Большая девочка - Даниэла Стил 8 стр.


Утром в день собеседования Виктория проснулась в волнении, у нее даже живот свело. Она вымыла и высушила феном волосы, стянула их в аккуратный хвост и перехватила темно‑синей атласной лентой. Тщательно оделась, облачилась в свой большущий пуховик и вышла на февральское солнце. Потеплело, и снег на проезжей части превратился в кашу из слякоти и льда. Надо быть начеку, вся эта жижа так и брызжет из‑под колес на прохожих. Может, поехать на такси? Но на метро, она уже знала, будет быстрее. Виктория была на месте за десять минут до назначенного времени и получила возможность увидеть толпу ребят, спешащих к первому уроку. Почти все были в джинсах, некоторые девочки — в коротких юбках и сапогах, несмотря на холодную погоду. Демонстрируя все мыслимые прически и цвет волос, они обменивались репликами и смеялись. Они были похожи на учеников любой старшей школы и ничем не выдавали свою принадлежность к высшим слоям общества. У входа стояли двое учителей, мужчина и женщина, одетые точно так же, как и ребята, — в джинсы и пуховики. На ногах у мужчины были кроссовки, у женщины — сапоги. Здесь царила радующая глаз неформальная атмосфера. У учительницы были длинные волосы, заплетенные в косу, мужчина же был брит наголо. Виктория заметила у него на затылке маленькую татуировку в виде птицы. Весело переговариваясь, дежурные педагоги проследовали в здание за последними учениками, а Виктория вошла следом, молча молясь о том, чтобы ей повезло. Ей была назначена встреча с Эриком Уокером — директором школы, после чего с ней должен был побеседовать и декан отделения английского языка. На входе Виктория назвала себя и села ждать в кресле в вестибюле. Спустя пять минут к ней вышел мужчина сорока с небольшим лет, в джинсах, черном свитере, твидовом пиджаке и туристических ботинках. Это и был директор Уокер. Он приветливо улыбнулся и пригласил ее пройти в свой кабинет, где указал на потертое кожаное кресло.

— Спасибо, что не поленились лететь в такую даль, — сказал он, пока Виктория снимала пуховик. Хорошо бы ее не сочли излишне чопорной, ведь школа оказалась намного либеральнее, чем она думала, по крайней мере — в плане требований к внешнему виду. — Я уж боялся, из‑за метели вы не прилетите, — непринужденно продолжал Уокер. — А кстати, счастливого Валентинова дня! У нас на субботу была назначена дискотека, так пришлось отменить: ребята из пригородов и из Коннектикута не смогли бы добраться. У нас процентов двадцать учеников ездят издалека. Так что дискотеку мы перенесли на следующие выходные. — Виктория заметила, что на столе перед директором лежит ее резюме, значит, он тоже подготовился к встрече. Еще там была выписка из ее зачетки, которую она тоже присылала. Виктория и сама готовилась к собеседованию и наводила об Эрике Уокере справки в Интернете: он окончил Йельский университет, а степень доктора философии получил в Гарварде. Так что это был доктор Уокер, хотя свою корреспонденцию он так не подписывал. Его заслуги впечатляли. Кроме всего прочего, он издал две книги по педагогике и руководство по поступлению в университеты и коллежди для абитуриентов. В его присутствии Виктория чувствовала себя абсолютным ничтожеством, но Уокер держался дружелюбно и сразу перешел к делу.

— Итак, Виктория, — произнес он, сидя в старинном кожаном кресле за письменным английским столом, который, как он ей сказал, перешел к нему от отца. Вся мебель в кабинете была старинная и в то же время стильная. Вдоль стен стояли книжные шкафы. — Почему вы решили стать учителем? И почему хотите работать в Нью‑Йорке? Может, лучше было бы остаться в Лос‑Анджелесе, там, по крайней мере, снег не пришлось бы разгребать, чтобы дойти до школы? — Он говорил это с улыбкой, и Виктория улыбнулась в ответ. Какой он славный! Девушке так хотелось произвести на него хорошее впечатление, но вот как? Единственным ее оружием были энтузиазм и искренность.

— Я люблю детей. С детства мечтала, когда вырасту, стать учителем. Я всегда чувствовала, что это — мое. Мне неинтересно заниматься бизнесом, продвигаться по карьерной лестнице. Хотя именно этого хотят для меня мои родители. По их мнению, сейчас очень важно вовремя сделать карьеру. А я думаю, что куда важнее изменить жизнь какого‑нибудь парня или девчонки, если, конечно, мне это когда‑нибудь удастся. — По глазам директора она видела, что ее ответ понравился. Виктория немного приободрилась. И она говорила правду.

— И вас не смущает низкая зарплата? Вы ведь будете зарабатывать меньше всех своих сверстников.

— Нет, не смущает. Мне многого и не требуется.

Директор не стал ее спрашивать, будут ли ей помогать родители, впрочем, это была ее проблема.

— Вы зарабатывали бы намного больше в государственной школе, — честно заявил он, но это Виктория и сама уже знала.

— Мне это известно. А возвращаться в Лос‑Анджелес я не хочу. Я всегда мечтала жить в Нью‑Йорке, я даже подавала документы в Нью‑Йоркский университет и в Барнард. Я чувствую, мое место здесь. А больше всего мне хочется работать именно в вашей школе.

— Почему? Богатых детей учить сложнее, чем других. Они продвинутые подростки, им многое доступно. Какие бы ни были у них оценки — а у нас и слабые ученики есть, — они все неплохо соображают и не позволят вешать себе лапшу на уши. Если учитель не знает предмета — вмиг раскусят, тогда знай держись! Самоуверенности и наглости в них больше, чем у детей из семей победнее, и преподавателям с ними нелегко. Они очень требовательны и хотят получать все только самое лучшее. На это и направлены все наши усилия. Вас не смущает, что вы будете всего на четыре‑пять лет старше своих учеников? У нас освобождается место учителя в одиннадцатом и двенадцатом классах, и еще, возможно, мы предложим вам взять десятый. Это может оказаться та еще компания, особенно в нашей школе, где многие ребята так рано взрослеют. Не забывайте, эти дети с рождения живут в весьма специфической среде, и запросы у них соответствующие. Думаете, справитесь с такими? — прямо спросил директор.

Виктория ответила без колебаний:

— Думаю, что да, доктор Уокер. Мне кажется, я справлюсь, больше того: я уверена. Только дайте мне шанс!

— Преподавательница, которую вы будете замещать, уходит всего на год. После этого ничего вам обещать не могу, даже если вы себя очень хорошо проявите. Иными словами, мы предлагаем вам не постоянную работу, а только на год. После этого будем смотреть, что у нас для вас найдется — может, кто надумает увольняться или пойдет в длительный отпуск. Так что, если вы ждете долгосрочных гарантий, лучше вам поискать другое место.

— Буду счастлива, если вы возьмете меня хотя бы на год, — честно ответила Виктория. Не могла же она сказать, что из всех других мест получила отказ. Ей было невдомек, что весь ее короткий послужной список — и в адвокатской конторе, и в модельном агентстве — был проверен и администрация школы осталась довольна выданными ей характеристиками — в плане ее ответственного, добросовестного подхода к делу, профессионализма и безупречной честности. Не менее высоко была оценена и ее студенческая педагогическая практика. От Эрика Уокера сейчас требовалось только решить, подходит ли она на роль учителя в школе Мэдисон. Девочка, судя по всему, умненькая, хорошая, искренняя. И еще его подкупило горячее желание Виктории работать именно в этой школе.

После разговора, продолжавшегося сорок пять минут, Эрик Уокер перепоручил ее своей ассистентке, которая показала Виктории школу. Это было впечатляющее здание с прекрасными классами и новейшим оснащением. В такой атмосфере мечтал бы работать любой педагог, тем более что ребята показались Виктории умными, сосредоточенными, заинтересованными и воспитанными. Потом состоялась ее беседа с деканом, рассказавшим кое‑что о составе учащихся и о тех проблемах, с которыми она может столкнуться. Это были те же проблемы, что и в любой старшей школе, только здесь дети были избалованы большими деньгами родителей и возможностями. А зачастую и травмированы сложными отношениями в семье и разводами родителей. Но ведь трудности с взаимопониманием в семье — удел не только бедных, богатых они тоже не обходят стороной — за деньги счастье не купишь.

По окончании второго собеседования декан поблагодарил Викторию и сказал, что после беседы с несколькими другими кандидатами будет принято решение, о котором ее известят. Виктория попрощалась с деканом и сама не заметила, как очутилась на улице. Она еще раз оглянулась на здание школы и стала молиться, чтобы место досталось ей. Пока вопрос оставался открытым. С ней говорили так любезно, что невозможно было понять, результат это произведенного ею впечатления или дежурная вежливость. До Пятой авеню Виктория дошла пешком, потом повернула на север и прошагала еще пять кварталов. Она решила пойти в музей «Метрополитэн». В музее сразу направилась в новое крыло, где была египетская экспозиция. Потом в полном одиночестве перекусила в кафетерии. Выйдя на улицу, она взяла такси и поехала в гостиницу.

Она расположилась на заднем сиденье машины и смотрела, как за окном проплывает Нью‑Йорк и люди на улицах куда‑то спешат и суетятся, словно муравьи. Как бы ей хотелось в один прекрасный день стать одной из них! Хоть бы ответ из школы пришел побыстрее! Ведь если ей откажут, придется начинать все заново и искать работу уже в Чикаго, а может быть, даже и в Лос‑Анджелесе, но это уже будет совсем крайний случай. Ведь может так случиться, что выбора не останется и придется возвращаться домой. Ей становилось не по себе при мысли о том, что снова придется жить в Лос‑Анджелесе вместе с родителями, изо дня в день слышать все те же шуточки отца и тяжелые вздохи матери. Ну уж нет, только не это! Родители действовали на нее угнетающе.

В гостинице Виктория сложила вещи в сумку и на такси отправилась в аэропорт. До вылета оставался час, и она отправилась в кафетерий, взяла большой чизбургер и мороженое с орешками и карамельным сиропом и все это с удовольствием уничтожила. Но тут же стала ругать себя последними словами. Что она делает? И тем более жареная картошка на гарнир! Но Виктория нервничала, а еда принесла хоть какое‑то облегчение и уняла ее страхи. Что, если ее все‑таки не возьмут? В таком случае найдется что‑то другое, успокаивала она себя. Но ей‑то больше всего хочется работать в школе Мэдисон! «Господи, мне так нужен этот шанс…» — повторяла Виктория, хотя и понимала, что надежды мало, ведь у нее совсем нет опыта преподавания.

Объявили посадку, она поднялась, взяла сумку и направилась к самолету. Ну что ж, ей остается только вернуться в колледж и ждать. Вообще‑то, если подумать, не такой плохой выдался у нее Валентинов день в этом году. Он даже может оказаться лучшим в ее жизни, если она получит эту работу. Устраиваясь в кресле и пристегиваясь, Виктория пообещала себе, что сядет на диету и начнет бегать по утрам в оставшиеся до выпуска три месяца. Однако же когда стюардессы раздали орешки и печенье, она опять не смогла удержаться. С отсутствующим видом она сгрызла и то и другое, продолжая вспоминать собеседование в надежде, что она произвела хорошее впечатление, и молясь, чтобы место досталось ей.


Глава 7


В первую неделю марта директор школы Мэдисон Эрик Уокер сам позвонил Виктории. Он сказал, что сделать выбор между нею и несколькими другими претендентами на должность оказалось непросто, но предпочтение все же отдали ей. Виктория едва сдержала восторженный возглас. Уокер сказал, что контракт ей уже выслали по почте.

Виктории предстояло стать самым молодым преподавателем на английском отделении, ей давали четыре класса — десятый, одиннадцатый и два двенадцатых. На первое сентября был назначен сбор всех преподавателей, а занятия начнутся неделей позже. Значит, ровно через шесть месяцев она начнет преподавать в нью‑йоркской школе Мэдисон! Виктория не могла поверить своему счастью. Не в силах держать радость при себе, она в тот же вечер позвонила родителям.

— Этого я и опасался! — неодобрительно отреагировал отец. Старшая дочь его явно разочаровала. Можно подумать, что Виктория совершила нечто противозаконное. Реакция отца была такой, будто ее задержали в голом виде в супермаркете и упекли за решетку за оскорбление общественной нравственности. Таким тоном обычно говорят: «Как тебя угораздило вляпаться?» — Послушай, Виктория, имей в виду, в школе тебе приличное жалованье не светит. Надо искать настоящую работу в рекламном или пиар‑бизнесе, в сфере связей с общественностью. Ты много чего можешь делать, да ты в «Макдоналдсе» больше заработаешь, чем в школе! Бессмысленная потеря времени! И почему непременно в Нью‑Йорке? Почему не здесь? — Джим даже не поинтересовался, о какой школе идет речь, не похвалил дочь за то, что сама нашла себе работу, да еще в престижной школе и в условиях жесточайшей конкуренции. У него на уме было одно: это не та работа и не в том городе, и дочь обрекает себя на нищенское существование. А ведь Виктория давно знала, что педагогика — ее призвание, а еще преподавать в школе Мэдисон — одной из лучших частных школ в стране, об этом она могла только мечтать!

— Прости, пап, — только и сказала Виктория. — Но это на самом деле прекрасная школа.

— Неужели? И сколько они тебе положили? — спросил отец. Врать не хотелось, и Виктория сказала правду. Она и сама понимала, что на такую зарплату не разгуляешься, но считала, что жертвы оправданны, а на родителей она не собиралась рассчитывать. — Обрадовала меня, нечего сказать! — отрезал отец и передал трубку матери. Та уже приготовилась услышать неприятные новости.

— Что случилось, дорогая? — спросила она.

— Да ничего не случилось! Мне предложили место преподавателя в одной из лучших школ Нью‑Йорка. Папе не понравилась моя будущая зарплата. Но это огромная удача, мама, что меня туда взяли! На это место был немаленький конкурс.

— Жаль, что ты не хочешь слышать ни о какой другой работе, — посетовала мать, подпевая мужу и умудряясь в одной фразе показать дочери, что она приносит в дом одни разочарования. Отец с матерью одним махом омрачили всю ее радость, и так было всегда, ее никогда не хвалили за успехи. — В любой другой области ты могла бы зарабатывать приличные деньги.

— Я хотела получить эту работу, мам. Я хочу работать в школе! — возразила Виктория, полная юношеских надежд. Она все еще пыталась сохранить остатки радости и гордости, которые и побудили ее сделать этот звонок.

— Ладно, ладно…. Но ты же не собираешься на всю жизнь застрять в школе! В какой‑то момент тебе все равно придется искать настоящее дело. — «Интересно, с каких это пор работа учителя перестала быть «настоящим» делом? — с обидой подумала Виктория. — У них все измеряется деньгами, для них главное, сколько человеку платят». — Между прочим, твоя сестра только что заработала пятьдесят тысяч долларов за съемки в рекламе, которая будет распространяться на всю страну! — с гордостью сообщила Кристина.

Такую сумму Виктории и за год не заработать. Грейси же сделала это играючи, пополнив счет, который родители открыли для нее для оплаты будущей учебы. Работа фотомоделью была для Грейси высокооплачиваемым развлечением, которым можно заниматься от случая к случаю. Виктории же за ее куда меньшие деньги придется изо дня в день вкалывать в поте лица. Несоответствие и несправедливость такого положения дел в который раз изумили Викторию. Но то, что учителям платят мало, было общеизвестно, и она сознательно сделала свой выбор. Педагогика была ее призванием, а не просто работой. И она надеялась, что сможет стать хорошим учителем.

— А где ты собираешься жить? — забеспокоилась мать. — Разве на учительскую зарплату можно снять приличную квартиру? Тем более в Нью‑Йорке, где все так дорого.

— Найду с кем‑нибудь на пару. Поеду в августе, чтобы успеть устроиться к учебному году.

— А домой тебя когда ждать?

— Сразу после диплома. Хочу лето с вами провести. — В этом году Виктория не планировала летнего трудоустройства. Хотелось ненадолго куда‑нибудь съездить с Грейси, провести побольше времени с близкими, пока она не перебралась в Нью‑Йорк окончательно. Может статься, ей больше вообще не суждено жить в Лос‑Анджелесе. Или потом времени на визиты к родным не будет. Хотя если она будет работать в школе, летние каникулы ей гарантированы. С другой стороны, не исключено, что летом придется брать подработку, чтобы поправить финансовые дела. Тогда выходит, в этом году у нее последнее свободное лето, и родители все же явно обрадовались, что увидят дочь.

На весенние каникулы Виктория никуда не поехала — нанялась официанткой в кафе по соседству со студенческим кампусом, чтобы подкопить денег. В Нью‑Йорке ей деньги ох как понадобятся! Но бесплатные обеды на работе снова нарушили ее диету. Целых две недели ее обед изо дня в день состоял из куска мяса с картофельным пюре, а на десерт — лимонные меренги и яблочный пирог. Устоять было невозможно, а труднее всего было отказаться от блинчиков с голубикой на завтрак в шесть утра, когда она заступала на работу. Мечта о стройной фигуре к моменту выпуска таяла на глазах. Но постоянные диеты, новомодные гимнастики и искупление грехов на тренажерах повергали ее в депрессию.

И все же в апреле она опять принялась изнурять себя в спортзале, следить за рационом и в конце концов сбросила десять фунтов. Виктория была горда собой. А первого мая отправилась брать напрокат академическую мантию с шапочкой. Выстояв длиннющую очередь, она наконец подошла к прилавку, и выдающий заказы дядечка попытался на глазок определить ее размер.

— Так… большая девочка, да? — Он расплылся в улыбке, а Виктория с трудом сдержала слезы. Она ничего не сказала в ответ и промолчала, когда он принес ей XL, который ей явно не требовался. Но она не стала возражать. Мантия была ей велика. Под нее Виктория собиралась надеть красную мини‑юбку с босоножками на высоком каблуке и белой блузкой. Юбка была совсем коротенькая, но этого никто не увидит, пока она не снимет мантию. Ей очень нравился цвет и то, как смотрятся ее длинные ноги.

Назад Дальше