…Увидев Люсю Абрамову на съемочной площадке, постановщик «713-го…» Григорий Никулин сразу оценил профессионализм Тубеншляк: то, что нужно! «Была необыкновенно красивой, – позже вспоминал он, – с огромными, от переносицы до ушей, серо-голубыми глазами…»
Молодая изящная актриса, «мисс ВГИК», конечно, сразу попала в поле зрения околокиношных питерских сердцеедов. Вокруг нее образовался круг «постоянных друзей-поклонников»: кинодраматург Александр Володин, художник Гера Левкович, молодой актер Володя Карасев. Они были галантными, остроумными, талантливыми и, конечно же, нищими.
11 сентября 1961 года, выложив последние рубли официанту «восточного зала» ресторана в «Европейской», кавалеры проводили очаровательную московскую гостью до гостиницы «Выборгская», а сами, опаздывая на последний перед разводом невских мостов трамвай, пересчитывали копейки…
У входа в гостиницу Людмила столкнулась с изрядно подвыпившим парнем: «И пока я думала, как обойти его стороной, он попросил у меня денег, чтобы уладить скандал в ресторане. У него была ссадина на голове, и, несмотря на холодный, дождливый ленинградский вечер, он был в расстегнутой рубашке с оторванными пуговицами. Я как-то сразу поняла, что этому человеку надо помочь…»
Сердобольная Люся подошла к администраторше, но та, конечно, отказала, мол, дашь денег, а потом ищи-свищи. Обратилась к знакомым по киногруппе – все на «бобах» – у самого «состоятельного» Левы Круглого в кармане оказалась трешка… У Кости Худякова – рубль с мелочью. Тогда Люся с трудом стащила с пальца золотой с аметистом перстень (бабушкин, фамильный!) и отдала страдальцу, который по-прежнему мерз у ресторана. Он отнес перстень мэтру, предупредив, что завтра его непременно выкупит.
Преисполненная собственным благородством, чувством сострадания и долга, Люся побрела к себе на 3-й этаж. А вскоре раздался настойчивый стук в дверь, и в ее «келью» ввалилась счастливая «жертва» ресторанного скандала. С гитарой и бутылкой коньяка под мышкой.
– Сдача, – объяснил он и, как бы извиняясь, пожал плечами.
И тут же начал петь. И «Постой, паровоз!», и про Колыму, и про Таганку. И даже развеселые куплеты «Вышла я да ножкой топнула…» – все пел как нечто трагическое, на последнем дыхании. Еще секунда, думала она, и он умрет. Еще ничего не зная о нем, она поняла: это что-то совершенно необыкновенное. Этот человек способен совершить немыслимое, непредсказуемое, запредельное…
Им не захотелось расставаться.
– Выходите за меня замуж!
– Я согласна…
Она даже не спрашивала, кто он и откуда. Именами обменялись уже под утро. Вместе вышли из гостиницы, и оказалось, что им по пути, бросились к одному трамваю, доехали до одной и той же остановки. Подошли к проходной студии «Ленфильм», достали пропуска. Он удивленно спросил, из какой она группы. Люся ответила: «713-й…», Высоцкий остановился как вкопанный…
Вечером Люсино кольцо было выкуплено и вернулось на изящный палец законной владелицы.
На первых порах все в киногруппе были убеждены, что именно режиссер Никулин положил глаз на Люсю и никому ее не уступит. «А когда я узнала, что у Люси роман с Володей, – признавалась Людмила Шагалова, – я обалдела: «Что, она не могла себе найти кого-то поприличнее? Ну и видок у него! Настоящая шпана!» Как-то вечером собрались у него в номере. Что-то отмечали. Пили вино. Высоцкий не производил на меня никакого впечатления, вел себя как мальчишка… Чего нельзя было не отметить, так это его музыкальности. Володя пел какие-то песни, не свои, своих у него еще, по-моему, не было. Михаила Ножкина пел – «А на кладбище все спокойненько…» Но когда начинал петь, преображался. Однажды что-то запел на английском языке. Английский-то я немножко знаю, а тут ничего не разобрать, абракадабра какая-то! «Володь, признайся, это же не по-английски». Высоцкий рассмеялся: «Нет, конечно… Но правда ведь похоже?» – «Очень».
Свои «лингвистические» способности Высоцкий позже успешно использовал как раз в дуэте с Шагаловой. Обычно актеры обедали в ресторане в зале для интуристов. Но однажды сунулись – не пущают! Помог реквизит: Владимир был в форме моряка американского 6-го флота, Шагалова в накидке из чернобурки. Подошли ко второму входу в ресторан, при этом Володя что-то лопотал на своем «английском», а Шагалова уверенно поддакивала спутнику: «Yes!» Их усадили за столик, проявив при обслуживании максимум российского гостеприимства. Высоцкий, увидев рядом иностранцев, завелся: «Я им сейчас спою!» И выдал свою абракадабру под Армстронга, потом начал что-то им лопотать. Те закатывали глаза, извинялись: «Sorry!» А Высоцкий был доволен: «Теперь они будут долго разбираться, что к чему».
К тому времени Людмила Александровна уже была заслуженной актрисой, лауреатом Госпремии. И ее, естественно, шокировал (и даже оскорбил) простодушный вопрос Высоцкого: «А вы уже где-то снимались?» Это она-то! Едва сдерживаясь, Шагалова холодно ответила:
– Да, в «Молодой гвардии», например.
– А я не видел эту картину. А кого вы там играли?..
А ей же казалось, что не было в стране человека, который бы не видел на экране молодогвардейцев, ее Валерии Борц. А вот Высоцкий не видел, нy что тут поделаешь?..
Люся с Володей, уже ни от кого не таясь, жили в одном номере. В свободное время гуляли по городу. С аппетитом поглощали «кривые» (некондиционные, отпускавшиеся за полцены) пончики в ближайшей столовке. В заведении классом повыше, защищая честь своей дамы, Высоцкий буквально летал по ресторанному залу, расшвыривая ненавистных соперников. А восхищенные музыканты стояли на сцене и аплодировали. Победителю схватки выставили весьма приличный обед.
«Люду он очень ревновал, – вспоминал Никулин. – К любому. А выражалось все это в том, что он был жесток. Если он видел, что она не так на кого-то посмотрела или не то сказала… Володя был парень жестковатый, он мог ей и врезать».
Неразлучной паре в киногруппе покровительствовали. Актер Ефим Копелян водил их на свои спектакли в БДТ. И из-за кулис они любовались «Скованными одной цепью». Консультант фильма – летчик Спартак Гриневич в обход авиакасс обеспечивал им места в своей кабине, доставляя на однодневную побывку в Москву…
А вскоре Анатолий Утевский получил от друга телеграмму из Питера: «Срочно приезжай. Женюсь на самой красивой актрисе Советского Союза вск». Утевского Владимир позже представил Люсе как старшего брата.
Хотя, конечно, далеко не все обстояло гладко. Тем более когда Люсе необходимо было по делам отлучаться домой. И тотчас в гостиничном номере Высоцкого, словно услышав звук боевой трубы, собирались друзья, «походные» приятели – Игорь Пушкарев, Саша Стрельников, которые снимались тут же, на «Ленфильме» в так и несостоявшемся фильме «Самый первый». Болтали, пели, пили… Одна из таких посиделок оказалась особенно яркой. «День открытия ХХII съезда КПСС, – запомнил Пушкарев. – Потому что накануне вечером я в милицию угодил…»
Он задержался на съемках. А когда в номере появился «самый первый», то пришел в ужас: «Сквозняк! Фрамуга открыта. На столе – принесенная из ресторана еда в железных тарелочках: сардельки, горошек, еще что-то. Водка. Володя сидит в кресле, глаз у него зеленый и стеклянный… Смотрит он этим стеклянным глазом на меня, не мигая. Я понял: спит! Сашка пытается забраться на кровать… Подхожу к столу, наливаю водяру в «станкач»… беру сардельку. Только начал пить – скрип двери…»
В номере появились администратор и дежурная по этажу в сопровождении милиционеров. Пушкарева взяли под локотки и препроводили в участок. Оказалось, что в ожидании приятеля и дам Высоцкий и Стрельников несколько перестарались со спиртным. И, обидевшись на запаздывающих, стали выбрасывать в окно «лишние» тарелки. Бросали метко… Когда все разъяснилось, Пушкарева отпустили.
Закончилось все прозаично: «Высоцкий и Стрельников как ни в чем не бывало сидят за столом, водку разливают по стаканам. Володя оборачивается: «Твою мать, где ты ходишь! Мы тебя два с половиной часа ждали! Где ты ходишь, б…?!» Рассказываю, как дело было, а они мне не верят!.. После этого случая администрация гостиницы долго не селила киношников…»
Пушкарев не отрицал: «Сошлись мы как «ходоки» – любили женщин и веселые компании», что подтверждалось позднее и поэтическими «показаниями»:
«Чаще всего они, женщины, имели отношение к «Ленфильму»: художницы, костюмеры, ассистенты режиссера, вторые режиссеры, – рассказывал Игорь. – Среди них были и состоятельные дамы. С отдельными квартирами. По тем временам – показатель благополучия! А у некоторых даже – в ту пору большущая редкость! – машины! И с шикарными машинами попадались женщины, с такими как «Победа». В конце рабочего дня у студии нас с Володей какая-нибудь машина поджидала. На «Победе», помню, ездили куда-то в сторону Нарвы. Много раз бывали под Ленинградом на чьих-то дачах. К морю, к скалам на Карельский перешеек выезжали… Сумерки, наверное, октябрь, – холодина! – я купаюсь в море (я физически покрепче Высоцкого, позакаленнее был), а Володя поет. Петь ему нравилось, стоя на каком-нибудь камне, чем он как бы компенсировал свой невысокий рост. В тот раз Володя пел какую-то абракадабру, имитируя пение англо-американских певцов…»
По окончании съемок в Москву Люся и Владимир возвращались вместе. Лена Щербиновская, двоюродная сестра, а точнее – самая задушевная подруга Люси, сразу примчалась к ней в гости на Беговую, где в двухкомнатной квартирке обретало сразу три поколения Абрамовых – дедушка с бабушкой, сестра бабушки Аллочка, мама и, естественно, любимая дочь. Дед был известным специалистом в области энтомологии, профессором, руководил лабораторией по защите растений от вредителей, а заодно слыл крупным знатоком восточной культуры, переводил научные труды с фарси. Бабушка – Евгения Евгеньевна (кстати, единственная из всей семьи сразу и безоговорочно принявшая и понявшая Владимира) занималась переводами Киплинга. А папа – Владимир Аркадьевич, главный редактор издательства «Химия», в основном пропадал у своей тяжело хворавшей матери.
У Люси был выгороженный уголок – подобие своей «комнаты», в которой кузина, собственно, и познакомилась с Высоцким: «Он держался очень просто, одет был бедно: старенький свитер, простенький пиджачок. Он играл на гитаре и пел «Вагончик тронется…» Пел здорово – мурашки по коже! Общаться с ним оказалось сразу очень легко, так, словно давно уже мы знакомы. Я поняла, что этот человек очень дорог моей сестре, и это с первой же встречи определило мое к нему отношение… Говорил простым, отнюдь не литературным языком, казался немного грубоватым, чем поначалу шокировал нашу «профессорскую» семью».
Люся старалась оправдать прохладное отношение родных к внезапно объявившемуся жениху: «Может быть, у них было какое-то тщеславие: я – студентка, снимаюсь в главной роли! Может быть, они ждали чего-нибудь необыкновенного… Человек высокого роста, в шикарном костюме придет с цветами и сделает препозицию насчет их дорогого дитя… Отношения его с моими родными складывались далеко не идеально – безработный, пьющий, – но ему самый дух большой семьи с бесконечными семейными преданиями и легендами страшно нравился.
«Ты записываешь все это?» – спрашивал он. «Володя, я же и так помню…» – «Нет, записывай, забудется». – «Мемуары, что ли, писать?» – «Детям будешь рассказывать…»
Нина Максимовна Высоцкая к появлению Людмилы в качестве невестки тоже отнеслась весьма сдержанно. Хотя и признавала: «Действительно, она была красива». Но ведь сын-то официально еще был женат, разговоры пойдут…
Хотя в «довысоцкой» биографии Люси тоже имелся некоторый супружеский опыт. Пережив стресс после пылкой девичьей влюбленности, она в 10-м классе ушла из дома, перешла учиться в вечернюю школу, стала подрабатывать кем-то там во МХАТе и сняла комнату. От одиночества и безысходности позволила влюбиться в себя сыну хозяйки квартиры. Он был старше, завсегдатаем богемных вечеринок, атмосфера которых и помогла вскружить голову романтичной Люсе. В 18 она вышла за него замуж. Впрочем, этот союз продлился недолго. Спустя три года она оставила мужа. Но разводиться они не спешили, отметка в паспорте не мешала – никто из них не собирался обременять себя новыми брачными узами. Стало быть, в том, что Владимиру Семеновичу в будущем пришлось усыновлять своих собственных сыновей, не только его вина. Только в 62-м, когда Людмила уже ждала первенца, в столице, прибыв с Дальнего Востока, наконец объявился ее официальный муж, и они быстро и спокойно развелись.
(Позже Людмила избегала публично называть имя этого человека. Между тем через десять лет Игорь Дуэль стал вполне состоявшимся очеркистом, печатался в популярных изданиях, в том числе в «Литературке». Писал о море, проблемах рыболовного флота, позже набрел на неисчерпаемую, как нефтяная скважина, тему – топливно-энергетический комплекс, ну и так далее.)
А народонаселения на Беговой все прибавлялось – через два года после рождения Аркадия на свет появился второй сын – Никита. И бытовые условия стали ничуть не лучше, чем в общежитии. Поэтому молодые жили как бы на два дома – то у Абрамовых, то у Нины Максимовны, получившей наконец-то отдельную квартиру в Новых Черемушках.
Кстати, толком отметить премьеру фильма «713-й просит посадку» им так и не удалось. Отправившись на торжественный показ в кинотеатр «Москва», молодежь оставила девятимесячного Аркашу на попечение бабушки. «И внучек устроил мне такой концерт! – жаловалась Нина Максимовна. – Я пребывала в состоянии, близком к истерике. Пришлось позвонить в кинотеатр к администратору и сказать, что у них на премьере находятся двое актеров, Абрамова и Высоцкий, нужно их срочно найти и передать, чтобы они немедленно приехали домой!»
Как же потом ликовала бабушка Нина: «Они примчались как угорелые! Но этот буян уже спал крепким сном поперек большой тахты…» То, что праздник был скомкан, – дело, конечно, десятое.
Люсю и Владимира, кроме театра и кино, сближали и другие общие интеллектуальные интересы. Хотя бы та же научная фантастика, летающие тарелки, пришельцы, иные миры. Она даже помнила точную дату начала этого увлечения – 1962 год. Когда появился на свет Аркаша, молодой маме врачи посоветовали побольше читать легкой литературы. Отец принес в больницу сборник с романом братьев Стругацких «Стажеры». Вот с той поры и пошло… Позже даже подружились с авторами. Аркадий Натанович стал другом семьи. И даже имя своему сыну молодые родители дали в его честь. А младший брат Аркадия Борис, едва увидев Люсю, стал называть ее глаза «марсианскими».
Зная Стругацких чуть ли не наизусть, Людмила и Владимир, как в пинг-понг, обменивались репликами-цитатами. Люся начинала:
– «Женщины для меня как были, так и остаются самыми таинственными существами на Земле. Они знают что-то – то, чего не знаем…»
А Высоцкий, смеясь, заканчивал:
– «…мы, люди!»
Позже они познакомились с легендарным польским писателем-фантастом Станиславом Лемом, который, будучи в гостях у своей московской приятельницы Ариадны Громовой, изъявил желание встретиться с «коллегой по цеху», автором «Гимна космических негодяев», «Тау-Кита», «Пришельцев».
Правда, вечеринка у Громовой оказалась чересчур многолюдной, шумной. Желающих вживую пообщаться с «классиком жанра» было вдоволь. Высоцкий пел немного – больше слушал. А слушать он умел замечательно, подмечал один из участников застолья, драматург и большущий любитель «самодеятельной» песни Михаил Львовский: «Слушал очень цепко, как собака, которая сделала стойку на дичь».
Пан Станислав живо интересовался у очаровательной Люси:
– А что вы делаете в жизни, помимо того, что вы – жена Высоцкого?
– Призвание женщины – быть матерью. Я – за это. Я воспитываю своих детей. Это то, чем я занята в жизни.
Но поляк был въедлив, не отставал:
– Не хотелось бы вам, пани, вновь стать актрисой и работать в театре?
Люсе, безусловно, льстило такое внимание знаменитого писателя и философа. И она решила блеснуть:
– Я категорически против того, чтобы женщины играли в театре. Я за то, чтобы в театре, как во времена Софокла и Еврипида, играли одни мужчины: надевали женское платье, выходили на сцену, – это было прекрасно. Поэтому мне и в голову не приходит снова становиться актрисой…
Муж одобрительно кивал.
Порой Высоцкий просил, чтобы Люся читала ему вслух. «А еще любил, когда я решала кроссворды, – рассказывала она. – Хотя он разгадывал их намного быстрее меня… Память на события и факты у Володи была невероятная. Если он хотел что-либо вспомнить и у него это получалось с трудом, начинал нервничать, а в расслабленном состоянии память Володи фиксировала все с невероятной точностью: слова, жесты, интонацию – все это он мог повторить. Когда он писал песню, перебирал огромное множество рифм, какие-то формулировки, варианты, множество юридических терминов, редко употребляемых слов…»
Из-под земли она добывала ему нужную для работы литературу. Когда ему приспичило проверить, не ошибся ли он в каких-то мелочах в своей «Кассандре», Людмила подняла всех на ноги, но нашла-таки редкостную книгу Куна «Легенды и мифы Древней Греции». Воспитанная бабушкой на стихах Николая Гумилева, поэзии серебряного века, еще школьницей посещавшая занятия литературного объединения «Юность», сама писавшая стихи, Люся нередко становилась для мужа источником литературных открытий.
Но ведь не сами по себе появлялись из-под пера Высоцкого на случайных клочках бумаги строки:
Катастрофически не хватало денег. Он хватался за любое предложение подзаработать. Ездил с концертными бригадами, соглашался на самую ничтожную кинороль. Даже пытался где-то на стороне вести занятия в самодеятельном театральном кружке за жалкие гроши. Не выдержал и вскоре бросил.
И вот – просвет! Люся радуется: «Володю взяли в концертную поездку куда-то в Сибирь. Я страшно скучала, бегала с Аркашей на руках к Кочарянам – туда Володя мне звонил с дороги то из Барнаула, то из Иркутска. Из первой получки прислал посылку: серые сапожки на меху, копченую рыбину, нельму, и китайскую баклажанную икру…»