А уж стоило снять одежду – и отличия буквально бросались в глаза.
Долгие тренировки и бои оставили на теле воительницы явственные следы.
Плечи у нее широковатые для женщины и разработанные, зато талия потоньше, чем у Ланды. В монастырях вроде бы положено поститься и, как это… «умерщвлять плоть», но с десяток фунтов сестренке сбросить бы не помешало.
Но бюст у Орланды – впору позавидовать.
Бедра у нее стройнее, а у Орланды – пышнее. Живот у одной плоский и твердый, а у другой – мягкий и вполне женский, чуть выдающийся вперед.
Ну и, конечно, татуировка.
Орландина вспомнила, как в шестнадцать совсем собралась было сделать на животе шикарную наколку у мастера из Чжунго – красный дракон с синими крыльями и изумрудными глазами, верхом на котором голая девка с мечом. Но тут как раз началась эта сицилийская заварушка и она отправилась на свою первую войну, откуда вернулась, приобретя первые шрамы и лишившись некоторого количества дури в голове.
Вдруг ее посетила весьма фривольная мысль: а интересно, в постели их смогли бы различить? На ощупь, к примеру? Все-таки Орланда мягче и малость потолще ее? Подумав, воительница решила, что скорее нет, чем да.
И мнение всех, с кем она это обсуждала, и ее личный небольшой опыт (муж и два мимолетных любовника, как-то случившихся у нее после его исчезновения) гласили, что в такие моменты мужчины думают совсем о других вещах. Наверняка, если натянуть юбку на дуплистое дерево, и то найдутся такие, что побегут к нему со всех ног.
Ей вспомнился центурион Максентий, который выбил на своем щите многозначительный девиз: «Все, что шевелится». И снабдил еще изображением того, что грамотеи в Вендии именуют лингамом, в Италии – фаллическим символом, а простые люди называют менее благозвучно, зато вполне понятно.
А вообще, во всей этой истории самое хорошее – что они встретились и Орланда убралась из своего монастыря. Не дело, что такое шикарное создание пропадало за каменными стенами. Ей определенно нужно выйти замуж, да побыстрее. Ведь уже восемнадцать, как и Орландине. По всем меркам, принятым хоть в какой земле, почти перестарок.
Однако вот еще забота – выдавать сестру замуж. К тому же без приданого.
Ей самой в этом смысле легче. Как-никак вдова (ну, почти что вдова), с нее спрос другой.
Да, выбраться-то они выбрались, а вот что будут делать теперь? Для начала, чем будут добывать хлеб насущный? Среди всех корпораций наемников женщин в качестве воинов принимал только Сераписский легион. Другие, правда, тоже охотно принимали, как и кадровые легионы, но только в одном-единственном качестве – обозной шлюхи.
Единственное, где она может приложить свои силы, – это работа телохранителя. Телохранители-женщины всегда очень ценятся.
– Ой, что это у тебя? – вывел ее из раздумий голос сестры. – Какой ужас!
Орландина подумала, что речь идет о ее татуировках, и приготовилась выслушать речь насчет морали и приличий.
– Что это?! – испуганно повторила Орланда, протягивая пальчик к белому треугольничку шрама под ее левой грудью.
Амазонка уже решила рассказать про тот бой, когда она прикончила своего первого врага, но вдруг раздумала. Что-то не тянуло ее хвастаться трупами перед единственным родным по крови человеком. Впрочем, выражение подлинного ужаса на лице сестры доставило ей некоторое удовольствие. А вот она тогда почти не испугалась, хотя запомнила этот случай хорошо.
И вдруг… Орландина вновь заново словно вернулась в тот день. И вновь пережила… Нет, на этот раз все было по-другому. Она ощутила, как сталь входит в ее тело, услышала даже сквозь звуки близкого боя, как со скрежетом лопаются кольца доспеха, почувствовала, как чуть затормозившее острие проходит дальше, между ее ребрами, и как за показавшиеся бесконечно долгими мгновения стилет протыкает ее сердце, останавливая его, и со всех сторон наваливается мрак небытия…
И дальше не было бы ничего. Она бы не отметила свои шестнадцать лет, не целовалась бы украдкой с Чижиком, не встретила бы Клеора, не стала бы женщиной, не узнала бы, что у нее есть сестра… И сейчас только матушка Сэйра помнила бы о ней…
Орландина вздрогнула от обжигающего укола в груди и, чтобы не выдать себя, отвернулась, бормоча про себя молитвы к духам-покровителям об избавлении от жуткого наваждения.
– Это? А это, сестренка, меня убивали, – ответила негромко.
И если бы увидела себя сейчас со стороны, то подивилась, насколько стали похожи их с сестрой лица…
– Плесни-ка еще тепленькой, – попросила амазонка, намыливая голову.
Продолжать невеселый разговор не хотелось.
Ланда с готовностью зачерпнула тазиком воды из бассейна и внезапно тоненько завизжала.
Из водоема на нее глядели два больших круглых и желтых ока.
– Ой! Ой-ой-ой!! – заголосила послушница и разжала руки.
Таз глухо стукнул о мраморный пол.
– Что? – всполошилась ничего не понимающая Орландина. – Что такое?!
Она никак не могла раскрыть глаза – проклятое мыло так и норовило их выесть.
– Там! – рыдала сестра. – Та-ам!…
И никак не могла закончить фразу.
Воительнице наконец удалось справиться с кусачим неприятелем, и она грозно уставилась туда, куда тыкала дрожащим пальцем Орланда.
– Ничего не вижу! – пожала плечами.
– Он-но т-там, – упорно стучала зубами Ланда. – Т-так-кое ф-фиол-лет-тово-ое-э! – И снова залилась слезами.
– Уд святого Симаргла! – выругалась прознатчица.
Был бы при ней ее скрамасакс или хотя бы нож. Так как назло оставила всю амуницию в комнате.
Оглядевшись по сторонам, схватила в руки бронзовый скребок для снятия с кожи остатков гигиенического масла. Такими обычно пользовались атлеты, отмываясь после соревнований. Наверное, забыл кто-либо из постояльцев.
Крепко сжав рукоять своего импровизированного оружия, Орландина сделала пару шагов вперед.
– Эй ты! – крикнула как можно строже. – Выходи!
Вода в бассейне хлюпнула через край.
– Буль-буль!
– Чего? – не поняла амазонка.
Еще одна порция влаги выплеснулась из резервуара.
– Зачэм кырычишь, сыпырашываю? – донесся тихий, как шелест листвы, голос.
– Ой-ой-ой!! – заметалась по купальне Орланда.
Подскочила к куче снятого ими белья и, выхватив свою полумокрую сорочку, тут же напялила ее на себя.
– Я бегу за подмогой! Ой, мамочки!
Входная дверь упорно не желала поддаваться ее натиску. Словно ее кто запер на ключ. Или на запор.
Но задвижка была только с этой стороны.
– Вах, вах, вах! – дунуло от бассейна. – Какой нэрвный дэвушка!
– Ты, извращенец! – не на шутку разозлилась Орландина. – Вылазь, тебе говорю!
Из-под воды показалась круглая и безволосая голова фиолетового цвета. Два желтых совиных глаза с любопытством уставились на обнаженную амазонку.
Не пройди она суровых военных испытаний, то, как знать, возможно, тоже присоединилась бы к неистовствующей от испуга сестре. А так только криво ухмыльнулась.
– Нравится?
Сливовые губы растянулись в подобии улыбки.
– Ныравытся! Харошый дэвушка!
– И давно ты здесь? – поинтересовалась воительница, потихоньку-полегоньку приближаясь к бассейну.
– Давыно, – подтвердила голова. – Сам уже нэ помню, сколыко. Мыного выдэл. Мужчыны, женщины, дэти. Кырасывые и нэт.
– А я? – вызывающе повела плечами. – Я красивая?
Еще шажок.
– Кырасывый. Любылю высе кырасывое. И выкусыное.
Желтые глаза мечтательно закатились, а губы-сливы аппетитно зачмокали.
– Эй, кырасавыца, нэ балуйся!
– Это ты мне? – удивилась прознатчица, замерев на месте.
«Вот гад, разгадал маневр, – расстроилась она. – А так замечательно было бы треснуть его тазиком по башке».
– Нэт, дыругой! – плюнула струей влаги образина.
Из-под воды вылез то ли палец, то ли щупалец и погрозил так энергично, что брызги разлетелись в разные стороны.
– Нэ дыразни Сылу!
Амазонка обернулась к Орланде. Та, вцепившись обеими руками в амулет, висевший у нее на шее, что-то лихорадочно шептала. Воительница не разобрала, что именно. Язык, на котором говорила Ланда, был ей незнаком.
– Пэрыстань, тыбе гаварю! – повысил голос монстр.
Голова устремилась вверх. За нею показалось тело…
– Ой, мамочки!! – процитировала сестру воительница.
Осьминог.
Но почему он разговаривает?!! Ведь природой не положено столь безмозглой твари вести разумную беседу.
– Пэрыста-а-ань!!
Какой мерзкий голос. Так и бьет по ушам. Голова из фиолетовой стала багровой.
– Я сам уйыду! Сам! Сылышыш?!
Орландина почувствовала, что из ее носа потекло что-то теплое. Утерлась рукой. Та стала красной.
Надо же, кровь.
То же самое произошло и с сестрой. Вторая алая струйка появилась в уголке рта Ланды.
– ХЫ-ВА-ТЫТ!!
Невыносимая боль ударила по глазам, ушам, сжала горло…
Когда прознатчица пришла в себя, то первое время не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Сил хватило лишь на то, чтобы повернуть голову и заметить распростертую на полу Орланду.
– ХЫ-ВА-ТЫТ!!
Невыносимая боль ударила по глазам, ушам, сжала горло…
Когда прознатчица пришла в себя, то первое время не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Сил хватило лишь на то, чтобы повернуть голову и заметить распростертую на полу Орланду.
Сестра судорожно хватала ртом воздух.
– Ты как? – выдавила из себя Орландина, когда, хвала богам, к ней вернулась речь.
– Э-э-э, – проблеяла Ланда, становясь на четвереньки.
Амазонка последовала ее примеру. Потом, собравшись, встала на ноги и шагнула под струю холодной воды. Ледяная влага обожгла тело, но вскоре голова прояснилась. Однако не до такой степени, чтобы девушка вспомнила, с какой стати она очутилась в столь жалком состоянии.
Раздумывать было некогда. Следовало приводить в чувство слабачку Орланду. Та продолжала пребывать в позе собачонки. Сходство с четвероногим довершало поскуливание, вырывавшееся из груди и горла послушницы.
Холодный душ стал хорошим лекарством и для второй из близняшек.
– А что это с нами было? – поинтересовалась Ланда, насухо вытершись полотенцем.
Прознатчица обалдело вытаращилась на нее.
– Ты ничего не помнишь? – процедила, выделяя каждое слово.
– Нет. А ты?
Молчание было ей ответом.
– Такое бывает, – после долгой паузы молвила христианка. – Наверное, мы обе угорели.
– Может быть, – нехотя согласилась Орландина.
Все ее естество бунтовало против столь простого и очевидного объяснения. Что-то случилось, что-то неприятное произошло до того, как они с сестрой впали в беспамятство.
Но вот что?…
Только часа через два после «купания» сестры нашли в себе силы, чтобы спуститься поесть.
В полупустом зале они устроились за столиком, и служанка в оловянном ошейнике рабыни – крупная, сильная, но с потухшим равнодушным взглядом принесла заказанную еду.
Орландина про себя отметила, что в Сераписе такое было бы невозможно. Конечно, рабы там были, но в основном в качестве домашней прислуги, наложниц да еще уборщиков нечистот и исполнителей самых грязных и тяжелых работ.
Лет тридцать назад, как вспоминали горожане, некий богатый купец, хозяин двух десятков таверн, задумал заменить обслугу невольниками и невольницами, заодно возложив на последних обязанность ублажать гостей в задних комнатах. Через три дня после того, как купчина рассчитал своих прежних работников, у ратуши собралась разъяренная толпа членов гильдии слуг и поваров, поддержанная еще дюжиной городских гильдий, сразу учуявших опасность для себя в подобной затее. Особенно же неистовствовали сераписские жрицы любви, объявившие самую настоящую забастовку и дружно отказавшиеся развлекать клиентов, пока купец-выдумщик не откажется от своих планов. Когда же магистрат, не подумав, попробовал было очистить площадь с помощью стражи, именно веселые девицы первыми ринулись в бой, и спустя несколько минут зверски исцарапанные и даже покусанные стражники обратились в бегство. Уже через пару часов власти имперского города Сераписа приняли декрет, строго запрещающий без особого разрешения магистрата использовать невольников на работах, «издревле справляемых свободными горожанами». А не в меру жадный купец потратил изрядную сумму на ремонт разгромленных кабаков. Резко оборвав воспоминания о родном городе (не следует думать о том, что расслабляет), Орландина с удовольствием увидела, что ее сестра не предается мировой скорби, а вовсю наворачивает вкусное жаркое с капустой по-свейски. Рядом с ней примостился кусик и тоже не отставал от своей хозяйки.
– Тебе мясо-то можно? – осведомилась амазонка. – У вас же вроде посты через день положены.
– Пост разрешается не соблюдать тем, кто в пути, на войне или болен, – с достоинством ответила сестра, обгладывая баранье ребрышко. – А кроме того, еще святой старец Амвросий говорил, что не то грех, что в рот, а то, что изо рта.
Ваал согласно хрюкнул, словно и сам был докой в богословии.
– Говоришь, не то грех, что в рот? – непонятно чему развеселясь, переспросила Орландина. – Хм, очень даже правильная мысль… Не дурак был этот твой старец!
Утолив голод, они поднялись к себе.
– Вот что, – начала прознатчица, – не знаю, как ты, но я не представляю, что нам делать дальше. Говорят, одна голова хорошо, а две лучше. Есть у тебя что-то сказать на эту тему?
– Ну… – Орланда замялась.
По ее глазам было видно, что ничего путного ей в голову не приходит.
– Ладно, утро вечера мудренее. Давай спать, что ли.
…Когда утреннее солнце заглянуло в мутные окошки гостиницы, Орландина была уже на ногах. Плеснув в лицо воды из умывального кувшина и одевшись, она растолкала сестру и сообщила, что намерена отправиться в город на разведку. А сестра чтоб из гостиницы ни ногой. И вообще, хорошо, если бы она все время могла просидеть в номере. Дабы вконец не заскучать, пусть, наконец, займется делом. Например, таки попробует расшифровать те документы, которые попали к ним в руки вместе с камнями и «синей пылью». А то все времени не хватало из-за этих пряток-догонялок. Или можно поучить Ваала каким-нибудь уморительным трюкам. Ну, хоть вытаскивать из кисета билетик с предсказаниями. Народ такое любит. Она и сама пару раз умирала с хохоту, наблюдая на рынках Сераписа сцены кусичиных гаданий. Выйдет что из затеи – на какое-то время доход им обеспечен. И пусть толстый тунеядец не ленится, отрабатывает свои харчи.
– А на всякий случай вот, – она протянула Орланде кинжальчик, – как раз по твоей руке. Если что… Короче, если станет кисло, бей сразу без разговоров. Лучше в живот. Да не сверху, такой удар отбивается с полпинка, а вот так, от бедра снизу вверх, слева направо.
Орландина показала, как именно следует бить.
– Я не смогу! – вымолвила Орланда, однако кинжал взяла, хотя и осторожно, как ядовитую змею.
– Сможешь! – отрезала воительница. – Ты такая же, как я…
Оставшись в одиночестве, Орланда посидела некоторое время на кровати. Затем походила по номеру. Повздыхала и принялась за работу.
Записки, обнаруженные ими в мешочках с драгоценностями и наркотиками, были написаны священными иероглифами. Это бы еще полбеды. Иероглифы она, спасибо матушке Сибилле, разбирала.
Вся загвоздка была в том, что автор таинственных записок (несложно было понять по почерку, что писал их один человек) пользовался архаичным вариантом иероглифов, вышедшим из употребления уже невесть сколько веков тому – еще до Цезаря и даже Птолемеев.
Провозившись с час, она только и разобрала, что пару имен: Мерланиус, Арторий, Ланселат. Имена, конечно, громкие и известные, но что это им с сестрой дает?
– Ох, устала! Да и поднадоело порядком. Нужно малость передохнуть.
Взялась за дрессировку. Навертела из кусочка старого папируса трубочек и рассыпала перед кусиком на столе.
– Ну-ка, – скомандовала. – Тащи!
Ваал хмуро уставился на кучку, лежавшую у него перед носом, презрительно фыркнул и повернулся к ней задом. «Угощение» явно не было ему по вкусу.
– Вот что я тебе скажу, милый! – елейным тоном обратилась она к пушистику. – Ты, конечно, уже дважды меня сильно выручил. Можно сказать, спас жизнь…
Кусик согласно хрюкнул и скромно потупился. Что есть, то есть. Если б не его героические зубы, то одному Всевышнему ведомо, что было бы с подружкой.
– И тем не менее, – продолжила воспитательница, – трудиться должны все! Слышишь?! Все-э!!
Зверек, обидевшись на такую черную неблагодарность, потрусил восвояси и забился под кровать. Оттуда раздались его печальные ламентации.
– Ух, дармоед! – подбоченившись, топнула ножкой девушка. – Жрать любишь, а работать нет!
Кстати, о еде. Ведь уже давно обедать пора. Голод властно напомнил о себе неприятным бурчанием в животе.
Позабыв все наставления премудрой сестры, Орланда покинула свое убежище, не забыв аккуратно запереть дверь на ключ, и спустилась вниз. Пятнистого приятеля оставила под замком. Пускай поразмыслит над своим поведением.
Постояльцев, харчевавшихся в столовой зале таверны, было немного.
За небольшим столом в углу степенно вкушала жаркое в винном соусе троица купцов средней руки – небритых и сизоносых. Распространяя запах давно немытого тела, конского пота и перегара, дремал у очага мавр, а может, и туарег, кто их, чернокожих, поймет, все на одно лицо. Пара грубо накрашенных проституток коротала время за столиком в ожидании клиентов.
Давешняя служанка-невольница принесла кашу с фруктами и не слишком большой, хотя и не маленький кувшин с неким дымящимся напитком.
– Это что? – подозрительно поинтересовалась постоялица.
Рабыня пожала плечами.
– Кофе, что же еще?
Мигом покончив с кашей (как же она все-таки проголодалась!), Орланда осторожно пригубила питье, оказавшееся сладким и довольно приятным на вкус. По правде сказать, куда лучше монастырской бурды, которой их иногда потчевала сестра Сусанна! И как ей показалось, в напиток было добавлено что-то покрепче. Впрочем, она не возражала. Ежели чуть-чуть, самую капельку, так оно же и не вредно, и не грешно.