Они засыпали его вопросами о том, как прошел день. Мартен уклонился от ответа на большинство из них, и девушки оставили его в покое, разочарованные, в особенности Марион. Он не любил рассказывать о работе, не потому что стремился что-то скрыть, а просто хотел спокойно поразмышлять о важных моментах или деталях своего расследования, которым пока уделил недостаточно внимания.
Он рассеянно что-то жевал, сразу отвергнув неуверенное предложение Марион разогреть брокколи. Он злился на себя за то, что не сумел разговорить Лоретту. Позднее он еще горше пожалеет об этом.
Мартен слушал беседу девушек вполуха. Ему чудилось, будто он находится и здесь, за столом, и одновременно где-то в другом месте. Словно парит в невесомости или стал прозрачным, невидимым. Он вдруг ощутил сильное головокружение и покачнулся. Реакция организма на большую нагрузку после перерыва, подумал Мартен. Он едва не потерял сознание, почувствовав себя вконец изнуренным – и физически, и умственно. И грустным. Бесконечно грустным. Глаза защипало.
Все же он сумел как-то подняться и уйти в свою комнату, пока девушки не заметили, что по его щекам заструились слезы.
Мартен разделся. Руки двигались тяжело, неуверенно, глаза извергали бесконечные потоки влаги. Потом он отправился под душ. Его несколько раз попеременно окатывало то почти кипятком, то ледяными струями, пока он не отрегулировал температуру. Тогда Мартен поднял голову навстречу потоку воды и застыл в таком положении на несколько минут, захлебываясь и задыхаясь.
Выйдя из-под душа, он быстро и небрежно промокнул тело полотенцем, после чего буквально свалился в кровать, с трудом натянув на себя простыню.
Марион присоединилась к нему через час и увидела, что он лежит поперек кровати. Постаралась сдвинуть тяжелое тело, чтобы освободить себе место, но ей это не удалось. В конце концов прихватила еще одно одеяло и с трудом устроилась в постели, прижавшись к нему. Она подняла тяжелую руку Мартена, провела ею по своей груди и животу, а потом сжала бедрами. В последнее время у нее иногда возникало пугающее чувство, будто она его разлюбила. И тогда Марион отшатывалась от той пустоты, которая, несмотря на ребенка, неминуемо остается в душе после ухода любви. Но сейчас она ни о чем таком не думала. Этой ночью она чувствовала себя прекрасно. Она беззвучно произнесла “я тебя люблю”, медленно шевеля губами. Трижды повторила эти три слова. И в тот момент ее жизни и ночи они показались ей абсолютно правильными.
Ночь со среды на четверг
Ей не удалось решить задачу. Мужчина ускользнул от нее. Сосудистая или сердечная недостаточность. Скорее сердечная: губы у него посинели, что является одним из симптомов инфаркта миокарда.
А ведь он был молод и, казалось, в форме. Она методично обыскала все семьдесят пять квадратных метров квартиры и не нашла ничего, что указывало бы на какую-либо связь между ним и ею. Он был архитектором, разведенным, и прятал фотографии обнаженных детей в ящике с двойным дном.
Ее затрясло, и только с третьей попытки она сумела снова разложить снимки по конвертам. Нельзя допустить, чтобы сдали нервы. Только не сейчас. Она вернула фотографии туда, где нашла, в тайник.
В этом вопросе французским полицейским можно доверять: они непременно отыщут конверты. Это выведет их на отличный фальшивый след.
Она пожалела, причем не только из-за очередной неудачи, что мужчина умер слишком быстро.
Когда она вернулась, Франсис уже спал. Он лежал голый, на животе, подогнув одну ногу, прикрытую простыней.
Несколько мгновений она разглядывала его с бьющимся сердцем, любуясь рисунком расслабленных мышц, линией шеи, маленькой родинкой в форме запятой между лопатками.
Потом отошла от постели, разделась и бросила все вещи в мусорные мешки. Натянула джинсы и майку и отнесла мешки в подвал, рискуя столкнуться с кем-то из жильцов. Она никого не встретила.
Вернувшись в квартиру, она выполнила ставший привычным ритуал – приняла очень горячую ванну. Потом промокнула влажную кожу и легла к мужу.
Он задрожал под первыми поцелуями, но не проснулся.
Она продолжила осыпать его поцелуями вдоль позвоночника, прикасаясь к телу только губами, спустилась ниже, покрыла поцелуями бедро, потом уткнулась лицом в складку между бедром и животом. Франсис охотно перевернулся на спину. Он по-прежнему спал, но уже не так глубоко. Она поцеловала пупок, низ живота, поискала губами член. Он сразу заметно возбудился, и тогда она охватила пульсирующий орган и начала нежно сосать его. Он тяжело задышал, застонал, выгибаясь. Она продолжила и одновременно терлась сосками о внутреннюю часть бедер своего любовника, в том месте, где вьющиеся волосы были самыми короткими и мягкими. Сладостная волна захлестнула все тело, а секунду спустя палящий огонь прошил ее с ног до головы. На несколько минут она позабыла обо всем.
Утро четверга
Мартена разбудил стук в дверь. Он приподнял голову – ему показалось, будто она весит полтонны – и поискал глазами будильник. Шесть утра. Он осторожно выбрался из постели, чтобы не разбудить Марион.
Натянул брюки и вчерашнюю сорочку и направился в прихожую, пытаясь затолкать полы рубашки за ремень.
У двери его ждали двое полицейских. Коллеги. Мартен знал их в лицо. У того, что пониже ростом, была какая-то забавная фамилия. Кузен, точно. Фамилию второго он припомнить не смог.
– Господа…
Должно было случиться нечто крайне серьезное или особо важное, чтобы двое оперов из уголовной полиции взяли на себя труд приехать, вместо того чтобы позвонить. Он вдруг ужасно испугался. Жаннетта…
– Что стряслось?
Он почувствовал, что опера не остались равнодушными к тону, которым он задал вопрос. Такие вещи сыщики чуют. И интерпретируют.
– Где вы были вчера между девятнадцатью и двадцатью часами? – задал вопрос коллега Кузена.
Мартен удивился. Такого вопроса он не ожидал.
– У Лоретты Вейцман, психолога, – ответил он.
Сыщики обменялись быстрыми взглядами.
– В таком случае следуйте за нами, пожалуйста.
– С Лореттой что-то случилось? – спросил Мартен, ощутив, как враз высохло во рту.
И снова опера обменялись взглядами.
– Либо он ничего не знает, и это доказывает, что он ни при чем, либо ему все давно известно, – произнес Кузен. – В обоих случаях…
– Лоретта Вейцман в коме. На нее напали вчера в ее кабинете.
В коме. Лоретта! Попытка убийства. Прямо сразу после их встречи. Как это, в кабинете? Они же вышли оттуда вместе! Рефлексы сыщика взяли верх.
– Сейчас оденусь, и пойдем, – сказал он.
Мартена отвели в кабинет, похожий на его собственный, только в другом конце здания.
Начальник Кузена и второго полицейского был в том же звании, что и Мартен. Его звали Фурнье. Он пользовался довольно хорошей репутацией, но звезд с неба не хватал. Неприметный старательный полицейский, из тех, кто добирается до поста заместителя директора, если не помешает какое-нибудь неожиданное препятствие.
Перед тем как сесть, он удостоил Мартена вялого рукопожатия, и допрос начался.
– Вас видел дежурный. Твои отпечатки нашли на подлокотнике кресла, а в ее сумке – документы, которые ей мог дать только ты.
– Я встречался с Лореттой Вейцман вчера между семью и восемью, и мы ушли вместе, – сообщил Мартен. – Мы расстались на улице. Ничего не понимаю…
Он собирался сказать: “Не понимаю, почему вы нашли ее в кабинете”, но предпочел промолчать, не желая подставлять двух сыщиков, которые, возможно, разболтали ему важные сведения о ходе следствия.
– Чего ты не понимаешь? – переспросил Фурнье.
– Что могло произойти.
– Мы тоже не понимаем. Именно потому ты здесь и находишься. Она тебе что-то говорила?
Мартен вспомнил, каким было лицо Лоретты, когда он подошел к ней сзади.
– По ее словам, некоторое время назад на нее напали. Месяцем раньше. Точное выражение, которое она использовала, – “со мной грубо обошлись”. Она уточнила, что ее не изнасиловали. У меня сложилось впечатление, что она боится.
– Грубо обошлись, – повторил Фурнье. – Больше она ничего не говорила?
– Говорила. Что предпочитает это не обсуждать.
Фурнье разглядывал Мартена сквозь полуопущенные ресницы. Намек на недоверие, чтобы вынудить собеседника что-то добавить и, возможно, скомпрометировать себя. Мартен ответил ему таким же взглядом.
– Ладно, – произнес Фурнье через пятнадцать секунд тяжелой тишины. – Между нами, операми, что ты об этом думаешь?
– Чтобы что-то думать, нужно что-то знать. Мне же ничего не известно.
Фурнье открыл папку, развернул и пододвинул Мартену. Тот почувствовал, как сердце подкатило к горлу Фурнье все хорошо рассчитал, и хуже всего то, что его маневр сработал. Фурнье удалось вывести его из равновесия. Снятое крупным планом лицо Лоретты было практически неузнаваемым. Ее зверски избили. Скулы сломаны, как и нижняя челюсть, большая часть передних зубов выбита. Правый висок вдавлен. Нападающий, вероятно, воспользовался дубинкой, а может, даже кастетом, если судить по расположению некоторых ран. Чудо, что она выжила.
– Чтобы что-то думать, нужно что-то знать. Мне же ничего не известно.
Фурнье открыл папку, развернул и пододвинул Мартену. Тот почувствовал, как сердце подкатило к горлу Фурнье все хорошо рассчитал, и хуже всего то, что его маневр сработал. Фурнье удалось вывести его из равновесия. Снятое крупным планом лицо Лоретты было практически неузнаваемым. Ее зверски избили. Скулы сломаны, как и нижняя челюсть, большая часть передних зубов выбита. Правый висок вдавлен. Нападающий, вероятно, воспользовался дубинкой, а может, даже кастетом, если судить по расположению некоторых ран. Чудо, что она выжила.
– Это сделал левша, – заметил Мартен.
– Как и ты, не правда ли?
На этот раз все было сказано.
– Я не имею к этому никакого отношения, и тебе это прекрасно известно. Я очень уважаю Лоретту Вейцман, она мне нужна по работе, и я не питаю к ней никаких враждебных чувств. Совсем наоборот.
– Ты недавно перенес ужасный стресс. Ты вообще едва не умер. После такого люди иногда начинают делать странные вещи.
– Например, избивают до полусмерти приятельницу?
– А она была твоей приятельницей?
– Да.
– Ты спал с ней?
На мгновение Мартен заколебался. Вполне возможно, что ответ уже известен Фурнье. Врать бессмысленно.
– Один раз. Незадолго до моего ранения.
– А твоя подруга Марион уже была беременна?
Мартен почувствовал, как заколотилось сердце. Он инстинктивно сжал кулаки. Нет, только не это. Ведь именно на такую реакцию рассчитывает Фурнье. Мартен расслабился.
– Придется тебе поискать что-нибудь поубедительней. Повторяю, я никак не связан с тем, что случилось с Лореттой Вейцман. Готов пересказать тебе нашу беседу с самого начала и до конца, со всеми подробностями. Описать свои впечатления. Ничего другого я сделать не могу.
– Вот и займемся этим, – произнес Фурнье.
Он потянулся к магнитофону и включил запись.
Утро четверга
Попрощавшись с няней в семь утра, Жаннетта подумала: вот сейчас зазвонит телефон. Она вынула его из кармана и взглянула на дисплей с возбуждением, смешанным с отвращением. Она догадывалась, какую новость объявит звонок. Очередное убийство. Она ошиблась.
Ночью ее терзали разнообразные кошмары, но ни один из них не подготовил ее к тому, что она услышала от Оливье: Мартен подозревается в попытке убийства.
На работе она углубилась в изучение отчетов, которые принесли по ее просьбе, но никак не могла сосредоточиться. Как, впрочем, и слушать возбужденную болтовню Оливье.
Мартен присоединился к ней ближе к полудню, после встречи с заместителем директора и шефом уголовной полиции. Он в свою очередь кратко поделился новостями.
Похоже, история не слишком расстроила или разозлила его. Он выглядел задумчивым. И грустным. На данный момент от должности его не отстранили. Но ситуация в любую минуту может измениться.
– Они не надеются, что она выкарабкается. Возможно, для нее это лучший исход, учитывая ее состояние.
– Что ты будешь делать?
– Ничего. Мы ведем расследование. Дело сложное. Я не имею права отвлекаться.
– А если тебя арестуют?
– Посмотрим. На данный момент у них ничего против меня нет, кроме того, что я последний, кто видел ее живой. Если не считать убийцы.
– Но кто мог сотворить такое?
Мартен протянул руку и тихонько похлопал ее по предплечью, призывая успокоиться. Тоже что-то новое, подумала она, не уверена, что мне это нравится.
– Возможно, какой-нибудь опер.
– Ты серьезно?
– Абсолютно. Пациентами Лоретты были только полицейские. Так прописано в контракте с министерством. По большей части это офицеры. Из сумки и, похоже, из кабинета ничего не украли. Я не очень знаком с ее личной жизнью, но не думаю, чтобы нападавший был с ней связан. Ее искалечил пациент или бывший пациент. Кто-то, кому прекрасно известно расположение ее кабинета и чье присутствие в коридорах никого не удивит.
– А расследования?
– Она их не вела. Консультировала нескольких сотрудников вроде меня. Никогда не появлялась на месте преступления. Среди ее клиентов оказался кто-то, чуть более неуравновешенный, чем остальные, и у него снесло крышу. Достаточно проанализировать список пациентов и всех опросить. Фурнье не звезда сыска, однако рано или поздно он придет к этой мысли. Разве что начальство запретит.
– Многообещающе, – заметила Жаннетта. – Ну и бардак начнется. Все будут чувствовать себя подозреваемыми.
– Ты права. Все.
Повисла тишина.
– Этой ночью убийства не было, – сказала Жаннетта.
Мартен слабо улыбнулся:
– Знаю.
– Но кое-что все же случилось…
– Что именно?
– Я просмотрела последние отчеты, в которых сообщается о непонятных смертях в Париже и в окрестностях. Сегодня ночью таких было шесть. Два сердечных приступа, мгновенная смерть младенца, три дорожные аварии.
Мартен внимательно смотрел на нее и вдруг ощутил восхищение, смешанное с завистью. Он давно потерял способность не полагаться полностью на вроде бы надежные отчеты или информацию, в особенности если они на руку его природной лени. А вот Жаннетту не устраивало внешнее правдоподобие…
– У одного из умерших от сердечного приступа квартира разгромлена грабителем. Это некий Стефан Олье.
– Разгромлена?
– Так указано в отчете, дословно.
– Почему же мы еще не там?
Жаннетта вскочила, зарумянившись от удовольствия.
– То есть ты не считаешь, что это притянуто за уши?
– Ты уже узнала что-то о Стефане Олье?
– Полиграфист. Сорок пять лет. Разведен. Детей нет. Это все, что мне известно.
В доме номер 15 по улице Шалиньи даже не было полицейских. Жаннетта припарковалась перед автобусной остановкой и включила аварийную сигнализацию.
Из автомобиля без мигалки и опознавательных знаков вылез опер из участка Домениля и подошел к ним со связкой ключей в руках.
Мартен попросил его остаться на лестничной площадке.
Войдя в квартиру, Жаннетта почувствовала, как тонкие волоски на предплечьях поднимаются дыбом, причем в первый момент даже не осознала причины такой реакции.
Запах. Нечто не поддающееся определению, такое она уже не раз ощущала на некоторых местах преступления в закрытых помещениях, даже когда там не было крови или экскрементов.
Тело успели убрать, но вдавленный след на измятых простынях двуспальной кровати был еще заметен. Широкое пятно почти высохшей мочи занимало центр матраса, повернутого поперек каркаса кровати и грубо распоротого скальпелем или бритвой по боковым сторонам и торцам.
Мартен тоже испытал странное ощущение, столь мимолетное, что он даже не успел понять, чем оно вызвано.
Сорванные обложки книг, разбросанные по комнате ящики стола и комода, вывернутая наизнанку и разодранная одежда, продукты питания, высыпанные в раковину или на плиточный пол кухни… Все методично разгромлено, поломано, уничтожено с маниакальной скрупулезностью. Практически невозможно понять, как квартира выглядела до нападения. Здесь явно поработал не грабитель, а кто-то, с едва сдерживаемой яростью искавший нечто конкретное, то, чего не сумел узнать от жертвы.
– Случайная смерть, как бы не так, – тихо сказал Мартен, доставая мобильник. – Я вызываю Билье.
– А я запрошу согласие прокураторы на вскрытие, – ответила Жаннетта.
Мартен кивнул. Вскрытие, скорее всего, ничего не даст, но обойтись без него невозможно.
Для очистки совести они заново осмотрели квартиру, ни до чего не дотрагиваясь.
– Тебе не показалось, что в спальне есть нечто странное? – неожиданно задал вопрос Мартен, когда они с Жаннеттой были уже в дверях.
Она задумалась, мысленно представила себе комнату и покачала головой.
– Давай вернемся, – решил Мартен.
Он остановился на пороге.
Жаннетта не глядела на комнату, она остановила взгляд на Мартене, заинтригованная и слегка обеспокоенная. Что еще он выдаст?
– Комод, – сказал Мартен.
Она поняла, что он имеет в виду.
Ящики были слегка выдвинуты, хотя все их содержимое валялось на полу. Что-то не стыковалось. Выглядело так, будто кто-то вставил их на место.
Мартен натянул резиновые перчатки и поочередно вытянул их. Взглянул на Жаннетту, отыскав конверт, приклеенный внутри двойного дна второго ящика. Вскрыл его.
– Убийца наверняка нашел тайник. И если фотографии на месте, то они точно предназначались нам, – прокомментировала Жаннетта. – Иначе он бы их унес.
– Да, – согласился Мартен. – Он решил подарить нам фальшивый след. Жирар по-прежнему занимается педофильскими сетями?