«Княжья невольница…» – напомнил себе Угрюм.
Невольница приблизилась, бедро ее проплыло совсем рядом, и мужчина не удержался, положил на него ладонь. Упругое молодое тело ловко изогнулось, и рука сама собой скользнула вперед и вверх, коснувшись запретного лона. Вторая ладонь, словно обретя разум, против воли ватажника вскинулась девушке на спину, потекла под своей тяжестью вниз – и Угрюм сломался.
«А-а, откуплюсь!»
Он поднялся, легко вскинул девушку в воздух, уложил на постель, содрал с себя рубаху, дернул завязку штанов.
Манджуша взмахнула руками, пытаясь за что-нибудь зацепиться, найти опору, поддернула колени, но тут же была распластана сильными руками. Ощутила короткую острую боль внизу живота, а вслед за тем – томную непривычную сладость. Ее могучий хозяин застонал, скрипнув зубами. Он безжалостно терзал тело девушки, но отчего-то доставлял этим только наслаждение, заставляя ее то проваливаться в небытие, затянутое разноцветным туманом, то снова приходить в себя, и опять проваливаться, пока наконец все ее тело не содрогнулось от особенно жестокого удара – и Манджуша утонула в блаженной истоме.
Угрюм немного отлежался и с тоской выдохнул:
– Вот проклятие! Княжья невольница, да еще и девственница! Как меня угораздило?
Девушка повернулась набок, осторожно пристроила голову мужчине на грудь, провела кончиками пальцев от живота вверх, но ватажник рывком освободился, сел. Повел плечами и, не зная, что теперь делать, опять подтянул выкройку сумки, взялся за шило.
Манджуша тоже села, но на постели, у самой стенки, сложив ноги под себя. Ее господин был недоволен – и это плохо. Неужели она сделала что-то не так? Хотя делать хоть что-то оказалось не в ее силах.
Однако как силен хозяин! Прямо слон! Играл ею, словно пушинкой… Настоящий мужчина. Крепок, как скала, и решителен, словно тигр. Рядом с таким даже браминка поневоле станет послушной служанкой…
Невольница придвинулась ближе к хозяину, примостилась за спиной, едва не касаясь его тела, ощущая всей кожей исходящее от мужчины тепло, вдыхая его едкий запах, прислушиваясь к его дыханию. Немного выждала, наклонилась чуть вперед, коснулась щекой волос, краешка уха, потом дотронулась губами до плеча, до шеи, до…
– А-а, какая теперь разница?! – Угрюм отшвырнул свое рукоделие, развернулся и снова опрокинул ее на постель, с жадностью впившись губами в рот, и почти сразу проник в ее тело, снова волна за волной выбрасывая в сладкое небытие.
Это длилось полных десять дней – Манджуша будила своего господина ласками, она танцевала для него днем, она соблазняла его за работой, она убаюкивала его вечером, и ее могучий повелитель вскоре перестал выказывать недовольство, принимая старания рабыни с готовностью и даже пытаясь ласкать девушку в ответ. Затем их водное путешествие закончилось – корабельщики высадили пассажиров перед днепровскими порогами, сказав, что дальше не пойдут. Ноябрь, зимние заморозки. Пока до свободной воды доберешься – ее, глядишь, уже и льдом прихватит.
Угрюм, ценя время, выгрузки добычи и подготовки обозов ждать не стал – купил четырех скакунов, меховые штаны, зипуны для себя и спутницы, две кошмы, большой овечий полог, и они помчались широким походным шагом сперва вдоль берега, а потом, за Вышгородом, уже по самому Днепру, по его окрепшему льду.
Ехали от рассвета до заката, останавливаясь там, где застигала темнота – хоть в поле, хоть на болотине, хоть в лесу. Манджушу это ничуть не беспокоило. Когда рядом такой мужчина – это не им зверей диких бояться надобно, а зверью их. Ночью же, на кошме, завернувшись в овчину, им двоим всегда было тепло и сладко.
Через полтора месяца путники миновали Смоленск, возле Вязьмы перешли по зимнику с Днепра на Волгу и поскакали дальше. Незадолго до Рождества повернули на Шексну, сам великий праздник встретив в Белозерске. Ради великого христианского торжества Угрюм все же позволил себе короткий отдых. Они с княжеской невольницей остановились на постоялом дворе, сходили в церковь к службе, повеселились на берегу, где горожане затеяли штурм снежной крепости, поставили гигантские шаги и залили на склоне огромную горку, выходящую прямо на озерный лед.
Играть в снежки ватажник не полез – и без того наштурмовался крепостей вдосталь. А вот на качелях с невольницей княжеской покачался, за сапогами на столб слазил и пирогами горячими спутницу угостил, научив запивать их пряным сбитнем.
В натопленную светелку они вернулись раскрасневшиеся и веселые, торопливо разделись, завершив гуляние сладкими ласками. А когда Угрюм стал одеваться, чтобы заказать на ужин какой-нибудь стерляди, то обратил внимание, как его спутница с легкой улыбкой поглаживает живот. Замечал это ватажник за невольницей уже не раз, однако только сейчас его впервые осенило, что именно может вызывать у княжеской невольницы такие теплые чувства к собственному телу.
– Ну да, а как же… – пробормотал он. – Два месяца в пути, и каждый день без перерыва этим самым занимаемся что утром, что вечером. Чего еще тут ждать?
Манджуша поймала его взгляд, улыбнулась еще шире.
– Вот проклятие! – выдохнул Угрюм. – И что теперь мне с тобой делать?
Невольница подошла и поцеловала его в щеку.
– Проклятие! – снова выругался ватажник. – Привык я к тебе, дура безголосая, красивая и нежная. Теперь как и забыть, не ведаю. Мыслю я, другой такой бабы, которую я смогу терпеть рядом с собой кажинный день с утра до вечера, мне в этой жизни уже не найти. С утра до вечера, с нынешней осени и до конца жизни. Ужас! Чего таращишься? Одевайся!
Так в вечер после Рождества Господнего, в Ильинской церкви города Белозерска полунемая большеглазая иноземка была крещена в православие под именем Марфы и в тот же час выдана замуж за раба божьего Тимофея, больше известного под прозвищем Угрюм.
Еще через два дня, пройдя замерзшим Ухтомским волоком, Угрюм наконец-то добрался до княжеского городка на озере Воже, во дворе ссадил с седла знакомую всем Немку заморскую и сразу предупредил дворню:
– Это жена моя, Марфа. По княжьему повелению покамест здесь поживет. Коли кто обидит – вернусь, бошку сверну, на ремешок повешу и у седла возить стану, дабы собак бездомных дразнить. Все поняли? Светелку ей хорошую отведите, и чтобы без нужды крайней никто бабу мою не беспокоил!
Хлопоты с приготовленными кузнецом Кривобоком снарядами заняли неделю: пересчитать, упаковать, разложить по сундукам, передать обещанное князем золото, собрать обоз в дальнюю дорогу. Перед самым Крещением Угрюм расцеловал жену, показал ей свое кольцо, ткнул на то, что у нее на пальце, как мог пояснил жестами и словами, что теперь они повязаны навеки и что он обязательно вернется, поцеловал и обнял еще раз и не без горечи отправился в обратный путь.
Обоз, знамо дело, ползет завсегда неторопливо, скакать на рысях не умеет. А потому своего атамана ватажник увидел только через два с половиной месяца, в марте, доставив, однако, драгоценный груз в целости и сохранности.
– Молодец! – порывисто обнял его Вожников. – Я знал, что на тебя всегда можно положиться. Умрешь, но сделаешь! Ну, рассказывай: как съездил, как дела в Заволочье, что видел, какие слухи ныне по Руси бродят?
– Уболтал ты меня, княже, – тяжко вздохнул Угрюм. – Ладно, так и быть. Пойду я к тебе в бояре, согласен.
Он опустился на колено, склонил голову и вытянул шею, словно подставляя для удара:
– Награждай!
* * *В эти самые дни Манджуша, скучая по невесть куда исчезнувшему хозяину, медленно носила по вожской усадьбе князей Заозерских округлившийся живот, старательно оберегая будущего ребенка от возможных сотрясений. Она жила здесь в покое и сытости, принимала общее уважение и потихоньку начала догадываться, что на этот раз кармическое испытание, поставленное на ее пути мудрым Варуной, смогла преодолеть успешно.
Она еще не знала, что ближайшим летом родит крепкого большеглазого мальчугана, который станет первым представителем знаменитого рода бояр Угрюмовых. Не знала и того, что уже стала законной полновластной хозяйкой обширного удела, повелительницей многих тысяч подданных. По меркам своей далекой родины, Манджуша, родившись в касте шудр, непостижимым образом смогла продолжить жизнь настоящей браминкой, ухитрившись не поменять при этом своего воплощения.
Пожалуй, свой кармический экзамен Манджуша сдала намного, намного лучше, чем на то надеялась.
Примечания
1
Такие свечи получались путем многократного макания фитиля в расплав воска с промежуточной сушкой. Свечи при этом получались гладкими и ровными. Если макать заготовку в расплавы разного цвета – то еще и декоративными. (Здесь и далее – примечания автора.)
2
Ферязь – одежда, больше всего похожая на короткое пальто без воротника, а иногда – и без рукавов. Заплаты – вид украшения, называвшегося вошвами. Вошвы вырезались из более дорогой и яркой ткани, нежели основная, и пришивались туда, где «красиво».
3
Из земли копалась селитра натриевая, а из «селитряных куч» добывалась калийная, куда менее гигроскопичная.
4
Гарбхадхана – «вторая свадьба», буквально: «зачатие». Индийская традиция испытывает прямо-таки сакральный ужас перед возможностью того, что женщина окажется незамужней. Вплоть до того, что символический обряд бракосочетания проводится даже над мертвыми индианками. Во избежание такой опасности вплоть до последнего времени девочек выдавали замуж в 6–7 лет, но после этого они часто оставались в родительском доме, пока не взрослели до «второй свадьбы». Вдовство в Индии считается карой за распутную жизнь в прошлых воплощениях, второй раз выходить замуж уже нельзя – и случалось, что девочки становились вдовами, увидев почившего мужа только один раз в глубоком детстве.
5
Шервани – мужская одежда в Индии, похожая на очень длинный пиджак. Близкий аналог ферязи.
6
Авалокитешвара – бог сострадания, Варуна – бог-судья, бог неба, вседержитель.
7
Шудры – «порода людей», относящихся к земледельцам и ремесленникам. Индийский социум делит людей на четыре уровня: брамины (жрецы), кшатрии (воины), вайшьи (торговцы) и шудры. Неприкасаемые, выполняющие самую грязную работу, в касты не попадают, поскольку за людей не считаются. Более подробное кастовое деление на «джати» насчитывает больше трех с половиной тысяч позиций.
8
День поминовения великомучеников Киприана и Устиньи – 15 октября.
9
Ваддары – каста бродячих землекопов.
10
Ярыга – человек, попавший за долги в рабство. Впоследствии так называли мелких слуг и нижние чины в полиции, равно как и никчемных пьяниц и бездельников.
11
Несмотря на громкое название, влияние Великого княжества Ярославского в указанный период ослабло настолько, что неизвестно даже, кто правил в нем в конце XIV – начале XV века. Единственное летописное упоминание относится к 1410 году.
12
В возрасте 21 года (по другим источникам – в 25 лет) князь Юрий Дмитриевич совершил настолько разгромный поход на Золотую Орду, что даже попал в татарский эпос «Идиге» в качестве ужасающего Князь-уруса.
13
Мелкие осколки Великого Ярославского княжества по западному берегу современного Рыбинского водохранилища. Шуморовское княжество возникло в 1365 году, Сицкое и Прозоровское – в 1408-м.
14
Маргарита Датская (1353—28 октября 1412). Создатель Кальмарской унии Швеции, Дании и Норвегии, на трон которой посадила своего внучатого племянника Эрика. Отбила у Ганзейского союза земли, которые ростовщики хотели присвоить как кредитный залог.
15
Сарайская и Подонская епархия – по приказу Александра Невского учреждена в 1261 году в Сарае, столице Золотой Орды, митрополитом Кириллом. В 1454 году кафедра перенесена в Москву, в 1788 году упразднена.
16
Цитируется по: «Очерки по истории Русской Церкви» А.В. Карташева.
17
Благодаря словам Иоанна Богослова: «И явилось на небе великое знамение – жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд» (Откровение, XII, 1) – полумесяц получил очень широкое хождение в православной символике.
18
Дуплет – куртка, зачастую утепленная, больше похожая на женский гимнастический купальник. Пуфы – короткие штаны в виде матерчатых шариков.
19
Сигизмунд I Люксембург (1368–1437) избран императором 21 июля 1411 года.
20
Ян Длугош пишет о трехстах татарских всадниках во главе с Джелал-ад-Дином, защищавших Витовта у Грюнвальда. Прусские хроники доводят численность татар до 30 тысяч и указывают на их решающую роль в сражении.
21
Ягайло (1362–1434) – король польский и великий князь Литовский и Русский, двоюродный брат князя Витовта и номинальный правитель Польско-Литовского государства. Формально князь Витовт был наместником, пожизненно правившим страной от имени Ягайло.
22
Вязьма захвачена Витовтом в 1403 году; Мценск во власти Литвы с 1320 года.
23
Жемайтия (Жемайтское староство) – ныне Литовская республика. На протяжении всей своей истории регулярно переходила из рук в руки между Литвой, Польшей и Тевтонским орденом. После Грюнвальдской битвы крестоносцы передали ее Витовту в пожизненное владение.
24
Михаэль Кюхмайстер фон Штернберг был известен своевольством. После Грюнвальда осенью 1410 года он начал свою личную маленькую войну против Польши, собрав 4000 друзей и вассалов, в 1412 году повторил попытку. Бунтарство рыцаря закончилось для него… постом магистра Тевтонского ордена (1414–1442).
25
Акты 1387 и 1400 годов короля Ягайло запрещали православным занимать любые государственные должности. К описываемому времени православных уже начали уравнивать с язычниками, лишая всех прав. Это отразилось в акте Городельской унии от 1413 года, гласящем: «вольностями, привилегиями и милостями должны пользоваться и владеть только те паны и бояре Литовской земли… которые исповедуют католическую веру и подчиняются римской церкви, но не схизматики (православные) или другие неверные» (Беднов В.А. Православная Церковь в Польше и Литве).
26
Князь Витовт завоевал Великие Луки в 1405 году, но по мирному договору согласился на совместное управление.
27
Укрепленные сектора Витебска делились на Верхний, Нижний и Узгорский замки.
28
Слуцк – столица удельного Слуцкого княжества, принадлежавшего знатному роду князей Олельковичей, что претендовали на великокняжеский стол. Великими князьями они не стали, но добились больших успехов в развитии Слуцка. Однако на укреплениях сэкономили.
29
Ныне – Таганская площадь (происходит от названия медного котла «таган», которые в большом количестве изготавливались потом за Таганскими воротами Земляного города).
30
В XV веке строгие монастырские нормы были скорее редкостью, чем правилом, монахи имели право владеть собственным имуществом и жильем, нанимать слуг и жить соответственно своему вкусу и достатку.
31
Головной убор, покроем похожий на шапку-«петушок».
32
Поскольку в летописях московские флаги называют «чермными», иногда возникает путаница – их полагают черными. На самом деле «чермный», «червленый» цвет – это красный.
33
Для понимания характера Юрия Дмитриевича важно знать один факт: 25 апреля 1433 года он разгромил своего племянника Василия II и сел вместо него великим князем. Однако в народе возникло недовольство подобным насильственным захватом власти. Тогда ради сохранения покоя на Руси Юрий Дмитриевич поехал к племяннику и добровольно вернул ему великое княжение.
34
Смута подарила Османской империи сразу трех султанов: Мехмеда Челеби, Сулеймана Челеби и Мусу Челеби. Муса по приказу Мехмеда победил Сулеймана в 1411 году, но тут же провозгласил султаном себя. Византия в этой смуте активно помогала «главному» султану Мехмеду, внук которого уничтожит ее.
35
33 км в день – уставный норматив движения для конницы РККА (2 перехода по 50 км с обязательным после этого днем отдыха). В случае крайней необходимости допускаются два перехода по 100 км, но часть после этого считается небоеспособной (лошади нуждаются в многодневном отдыхе).
36
На самом деле султан Баязид Молниеносный умер в плену в 1403 году. Разгромлен он был 25 июля 1402 года под Анкарой, когда четверть его армии – 18 000 татар – прямо в ходе битвы переметнулась на сторону противника, не желая сражаться против служащих Тамерлану родственников.
37
Ныне – город Галац.
38
Добруджанское княжество существовало с 1322 по 1395 год на территории от устья Дуная до Варны.
39
Храм Входа в Иерусалим был построен в Новгородском кремле в 1336 году по заказу архиепископа Василия Калики. Ныне от храма уцелел только фундамент, найденный в 2009 году.
40
По разным оценкам, в X веке в Константинополе обитало от полумиллиона до миллиона жителей. В начале XV века – осталось от двадцати до тридцати тысяч. Во время осады 1453 года в городе нашлось всего 4983 грека и около 2 тысяч иноземцев, способных держать оружие.
41
По индийским поверьям, общая пища передает карму одного человека другому, меняя будущее воплощение. А разделывание животных – это настолько мерзкая и грязная работа, что к ней допустимо принуждать только самых жалких из неприкасаемых. Если такой неприкасаемый случайно осквернял прикосновением даже тень брамина, его немедленно казнили – настолько громадна разница в положении между ними.