своих товарищей, потом подставив Тухвата, а затем вырезав мою семью.
И все равно мне было противно и мерзко это зрелище. Я вышел на воздух. Меня тоже мутило, но я держался из последних сил. Присев на какой-то сруб, чувствовал, как у меня кружится голова. Недалеко от меня выворачивало Рамазана. Когда он наконец немного пришел в себя, медленно подошел ко мне и тихо спросил:
– Теперь ты доволен? Получил все, что хотел? Отомстил?
– Нет, – ответил я, – мне не хотелось так мстить. Просто теперь я точно знаю, что Бога нет.
– Умник нашелся, – пробормотал Рамазан. – Если Бога нет, то кто есть вместо него?
– Сатана, – убежденно произнес я, – он остался на нашей земле вместо Бога.
Рамазан задумчиво посмотрел на меня и не стал спорить.
Глава 15
Они должны были встретиться в фитнес-центре, находившемся на Покровке. Роберт передал адрес в своем SMS и указал время. Она сразу стерла сообщение. Но Туманов не знал, что Роман Эдуардович сдержал слово, и теперь за его супругой дополнительно следовала вторая машина с вооруженными охранниками. Правда, наблюдателей уже не было. То ли их вспугнула вторая машина, то ли они поняли, что себя обнаружили. А может, просчитали возможные варианты и решили, что эта женщина им явно не по зубам, а связываться с таким влиятельным и богатым человеком, как Хаусман, им просто не захотелось. Но два дня Ирина ездила по городу в сопровождении второй машины охранников, и все было спокойно.
Ирина заранее предупредила мужа, что ей рекомендовали новый фитнес-центр, куда она хочет отправиться, и сообщила, что это чисто женский клуб, куда вообще не пускают посторонних мужчин. Он удовлетворенно кивнул головой, уже больше ни о чем не спрашивая. Но в среду вторая машина охраны все равно поехала за ними на Покровку. В клубе Ирину встретила приветливая миловидная женщина лет сорока. Здесь было действительно неплохо. Ароматические сауны, душевые с массажными кабинетами, зал для индивидуальных занятий с тренажерами, где в качестве инструкторов работали только бывшие спортсменки.
Ирине понравилось это место. Как она узнала потом, за членство в клубе нужно было платить оглушительно неприличную сумму. Но ей сообщили, что сумма уже уплачена и она может спокойно пользоваться этим центром в течение года, так как ее членская карточка была взята на год. Ирина понимала, кто именно мог это сделать. После расслабляющего массажа она прошла в кабинет релаксации и легла на кушетку под очень тихую приятную музыку. Закрыла глаза и неожиданно почувствовала, как с нее сползает покрывало, которым она была укрыта, и по ее обнаженному телу кто-то легко проводит пальцем. Она открыла глаза. Это был Роберт. Он стоял в белом халате и проводил пальцем по ее позвоночнику.
– Я уже догадалась, что тебя заводят женские клубы и женские магазины, – улыбнулась Ирина.
– Меня заводит твое тело, – ответил Роберт, и его палец заскользил вниз.
У него были такие ласковые и добрые руки. И еще он знал, как именно завести женщину. Она медленно развернулась к нему лицом, и он, наклонившись, осторожно поцеловал ее.