– Следующий? – позвал еще один знакомый голос из кабинета, откуда, приседая в благодарственных книксенах, задним ходом выдвинулась другая особа в широкополой панаме.
На фоне сияющего белого кафеля нарисовалась эффектная мужская фигура – с ног до головы, включая шапочку, маску и бахилы, в благородных малахитовых тонах. В воздетых руках поблескивал металл.
Я слегка оробела.
– Иди, иди! – Ада забрала у меня сумку и подтолкнула к двери.
– Только торбу свою оставь, туда нельзя с вещами.
Дрожала я напрасно, снимать швы оказалось не страшно и не больно. То ли отвлекая мое внимание от происходящего, то ли искренне любуясь собственным рукоделием, доктор Синельников многословно меня хвалил, и я преисполнилась уверенности, что очень скоро стану дивно хороша.
Точно так же кланяясь и приседая, как предыдущая пациентка, я покинула сияющий кафельный чертог с кушеткой. Повернулась, лучась улыбкой, и увидела, что в прихожей никого нет, только сумка моя одиноко лежит на диванчике.
Доктор из кабинета позвал:
– Следующий. – Помедлил немного и, не дождавшись ответа, закрыл за собой дверь.
– Вот чучело огородное! – тихо, но с чувством обругала я отсутствующую Аду.
Взялась постеречь чужие вещи – так и стереги, а не убегай, оставив ценное имущество без присмотра! В этой густо населенной клинике народ гуляет, как по бульвару, и не у всех тут такое плохое зрение, чтобы не увидеть сиротеющую на бежевом диванчике ярко-красную сумочку от «Гуччи»!
– Не ругай ее, может, у бедняжки живот прихватило, – вступился за Аду мой внутренний голос. – Не могла же она бежать в клозет с твоей сумкой? А в коридоре, кстати, Ирка сидит. Она-то уж точно узнала бы и не пропустила мимо твой кумачовый аксессуар от знатной буржуйской фирмы.
– И то правда.
Малость успокоившись, я подхватила свою сумочку и сразу же поняла, что успокаиваться не стоило. Небольшая сумка «для светских выходов», в которую я поутру положила только самое необходимое, стала заметно легче – граммов на четыреста примерно. То есть, как раз на столько, сколько «тянула» колючая, разлапистая связка из восьми разновеликих металлических ключей.
– Кто выходил из этой двери?! – выскочив в коридор, спросила я у подруги сиплым шепотом.
– Кто сидел на этом стуле? Кто ел из этой миски? – дурашливо ухмыльнулась она.
Мое преувеличенное волнение ее рассмешило.
– Ирка! – Я потрясла перед ней красной сумкой, как возбужденный малыш – первомайским флажком. – У меня ключи украли! Вытащили из клатча, пока я была в процедурном кабинете! Живо вспоминай, кто выходил из этой двери?
– Господи!
Я посемафорила бровями.
– Нет, то есть как раз Господа нашего тут не было, разве что он незримо присутствовал, вместе с Кришной и всеми другими, – зашептала подруга, озираясь, как будто ища невидимые сущности. – Выходили разные тетки…
– Какие тетки?
Ирка поджала губы и подняла вверх глаза – сосредоточилась, вспоминая.
– Одна была такая… Типа, барышня-крестьянка – вся в белом, с кружевами и в панаме с бантом.
– Я видела ее. Когда она выходила, сумка еще была у меня в руках.
– Другая была в соломенной шляпе, как у Страшилы из мультика, и в черных очках, как у нас с тобой, – вспомнила Ирка.
– Ада, – кивнула я. – А после нее еще кто-нибудь выходил?
– Кто-то в белом халате, я не обратила внимания кто, – с сожалением сказала подруга. – По-моему, даже не один человек. Они, эти люди в белых халатах, бегают туда-сюда, туда-сюда…
– Идем!
Я круто повернулась и зашагала по коридору к лифту.
– У того, кто свистнул мои ключи, было максимум десять минут форы. Если поторопимся – может быть, застукаем гада или гадину на месте преступления!
– А где это место? – с трудом догнав меня, спросила подруга. – И какое там преступление?
– Соображать надо! – я постучала согнутым пальцем по лбу. – Зачем нужны ключи? Чтобы попасть в квартиру!
– А-а-а-а! Ты думаешь, к тебе снова явились незваные гости?
– Или уже явились, или явятся вскоре. – Я влетела в лифт и вонзила палец в кнопку с цифрой «1», едва не придавив замешкавшуюся подружку сдвигающимися дверцами. – Визит в больницу к нумизмату откладывается. Едем домой.
– Устроим засаду?
– Если там уже не засела та гадина.
– Тогда мы возьмем квартиру штурмом! – Моя могучая подруженька поиграла мускулами.
– Зачем – штурмом? У тебя же есть запасные ключи, – напомнила я, воздержавшись от демонстрации весьма скромных бицепсов.
Ключи пригодились, а мускульная сила – нет. Мы прибыли на место целого ряда преступлений первыми, опередив похитителя или похитительницу ключей, на что я вообще-то перестала надеяться еще в такси: мы потеряли почти двадцать минут, объезжая некстати возникшую гигантскую пробку в центре города.
«Авторадио», которое слушал наш водитель, объяснило неплановый коллапс реакцией правоохранительных структур на анонимное сообщение о том, что площадь Революции заминирована. Площадь немедленно оцепили, из расположенных на ней зданий мэрии, банка и Краевого Драматического театра выгнали людей, движение по центральной улице перекрыли – все, как обычно в таких ситуациях. Масса народу провела время нескучно, и мы с подругой тоже понервничали, но не из-за того, что страшились террористического акта, а потому что боялись не поспеть за похитителем ключей.
Ничего, успели! Ирка немедленно промчалась по квартире, стаскивая в прихожую предметы, наиболее пригодные, с ее точки зрения, для вооружения засадного полка. В ранг оружия ближнего боя были возведены деревянная скалка, все та же многофункциональная швабра и детская резиновая скакалка, которую подружка ловко свернула в подобие ямщицкого кнута. Чугунную сковородку она, подумав, отвергла, поскольку на нее произвело слишком большое впечатление то поистине смертоносное мастерство владения этим предметом, которое Рыжая Очковая Гадина проявила в квартире нумизмата Костина.
– Не будем фехтовать на сковородках, – согласилась я.
Меня почему-то больше заботила защита, чем нападение. Я не забыла, что нас уже однажды штурмовали с пистолетом, пусть всего лишь травматическим, и считала правильным противопоставить хоть что-нибудь стрелковому оружию.
– Нужны доспехи, – согласилась Ирка.
Доспехи себе мы подобрали на Масином складе игрушек. Там можно было найти буквально что угодно, хоть черта лысого. Я надела надувной жилет для плаванья, поверх него – подбитую плотным поролоном хоккейную фуфайку в цветах «Спартака», а Ирка приспособила как нагрудный панцирь круглый щит, сделанный из крышки от старого цинкового бака для кипячения белья.
Перед Новым годом я до глубины души поразила знакомого автомеханика, попросив его отрихтовать эту самую крышку под боевой щит. Над оригинальным заказом хохотала вся автомастерская, зато мой ребенок в роли доблестного рыцаря Айвенго имел на школьном карнавале феерический успех.
– Осталось придумать сигнальную систему, – сказала подруга, закрепив щит Айвенго на своем организме с помощью широкой бельевой резинки и прихватив вместо меча Айвенго деревянную скалку с расписной «семеновской» ручкой. – Что-то такое, что оповестит нас о приближении врага, но не заставит его насторожиться…
– То есть противопехотные мины и растяжки из рыболовной лески с бубенцами не годятся? – уточнила я. – А как насчет арахисовой скорлупы под ковриком? Она затрещит под пятой оккупанта – будь здоров!
– Отличная идея! – вскричала подруга и с первоклассным боевым задором лично слопала пригоршню орехов.
Потом мы щедро насыпали сигнальных скорлупок под коврик для вытирания ног, притащили в прихожую табуретки и сели на них по обе стороны входной двери – две очень странные фигуры, натуральные персонажи бредового сна.
Сначала мы сидели в тишине, нарушаемой только сдвоенным сопением. Потом нам сделалось скучно, я сбегала в кухню и включила там телевизор, развернув его на холодильнике экраном к двери.
Стало веселее. Телевизор негромко бубнил, создавая вполне умиротворяющий фоновый шум, вряд ли способный спугнуть решительного врага. Ирка с детским интересом созерцала дотоле неведомую ей программу «Третий глаз», я совмещала приятное с полезным – развлекалась и одновременно контролировала наш эфир.
На экране Настасья Круглова беседовала с дамой, подписанной в титрах простенько и со вкусом: «Черно-белая ведьма Роксолана». У черно-белой ведьмы были изумительные зеленые линзы с вертикальным кошачьим зрачком, длинные волосы гречишным веником и обернутое в домотканое полотно сухое жилистое тело, похожее на выбеленную солнцем речную корягу.
Черно-белая ведьма призывала телезрителей не стесняться использовать для коммуникаций с ней лично и далее по дистанции со всемогущими духами самые современные средства связи. На магические услуги по телефону, «аське» и скайпу продвинутая ведьма давала клиентам десятипроцентную скидку, а оплату принимала по безналичному расчету через платежную систему Яндекс. деньги в рублях и валюте по курсу.
– Ха! – сказала, не поддавшись на уговоры черно-белой ведьмы, пуленепробиваемая телезрительница Ирина Максимова. – Да за десять тысяч рублей можно снять венец безбрачия вообще без всяких обрядов. Достаточно сложить деньги веером, выйти вечерком к общежитию бедных студентов и покричать: «Хочу замуж, за штампик в паспорте плачу триста долларов наличными!»
– Хочешь замуж – спроси меня как! – захихикала я.
Настя Круглова с экрана подарила нам манящую русалочью улыбку и томно пообещала вернуться к увлекательному разговору сразу после рекламы. И вместо обернутой в неотбеленную холстину коряги в телевизоре показались дивной красоты и длины женские ножки, расположившиеся по диагонали – чтобы больше поместилось.
Ножки немножко побрыкались – диктор за кадром мягким вельветовым голосом похвалил колготки – и исчезли, уступив место любительской фотографии постбальзаковской девушки с лучистыми морщинками у глаз и длинными льняными волосами. Не эротичный вельветовый, а скучный посконно-домотканый голос все той же Настасьи Кругловой озвучил за кадром объявление о том, что крайне обеспокоенные родственники разыскивают пропавшую гражданку Ульянцеву Миладу Юрьевну.
Я встала с табуретки, подошла к телевизору, рассмотрела на экране моложавую ладушку-Миладушку, загулявшую красавицу пятидесяти двух лет, и сказала:
– Интересное кино! Это же Ада, моя соседка по палате! Я ее видела сегодня в клинике, никуда она не пропала!
И тут за дверью на площадке громко хрустнуло. Сработала тревожная арахисовая сигнализация!
Доблестная рыцарша Ирка сделала огромные глаза и завертела свободной от скалки Айвенго рукой, призывая меня срочно вернуться в засаду на табуретку.
Я на цыпочках проскакала на свое место, подхватила поставленную в угол швабру и замерла, напряженно косясь на дверь. По спине, укрытой двойной попоной надувного жилета и стеганой хоккейной фуфайки, побежали мурашки.
Старый – что малый.
Пострадавшая при встрече с Помидорным Киллером бабушка Хлопова Тамара Макаровна, вместо того, чтобы поостеречься и дополнительно повысить бдительность, с детской радостью привечала нежданых-незваных гостей.
Гости пришли в одиннадцатом часу утра. В это смутное время заслуженной пенсионерке с безупречным пролетарским происхождением обедать было рано, а повторно завтракать – совестно. Заранее жалея себя, Тамара Макаровна уже потянулась за газетой с наполовину разгаданным особо трудным кроссвордом, и тут в дверь позвонили.
Нога в высоком гипсовом валенке не позволяла обрадовавшейся развлечению старушке развить хорошую скорость, но она громко кричала по пути в прихожую:
– Иду, иду! Сейчас, сейчас!
Чтобы, значит, случайные гости не ушли, не дождавшись, пока им откроют.
На лестничной площадке примерно в метре от двери, стесняясь попирать ногами стопроцентный хенд-мейд пестрого коврика из ситцевых жгутиков, топтались двое: представительный мужчина средних лет и симпатичный юноша. Мужчина был толстый и розовый, как сарделька, а юноша – ясноглазый, скуластый и вихрастый, как образцово-показательный комсомолец с плаката эпохи расцвета социализма.
Нижнюю часть тела юноши укрывали брезентовые штаны на помочах, а верхнюю – бело-голубая клетчатая рубашечка, застегнутая почти под горло. На задорных вихрах лежала старомодная кепка, из-под мышки торчал потрепанный тубус.
При виде вихрасто-скуластого юноши бабушке Хлоповой вспомнились кинофильм «Весна на Заречной улице» и собственная молодость.
– Здрасьте, мамаша, мы к вам из ЖЭКа по поводу снижения квартплаты, – скороговоркой доложил представительный человек-сарделька.
И Тамаре Макаровне вдруг показалось, будто она вернулась в старые добрые времена, когда еще были правильные ЖЭКи, а не мутные ТСЖ и ТОСы, и квартплата за стандартную «двушку» в «хрущобе» не приближалась к сумме внешнего долга Республики Бурунди, и по срочному вызову – если, скажем, кран потек или батарею прорвало, – после долгого волнительного ожидания, беззлобно ругаясь и мощно дыша перегаром, являлся одинокий мужик в спецовке, а не целое бандформирование молодых парней в нарядных комбинезонах частной фирмы «Бригада Ух», и нехитрая услуга «замена лампочки» в прайсе электрика не стоила аж пятьдесят рублей, и вполне можно было договориться с плотником заменить просевшую половую доску за бутылку водки, и воду можно было лить, сколько хочешь, потому что платили за нее не по счетчику…
И много, много чего еще хорошего было в той жизни, где весна сверкала и бурлила не только на Заречной улице, но и в душе, и в крови, и в прекрасных добрых песнях, и в ясных глазах вихрастых комсомольцев обоего пола.
– Да проходите, сыночки! – растроганно сказала беспечная бабушка Хлопова и впустила гостей в квартиру.
Такие приятные с виду, гости к тому же оказались людьми с активной гражданской позицией. Они ходили по квартирам, агитируя жильцов отказаться от услуг управляющей компании, сплошь состоящей из махинаторов и рвачей, в пользу старой доброй жилищно-эксплуатационной конторы.
Человек-сарделька Сергей Иванович от имени ЖЭКа вкратце, но убедительно рассказал Тамаре Макаровне о реальной возможности добиться снижения квартирной платы путем повышения эффективности водоснабжения. А комсомолец-доброволец Юра показал слабые места этой самой системы водоснабжения и канализации на подробной схеме, извлеченной из тубуса.
Цветная схема, в деталях прорисованная на большом листе ватмана, произвела на бабушку Хлопову большое впечатление. Сразу стало понятно, что ЖЭКу с его огромным опытом ведомы все вековые тайны коммунальных дел, тогда как ТСЖ и ТОСы знают только одно: как отнимать у беззащитных жильцов немыслимые деньги.
Тамара Макаровна с радостью вступила в ряды борцов за возвращение власти ЖЭКу и поставила свою подпись на соответствующей бумажке.
– К соседям пойдем? – переступив через порог бабулиной квартиры и одновременно убрав с лица обаятельную «гагаринскую» улыбку, спросил старшего товарища типичный комсомолец Юра.
Посиделки с общительной Тамарой Макаровной затянулись сверх меры и утомили всех участников.
– Да, еще успеваем, – коротко взглянув на часы, ответил Сергей Иванович.
Это означало, что наиболее продуктивное для агитации утреннее время еще не закончилось. До полудня, когда пенсионерки, домохозяйки и молодые мамаши вплотную приступят к приготовлению обеда и кормлению детей с последующим их укладыванием в кроватки, оставалось еще полчаса.
В старых «сталинских» домах, населенных преимущественно заслуженными пенсионерами, Сергей Иванович и Юра работали примерно с десяти до двенадцати часов, когда в квартирах оставались только неработающие граждане и гражданки – наиболее податливая и благодарная публика.
– Сыночки, а я вот еще хотела спросить… – донеслось из глубины квартиры.
– Иди сам, я догоню, – досадливо прислушиваясь к приближающемуся грохоту гипсового ботфорта, Сергей Иванович подтолкнул Юру к двери соседней квартиры.
Одиночный выстрел раздавленной скорлупки превратился в сплошную пулеметную очередь. Враг топтался на рубеже, но почему-то не спешил его переступить.
Я не выдержала и бросилась в контратаку – сама открыла дверь!
– Ой! – пискнул враг.
Я захлопнула дверь и отшатнулась к стене.
– Что, что там? – сделав глаза огурцами, спросила Ирка. – Опять пистолет?!
– Похоже, гранатомет! Здоровенная такая труба!
Я развела руки, показав размер трубы. Ирка, спасаясь от случайного удара шваброй, отшатнулась, недоверчиво прищурилась и с ехидцей спросила:
– К нам пришел Шварценеггер?
– Чего стоим, кого ждем?
Закрыв за собой дверь квартиры бабушки Хлоповой, Сергей Иванович подошел к Юре, который застыл на придверном коврике в странной позе – слегка присев и обнимая тубус.
– Бабушка не открывает?
– Там не бабушка, – удивленно ответил Юра. – Там хоккеист!
– Какой еще хоккеист?
Сергей Иванович непроизвольно оглянулся на окно в пролете между этажами. К запыленному стеклу прижимались зеленые ладошки цветущей липы. На насквозь просвеченных майским солнцем листочках темнели четкие линии. Для зимних видов спорта сезон был явно не тот.
– «Спартаковский», – честно ответил Юра на риторический вопрос про хоккеиста.
– Довольно редкая галлюцинация – рыцарь шайбы и клюшки! – съязвил Сергей Иванович, поднося руку к звонку.
Звонок не работал, но дверь тем не менее распахнулась, явив взорам незваных гостей самого натурального рыцаря в тускло блестящей нагрудной броне. Украшенное чеканным узором подобие цинкового тазика, какие в коммунальных банях называли «шайками», выдвинулось из полумрака прихожей, как броневик из ангара. Сергей Иванович клюнул носом, поглядев вниз, а потом дернул шеей, посмотрев вверх.