Совпадения зачастую напоминают розыгрыши Провидения. И в скором времени мистер Паркер был удостоен, если можно так сказать, особого проявления этого олимпийского юмора. Обычно с ним такие вещи не случались, они больше были в духе Уимзи. Весь служебный путь Паркера от скромного начинающего до почетного назначения на должность в Центральном бюро расследований скорее сочетался с усердным трудом, прозорливостью и предусмотрительностью, чем с неожиданными проявлениями счастливых догадок или какой-либо удачей. Однако в этом деле ему был уготован знак свыше, и то, что он остался неблагодарным за это, лишний раз говорит об особенностях человеческой природы.
Покончив с отчетом, Паркер все аккуратно убрал в стол и отправился в полицейский участок договариваться с префектом относительно ключей и опечатывания квартиры. На улице только начинало смеркаться и было тепло, поэтому он решил утопить мрачные мысли в кофе с коньяком, а потом прогуляться по магазинам. Будучи по своей природе добрым и домашним человеком, он решил купить что-нибудь «парижское» своей старшей сестре, которая была не замужем и вела довольно тоскливую жизнь в Бэрроу. Паркер знал, что она получит несказанное удовольствие от какого-нибудь прозрачного кружевного белья, которое никто, кроме нее, никогда не увидит. Мистер Паркер был не из тех, кого могла отпугнуть перспектива выбора женского белья на иностранном языке — он не страдал избытком воображения. Он помнил, как однажды на суде ученый судья поинтересовался, что такое лифчик, и выяснилось, что в этой части одежды нет ничего предосудительного. Он вознамерился найти настоящий парижский магазин и попросить лифчик. Это положит начало, а потом мадемуазель без дальнейших просьб покажет ему и все остальное.
Около шести часов он уже шел по улице де ля Пэ с маленьким свертком под мышкой. Он истратил несколько больше денег, чем намеревался, зато приобрел опыт. Теперь он точно знал, что такое лифчик и что крепдешин не имеет никакого отношения к крепу. Молодая продавщица отнеслась к нему с очаровательным сочувствием и без всякого видимого пренебрежения заставила его почувствовать себя полным идиотом. Однако его французский явно усовершенствовался после этого посещения. На улице было полным-полно народа, медленно фланирующего мимо сияющих витрин. Остановившись у одной из них, мистер Паркер с безразличным видом уставился на шикарную выставку драгоценностей, словно выбирая между жемчужным ожерельем ценой в восемьдесят тысяч франков и подвеской из бриллиантов и аквамаринов, оправленных в платину.
Над ними, зловеще подмигивая из-под таблички со словом «удача», висел зеленоглазый кот.
Кот взирал на мистера Паркера, а мистер Паркер на кота. Это был не обычный кот. Это был кот с характером. Крохотное изогнутое тело переливалось бриллиантами, лапки из платины были соединены, выпрямленный сияющий хвост свидетельствовал об удовольствии и наслаждении. Головка, слегка наклоненная в сторону, так и требовала, чтобы его почесали под подбородком. Это было истинное произведение искусства, а не поделка ремесленника. Мистер Паркер порылся в своем бумажнике и извлек свой экземпляр. Он был идентичным тому, что висел в витрине. Мистер Паркер вошел в магазин.
— У меня тут есть бриллиантовый котик, — обратился мистер Паркер к молодому человеку за прилавком, — очень напоминающий того, что у вас на витрине. Окажите мне такую любезность, скажите, пожалуйста, сколько он стоит?
— Конечно, мсье. Он стоит пять тысяч франков, — с готовностью ответил молодой человек. — Как вы можете видеть, он изготовлен из драгоценных материалов. Более того, это истинное произведение искусства, так что цена его выше, чем рыночная стоимость камней.
— Это, кажется, талисман?
— Да, мсье, он приносит удачу, особенно в картах. Многие дамы охотно покупают его. У нас есть и другие талисманы такого же качества и стоимости. Так что мсье может быть уверен, что его котик хороших кровей.
— Я думаю, эти коты повсюду продаются в Париже, — безразлично заметил мистер Паркер.
— О нет, мсье. Если вы хотите приобрести пару своему котику, я советую вам поспешить. У мсье Брике их было всего два десятка, а сейчас у нас осталось три штуки, включая того, что на витрине. И боюсь, он больше не будет их делать. При повторении вещица зачастую становится вульгарной. Конечно, будут другие коты…
— Мне не нужен другой, — с неожиданным интересом заявил мистер Паркер. — Я вас правильно понял, что такие коты продаются только у мсье Брике? Значит, мой кот тоже из вашего магазина?
— Несомненно, мсье, это один из наших котиков. Этих зверюшек делает один из наших мастеров — истинный талант — автор наших лучших изделий.
— Наверное, невозможно будет выяснить, кому он был первоначально продан?
— Если он был куплен за наличные, это будет довольно сложно, если же покупка была зарегистрирована в наших книгах, это не составит сложности, если мсье это нужно.
— Нужно, очень нужно! — воскликнул Паркер, доставая свою визитную карточку. — Я агент Британской полиции, и мне чрезвычайно важно выяснить, кому принадлежала эта безделушка.
— В таком случае, мсье, я должен поставить в известность владельца магазина, — сообщил молодой человек.
Взяв карточку, он удалился в служебные помещения, откуда вскоре появился с полным джентльменом, которого представил как мсье Брике.
Бухгалтерские книги были вынуты и разложены на столе в личном кабинете мсье Брике.
— Видите ли, мсье, — пояснил мсье Брике, — я могу сообщить вам имена и адреса только тех покупателей, которые расплачивались чеками. Впрочем, я сомневаюсь, чтобы такое дорогое изделие кто-либо покупал за наличные деньги. Хотя с богатыми англосаксами такое и могло случиться. Эти коты появились у нас в начале года, так что слишком далеко нам не придется углубляться, — и он заскользил коротким толстым пальцем по строчкам гроссбуха. — Первая покупка была сделана девятнадцатого.
Мистер Паркер записывал имена и адреса, и по прошествии получаса мсье Брике подошел к концу.
— Вот и все, мсье. Сколько у вас человек?
— Тринадцать, — ответил Паркер.
— Три кота у нас еще осталось — первоначально их было двадцать, — значит, четыре было продано за наличный расчет. Если мсье желает уточнить, можно справиться в журнале.
Изучение журнала оказалось более длинным и утомительным делом, но в конце концов все четыре кота были обнаружены: один был продан 31 января, другой — 6 февраля, третий — 17 мая и наконец четвертый — 9 августа. Мистер Паркер поднялся, пустившись в длинный поток комплиментов и благодарностей, и тут неожиданное сопоставление дат и догадок заставило его достать фотографию Каткарта и спросить мсье Брике, не узнает ли он того.
Мсье Брике покачал головой.
— Я уверен, что он не принадлежит к числу наших постоянных покупателей, — заметил он, — у меня очень хорошая память на лица. Я знаю всех, кто когда-либо совершал у меня значительную покупку. А у этого джентльмена запоминающаяся внешность. Впрочем, мы еще спросим моих помощников.
Большая часть персонала не признала Каткарта на фотографии, и Паркер совсем уже было собрался убрать ее в бумажник, как к нему подошла молодая продавщица, только что закончившая продавать обручальное кольцо тучному пожилому еврею.
— Mais oui, je l'ai vu, се monsieur-la [19] , — ни секунды не сомневаясь, произнесла она. — Это англичанин, который купил бриллиантового котика для jolie blonde [20] .
— Мадемуазель, — нетерпеливо обратился к ней Паркер, — я прошу вас, сделайте одолжение — постарайтесь припомнить все, что было связано с этой покупкой.
— Parfaitement [21] , — откликнулась продавщица. — Такое лицо нелегко забыть, особенно женщине. Джентльмен купил бриллиантового котика и заплатил за него… нет, я ошиблась. Заплатила за него леди — помню, я еще удивилась, что она заплатила наличными — обычно дамы не носят при себе таких крупных сумм. Джентльмен тоже сделал покупку. Он купил даме черепаховый гребень с бриллиантами, и тогда она сказала, что тоже должна подарить ему что-нибудь pour porter bonheur [22] , и попросила меня показать талисман, который приносит удачу в карточных играх. Я показала ей несколько драгоценностей, более подходящих для джентльмена, но она увидела этих котиков и влюбилась в них. Она сказала, что хочет подарить ему кота и ничего другого. Она была уверена, что он принесет ему удачу. Она спросила мое мнение, и я сказала: «Несомненно, мсье никогда не должен садиться за стол без него». Джентльмен громко рассмеялся и сказал, что всегда будет носить его с собой.
— А как она выглядела, эта леди?
— Белокурая, мсье, и очень красивая. Довольно высокая, стройная и очень хорошо одетая. В шляпе с широкими полями и темно-синем костюме. Quoi encore? Voyons [23] , — да, она была иностранкой.
— А как она выглядела, эта леди?
— Белокурая, мсье, и очень красивая. Довольно высокая, стройная и очень хорошо одетая. В шляпе с широкими полями и темно-синем костюме. Quoi encore? Voyons [23] , — да, она была иностранкой.
— Англичанкой?
— Не знаю. Она хорошо говорила по-французски, очень хорошо, разве что с маленьким намеком на акцент.
— А на каком языке она разговаривала с джентльменом?
— На французском, мсье. Видите ли, мы разговаривали втроем, они постоянно обращались ко мне, так что все говорили по-французски. Джентльмен a merveille[24] 3 говорил по-французски, я догадалась, что он англичанин, только по его одежде и манере поведения. Дама говорила также бегло, разве что акцент проскакивал время от времени. Естественно, я несколько раз отходила от них к витрине, а они продолжали разговаривать, уж не знаю, на каком языке.
— Хорошо, мадемуазель, а не можете ли вы теперь сказать мне, когда это приблизительно было?
— Ah mon Dieu, са c’est plus difficile. Monsieur sait que les jours se suivent et se ressemblent. Voyons [25] .
— Это можно проверить по журналу, — вставил мсье Брике, — когда гребень с бриллиантами был продан вместе с бриллиантовым котом.
— Конечно! — поспешно воскликнул Паркер. — Давайте посмотрим.
Они снова вернулись в кабинет и пролистали журнал за январь, что не принесло никакого результата. Зато за 6 февраля значилась следующая запись:
Peigne en ecaille et diamants f. 7500
Chat en diamants (Dessin C-5) f. 5000 [26]
— Это решает дело, — мрачно заметил Паркер.
— Но мсье, кажется, недоволен, — произнес ювелир.
— Мсье, я вам чрезвычайно благодарен за вашу любезность, но должен честно признаться, что я предпочел бы, чтобы эта покупка была сделана в любой другой из двенадцати месяцев, — добавил Паркер.
Паркер чувствовал себя так обескуражено, что купил два комикса и весь обед читал их, чтобы немного успокоиться. Вернувшись в свою скромную гостиницу, он заказал выпивку и сел сочинять письмо лорду Питеру. Дело это у него продвигалось медленно, и, похоже, он не получал от него никакого удовольствия. Заключительный абзац выглядел следующим образом:
«Все это я рассказываю вам без всяких комментариев. Выводы можете сделать сами не хуже меня, а, наверное, даже лучше, потому что мои умозаключения ставят меня в тупик. Может, все это чушь — надеюсь, что так и есть, что вам удастся со своей стороны выяснить что-нибудь такое, что придаст фактам совсем иную интерпретацию. Но я чувствую, что все это должно быть выяснено. Я бы с радостью передал расследование другому, но любой придет к этим скоропалительным выводам еще быстрее, чем я, и только все испортит. Но, естественно, если вы пожелаете, я скажусь больным в любой момент. Только дайте мне знать. Если вы сочтете нужным, чтобы я продолжал здесь раскопки, пришлите мне фотографию мисс Мэри Уимзи и разузнайте, если возможно, о черепаховом гребне и зеленоглазом коте. Еще хорошо бы знать точную дату, когда мисс Мэри была в Париже в феврале. И еще: хорошо ли она говорит по-французски? Пишите, как у вас идут дела. Ваш навеки Чарлз Паркер».
Он внимательно перечитал письмо и отчет и заклеил конверт. Затем он написал сестре, аккуратно заклеил посылку и позвонил.
— Это письмо нужно послать сразу же заказным, — распорядился он, когда в номер вошел лакей, — а посылку завтра.
После чего Паркер лег в постель и взялся за комментарии к «Посланию к евреям», которые и читал, пока не заснул.
* * *
С обратной почтой пришел ответ лорда Питера:
«Дорогой Чарлз, не волнуйтесь. Мне и самому все это очень не нравится, но я предпочитаю, чтобы этим делом занимались вы, а не кто-нибудь другой. Как вы совершенно справедливо заметили, обычному полицейскому болвану совершенно все равно, кого арестовывать, и хуже не придумаешь, чтобы он копался в наших делах. Я подумываю над тем, как оправдать своего брата — ничего хуже быть не может, если Джерри повесят за преступление, которого он не совершал. Кто бы ни был виновен, пусть уж лучше пострадает виновный, чем невиновный. Так что продолжайте.
Я вкладываю две фотографии — это пока все, что мне удалось раздобыть в данный момент. Одна в форме сестры милосердия — довольно дурацкая, а другая, в шляпе, — мятая.
Со мной здесь в среду произошло престранное приключение, о котором я расскажу вам при встрече. Я познакомился с женщиной, которая, совершенно явно, знает больше, чем следует, и с очень многообещающим негодяем — только, боюсь, у него есть алиби. Кроме того, у меня есть слабый намек на мотивы Номера 10. В Норталлертоне не было ничего особенного, за исключением того, что Джерри, вполне естественно, был передан суду. Моя матушка здесь — слава Богу! И я надеюсь, что ей удастся добиться чего-нибудь путного от Мэри, которая в последние два дня стала совсем плоха — я имею в виду Мэри, а не маму, — зверски нездоровится, ну и все прочее. Доктор Фингамми — редкостный осел — ничего не может понять. Мама утверждает, что ей все ясно как Божий день, и берется все уладить, если я потерплю пару дней. Я попросил ее узнать о гребне и коте. М. утверждает, что ничего не знает о коте, и говорит, что гребень с бриллиантами купила в Париже сама. Он сейчас в городе, я раздобуду его и вышлю. Говорит, что не помнит, где его купила, что потеряла чек, но что стоил он не дороже 7500 франков. В Париже она была со второго по двадцатое февраля. Сейчас моя основная задача повидаться с Лаббоком и выяснить все относительно песка у нее на юбке.
Суд состоится в первую неделю ноября — то есть в конце следующей недели. Это несколько подгоняет нас, но не слишком, потому что они все равно его не смогут осудить; самое главное — большой суд присяжных, которому и будет принадлежать решение. После этого мы сможем тянуть, сколько нам потребуется. Это дело чертовски длинное — пока соберется Парламент, и все прочее. Старина Биггз страшно волнуется, несмотря на свою мраморную личину. Я никогда не думал, что судить пэров такая морока. Такое случается не чаще, чем раз в шестьдесят лет, и процедура осталась такой же, как при королеве Елизавете. Им надо выбрать лорда-распорядителя для такого случая и черт-те что еще. Им надо с исчерпывающей ясностью определить, что выбирается он только для этого случая, потому что когда-то, во времена Ричарда III, лорд-распорядитель оказался такой важной шишкой, что начал задавать тон во всем. Так что, когда на трон взошел Генри IV и эта обязанность перешла в ведение Короны, он закрепил ее навеки, и теперь они назначают человека pro tem [27] на случай коронации или такого спектакля, как с Джерри. Король все это время делает вид, что и не подозревает о существовании лорда-распорядителя, и безмерно удивлен тому, что кто-то должен быть назначен на этот пост. Вы знали все это? Я, например, нет. Я все это выяснил у Бигги.
Не горюйте. Представьте себе, что все эти люди не имеют ко мне никакого отношения. Мама шлет вам сердечный привет и надеется на то, что вы скоро увидитесь. Бантер тоже шлет что-то уважительное — не помню, что именно. Ваш в детективном братстве П. У.».
Можно сразу сказать, что сведения, полученные на основе фотографии, оказались совершенно неубедительными.
6 ДОВОЛЬНО УПРЯМАЯ МЭРИ
В день открытия судебных слушаний в Йорке большая коллегия присяжных вынесла Джералду, герцогу Денверскому, обвинение в убийстве. Джералд, герцог Денверский, в соответствии с законом предстал перед судом, но судья неожиданно обнаружил — то, о чем уже две недели трубили все газеты по всей стране, — что, будучи обычным судьей с плебейскими присяжными, он не вправе судить королевского пэра. Впрочем, он добавил, что считает своим долгом поставить в известность лорда-канцлера (который в течение двух последних недель тайно пытался достичь компромисса и выбрать лордов для формирования комитета). В соответствии с регламентом благородный узник был уведен.
* * *
Двое суток спустя сумеречным лондонским днем в дверь квартиры на втором этаже по адресу Пикадилли, 110 звонил Чарлз Паркер. Дверь открыл Бантер, с любезной улыбкой сообщивший, что лорд Питер вышел на несколько минут, но ждет его, и предложил войти и располагаться.
— Мы приехали только сегодня утром, — добавил камердинер, — и еще не совсем устроились, так что просим извинить нас, сэр. Не угодно ли чашку чая?
Паркер утвердительно ответил на это предложение и опустился в роскошное честерфилдское кресло. После удивительно неудобной французской мебели пружинящее сиденье, мягкая спинка и первосортные сигареты Уимзи доставляли Паркеру особое блаженство. Что Бантер имел в виду, говоря, что они «еще не совсем устроились», Паркер не мог понять. Языки пламени весело отражались на безупречно чистой поверхности кабинетного рояля; книжные раритеты в мягких переплетах из телячьей кожи слабо отблескивали на фоне черных и светло-желтых стен. В вазах стояли темно-желтые хризантемы; на столе лежали последние номера газет, — словно хозяин никуда и не уезжал.