За восемь месяцев, пока в тюрьме проводились экскурсии, многие туристы жаловались на странные вещи. Кто-то чувствовал на себе тяжелые взгляды, хотя рядом никого не было. К кому-то прикасались ладонью, когда опять же никого не было рядом.
Преподавательница из Эдинбурга Энджела Гамильтон вошла в одну из камер, ей тут же зажали рот ладонью и не давали дышать, пока она не почувствовала головокружение и не потеряла сознание. На следующее утро она обнаружила синяки на щеке и на шее.
Некий Колин Грант, служитель церкви спиритов и владелец клуба медиумов, решил побороться с привидением. Колин Грант поставил круг из 12 свечей и долго читал заклинания. Через несколько часов спирит появился перед журналистами и публикой, держа Библию в правой руке, и заявил, что наконец изгнал призрака из церкви и с кладбища.
Вроде бы с тех пор призрак и правда пропал (а может быть, просто еще прошло мало времени и призрак просто не успел себя проявить). Но вот сам Колин вскоре помер от сердечной недостаточности 26 января 2000 года, в возрасте всего 66 лет. Сам он был уверен, что в его смерти повинно проклятие призрака, недовольного своим изгнанием. Так ли это? Как знать!
Итак, можно насчитать по крайней мере пять категорий призраков:
1. Классический призрак-голограмма, который больше похож на природное явление, чем на живое существо. Такой призрак можно только видеть, он не вступает в общение.
2. Полупрозрачный классический призрак, который общается с живыми людьми и порой может сообщить им много полезного.
3. Частичный призрак — сущность, которая кричит, хохочет, шумит, даже зажимает рот, душит и сопит над ухом, но остается невидимой. Очень может быть, тут мы тоже имеем дело с разными сущностями и пока валим все в одну кучу, потому что очень уж мало у нас сведений и очень мало понимания, с чем же мы вообще имеем дело.
4. Вполне материальное существо, которое трудно отличить от живого. Говорит, общается, ходит, вступает в любовные отношения. Иногда бывает крайне опасен.
5. Собственный призрак, то есть двойник того, к кому он является.
В последних двух случаях нет никакой уверенности, что речь идет о привидениях каких-то людей. Все-таки привидение — это нечто, связанное с каким-то конкретным человеком, здесь же закрадывается подозрение — а может быть, облик человека принимает какая-то совершенно нечеловеческая сущность?! Да, в тронном зале находилась вроде как бы императрица, но ведь очевидно, что это была вовсе не она. Да, развратные действия в здании «Лорелеи» производил как бы купец Мирсков. Но есть ли полная уверенность, что это и правда был Мирсков?
Конечно, это вопросы без ответов — по крайней мере пока. Но задать их серьезный исследователь просто обязан.
А кроме того, очень многие существа, появление которых зафиксировано в Красноярске, не могут быть названы привидениями при самой пылкой фантазии.
Таковы и кошка, и «голубые дедушки» с Николаевской горы. По поводу обеих этих сущностей буквально не знаешь, что сказать. То есть опять же — фантазировать можно сколько угодно, но что толку от этих фантазий?
Такова и замечательная кукла из Таиланда. Вроде бы какие-то аналогии возникают, когда читаешь некоторые китайские, японские, вьетнамские легенды… Но опять же, что тут и впрямь аналогично, а какие аналогии возникают только в мозгах людей, не знающих китайского языка, — можно спорить. Во всяком случае, кукла-людоед — это никак не привидение, ни в каком понимании этого слова. Да кроме того, это скорее всего и не кукла…
«Сосед снизу» и покойник из 1930-х годов, терроризировавший целое садоводческое товарищество, могут быть названы привидениями при избытке фантазии, если обращаться с терминами не слишком строго. Но, конечно же, это нечто совершенно иное. Это покойники, трупы людей, которые по неизвестным причинам пришли в активное состояние и стали передвигаться, совершать какие-то действия… опять же очень трудно сказать, насколько осознанно и до какой степени по собственной воле.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ Истории разных градов и весей
ГЛАВА 21 ШАЛОВЛИВЫЙ БЕС
Это произошло лет двадцать назад в маленьком городе Енисейске, лежащем в 400 километрах к северу от Красноярска. Само заселение всего юга Приенисейского края шло через этот город, основанный как раз так, чтобы кыргызам было не просто добираться до него в своих набегах. Острог поставили в 1619 году, и до 1822 года Енисейск был столицей Приенисейского края и считался куда важнее Красноярска, пока Красноярск не начал стремительно расти из-за своего выгодного положения. Енисейск был даже больше Красноярска или, по крайней мере, достигал сравнимого размера. В 1800 году в Енисейске жило 3000 человек, в Красноярске — 5000.
Но славное прошлое славным прошлым, а сейчас-то Енисейск — типичная сибирская провинция, маленький городок, в котором нет и 30 тысяч жителей. Блеск городу придают старинные храмы — Покровский и Преображенский, а так же то, что он до сих пор является одним из центров Енисейской епархии. Архиепископ-то у нас до сих пор Красноярский и Енисейский. И тем не менее — пыльные узкие улицы, печать обветшания на всем, кроме храмов и административных зданий, полное отсутствие современной экономики, невероятная бедность — все это черты современного Енисейска, заштатного, в общем-то, городка. Население города «стареет» — молодежь старается уехать туда, где жизнь веселее, богаче, современнее.
Вот в этом-то городе лет двадцать назад и началась эпидемия увольнений. Увольнялись вахтеры и ночные сторожа, порой даже те, что проработали на своем месте много лет и не имели никаких проблем ни с коллективом, ни с начальством. Многих вахтеров уговаривали остаться, в конце концов, строчка в штатном расписании у начальства была, все равно придется ее заполнять, а увольнявшийся вахтер как раз вполне устраивал начальство… Как правило, уговорить не удавалось, что еще более странно. Мало того, что старики-вахтеры теряли какую-никакую, а копеечку, приварок к пенсии. Тогда, конечно, не было еще такой страшной нищеты, как сейчас, но все-таки вахтерская зарплата оказывалась побольше нищенской советской пенсии, и хотели получить ее многие. Так еще, получается, старики шли против воли, против уговоров начальства. А в России, тем паче в провинции… А тем паче в сибирской глубинке волей и мнением начальства рядовой народ не склонен был пренебрегать (старшее поколение — вдвойне). Но эпидемия увольнений не спадала. Уходили с верной работы родители погибших или вконец спившихся детей, единственные кормильцы внуков. Порывали со вторым домом ветераны, устроенные на легкую работу в конце трудового пути. Отказывались от приработка патриархи больших семей. Бежали даже люди одинокие, кому найти такую же работу было трудно, а без работы — никуда и никак.
Объяснить эту эпидемию не удавалось, потому что все старики выдвигали причины совершенно несерьезные и по большей части — совершенно откровенную ложь. Бывало, вахтеры попросту врали что-то несусветное, лишь бы начальство не особенно допытывалось, почему они срываются с места. И так с полгода продолжалась свистопляска с увольнениями вахтеров и так же непонятно улеглась — как будто выключили свет, и все!
Вахтеры и правда не рвались обнародовать свои впечатления, но кое-что в народную молву все-таки просочилось. Были ведь и разговоры один на один, за бутылкой зелена вина, и не всегда собутыльник потом оказывался так уж деликатен. Были и откровенные разговоры в семье — и с супругами, и с внуками. В общем, остался какой-то неясный след, который сегодня и обнаружить уже не просто. Мне эту историю передали двое. Один совсем молодой человек, который слышал ее от друга своего деда. И человек, чья бабушка вынуждена была уйти с хлебной и удобной работы. Этот человек, увы, сам был далеко не молод и уже несколько лет пребывает в лучшем мире. Но, по крайней мере, один свидетель этой истории жив и может подтвердить свой рассказ.
Вахтеры же увольнялись вот почему… Работа-то ночного вахтера проста, даже по-своему приятна: проводить всех сотрудников учреждения, остаться в здании одному и славно выспаться до нового рабочего дня. Очень часто в «вахтерке» специально ставился диван, чтобы не утруждать «вахтующего». Воров в те патриархальные времена почти не было, и уж тем более какой бы вор и за каким лешим полез бы в какой-нибудь «НИИтрудпроект» или что-нибудь в этом же роде. Так что особых трудов у вахтера не намечалось — даже выставить какого-нибудь пьянчужку или побродяжку ума не нужно — не зайдет в такую дверь с такими запорами никакой побродяжка… Разве что и впрямь какой-то пьянчуга, залив бельма, начнет ломиться и вахтер вызовет милицию… Разговоров о таком трудовом подвиге будет на верных полгода, а то и на год, потому что такие события редки, а тем более — в Енисейске.
Так вот, мирно почивающих вахтеров начали будить. Раздается сильный стук в дверь, а если низкое окно, то и в окно. Вскидывается бедный вахтер — полвторого ночи, а бывает, что уже и часа четыре, ничего не понятно…
А в окно смотрит на него такой…
Лицо у него, у глядящего в окно, узкое, вполне человеческое, над лицом честь по чести челочка волос, а выше — рога, хорошо видные, вроде козлиных. Кожа на лице темная, глаза желтые с вертикальным зрачком.
Стоит, смотрит на тебя страшилище, потом подмигивает бесовским своим глазом, усмехается и исчезает. Иногда еще перед тем, как исчезнуть, облизывает губы языком. Язык очень длинный, дымящийся.
Если нет окна и неоткуда посмотреть на вахтера, то раздается стук в дверь. На «кто там?» нет ответа. Смотрит человек в «глазок» или приоткрывает дверь… А там и он! И тоже — никакой агрессии, никаких попыток приблизиться к вахтеру, схватить, хоть как-то обидеть… Ни малейших! Существо только смотрит, усмехается, подмигивает. Если вахтер не сразу бросается прочь, оглашая диким ревом помещение, тогда, опять же, существо облизывает губы дымящимся языком, и обычно этого хватает.
В общем, классический облик беса, как будто сошедший с росписей церковных дверей. В старое время на дверях церкви обязательно рисовали такого вот беса, изгоняемого из собрания православных. И классическое поведение беса, затеявшего смущать и пугать людей… неизвестно зачем. Также совершенно неизвестно, кем было все-таки это неприятное создание? Действительно пришелец из бездны или нечто куда более скромного происхождения? С одной стороны, в священном городе бесам делать особенно нечего. С другой стороны, как раз в священном городе бесам очень много работы, и какую логику предпочесть, я не знаю.
И вообще об этом создании мы знаем куда меньше, чем хотелось бы. Даже облик можно описать только самым приблизительным образом. Мои вопросы о том, были ли у существа копыта, когти на руках и хоть какая-то одежда, оставались без ответа. Люди просто не успевали, похоже, сосредоточиться на том, что они видят, и уж, конечно, ничего не разглядывали.
Точно так же, кстати, непонятно, почему это создание вдруг исчезло через полгода. Может быть, все-таки кто-то изгонял беса? Тогда эта история имеет совершенно неизвестное мне продолжение, а конец ее совсем другой, чем кажется на первый взгляд. Или существо сделало все, что хотело? Может, оно искало вполне конкретного человека, нашло его, и на этом история кончилась? Или нет никакого рационального объяснения, а просто существо из другого мира какое-то время развлекалось, тешилось, а потом занялось другими делами?
Но все это — только ни к чему не обязывающие предположения, из которых любой может выдумать художественное произведение по своему собственному вкусу. Я рассказал тот фрагмент истории, который стал мне известен, а вся история так и остается чем-то, не имеющим совершенно никакого рационального объяснения.
ГЛАВА 22 ПРОВАЛИВШИЕСЯ ПОД ЗЕМЛЮ
Это произошло в селе Павловске, в 52 км от Барнаула. Село стоит на реке Касмала; когда-то село возникло для рабочих серебряного прииска, и есть сведения, что сам знаменитый Ползунов проектировал пруд, необходимый для промывки обогащенной руды.
К концу XIX века в селе было две церкви: Покровская и Введенская, то есть церковь, посвященная введению Богородицы во храм. Эту церковь, очень значительную для сельского храма, строили лет сорок и достроили только к концу XIX столетия.
В 1930-е начали ломать эту церковь. Никто из местных не стал участвовать в преступлении; комсомольцев, чтобы ломать храм, привезли из Барнаула. Было много шума, собралась толпа, а одна бабулька сказала приехавшим: мол, «будете вы наказаны, не сомневайтесь!». Те, разумеется, только смеялись над предрассудками темного народа.
До того, как взорвать или разбить ломиками здание церкви, комсомольцы должны были ее обобрать: срывали оклады с икон, выковыривали драгоценные камни, собирали драгоценную посуду и красивые одежды священников. Все это, как тогда говорилось, «шло на мощь государства».
Наступил момент, когда большая часть приезжих комсомольцев сидела под самым куполом церкви, на значительной высоте, и в этот самый момент церковь рухнула. И рухнула как-то странно — вдруг, без всяких внешних причин, здание начало ползти с камней, с самого нижнего ряда своей собственной кладки. Тут имеет смысл уточнить: кладка церковного здания делалась по знаменитому рецепту, когда раствор замешивается на яичных желтках, и проще разрушить камни, чем отделить их друг от друга. Лом не брал церковь, и потом пришлось добивать ее динамитом. А тут — просто церковь как бы поползла сама собой, и все. Одного комсомольца зашибло насмерть, другие страшно покалечились.
Село Павловск — с историей, жители его привыкли себя очень даже хорошо помнить, и советская власть была не в состоянии вытравить из них этого осознания своей особости и значительности. Нашлись краеведы, и они проследили судьбы всех, кто грабил, а потом разбивал ломиками и взрывал церковь, всего одиннадцати человек.
Так вот, судьбы всех одиннадцати оказались очень тяжелыми и очень короткими. Все умирали от болезней, кончали с собой, несколько человек загремели в сталинские лагеря и там прожили очень недолго. Последний из взрывавших церковь погиб в 1941, причем погиб без всякой славы — застрелили свои же, когда «строитель светлого будущего» без памяти кинулся бежать из окопа.
В Покровской церкви сперва сделали библиотеку; потом здание разобрали, перенесли на новое место, сложили из тех же кирпичей Дом культуры. Сгорел Дом культуры. Часть кирпичей сохранилась, частью — завезли новые и построили еще здание. Простояло два года, сгорело. Перестроили. Опять сгорело. И так повторялось несколько раз, пока от первоначальной церкви ничего не осталось. Сегодня в здании Дома культуры нет ни одного кирпича, который лежал бы в кладке Покровской церкви.
В Санкт-Петербурге
В Санкт-Петербурге все станции метро построены не где-нибудь, а на месте порушенных храмов. То есть победители в гражданской войне 1917 — 1922 годов не просто затеяли строить метро, их цели простирались куда дальше.
Я долгое время не знал этой детали о строительстве Санкт-Петербургского метро и все удивлялся — почему мне так неприятно спускаться под землю именно в Санкт-Петербурге?! Гораздо неприятнее, чем в Москве, Киеве или Новосибирске.
Поразительно, какую же поистине сатанинскую ненависть нужно было питать к Церкви, храмам, православию, христианству, ко всей захваченной стране, чтобы выделывать такое?! Выделывать не в ярости, не в момент, когда нахлынуло бешенство, а выделывать планомерно и постепенно, десятилетиями строя на месте христианских храмов провалы под землю.
Церковные кирпичи
В Ачинске самым большим был Троицкий собор. В 1928 году собор обокрали. Кто? Ведь советская власть давно реквизировала все золото и ценные вещи из храма… Но в соборе еще оставались красивые ритуальные вещи, и воры польстились на них.
О том, кто подло украл остатки церковных ценностей, рассказал Владимир Иванович Скворцов, проработавший почти всю свою жизнь в Ачинской типографии. В 1928 году его бабушка, Устинья Ивановна, работала нянькой в семье начальника ОГПУ и своими глазами видела скатерть, покрывало на кровати и другие красивые вещи, украденные из Троицкого собора. Не подав виду, что она узнала эти вещи, женщина проработала целый день и только вечером рассказала о своем открытии домочадцам. В семье Скворцовых долго обсуждали новость и решили сохранить все в тайне. Но в семье-то знали, конечно, кто совершил преступление, и Владимир Иванович (ему в 1928 году было 10 лет) на склоне лет рассказал об этом.
После кражи в соборе власти повели пропаганду за снятие с него колоколов. Самый большой из них весил 800 килограммов, и его звук слышен был за сорок километров. Были еще 6 малых колоколов весом порядка 100 килограммов каждый.
9 января 1930 года провели даже митинг из 10 тысяч человек с требованием закрыть «ненужные народу» собор, костел, синагогу и прочие «устаревшие» заведения. День был выбран далеко не случайно, а вполне даже идеологически правильно — день Кровавого воскресенья, день предательства попа Гапона. В местной газете «Крестьянин и рабочий» печатались призывы председателя «Союза воинствующих безбожников», некого товарища Белоусова: «Мы требуем от горсовета немедленного закрытия собора! Нам нужно здание для культурной работы. Горсовет обязан выполнить это требование».