Лежать на мягком расхотелось. Даже несмотря на то, что «мягким» оказались голые коленки госпожи Волковой. Клим сел, потряс головой, огляделся. Каким-то чудом он оказался метрах в пятидесяти от «Блиндажа», у той самой глухой стены, которую видел из окна кладовки. Рядом, прямо на асфальте, сидела Алиса, из прорехи разорванного вечернего платья соблазнительно выглядывало кружево черного чулка. Чулок был цел-невредим. Чудеса! Их спаситель, Вильгельм Лойе, хлопотал над девочкой-певицей, судя по стонам, она снова пришла в себя. Из разбитого окошка вырывался черный дым и языки пламени. Где-то совсем близко слышался вой пожарных сирен.
– Как долго я был в отключке? – спросил Клим, сосредоточенно рассматривая черное кружево.
– Недолго, минут пять-семь. – Алиса проследила за его взглядом, одернула платье. Это не помогло. Когда разрез до талии, вообще мало что может помочь. – Ты тяжелый, – сказала со смесью укора и нежности, – мы с Виталиком тебя едва вытащили.
– А кто такой Виталик?
– Он. – Алиса кивнула в сторону восходящей звезды российской моды. Вот, оказывается, как его зовут на самом деле.
Мальчишка то ли почувствовал, то ли услышал, что речь зашла о нем, обернулся, помахал рукой, спросил:
– Ты как?
– Твоими стараниями жив. Спасибо, друг. – Клим встал, подошел к нему, с чувством пожал ему руку.
– Ну, вообще-то, жив ты больше ее стараниями. – Вильгельм Лойе, в миру Виталик, кивнул в сторону Алисы. – Когда ты отключился, она за тобой обратно полезла. Кстати, ты тяжелый…
Клим больше ничего не слышал. Клим во все глаза смотрел на Алису Волкову. В ответ на его немой вопрос она раздраженно дернула плечом. Мол, ничего не знаю, ни за кем в полымя не ныряла, больно нужно, и, вообще, хватит на меня пялиться! Ладно, с Алисой он разберется позже, на свежую голову…
– Как она? – Клим присел перед певицей, посмотрел на ее ноги. В сполохах пожара выглядели они ужасно.
– Жива! – оптимистично заявил Вильгельм Лойе.
– Да, главное, что жива. – Клим кивнул.
Девочка перестала стонать, сказала жалобно:
– Больно.
Клим снова кивнул, теперь уже ей.
– Надо бы ее отсюда вынести. Там, – он махнул рукой в сторону подворотни, – наверное, «Скорая» какая-нибудь стоит…
– Я ее не донесу. – Мальчишка виновато улыбнулся. – У меня со спиной что-то. Наверное, сорвал, когда вас вытаскивал.
– Не переживай, друг, я сам. – Клим подхватил пострадавшую на руки, не оглядываясь, побрел к выходу со двора.
Они являли собой незабываемое зрелище – ожившая картинка из какого-нибудь низкобюджетного боевика. Мужик в порванном, местами прожженном свитере с хрупкой девочкой на руках. Худенький растрепанный парнишка, через каждые два шага охающий и по-стариковски хватающийся за поясницу. И светская львица с мокрыми волосами, с лицом, перепачканным сажей, и в порванном платье. Это показалось бы даже смешным, если бы не было так страшно.
Их триумфальный выход остался незамеченным, потому что на улице перед клубом в этот момент разыгрывалась другая сцена, в большей степени подходившая для фильма-катастрофы. Пожарные машины, извивающиеся гигантскими змеями брандспойты, люди, искалеченные, обожженные, оглушенные, зеваки и вездесущие репортеры, рвущиеся за оцепление… А в качестве фона – рев сирен и кровавые всполохи огня. Пламя уже перекинулось на второй этаж, угрожая сожрать все здание целиком…
Клим остановился у первой же встреченной «Скорой», молча передал плачущую девочку медикам, с минуту постоял, понаблюдал, как пострадавшую положили в машину, обернулся.
…Алиса исчезла. Клим почему-то думал, что она никуда не денется. Особенно теперь, когда они вместе пережили конец света.
– Где она?! – Он встряхнул Вильгельма Лойе за щуплые плечи.
Мальчишка поморщился, сказал растерянно:
– Ушла.
– Куда ушла?
– Она спросила, куда эвакуировали машины. Я сказал, и она сразу ушла.
– А куда эвакуировали машины? – Клим ослабил хватку.
– Там, метрах в двухстах, есть платная автостоянка. – Парень махнул рукой, охнул, схватился за поясницу.
– Ты сам-то на машине? – запоздало поинтересовался Клим.
– Обижаешь. – Мальчишка широко улыбнулся. – Я же звезда! Мне машина по статусу положена. Только я теперь – голый король. Вся коллекция сгорела.
Клим посмотрел на пожарище:
– Сгорела не только коллекция. Пойдем, подвезу тебя до стоянки, Виталий…
Она потеряла ключи от машины.
Нет, не так. Алиса потеряла сумочку с ключами, мобильником, кошельком и документами. Как же она теперь попадет домой?! Запасные ключи есть у Мелисы, но как добраться до сестры в таком виде, да еще и без денег? Никак…
Что-то в ней сломалось, отключился какой-то предохранительный механизм. Алиса опустилась на бордюр у колес своей машины, закрыла лицо руками и разревелась.
Это стресс – она все прекрасно понимала, но ничего не могла с собой поделать, плакала навзрыд, самозабвенно. Волдыри на ладонях полопались, когда она вытаскивала из огня Панкратова, теперь из них сочилась сукровица, и от слез коже было больно. А еще Алисе было холодно, до озноба, до зубовной дроби.
Она так увлеклась своими страданиями, что не заметила, как кто-то присел рядом. На ее голые плечи легли горячие ладони.
– Замерзла, – сказал Клим Панкратов, не то утвердительно, не то вопросительно.
Алиса молча кивнула, но рук от лица не убрала. Она же сейчас уродина, незачем давать Панкратову лишний повод поглумиться.
– Пойдем. – Он не стал глумиться, даже помог ей встать. Надо же, джентльмен…
– Куда? – Сопротивляться не было сил.
– Я тебя отвезу.
Он ее отвезет! Вот и хорошо, одной проблемой меньше. Панкратов отвезет ее домой, а там Алиса откроет бутылку мартини и напьется до чертиков. Может быть, тогда ей даже удастся заснуть.
У Панкратова была красивая машина, большая и агрессивная, под стать хозяину. В салоне пахло кожей и мужским одеколоном – до их появления: они принесли с собой запах гари, паленой кожи и страха.
Клим уселся за руль, она пристроилась на пассажирском сиденье. Порванные края платья все время расползались, приходилось придерживать их рукой. Можно было и не придерживать – ничего особенного Панкратов бы не увидел, – но в салоне «Лексуса» невольно вспоминалось о правилах приличия. Дама должна вести себя с достоинством, а не сверкать голыми коленками и не размазывать по лицу сажу и слезы.
– Вот. – Клим протянул ей коробку с влажными салфетками, тоже, видно, вспомнил о правилах хорошего тона.
Алиса благодарно кивнула, вытерла руки и лицо.
– Все еще холодно? – Панкратов включил обогреватель, спасибо ему, доброму человеку. – На заднем сиденье лежит пиджак, хочешь, надень.
Она бы обязательно надела, если бы пиджак не принадлежал ее злейшему врагу. Совместно пережитый конец света ничего не изменил в их сложных отношениях, просто установил короткое перемирие.
Панкратов настаивать не стал, только криво усмехнулся. Что он все ухмыляется?! Да как вообще можно ухмыляться после того, что произошло?.. Алиса отвернулась, прижалась лбом к ветровому стеклу. Стекло было прохладным и чуть влажным. Нужно закрыть глаза, ненадолго, просто чтобы отгородиться от происходящего.
Она отгородилась. Она отгородилась настолько надежно, что не заметила, как уснула…
– Эй, пора вставать! – Кто-то тряс ее за плечи, не то чтобы слишком грубо, но настойчиво.
Пришлось открыть глаза.
– Приехали, – сказал Клим Панкратов и распахнул дверцу джипа.
Алиса посмотрела в окно. Приехать-то они приехали, вопрос только – куда? Двухэтажный особняк со слепыми провалами окон, лужайка, тихо жужжащая система автоматического полива, розовые кусты, а за кустами… бассейн.
– Куда ты меня привез? – Вообще-то, Алиса уже знала, куда. Этот дом, эти розовые кусты и этот бассейн она никогда в жизни не забудет! Загородный дом Панкратова, место, где началось ее падение и восхождение.
– В моей городской квартире сейчас ремонт. – Панкратов улыбнулся вежливо и ехидно одновременно.
Лучше бы она оставила его в той горящей кладовке…
– Мне нет дела до твоего ремонта! Я просто хочу знать, почему ты не отвез меня ко мне домой?! – Ярость – опасное чувство, от ярости на глаза наворачиваются слезы, а она уже наплакалась, хватит!
Панкратов посмотрел на Алису с жалостью, как на слабоумную:
– Я не знаю, где ты живешь.
– А спросить?! Ты мог спросить у меня!
– Ты спала.
– Нужно было разбудить!
– Я пытался, но ты не проснулась.
Он пытался, а она дрыхла так крепко, что ничего не слышала? Такое возможно, или он, как всегда, врет?
– Ты врешь, – сказала она и скрестила руки на груди. Платье тут же поползло, обнажая бедро. Плевать! Он не имел никакого права решать за нее!
– Выходи. – В голосе Клима послышалось раздражение.
– Послушай, ты сейчас же, немедленно, отвезешь меня обратно в Москву! – Не станет она плясать под его дудку.
– Ты врешь, – сказала она и скрестила руки на груди. Платье тут же поползло, обнажая бедро. Плевать! Он не имел никакого права решать за нее!
– Выходи. – В голосе Клима послышалось раздражение.
– Послушай, ты сейчас же, немедленно, отвезешь меня обратно в Москву! – Не станет она плясать под его дудку.
Очень долго Панкратов молчал, рассматривал то ее лицо, то ее голую ногу. Алиса держалась стоически, на его нахальный взгляд отвечала презрительной улыбкой.
– Выходи из машины!
– Не выйду!
– Как знаешь, можешь ночевать в салоне. – Он в сердцах хлопнул дверцей, Алиса вздрогнула. То есть как это – «ночевать в салоне»?! Что она – бездомная, чтобы ночевать в машине?
– Вызови мне такси! – заорала она в спину удаляющемуся Панкратову.
– Деньги закончились, – бросил он, не оборачиваясь, – но я с радостью предоставлю тебе кров и ужин, и горячую ванну, и что-нибудь спиртное.
Чертов шантажист! Он все про нее знает. Знает, чего в данный конкретный момент ей хочется больше всего на свете. Алиса выбралась из машины, хлопнула дверцей так, что уши заложило, – нечего церемониться с шантажистами! Панкратов обернулся, – видно, жалко стало свое добро, – сказал с угрозой в голосе:
– Полегче!
– Сам полегче, – огрызнулась она.
Что это с ней происходит? Что-то неправильное… Сначала хотелось плакать, выть в голос, а сейчас хочется устроить истерику, крушить мебель, рвать на Панкратове волосы. Что же это такое?..
– Долго тебя ждать? – Он уже возился с замком.
Алиса вздохнула, побрела к крыльцу.
Панкратов соврал насчет ремонта в своей городской квартире. Алиса поняла это сразу, как только переступила порог. Дом был нежилой. Не в том смысле, что неуютный и запущенный, видно, что за имуществом Панкратова хорошо присматривают, вон и поливочную систему кто-то включил. Просто чувствуется, что здесь никто не живет: по стерильному воздуху, по вещам, расставленным и разложенным в идеальном порядке, по чуть поникшим ирисам в хрустальной вазе. Панкратов здесь не живет. Во всяком случае, не живет постоянно. Интересно, почему он соврал? А еще интересно, где сейчас Даша? Может быть, в его городской квартире? Тогда многое становится понятным, Даша такой гостье, как Алиса Волкова, не обрадовалась бы…
– Чувствуй себя как дома. – Панкратов сделал приглашающий жест.
– Мне нужно в душ, – сказала Алиса, брезгливо рассматривая свое отражение в зеркале.
– Комнаты для гостей на втором этаже. Пойдем, я тебя провожу.
Он привел ее в ту самую комнату. Подонок, урод… За десять лет в ней изменилось все: начиная с обоев и заканчивая мебелью. Не изменилось лишь то мерзкое ощущение, которое она вызывала в душе. А, плевать! Это всего лишь комната. Алиса плюхнулась на кровать, снизу вверх посмотрела на Клима.
– Что? – спросил он.
– Ничего, можешь быть свободен.
Он снова улыбнулся этой своей гадкой кривой улыбкой, сказал саркастично:
– Я подумал, может, тебе нужна помощь? Ну, там, молнию на платье расстегнуть…
– Спасибо, ты мне уже помог. – Красноречивым жестом Алиса запахнула расходящиеся полы платья.
– Это была вынужденная мера.
– Слушай, оставь меня, наконец, в покое, – сказала она устало. Стоило ей только оказаться в этой комнате, как желание крушить мебель и устраивать истерики исчезло. Захотелось просто полежать в тишине с закрытыми глазами. Нет, сначала принять ванну, а потом полежать.
– Я оставлю тебя в покое, – с непонятным раздражением сказал Панкратов, – на полчаса, а через полчаса жду тебя внизу. – Это прозвучало как приказ.
– А с какой стати… – Договорить Алиса не успела – за «гостеприимным» хозяином захлопнулась дверь.
Через полчаса он ждет ее внизу! Она выскользнула из безнадежно испорченного платья. Тоже еще, командир выискался! А вот она возьмет и не придет. Что он с ней сделает? Волоком потащит? И вообще, почему Алиса должна подчиняться приказам этого домостроевца?! Пусть командует своей разлюбезной Дашей!
Алиса прошла в ванную, включила горячую воду. Все-таки странно, что он привез ее в эту глушь. Намного проще и разумнее было бы разбудить ее, узнать, где она живет, а не тащить на край света. Может, Панкратов дыма надышался и от этого плохо соображает?
Дым… Она тоже надышалась дымом. Он запутался в волосах, впитался в кожу – ужасный запах…
Чтобы избавиться от него, Алисе пришлось, не обращая внимания на боль в обожженных ладонях, два раза вымыть голову и до красноты тереть кожу мочалкой, а потом еще долго-долго стоять под душем.
Снежно-белый банный халат висел тут же, на вешалке. Алиса сняла его, прежде чем надеть, понюхала – не хватало еще ходить в одежке с чужого плеча, предположительно, с Дашиного. Халат ничем особым не пах, только кондиционером для белья, и с виду был чистым и ненадеванным. Алиса решилась, сунула руки в рукава, вышла из ванной.
После купания ей немного полегчало и спать расхотелось, зато захотелось есть, да так сильно, что желудок свело голодной судорогой. Тоже последствия стресса? Что-то там такое Панкратов говорил об ужине? Алиса спустится, перекусит и тут же вернется сюда.
На кухне работал телевизор и пахло чем-то очень вкусным. Панкратов стоял спиной к двери, строгал салат. Он тоже успел вымыться и переодеться в джинсы и рубашку.
– Почему так долго? – спросил, не оборачиваясь.
Алиса проигнорировала вопрос, взяла из вазочки с фруктами грушу, вгляделась в черный провал окна. Панкратов раздраженно хмыкнул, загремел посудой.
– Как твои руки?
– Терпеть можно.
Он отложил нож, подошел к ней, перехватил за запястья, развернул ладонями кверху, покачал головой:
– Надо перевязать.
Алиса пожала плечами.
Наверное, он оканчивал какие-то специальные курсы по оказанию первой помощи, потому что наложил повязку быстро и профессионально. Не то чтобы Алисе сразу полегчало, но в душе зародилось слабое чувство благодарности, она даже сказала «спасибо», на которое, кстати, Панкратов никак не отреагировал.
По телевизору показывали вечерние новости, основным событием дня стал пожар в «Блиндаже». Алиса напряглась, от воя пожарных сирен по позвоночнику пробежала дрожь.
– Много? – спросила она.
– Пока точно неизвестно. – Клим понял, о чем она, сделал звук потише. – Много людей в больницах с ожогами и переломами, остальные разъехались по домам.
– Как мы с тобой.
– Да, как мы с тобой, – сказал он жестко. – От нас там ничего не зависело. Ясно?
Она молча кивнула. Клим прав – от них ничего не зависело, они сами уцелели лишь чудом. Они не прорывались на волю по трупам, им даже удалось спасти ту несчастную девочку. А на душе все равно скребут кошки. Погибли люди…
– А как Виталик? – спросила Алиса, гоня прочь жуткие мысли.
– Виталик в порядке, передавал тебе привет. – Клим поставил на стол перед Алисой салатницу.
– Я не успела его поблагодарить.
– Еще успеешь, он собирается отпраздновать наше счастливое спасение.
– Я не могу сейчас ничего праздновать.
– Хорошо, не будешь ничего праздновать, – покладисто согласился Панкратов, плеснул в салатницу оливкового масла. – Просто не забывай, что этому мальчику мы обязаны жизнями. – Он немного помолчал, сказал, не глядя в ее сторону: – Кстати, спасибо.
– За что?
– За то, что не бросила меня, когда я отключился. Ты ведь могла…
– Откуда тебе знать, что я могла, а чего – не могла? – резко спросила она.
– Да, ты права. Я тебя совсем не знаю. – Клим помолчал, перемешал салат, сказал с горькой усмешкой: – В любом случае спасибо.
– Пожалуйста. – Алисе не хотелось развивать эту тему, выслушивать его благодарности. Она еще сама не до конца разобралась, что ею двигало, когда она, сдирая кожу на обожженных ладонях, пыталась удержать от падения тяжеленную панкратовскую тушу. В тот момент Алисе некогда было думать, а потом… а потом тоже некогда. И сейчас – некогда. Сейчас она хочет есть, вот!
Клим разложил по тарелкам жареное мясо, большими ломтями нарезал хлеб, поставил на стол бутылку коньяка и рюмки, сказал тоном, не терпящим возражений:
– Будем есть и пить.
А она и не стала возражать. Алиса хотела есть и в глубине души хотела напиться.
Оба ее желания осуществились в полной мере, и даже сверх того. Интересно, бутылка коньяка на двоих – это много или мало? Если судить по Панкратову, то мало. Если судить по собственным ощущениям, то очень много. Ноги ватные, в голове звон, и ничего не хочется. Нет, неправда. Хочется. Хочется вот так сидеть на панкратовской кухне за огромным дубовым столом, подперев щеку забинтованным кулаком, и ни о чем не думать. А еще хочется спать, чуть-чуть, самую малость.
А у Панкратова какое-то странное выражение лица – задумчивое и мечтательное одновременно. Обидно, у него гостья, а он думает неизвестно о чем! Невоспитанный мужлан, даром что банкир.
Все, хватит сидеть, нужно уходить. Сейчас главное – не заблудиться в этом огромном доме, найти свою комнату. Своя комната – смешно! Нет тут у нее ничего своего, на ней даже халат с чужого плеча. Так что неважно, найдет она ту самую комнату или нет. А если и не найдет, то не слишком расстроится. Велика печаль! Можно прекрасно выспаться на диване в гостиной. Нужно только плед найти, а то как-то зябко. Алиса решительно встала, кухня «поплыла», пришлось ухватиться руками за стол, чтобы не упасть.