Попугай, убедившись в том, что помыслы дервиша чисты, как зеркало, сразу же заговорил и, как полагается воспитанным людям, стал воздавать ему хвалу. Мудрый муж, услышав сладостные речи попугая, пришел в волнение, обратил на птицу взор и молвил:
— О птица с изумрудными крыльями, речами, как у Исы, с твоего розового клюва каплет прозрачная вода красноречия! Что у тебя за важное дело? Ради кого расправил ты свои крылья? От твоих жалобных речей веет правдивостью и искренностью!
— О ты, украшающий сад истины, — ответил попугай, — о ты, наряжающий мыслями пир познания! Просьба моя отразилась в твоем возвышенном уме отчетливо, словно красавица в зеркале, и потому мне не следует проявлять излишнюю настойчивость.
Тот муж, чей разум был равен солнцу, своим проникновенным умом распознал тайну попугая и велел привести шахзаде.
Услышав его слова, попугай проникся надеждой, от большой радости захохотал, как куропатка, и в один миг долетел до шахзаде. Его розовый клюв раскрылся в улыбке, словно бутон роз от утреннего ветерка.
Шахзаде, опечаленный и удрученный усталостью и волнением, с нетерпением ждал возвращения попугая. Увидел улыбающуюся птицу, он снова проникся надеждой. Попугай поведал ему приятную весть, и они отправились к тому праведному мужу, который вкушал из чаши поклонения единому богу и мог открыть им врата надежды. Шахзаде всей душой доверился попугаю и, не задумываясь, направился к дервишу, который обещал ему счастье. Когда он прибыл к благословенному порогу и взоры его осчастливил сокровенный облик, он, как и подобает благородному, оказал дервишу подобающие почести, подошел поближе и сел у его порога, исцелявшего душу, словно сурьма глаза [75], и выразил свою просьбу в стихах:
— О счастливый юноша, — сказал дервиш, — «Слава Аллаху, господу миров» [77], он устраивает трудные дела своих рабов. Поступай же соответственно благому изречению. «Тебе мы поклоняемся и у тебя просим помощи» [78], ибо ни у кого другого не следует просить покровительства. Ступи на правильный путь и уповай на бога, ибо он лучше всех исполняет надежды и чаяния. Иди один, ибо путь желания узок, и не полагайся ни на кого, кроме как на Аллаха, если хочешь увидеть возлюбленную.
Шахзаде по совету дервиша отправил назад своих верных друзей и слуг, отрекся от этой бренной жизни и ступил на путь исканий, просветленный. Иными словами, он закрыл глаза, а когда открыл, то он и попугай были на том берегу моря.
Хотя шахзаде перешел через бурное море при помощи мудрой и красноречивой птицы, хотя это очень радовало его, хотя сердце ему ублажали сладостные речи попугая, все же от одиночества и разлуки с друзьями он был печален в той страшной пустыне, где не было дорог, и был растерян, словно заблудившийся путник. Но стремление побывать в стране возлюбленной одолело другие желания, любовь захватила поводья его сердца, и он, наконец, отбросив осторожность, двинулся вперед, словно Меджнун. Он проливал дождь кровавых слез, словно пьяный шагая по камням и колючкам.
Положившись на милосердие бога, который является другом страдающих в темные ночи и путеводителем одиноких путников на чужбине, он раскрыл свои уста, подобные по сладости соловью, и произнес стихи:
Шахзаде встречается с путешественником, обошедшим весь свет, который после долгих скитаний по свету поселился в пустыне. Попугай отпрашивается у шахзаде для поисков пути к цели, а встречный рассказывает удивительные истории и сказки с целью наставить шахзаде на истинный путь
Когда шахзаде, страждущий в долине печали и напоенный напитком безумия, прошел, не делая остановок, несколько фарсахов по той ужасной пустыне, в которой даже дикие звери умирали от страха, вдруг из тени поднялся старец. Тело его от худобы походило на новый месяц, а лицо светом благочестия напоминало месяц полный.
— Вот уже два дня, как я жду тебя в гости и непрестанно смотрю на дорогу. Слава Аллаху, желание мое исполнилось, и ты осчастливил меня своим приходом, — сказал старец.
Шахзаде не стал много рассказывать, а предложил отшельнику разделить с ним скромную трапезу, сладостную, как пища Исы [82]. Они поели, и шахзаде, отдохнув, сбросив с себя бремя дорожных трудностей и утолив голод, попросил старца помочь ему в его деле.
Дервиш ответил:
— О беспокойный юноша! Много лет назад я долго бродил по свету жертвой своих страстей. Я повидал и добро и зло этого мира. Распознавши суть вещей, я отбросил бремя тщетных волнений, решил уединиться, довольствуясь малым, покинул людские поселения и укрылся в этих диких местах. И теперь я не ведаю никого, кроме творца вселенной, и ни с кем не знаюсь. Не проси меня о помощи, ибо в пустыне, любви каждая росинка — сотня бушующих морей пламени.
Раз ты ступил ногой на этот путь, то не избегай трудностей, а храбро бросайся в пламя мучений и бедствий, отложи в сторону здравый смысл, довольствуйся упованием на бога, смирись перед ним, прими удел одиночества и разлуки с ближними.
Итак, попутный ветер благосклонности не подул со стороны избравшего уделом одиночество странника на бутон надежды Джахандара, в горло шахзаде не упала капля надежды из чаши благородства. Тут шахзаде сильно растерялся, впал в отчаяние, встретившись с враждебностью судьбы, и погрузился в изумление.
Отчаявшись достичь желанной цели в этой обители горя, он решил погибнуть, стал царапать ногтями лицо и посыпать прахом голову, читая печальные стихи.
— О заглавный лист всех опечаленных на пути любви, — стал утешать его попугай. — На каждом шагу тебе придется жертвовать своей жизнью и отдавать свою голову, а нетерпение и слабость духа проявляют только мужи незрелые. Те же, кто созрел в делах любовной скорби, кто опален пламенем страсти, считает каждую каплю, которая падает из скорбного сердца, желанным плодом.
— Остерегись, — продолжал попугай, — не жалуйся и не причитай. Не звони от нетерпения, словно колокольчик, а усердствуй в терпении, я же постараюсь найти путь и отыскать оконце для выхода из темницы скитаний.
Проговорив эти слова, попугай стал летать туда и сюда в поисках выхода, а шахзаде остался на месте дожидаться его. А тот благочестивый дервиш углубился в свои молитвы, не обращая более внимания на скорбного скитальца. Один Из обитателей кельи дервиша, по имени ШарИк, сжалился шахзаде, заговорил с ним участливо, утешая и ободряя его, занимая его увлекательными рассказами, чтобы залечить его глубокие сердечные раны бальзамом убеждения.
Шарик начинает свой рассказ в соответствии со всеми правилами красноречия
Мудрый ШарИк стал сыпать из уст сладостный сахар слов, говоря:
— О разумный царь! Я — бывалая птица и повидал в мире много всяких чудес и диковинок. Немало встречал я пораженных пламенем любви, но в конце концов благодаря облаку божественных милостей они расцветали от исполнения желаний, словно розы и базилики. Если этот несправедливый небосвод несколько дней немилостив к тебе, то пусть твое сердце не сжимается, как бутон: ведь рано или поздно проявится божие милосердие и ветер благосклонности повеет в твою сторону.
— Ведь, согласно велению всевышнего, «трудности сопутствует легкость» [87], за каждой болью следует облегчение, за каждым опасением и подозрением следует освобождение от тягот и начало покоя.
Шарик начинает свой рассказ в соответствии со всеми правилами красноречия
Мудрый ШарИк стал сыпать из уст сладостный сахар слов, говоря:
— О разумный царь! Я — бывалая птица и повидал в мире много всяких чудес и диковинок. Немало встречал я пораженных пламенем любви, но в конце концов благодаря облаку божественных милостей они расцветали от исполнения желаний, словно розы и базилики. Если этот несправедливый небосвод несколько дней немилостив к тебе, то пусть твое сердце не сжимается, как бутон: ведь рано или поздно проявится божие милосердие и ветер благосклонности повеет в твою сторону.
— Ведь, согласно велению всевышнего, «трудности сопутствует легкость» [87], за каждой болью следует облегчение, за каждым опасением и подозрением следует освобождение от тягот и начало покоя.
— Теперь ты страдаешь и переживаешь из-за своих желаний, — продолжал Шарик, — но в будущем ты добьешься успеха и вновь склонишь голову на изголовье неги и покоя.
Считай своим великим долгом и первой обязанностью избегать четырех вещей: во-первых, великие дела не могут свершиться без тщательного обдумывания, а не то легко подвергнуться ударам судьбы и бедствиям рока, как это случилось с дочерью купца.
— А какова история дочери купца? — спросил шахзаде, и Шарик стал рассказывать.
Рассказ
— Некий бедняк, — начал Шарик, — поселился в одном городе на чужбине. Он бедствовал и старался ради хлеба насущного, который столь необходим человеку. Жителей города он не знал, никому не было до него дела, и ему приходилось выполнять самую грязную и черную работу, да и та не всегда ему доставалась, так что он еле сводил концы с концами.
Прошло много времени, как он там поселился, и вот как-то один старый продавец гороха сжалился над ним и нанял его топить печку. На ужин хозяин велел испечь лепешку. Бедняк счел это великой удачей и в надежде на хорошее угощение старался вовсю. Старику понравились его исполнительность и преданность, он вывел его из нищенского состояния в достаток, назначил своим помощником, отдал в его руки все дела по хозяйству и одел его с ног до головы во все новое. Не прошло много времени, как дела того человека пошли в гору, он обрел уважение и почет среди людей, и вот уже вчерашний бедняк и нищий счел для себя возможным породниться со старшиной того рода. Старшина от этого сильно рассердился и пошел жаловаться к старику.
— Несмотря на твое богатство и родовитость, — сказал старшина, — ты никогда не пытался сравняться со мной. А вот помощник твой, который недавно был всего лишь истопником, сегодня хочет породниться со мной. Если он не извинится передо мной, то я не прощу его, накажу как следует. Ты же помни, что и тебе не следует пренебрегать мной.
Старик попросил у старшины извинения за невоспитанность своего помощника, позвал молодого человека в уединенную комнату и стал рассыпать перед ним царственные жемчуга наставлений.
— Душа моя, — говорил старик, — попытка сравняться с великими мира сего и поставить себя в один ряд с ними, будучи весьма маленьким, — признак глупости.
— Берегись, — продолжал старик, — впредь не совершай таких поступков, ибо обида нашего уважаемого старшины не принесет нам пользы.
Но юноша, оправдав изречение: «Тот, кто мерзок по натуре, не отблагодарит благодетеля» [91], счел это поводом к тому, чтобы расстаться со стариком, простился с ним, мигом забыл все оказанные ему благодеяния, ступил на путь черной неблагодарности и поселился в квартале купцов. Однако спустя несколько дней он обнищал и остался без единого гроша.
Но вот по воле случая красивой дочери богатого купца полюбилось его пригожее лицо, и, не подвергнув его настоящему испытанию, как это делают с золотом, она вышла за него замуж.
Прошло какое-то время, и в один прекрасный день муж стал распространяться о своей знатности и богатстве, уговаривая жену выехать из ее родного города. Жене захотелось увидеть новые края, стать хозяйкой его огромного состояния, пожить в свое удовольствие и вкусить всех мирских благ и наслаждений. Через родственников она попросила у отца разрешения на отъезд, но тот не разрешил. Тогда она тайком вместе с мужем покинула ночью отчий дом и двинулась в дальний путь.
По прошествии многих дней, после всяких трудностей и долгого пути они очутились в пустыне, где и не пахло людским жильем.
— Что это за место? — спросила жена, — Здесь нет ни единой живой души, а язык от жажды не может слова вымолвить. Ради бога, найди воды, я умираю от жажды.
— Не горюй, — стал утешать ее муж, — потерпи часок, здесь поблизости есть чудесное место, там растут разные плоды и злаки, во все стороны бегут ручьи, подобные райским Салсабилу и Тасниму, повсюду — лужайки со смеющимися розами и базиликами. Все это похоже на вышний рай и райские сады. Вот там и живут мои родители. Мы скоро прибудем туда и избавимся от тягот пустынь и безводных степей.
Жена обрадовалась его речам, и, хотя ей трудно было двигаться, она через силу вновь зашагала.
Спустя какое-то время вдали показалась деревушка из нескольких жалких лачуг.
— Муж мой, — сказала жена, — в этой деревне нет ни садов, ни арыков. Ведь в таких лачугах постыдился бы жить даже простой мусорщик.
— Жена, — ответил он, — здесь даже более того прелестей, чем я говорил тебе. Ведь ты еще ничего не видела, а возводишь напраслину.
Затем муж посадил жену в тени дерева и сказал:
— По нашему обычаю мои родственники должны встретить тебя громом барабанов и пением флейт, облечь тебя в драгоценные одеяния и украшения, а потом ввести торжественно и с музыкой в город, чтобы там устроить пир и празднество и провести весь день до самого вечера в веселии и за вином. Посиди немного под этим деревом, а я сообщу родным о тебе.
Жена, одураченная красивыми словами, села под деревом, а муж побежал к деревне.
Не прошло часа, как послышались гром барабанов и звуки флейт, и жена увидела вдали мужчин и женщин, приближавшихся с песнями и танцами. В предвкушении нарядов и украшений женщина готовилась достойно встретить родных мужа. Но вдруг к ней подбежало несколько безобразных и мерзких мужиков, похожих на мясников. Они схватили ее за косы, раздели донага, словно в день Страшного суда. Женщина кричала и оборонялась, но ничего не помогло. Наконец, они связали веревками эту беднягу, оказавшуюся без защиты на чужбине, обрили ее сверху донизу и исколотили так, что она обливалась алой кровью. Потом соорудили носилки, бросили ее туда, крепко привязав ее руки и ноги к подпоркам, а затем, довольные и радостные, вернулись в деревню. А два стрелка сели в засаду с отравленными стрелами, натянув тетиву. Жена сначала кричала и плакала, но потом от потери крови совсем лишилась силы и перестала двигаться. Спустя час в воздухе показалась огромная птица с мощными крыльями, подобными ветвям дерева, с клювом величиной с хобот слона. Человек при виде ее терял мужество, от шума ее крыльев душа улетала прочь.
Птица подняла клювом несчастную женщину и взвилась в воздух. Веревки, которыми она была привязана, разорвались, как паутинка, а носилки полетели на землю. Засевшие в засаде стрелки стали пускать в птицу отравленные стрелы, и две из них угодили прямо в крылья, но не причинили поначалу птице вреда, и она пролетела по небу около ста фарсахов. Но потом яд стал действовать, и она начала слабеть и опускаться на землю. Она села на каком-то острове, окончательно ослабев от яда, выпустила женщину, а потом стала изрыгать из клюва разной формы изумруды чистой воды, которые, казалось, были отполированы и огранены лучшими ювелирами. В тот же миг душа птицы покинула свою оболочку, словно последний выдох ее был изумрудом.
Израненная и разбитая женщина долго лежала там без сознания. Придя в себя, она открыла глаза, оглянулась и увидела, что находится на острове, одинокая и покинутая всеми, вся в крови. Поблизости не было ни друга, ни утешителя, ни коня, ни пищи. И все-таки она поблагодарила всевышнего Изеда, подняла каменья, которые послужили причиной стольких мук и тревог для нее, и двинулась, нагая и плачущая, куда глаза глядят. Она шла потихоньку, надеясь найти укромное местечко, где бы спрятаться от хищных зверей.
Бедная женщина прошла так около двух фарсахов. Золотая птица-солнце спряталась на западе, ночь подняла над горизонтами навес из темноты, и женщина, опасаясь за свою жизнь, решила переночевать в пещере. К этому времени она изнемогала от голода, от холода и ночной сырости, раны ее ныли, а страх одиночества довершал ее мучения. Всю ночь напролет она молилась, воздев руки к всевышнему судне, покровительствующему тем, кто просит его о помощи, моля спасти ее из этой пучины бедствий и гибели. Но ответа на ее молитвы не было.