Из рассказа Ксаны я уже знал, что образования, показавшиеся мне навершиями вулканов, называются Ирши и являются верхушками шахт, уходящих на Дно. Знал я и то, что больших домов на поверхности не строили никогда, и дневной свет не заглядывал в окна человеческих поселений. Так что даже не знаю, поймут ли мою художественную задумку местные аборигены. Даже интересно стало понаблюдать за их реакцией.
Но пока я так, безмятежно развалившись, размышлял, аборигены попытались войти в мою камеру. Старшина Борей руки себе не обжег (да здравствует моя предусмотрительность!), но уже изначально даже ключ в замок вставить не смог. За его спиной стояли, переминаясь с ноги на ногу, двое подчиненных, ничем из одежды не отличающиеся от стоящих там же соглядатаев.
– Что за ерунда! – нервно воскликнул альбинос, встряхивая своими белыми волосами. Вынул ключ, присмотрелся к нему, потом заглянул в замочную скважину: – Вы чего сюда напихали?
– Да к замку и не притрагивались! – возмутились соглядатаи.
– А арестант?
– Тоже не касался! За все время с ухода поставного только раз в нашу сторону выглянул, а потом работал у мольберта и песни напевал.
Еще немного поковырявшись в замке, но так ничего и не добившись, Борей крикнул мне:
– Эй, Миха! Что это с замком случилось?
– А я знаю? – уставился я на него честными глазами. – Поржавел, наверное. Вы его хоть смазываете иногда?
Смешно получилось. Да только старшина шутки не понял, почему-то рассердился и стал со злостью пинать замок своим сапогом. Кажется, он не поверил в мою невиновность при данной порче казенного имущества. Поэтому я решил хоть как-то его задобрить и успокоить:
– Да что за проблема? Неужели нового замка на складе нет? Ты вон лучше Сергия позови, пусть новую картину забирает. Как раз по теме «Фантазия».
Голову у альбиноса между решеток просунуть не получилось при всем желании, да и все равно бы не рассмотрел стоящую к нему боком картину. Но интерес проявлял к ней немалый:
– «Фантазия»? Так я и пришел сюда с приказом: и картину забрать, и тебя отвести к поставному.
– Да? Так я готов! – заявил я, вскакивая на ноги. – А что за повод для вызова?
Старшина скривился, но правду скрывать не стал:
– Там у него барон Фэйф восседает, хотят тебе пару вопросов задать, а потом вроде как казнь тебе грозит.
Что-то мне не верилось в такие решения властей. Если уж казнить собрались, то валух бы сам сразу к камере приперся, ухватил бы меня за шиворот да и отволок на эшафот. Или там своих подчиненных заставил бы вынести под барабанную дробь к месту казни. А тут нет, поговорить хотят, вопросы задать. Хотя текст вопросов так и читался моим воображением прямо в воздухе: «Признавайся, откуда ты взялся?!» Еще неизвестно, где кто восседает и в какой дыре меня допрашивать собираются.
«И с другой стороны, куда это мне спешить? Мне и здесь хорошо! – подумал я, усаживаясь обратно и закидывая ногу на ногу. – Мало того, еще и поиздеваться над ними могу!» Что и поспешил сделать:
– А как же обещание поставного кормить меня, чем пожелаю? Уже вроде и ужин давно принести следовало! Долго я ждать буду? Как-никак заработал, вон еще одну картину нарисовал. С ней наш сектор вообще самый главный конкурс по живописи выиграет. Так что, Борей, пусть ужин-то не зажимают. А то у меня уже живот от голода к позвоночнику присох.
От такой наглости Борей только и выдохнул, вращая возмущенно головой:
– Ну ты и…
– Не понял? – возмутился и я в ответ. – Как рисовать – так Миха! А как Миху покормить, то «ну ты и…»! Так нечестно. Я буду гаузам жаловаться. До самого главного у них дойду!
– Ты чего орешь? – прошипел на меня старшина.
– Справедливости требую! Тем более, пока вы старый замок спилите, я бы и перекусить успел.
Упоминание о замке несколько смирило местного представителя власти. Он еще раз попытался ткнуть ключ в замок и с плохо скрываемой паникой забормотал:
– Спилите? Как же его спилишь, если такой никакая ножовка по металлу не берет? Это же номерные замки, которые гаузы выдают на каждую управу только по три штуки.
– Вона как! – подивился я с явным сочувствием. – Крепчайшая сталь и заржавела? Что ж вы их так без смазки запустили? А? Значит, ключ запасной себе даже ленивая Ксана сделала, а вот о сохранности добра позаботиться некому?
После чего мне вдруг в голову пришла сумасшедшая идея. Все равно хуже мне не будет, а последний творческий порыв и тяжкие эксперименты с тринитарными всплесками меня выжали основательно в плане внутренней силы, голод-зверь опять во мне ворочался, грозя жуткими санкциями несообразительному мозгу.
Я встал и отправился к картине со словами:
– Ну, раз условия договора не выполняются, то я имею право свою работу уничтожить. К тому же она мне самому жутко не нравится. Мазня какая-то получилась.
Снял рамку с крепления, подержал на вытянутых руках, словно присматриваясь в последний раз к творению. Тотчас от входа послышалась вежливая просьба:
– Нам хоть покажи вначале.
Все пять лиц старались протиснуться сквозь прутья решетки. Я и на них посмотрел скептически, потом буркнул:
– Да и вам не понравится. – И ненадолго, секунд на пять, развернул картину к старшине и его подчиненным. При этом сознательно еще и попытался создать специальный отблеск-отражение от лампы, чуть покачивая рамой.
Ярко-красные полоски красок заиграли в тот момент словно живые, добавляя лишней правдоподобности страшной по эпическим масштабам сцене.
Затем досадливо цокнул языком и двинулся к единственному стулу:
– Ну вот, так и знал, что не понравится.
– Стой! – заорал не своим голосом Борей. – Ты чего это собрался делать?!
– Как чего? Порву полотно о спинку стула, а потом залью обрывки краской. Так все отчаявшиеся академики от живописи поступают.
– Стой, стой, стой! – запричитал, словно в молитве, представитель власти «моего родного» сектора. – Сейчас тебе и еды принесут, и… все остальное! Только ничего не порть!
И с одним из своих помощников куда-то умчался. А мне что оставалось делать? Озадаченно почесав свои кудри, поставил картину на место и вновь уселся за стол. Если уж попадать под удары неприятностей, то лучше под все сразу одновременно. Глядишь, удары между собой столкнутся да и рикошетом уйдут в стороны.
Это я так размышлял, пытаясь представить себе действия властей. Скорее всего, сейчас приволокут лом побольше да вставят его в лапу валуха помассивнее. А то и сам барон Фэйф постарается. Два, а то и один удар по замку – и никакой пилки не понадобится. Уж про прочность, хрупкость и усталость материалов я знал прекрасно. Теперь следовало додумать дальнейший ход своих действий. Смогу ли я, шантажируя поставного картиной, добиться хотя бы одной отменной кормежки? Или лучше сразу замахнуться еще и на последнюю ночь в данной юдоли скорби и грохочущих кандалов? Если буду очень убедителен, то что стоит властям узника казнить или отправить на Дно, допустим, завтра? Нет, еще лучше – через лутень?..
«Да нет, лутень – уже перебор, – грустно вздохнул я, прислушиваясь к очередному топоту в коридоре. – Если валух взбесится да поставной впадет в ярость, то они меня тут без всякой казни прямо на месте затопчут, в тонкую тряпочку раскатают».
Первым добежал к входу Сергий. Просунул свой кулачище между прутьями решетки и рыкнул, словно лев:
– Ты-ы-ы! – Затем его речь стала более человечной. – Ты что творишь?! Я из шкуры вон лезу, чтобы гаузов уговорить да казнь твою отсрочить, а ты саботаж в моей управе затеял?! Прибью!
Прежде чем ответить с бесшабашным видом, я сглотнул обильно наполнившую рот слюну. Как я заметил, у меня она всегда от страха раз в десять быстрее выделяется (интересно, для чего?). Но голос мой прозвучал вполне твердо:
– Господин поставной! Это вы должны разобраться с саботажем иных лиц! Кто-то меня тут запер, лишает обещанной пищи и заставляет работать на износ. Заявляю протест против такого неприемлемого против меня обращения!
– Чего он там заявляет?! – пробасил уже вставший у решетки барон Фэйф. – Да что за дрянь такая наглая и склочная нам попалась?! Сергий, ломай замок!
Тот отступил чуть в сторону, показывая инопланетный замок:
– Номерной.
– Выламывай решетку!
– В комплекте к замку.
– Пробивайте стены!
– Трехслойный армированный бетон. С улицы – тоже.
– Э-э? – Даже валуха проняло от такого перечисления. – Что за камера такая?
– Триста лет назад строили, с учетом нежданных взрывов, – несколько туманно пояснил поставной.
Но великан его понял отлично. Затопал своими ножищами от злости и рыкнул:
– Так что, эта мразь еще неизвестно сколько там прятаться будет?!
– Ну почему неизвестно? Сообщение я уже послал. – И Сергий указал глазами в потолок, намекая, кому ушла срочная просьба о помощи.
– Триста лет назад строили, с учетом нежданных взрывов, – несколько туманно пояснил поставной.
Но великан его понял отлично. Затопал своими ножищами от злости и рыкнул:
– Так что, эта мразь еще неизвестно сколько там прятаться будет?!
– Ну почему неизвестно? Сообщение я уже послал. – И Сергий указал глазами в потолок, намекая, кому ушла срочная просьба о помощи.
Как я понимал, мою персональную камеру теперь только некими специальными средствами вскрывать придется.
«Ай да Борька! – восхищался я сам собой. – Ай да умница! Ай да саботажник! Красава! Теперь бы только еще продуктами питания себя обеспечить».
Словно подслушав мои мысли, поставной злорадно продолжил:
– А чего с казнью спешить? Лучше все декорации успеем приготовить. Да и не сбежит он отсюда никуда. Мало того, голодом его поморим, может, и поумнеет перед смертью.
– А-а-а… как же э-это… – Моя рука указала на мольберт.
– Ха! Ты думаешь, меня шантажировать сможешь? Одной картиной меньше, одной больше, роли не играет. Понял?
После чего все притихли как по команде, глядя, как я приближаюсь с потерянным видом к своему творению.
– Ну ладно, раз художник должен умереть голодным, так не доставайся же ты никому!
И я в позе Отелло, собирающегося душить предавшую его Дездемону, замер в двух шагах перед картиной. Причем не только играл на публику, но и в самом деле задумался. Что мог увидеть старшина и его помощники? Вряд ли они успели рассмотреть нечто конкретное и дать правильную оценку. Скорее всего, впечатления варьировались от «Там такое…» до «Охренеть!». Да и самый большой знаток сейчас смотрит на меня из-под локтя барона-великана. Надо бы и ему вначале показать.
Поэтому я резко развернул мольберт, отставляя его подальше к кровати и театрально восклицая:
– Но напоследок, по заказам благодарной публики, – бесплатная презентация великого творения под названием «Гибель Пловареша»! Причем прошу учитывать, время осмотра в нашем выставочном зале ограничено беспомощным состоянием его хранителя. Если через полкара его не накормят, выставка закрывается по техническим причинам. Хранителю придется разводить из этого полотна костерок и над огнем греть себе жалкие остатки давнишней трапезы.
А сам еле сдерживался от смеха. Эх, сюда бы сейчас Леню! Вот бы мы с ним насмеялись! Потому что с посетителей моей выставки одного актера можно было снимать комедийные фильмы. Несколько лиц там поменялись местами, пытаясь в разные щели осмотреть картину с разных ракурсов. Понятное дело, что подобные попытки были изначально обречены на неудачу. Но именно это больше всего и смешило. Также поразило, и немало, наличие среди человеческих лиц и двух огромных морд валухов. Кажется, вместе с бароном прибыл и его сопровождающий. Спрашивается: что тупые великаны могут рассмотреть интересного в данной картине, если они вообще в искусстве ни в зуб ногой? Так, по крайней мере, думалось мне, так утверждал Борей, и так подтверждала в своих рассказах Ксана.
А тут эти «ну тупы-ы-ые-е!» совсем такими осмысленными глазами рассматривают. Я даже удивился. Демонстративно отошел ближе к входу и тоже оглянулся:
– Неужели так понравилось? Тогда странно, почему мне за мой труд не желают оплатить оговоренный заработок в виде трех корочек хлеба…
Короткую паузу заполнил ехидный голос старшины:
– Под столом у себя поищи: четыре корочки найдешь!
– …и трех жареных поросят! – продолжил я, словно ничего не услышал. Про фермы с домашними животными я узнал тоже от Ксаны. Каждый город обеспечивался продуктами питания более чем полноценно, если не с запасом. – Естественно, что со всеми комплектующими салатами, соусами и подливками!
После чего первым отозвался именно второй великан, которого я видел впервые:
– Ну, жареных поросят он и в самом деле заслужил. Распорядись! – Это он старшине кивнул. – А вот признайся, человек, откуда ты взял сюжет для этой картины?
Ну не буду же я признаваться, что частично украл идею у великого русского живописца Брюллова, который в своей картине «Последний день Помпеи» показал кошмарный апокалипсис, разрушающий прекрасный город.
Тем более что моя картина показывала один из Иршей, который и в самом деле превратился в гигантский вулкан. Потоки лавы стекали по его склонам, уносились в небо взрывами из жерла и уже оттуда опадали красноватыми глыбами раскаленной магмы. А у подножия вулкана погибал город. Причем не подземный, а вполне себе нормальный, с высотными двенадцати– и двадцатиэтажными домами. Лава сминала первые здания своим напором. Загорались первые пожары. Падающие с неба глыбы подминали под себя более дальние строения. Людей, кроме одного, я не прорисовывал. Только наклонные черточки, мазки, изображающие бегущую в панике толпу. Лишь на переднем плане я выделил светом молодую женщину. Страшненькую на лицо женщину, да и оно было обезображено нависающей у нее за спиной волной кошмара. Стоя на коленях и согнувшись, жительница погибающего города пыталась наивно прикрыть голову тонким отрезком ткани. И только сейчас, присмотревшись к лицу этой женщины, я понял, кто это: Шаайла!
Именно ей грозила смерть от летящего с неба сгустка магмы!
Что-то у меня внутри сжалось от нехорошего предчувствия. Дыхание сперло. Какая-то часть сознания вдруг ощутила, что вашшуне очень и очень плохо. Вдруг ее сейчас убивают? Вдруг она сейчас спасается от погони? Или еще хуже: вернулась по глупости назад в мир Трех Щитов и попала в лапы людоедов?!
«Если с ней случится что-то плохое, это будет только моя вина! – Уже не глядя на картину, ушел я в себя с остекленевшим взором. – Из-за меня она осталась в развалинах некрополя, и это я по своей глупости не настоял в ее насильственной эвакуации. Ведь если бы захотел, отыскал бы нужные слова, и она спаслась бы вместе со всеми. А я только и рад был: с глаз долой, и сразу из памяти вычеркнул. М-да… Другой вопрос, как я вдруг почувствовал, что ей сейчас плохо? – При обдумывании этого вопроса я даже перестал слышать ведущиеся за решеткой разговоры. – Ведь я чуть ли не дословно могу сказать, что с ней сейчас происходит! Пещера… Странные лампы… И тянущий к ней свои ладони довольно смазливый на лицо мужик. Странно».
После чего рваный сполох видения потускнел и исчез. Но то, что Шаайла осталась жива, я тоже прочувствовал. Что меня еще больше обеспокоило.
«Понятное дело, что магия миров что угодно сотворить может! Но почему именно со мной? И почему я почувствовал вашшуну? У меня что, с ней не только интимная связь до конца жизни образовалась?! А еще и бесплатное телевидение установилось?! Ой!.. А если это связано с беременностью! Чего только на подобные темы не рассказывают и не выдумывают. Вдруг она и в самом деле “залетела”?.. И тогда наш потомок будет подглядывать за мной всегда, везде и всюду. Мамочка, я не хочу такого!»
Кажется, последняя мысль у меня вырвалась вслух. Гомон за моей спиной стих, и я разобрал отдельное утверждение с вопросом:
– Не хочешь? Но на этот раз можешь быть уверен: никто тебя травить не станет. Если сомневаешься, давай мы сами от твоей порции откусим.
– Мм? – Я резко развернулся к решетке, разглядывая старшину и пару работников ресторана. У них в руках были две солидные корзины с провизией, которую все-таки доставили по моему настойчивому требованию. – Да ты шутишь, Борей! – ожил я, спеша за «передачей со свободы». – Каждый откусит по разу, и вот уже художник вытянул свои худые ноги, а его тело скрючилось от смертельного удара голода.
Все это я приговаривал на ходу, метнувшись к столу за пустыми корзинками, а потом привычно укладывая уже в них подаваемые мне вкусности. Хлебом, как я заметил, тоже не обидели, ну а что-то огромное и горячее еле пропихнули между решетками.
– Неужели поросенок? Живем, ребята!
За спинами старшины и его помощников виднелись огромные фигуры валухов и нашего поставного. Тот, хоть и смотрелся рядом с ними карликом, и смотрел на барона снизу вверх, выглядел импозантно и солидно. Еще и что-то пытался скороговоркой доказать своим собеседникам. Жаль, что ворчание Борея не давало мне расслышать ведущиеся переговоры о моей тушке (о чем же им еще разговаривать, как не обо мне?).
– Ты так себя по-хамски не веди, сдерживайся, и уважения побольше, – убеждал меня старшина. – Вон барон возмущался, что ты ему так ни разу и не поклонился. А что, трудно тебе?
– Подумаешь! До сих пор не убили ведь, – бросил я, подхватывая первую корзину и отволакивая на стол. Когда брал вторую, поблагодарил: – Спасибо, ты меня сильно выручил.
– Чем?
– Отличным ужином. Без твоей помощи эти бы здоровяки надо мной не сжалились… Все, у меня перерыв на обед!
Но только я уселся за стол, как в спину мне забасил поставной:
– Миха! Картину отдай! Она уже не твоя, а принадлежит сектору.