Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942) - Владимир Хазан

Владимир Хазан Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Опыт идентификации человека, который делал историю. Том II: В Палестине (1919–1942)

Часть IV Любовь к электричеству

Глава 1 Горизонты предстоящего1

В Париже Рутенберг появился 25 мая 1919 г. Он называет эту дату в письме к А.М. Беркенгейму (от 16 июля 1919 г.) (RA):

Приехал в Париж 25-го мая.

Ориентировавшись, поставил себе задачу: обеспечить для России через Центросоюз возможно большее количество необходимых товаров.

Во французской столице Рутенберг остановился в отеле d’Iena, где прожил лето и осень 1919 г. В это время он окунается в круг проблем, связанных с кооперативным движением, в которое вошел, находясь в Москве, год с лишним назад. В структуре Центросоюза Рутенберг занимал должность начальника индустриального отдела (Chief of the Industrial Department). Тесные узы сотрудничества связывают его с упомянутым А.М. Беркенгеймом.

Александр Моисеевич Беркенгейм (4 ноября 1878 – 9 августа 1932) родился в Москве в зажиточной еврейской семье. С молодости был склонен к литературно-журналистскому труду – печатался в русско-еврейском журнале «Восход» (см.: Колонизационное движение русских евреев в Палестину и Аргентину // 1897. № 2, 3, 6, 7; 1898. № 3). В 1903 г. окончил Дрезденскую высшую техническую школу. В студенческие годы вступил в партию с.-р. (от филеров он получил кличку «Залетный», см.: В недрах Московской охранки // Русское слово. 1917. № 1631. 13 июля. С. 2; см. указание на его местопребывание в сообщении Азефа из Германии от 9/22 февраля 1902: «<…> в Дрездене Беркенгейм <…>», Письма Азефа 1994: 71). Принимал участие в революционных волнениях 1905 г., за что подвергся аресту и ссылке (его арест среди других упоминается в воспоминаниях М. Вишняка, см.: Вишняк 1954: 124). Был близко знаком с А.М. Ремизовым, который вспоминает о нем в книге «Иверень». С 1909 по 1914 гг. вел доставшееся ему в наследство от отца лесоторговое дело и одновременно принимал активное участие в российской кооперации, заниматься которой начал в 1906-07 гг., находясь в Архангельске. С 1915 г. полностью отдается кооперативной работе в качестве вице-председателя Центросоюза. После Февральской революции член московской городской управы, возглавлял продовольственный комитет. На II Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов, стоявших за Учредительное собрание, выступал (вместе с Н.Д. Кондратьевым) с докладом по вопросу продовольствия (на заседании ЦК партии эсеров 22 июля 1917 г., обсуждавшем кандидатов в Учредительное собрание, его кандидатура признана спорной, см.: Протоколы Центрального комитета 2000: 5). Испытывая подозрительное отношение со стороны новой власти, Центросоюз продолжал тем не менее функционировать в советской России, см.: Врангель 1992: 388-89. В ночь на 1 сентября 1918 г. Беркенгейм был арестован на волне репрессий в связи с покушением Ф. Каплан на Ленина, см. запись арестованного тогда же С.П. Мельгунова (речь идет о тюремной камере в страховом обществе «Якорь»: «Освоившись, видишь знакомых. Вот лежит грузная фигура кооператора Беркенгейма, арестованного в связи с принадлежностью его к с.-р. партии», Мельгунов 1964а: 29, 35-6), ср. в письме С. Ан-ского к Р.Н. Эттингер от 27 сентября 1918 г.: «Но с момента покушения на Ленина и с началом режима красного террора пошли в Москве и в Петербурге такие аресты, такая бешеная расправа, что я мог ожидать с часу на час ареста. В течение первых дней были арестованы все, кому не удалось вовремя скрыться, между прочим, Мякотин, Пешехонов, Волк-Карачевский, Беркенгейм, Арманд, Руднева и около десяти и менее видных с. – ров» (Ан-ский 1967: 130). В декабре 1918 г. покинул Москву и выехал во Францию с целью основать отделы Центросоюза в различных европейских странах. В его задачу входило добиться по линии Центросоюза снятия блокады, от которой жестоко страдало население России. Беркенгейму удалось организовать такие представительства в Лондоне, Париже, Берлине, Стокгольме и Нью-Йорке. Чекисты, однако, восприняли эту акцию по-своему, см. в «Красной книге ВЧК»: «Д.С. Коробов, А.М. Беркенгейм и В.Н. Зельгейм в 1919 году обманным путем выехали за границу, где, захватив имущество и капиталы Центросоюза, объявили себя “независимым акционерным обществом”, установили связи с кооперативными организациями на территории, занятой Колчаком и Деникиным» (Красная книга 1989, II: 319). В 1920 г. московский суд заочно приговорил Беркенгейма к смертной казни как «врага советской страны» и «за попытку свергнуть советскую власть в России экономическим путем». Его интервью с корреспондентом эмигрантской газеты «Варшавское слово» см. в: Отмена блокады 1920: 2. В начале 20-х гг. около года жил в Палестине (Yaari-Poleskin 1939: 152; см. приводимое ниже письмо к нему Рутенберга) и работал в рутенберговской Хеврат ха-хашмаль. В 1923 г. уехал во Францию для ликвидации дел, связанных с Центросоюзом, а оттуда в 1924 г. перебрался в Польшу, где проживала его семья. Здесь в июне 1925 г. принял пост директора «Союза еврейских кооперативных обществ Польши». Умер в Грефенберге (Чехословакия). См. книгу в память о нем: Berkeneim 1932.

Именно Беркенгейм обратился к тем, кто хорошо знал Рутенберга и мог выступить в его поддержку, когда против него в английской печати развернулась злобная антисемитская кампания (середина 1921 – начало и лето 1922 г.), целью которой было оболгать предприимчивого инженера, задавшегося целью использовать водные ресурсы Палестины как источник электроэнергии (см.: A.P.P. 1922: 2). Цель была простая: выбить почву из-под ног непрошенного инициатора-еврея, который взялся, как представлялось недоброжелателям, за неслыханно прибыльное дело на территории, находящийся под мандатом Королевства Великобритании. В его защиту выступили тогда Н.В. Чайковский и А.Ф. Керенский (см.: Gilbert 1975: 658); среди тех, кто вступился за Рутенберга, был также Н.Д. Авксентьев3.

Беркенгейм был первым, кто сообщил Рутенбергу о том, что англичане первоначально отказали ему во въездной визе в Палестину. 5 сентября 1919 г. он телеграфировал ему из Лондона (RA):

Your visa refused stop hand Krovopuskov all materials stop shall try be Paris middle September stop please refrain all general steps binding cen-trosoyus without preliminary sanction4.

Последняя фраза была, по всей вероятности, реакцией на заявление Рутенберга об отставке. Решение было принято, как это всегда у него бывало, в один присест, под давлением происходивших событий – кровавых еврейских погромов на Украине и охватившей мир антиеврейской истерии. Еще недавно вроде бы не строивший планов относительно земли предков, Рутенберг теперь твердо решил поселиться в Палестине. В упомянутом заявлении об уходе с поста начальника индустриального отдела он после изложения просьбы обосновывал ее следующим образом (RA, недатированная копия):

Мотивы для отставки недостаточны, конечно. С указанными трудностями управился бы, но имеются другие, более важные.

Кругом непроглядное жидоедство. Не безосновательное. Если бы я не был евреем, я был бы черносотенцем. В последние месяцы на Украине вырезано по меньшей мере 120.000 евреев. Самым диким, варварским образом. Знаю, что в России будет вырезано еще больше. При каком бы то ни было правительстве. Большевистском, деникинском, савинковском или другом. Это неизбежно. Не могу при этих условиях быть и русским и евреем. Не могу совместить этого. Не могу принимать участия в каких бы то ни было русских делах. Мне очень трудно. Но ничего не поделаешь. Не могу. Не позже второй половины августа уезжаю в Палестину. Там видно будет.

Это было в духе Рутенберга – поднимавшееся из глубин его не знавшего компромиссов существа неумолимое упрямство, проявлявшее себя в ситуациях, внешне вроде бы не предвещавших никаких крутых поворотов и с чисто обыденной точки зрения шедшее вразрез со здравой логикой. Мысль о втором «возвращении в еврейство» («неутомимый перебежчик из одного стана в другой», по Грузенбергу) была, судя по всему, окончательной и бесповоротной. Как показали дальнейшие события, за этим неколебимым решением действительно наступил последний – палестинский – период его жизни.

Еще до публикации письма об Андро в бурцевском «Общем деле» он отправил туда материал, который появился в № 54 от 20 августа на первой странице под повелевающе броским заголовком «Союзники должны посылать в Россию своими представителями только демократов!» В нем говорилось:

Союзники усиленно требуют от Колчака и Деникина доказательств того, что они являются защитниками демократических принципов и при первой возможности соберут Учредительное собрание.

Мы, русские демократы, можем только радоваться такой настойчивости наших союзников.

Мы рады этому тем более, что мы знаем, что сами Колчак и Деникин искренно идут навстречу всем демократическим течениям в России. Но для того, чтобы быть последовательным и чтобы от усиленных напоминаний о демократических задачах действительно выиграли бы именно эти демократические принципы, союзники прежде всего обязаны, посылая в Россию свои миссии, отправлять туда своих испытанных демократов.

Кого же все время до сих пор посылали своими представителями в Россию наши союзники-французы, англичане, американцы, итальянцы для переговоров и для ведения дел с правительствами Сибири, Архангельска, Крыма, на Кавказ – к Колчаку, Деникину, Чайковскому?

Назовите нам среди них хоть несколько громких демократических имен, которые могли бы говорить о себе как об испытанных демократах и в России и у себя дома.

Понять в России демократов и демократию и хорошо сойтись с ними могут только те, кто хорошо понимает демократию у себя дома и умеет с ней сойтись.

Можно ли сказать, например, что полковник Фрейденберг, недавно сыгравший такую роль в Одессе, – демократ?

Мы не раз настаивали на том, что одесские и крымские события должны быть обследованы специальной комиссией. Сегодня мы снова настаиваем на этом. К сожалению, мы не слышали о том, чтобы для изучения страшных событий в Одессе и Крыму была назначена комиссия для выяснения виновности русских и союзников.

Еще раз повторим – союзники должны посылать в Россию своих представителей для ведения дел с Колчаком и Деникиным только испытанных, искренних демократов.

Это нужно и для нас, и для союзников.

Для союзников еще, быть может, важнее, чем для России.

Трудно сказать, чего большего ожидал Рутенберг от публикации этого письма, приобретшего на газетных страницах характер обращения-воззвания, хотя и опиравшегося на требование, безусловно, справедливое, выстраданное горьким одесским опытом, но при отсутствии конкретного контекста все-таки достаточно риторическое и безадресное. Посылая его В.А. Бурцеву, он рассчитывал на то, что тот, с его безошибочным чутьем горячей темы и журналистской сноровкой, сумеет организовать вокруг этого материала какую-то кампанию, – вышла же простая публикация, не более. Рутенберг остался неудовлетворен и в тот же день выразил главному редактору «Общего дела» свое недовольство (написано на почтовой бумаге Union central des Sociétés Coopératives de toute la Russie «Centrosoyus» (Российский центральный союз потребительных обществ)):

Paris, le 20 août 1919

Владимиру Львовичу Бурцеву,

49, Bd Saint Mishel

Paris

Дорогой Владимир Львович.

Я Вам дал письмо мое к Нулансу, чтоб Вы сорганизовали агитацию в прессе по исключительной важности для России вопросу, а Вы пропечатали его в хронике, суть не в том, чтоб увековечить мое имя на столбцах «Общего дела», а, повторяю, Вы должны всеми мерами поставить агитацию за поднятый вопрос в прессе, и с точки зрения, мной сформулированной.

Не сомневаюсь, что Вы это сделаете и поручите подходящему и ответственному лицу заняться этим делом, самым важным сейчас для России.

Крепко жму руку

П. Рутенберг

P.S. Уезжаю на несколько дней в Лондон. Если Вам понадобятся какие-нибудь разъяснения, обратитесь к K.P. Кровопускову Hotel de Paris.

П<етр> Р<утенберг>5

С упоминаемым здесь (а до этого в приведенной выше телеграмме Беркенгейма) K.P. Кровопусковым Рутенберг познакомился скорее всего в Одессе.

Адвокат, доктор права Константин Романович Кровопусков (1881–1958) в начале своей политической карьеры примыкал к социал-демократам (1899–1905). В 1911–1912 гг. жил в США, после чего представлял в Одессе крупное американское предприятие, выпускавшее сельскохозяйственные машины. После Февральской революции был избран товарищем одесского городского головы (и одновременно исполнял обязанности американского вице-консула в Одессе). Осенью 1918 г. участвовал в Ясском совещании антибольшевистских сил России и представителей стран Антанты, после чего вошел в состав сформированной на этом совещании делегации для переговоров с союзниками об оказании военной помощи. После эмиграции в 1920 г. в Париж был занят активной общественной деятельностью, являясь членом многочисленных организаций, связанных с помощью беженцам (более подробно см.: Серков 2001: 434-35).

У нас нет сведений о том, в какой форме проявлялся интерес Рутенберга к переговорам, которые вели уполномоченные командованием Добровольческой армии, и среди них Кровопусков, в Риме, Париже и Лондоне с правительствами союзных держав. Однако почти несомненно, что он был в курсе этих переговоров, поскольку поддерживал тесные отношения с кругом лиц, имевших к ним прямое касательство. Еще один член русской делегации на этих переговорах – С.Н. Третьяков (1882–1944), представитель семьи текстильных фабрикантов, основавших знаменитую Третьяковскую галерею6, упоминается в письме к Рутенбергу деятеля Центросоюза Г.В. Есманского, написанном из Марселя 19 июля 1919 г. (RA):

Сообщаю Вам некоторые сведения, которые имеют известное значение:

1) С.Н. Третьяков при проезде через Марсель в частной беседе между прочим сказал следующее: Английское правительство согласно принять известное участие в операциях против Петрограда, но при одном непременном условии, что, кроме Англии, никакое из других государств не должно это участие с нею делить. При наличии последнего условия Англия готова помогать не только деньгами, продовольствием и вооружением, но даже и людьми.

В том же письме сообщалось о Е.П. Ковалевском:

Здесь некоторое время находился по дороге в Новороссийск – Евграф Петрович Ковалевский, который, если я не ошибаюсь, был министром народного просвещения в одном из русских кабинетов. В свое время в Петрограде он стоял также во главе какой-то кооперативной организации. Теперь он поехал в Новороссийск и Екатеринодар, официально в качестве курьера, неофициально же в качестве лица, долженствующего на месте обследовать, что Кубань и Дон могут дать в отношении сырья Франции в обмен на товары. Е. Ковалевский производит впечатление человека, весьма слабо разбирающегося в этом деле. Между прочим им было сказано, что франц<узским> правительством уже официально открыт кредит (номер он не мог сказать не потому, что не хотел, а потому, что это еще окончательно не оформлено) в размере 50 милл<ионов> франков на участие Франции в товарообмене с Россией. Вчера Ковалевский уехал в Константинополь7.

Обмен письмами с Есманским продолжался и тогда, когда Рутенберг поселился в Палестине. 22 апреля 1920 г. Есманский писал ему туда из Марселя:

Сегодня послал Вам заказной бандеролью книгу «La question du phone» par L. Bordeaux. Предполагаю в ближайшее время послать Вам еще целый ряд материалов. Очень прошу Вас только мне подтверждать каждый раз их получение.

Думал, было, Вам написать о наших Центросоюзных делах, но потом решил, что Вы, получая несколько французских газет, наверно, достаточно в курсе дела, и я своими сообщениями нового ничего не прибавлю. Могу только сообщить, что моя итальянская поездка (11/2 мес.) не имела в результате образования конторы, так как наши сферы решили не ссориться с Литвиновым8, тем более что итальянская кооперация, ныне находящаяся всецело в подчинении настроенной экстремистски итальянской соц<иалистической> партии, признает только Литвинова и «советскую кооперацию».

Приехал из Одессы И.Н. Керножицкий9, профессора А.Н. Анцыферов10 и С.О. Загорский11. Ожидаем приезда на этой неделе

Н.М. Михайлова12.

Принялся за изучение автомобильного и тракторного дела. Всего Вам доброго. Жду Ваших сообщений.

Г.В. Есманский

Спустя неделю Рутенбергу написал приехавший в Марсель и упоминаемый Есманским И.Н. Керножицкий (RA):

29 апреля 1920

Адрес Кон<стантиноп>ль: Cenrtosoyus, Galata

Hovaghimian Han

Многоуважаемый Петр Моисеевич.

В дни советской власти в печати было сообщено, что Вы вошли в состав правительства Крыма.

Когда Союзкредиту приходилось очень трудно, я часто утешал своих товарищей, – вот придет вместе с Вами новая власть и все раны скоро будут залечены. И как велико было общее разочарование, когда вместо жданных пришел Шиллинг13 со Штемпелем (главнокомандующий и градоначальник).

К великому моему сожалению, не удалось найти Вас и среди кооператоров, в которых, увы, пришлось сильно разочароваться.

Сейчас еду в Константинополь. Надеюсь в июне побывать вновь в Париже. Очень рад буду, если удастся повидать Вас.

Всего, всего наилучшего Вам желаю,

Ив. Ник. Керножицкий

В RA сохранилось еще одно письмо И.Н. Керножицкого, датированное 11 декабря 1921 г., в котором автор путает Моисеевича с Васильевичем и из которого вытекает, что на первое письмо Рутенберг ответил почти без промедления. Однако отправленное, согласно указанному адресу в Константинополь, письмо, судя по всему, в течение полутора лет терпеливо искало адресата, менявшего города и страны: