Капитан вытаращил глаза и едва усидел на стуле, чтобы не упасть.
– Саша, ты рубишь сук, на котором сидишь. Скоморохов тебе этого не простит.
– Плевать.
– А очередное звание?..
Рябцев и на это махнул рукой. Горячий он. Напролом прет.
– Какое вознаграждение, Саша? Зарплату вовремя не могут выплатить сотрудникам. Ты доведешь шефа до инфаркта. Или он тебя застрелит вот в этом кабинете, – обвел Василенко рукой апартаменты Рябцева.
Майор только посмеивался. Выдохся капитан Василенко и рухнул на стул.
– Знаешь, сейчас полковник сидит и трясется: как бы не лишиться должности. Ты что думаешь, из главка приедут, по головке его погладят? А нам сейчас во что бы то ни стало надо найти тело капитана Грязнова. Да и выплачивать это вознаграждение никто не станет. Главное – пообещать, заинтересовать людей материально. А причина, чтобы его не выплатить, всегда найдется. Уж ты мне верь.
– Ну, вообще-то да, – согласился Василенко. – Верю. Но не одобряю твоих действий.
– Как хочешь, – с безразличием отозвался майор, поджидая приезда местных телевизионщиков.
Предположения майора Рябцева оказались верными. На другой день после утреннего повтора криминальных новостей ему по телефону позвонила женщина и сообщила, что ровно пять дней назад она разговаривала с капитаном Грязновым, а потом видела его входящим в старый дом у них на улице Садовой. Еще она назвала свой номер телефона, адрес и попросила кого-нибудь из сотрудников милиции приехать к ней.
Рябцев немедленно выехал вместе с операми по адресу.
Сознательная гражданка представилась Татьяной Николаевной Филатовой. Рябцев решил с ней побеседовать сам.
– Скажите, как и при каких обстоятельствах у вас произошел разговор с капитаном Грязновым?
Филатова волновалась, стараясь припомнить все детали разговора с пропавшим милиционером. Вдруг она упустит что-то очень важное.
– Ну, как все было? – старался помочь ей Рябцев, теряя терпение. В руке он держал маленький диктофон.
– Ну, я сидела у окна. Вон окна моей квартиры, – показала она на двухэтажку грязно-оранжевого цвета. – Живем скучно. Людей на улице не видим. А тут гляжу – милиционер идет. Такой солидный из себя. Я как была в халате, так и выскочи-ла на улицу. Только платок успела накинуть. А он уже повернул к автобусной остановке. Тут я его и окликнула…
– А зачем вы это сделали? – спросил Рябцев, стараясь направить женщину именно на те детали разговора, которые больше всего интересовали его.
Филатова обернулась, указала рукой на старый дом.
– Вон, видите дом?
– Вижу. – Рябцев посмотрел на старую двухэтажку, напоминавшую избушку на курьих ножках, с одной-единственной входной дверью. Видок у этого строения оказался уж слишком мрачный. «Прибежище для казаков-разбойников», – подумал майор. Филатова же продолжала:
– В этом доме по ночам свет горел на втором этаже. Маленький такой огонек. Погорит, погорит – и погаснет. Потом смотришь – опять горит. Не только я, многие видели. Бояться стали наши старухи. Черт его знает, прости, господи, кто там по ночам бродит.
– Дух этого дома, – со смешком вставил капитан Василенко. Заметив строгий взгляд Рябцева, произнес уже более серьезно: – Небось бомжи поселились.
Женщина на него даже не взглянула. Не дурочка она, чтобы вот так над ней насмехаться.
– Не знаю, – сказала Филатова. – Бомжи там или еще кто. Только если этот дом подожгут, то и до нас достанет. Вот это все я и рассказала вашему сотруднику.
– Грязнову? – уточнил Рябцев и прикрыл своей широкой спиной Василенко, чтобы больше не вмешивался.
– Ему, – подтвердила женщина, тревожно поглядывая на старое строение.
– Что дальше было? – нетерпеливо спросил майор, а сам кивнул Василенко, чтоб вместе с Захаровым и Осяниным немедленно сходили и посмотрели в доме.
– А что было? Он вошел в подъезд. Я все смотрела. Вот только не видела, когда он выходил. Я, правда, от окна отходила, но ненадолго.
И вдруг заработала портативная рация. На связи был капитан Василенко:
– Палыч, мы нашли Грязнова!
Теперь Рябцев позабыл про женщину. Они нашли Грязнова. Но прошло столько дней. Слабая надежда на то, что, возможно, капитан еще жив, появилась в душе Рябцева.
– Он живой?
– Нет, Палыч. Он мертвый. Как понял?
– Да понял я тебя. Чего ж ты сразу не сказал?
Рация зашипела, и взволнованный голос капитана произнес:
– Погоди ты, Палыч. Тут ребята еще труп нашли. Труп девушки. Надо эксперта вызывать, Палыч. И не мешало бы кинолога с собакой…
– Тебя понял. Ладно, погоди, не мельтеши. Я иду к вам. На месте определимся, – сказал Рябцев, убирая рацию в карман. Он вспомнил про Филатову. Женщина, как верный пес, стояла и ждала, что ей скажет майор.
– Вы пока не уходите. Понадобитесь нам.
А на самой Филатовой лица не было. Она слышала переговоры Рябцева с капитаном. Ведь получается, она подтолкнула участкового к смерти.
– Хорошо. Я подожду, – проговорила Филатова утробным голосом. Она смотрела на окно, за которым горел тот самый таинственный огонек.
– Ну?.. – коротко спросил Рябцев, поднявшись по шаткой лестнице на второй этаж.
Василенко кивнул на обшарпанную дверь, за которой слышались возбужденные голоса Захарова и Осянина.
– Там он. В ванне лежит.
Рябцев вошел, морщась от тошнотворного запаха.
Два луча карманных фонариков освещали узкую комнатенку, во всю длину которой стояла чугунная ванна. Рядом, на дощатом полу, – куча хлама: обрывки целлофана, остатки обоев, тряпье, рваная обувь. Всем этим барахлом убийца закидал сверху тело капитана Грязнова.
Голодные крысы уже успели отгрызть Грязнову левое ухо и часть носа.
Рябцев взял у капитана Захарова фонарь, посветил на голову Грязнову. Нужно было осмотреть рану.
Рубленая рана оказалась смещена влево.
– Видно, он пытался увернуться вправо, – сказал Василенко.
– Палыч, его пытали. – Луч фонаря Осянина ткнулся сначала в левое, а потом в правое плечо. – Наверняка ножом. Тварь! На мента руку поднял!
Василенко, стоявший позади Рябцева, зло сплюнул на замусоленный пол.
– Когда поймаем гада, надо будет пощекотать ему почки, – сказал он.
– А почерк тот самый. – Захаров глянул на молчавшего майора Рябцева, стараясь угадать, о чем думает тот, и добавил: – Эта гнида отсиживалась тут.
– Да, выходит так, – заговорил Рябцев. – Филатова сказала, что около двух с лишним недель видела по ночам тут свет.
– Палыч, а чего ж она не позвонила в дежурку? – разозлился Захаров и в сердцах пнул ногой ворох тряпья, валявшегося на полу.
Рябцев только рукой махнул:
– Наверное, просто не придала значения. Да теперь это уже и неважно. Что ты ей можешь предъявить? Она разве могла знать, что здесь отсиживается убийца?
Потом Рябцев осмотрел второй труп. Труп девушки.
– Трахал ее тут. А потом убил, – сказал майор, попутно осмотрев и комнату. – Похоже, убийца отсиживался здесь. Куча консервных банок. Окурки везде. Осянин, собери несколько окурков для экспертизы.
– Палыч, ну чего, вызывать криминалиста? И прокурорским сообщить надо? – Василенко стоял в раздумье, оставляя решающее слово за Рябцевым.
– Давай, вызывай. По рации из машины сообщи дежурному. Пусть обрадует Скоморохова. Да смотри, чтоб полковника инфаркт не стукнул.
Василенко быстро загрохотал по лестнице. Спертый, пропитанный гнилью воздух кружил капитану голову, и хотелось скорей на улицу.
Расстояние от двухэтажной развалюхи до милицейской машины капитан Василенко преодолел бегом.
Глава 9
В этот же день майору Рябцеву позвонил еще один гражданин, представившийся Максименко Иваном Николаевичем, водителем автобусного парка, и сообщил, что располагает информацией, которая непременно заинтересует уголовный розыск.
«Везет сегодня на информаторов. С утра позвонила Филатова. Теперь вот этот Максименко. Нет, воистину сегодня благоприятный для меня день. Даже Скоморохов не дал взбучку за то, что я дал информацию по Грязнову на телевидение», – подумал Рябцев и предложил Максименко ровно в шесть вечера приехать к нему в управление. И водитель автобусного парка оказался очень исполнительным человеком. Ровно в шесть часов в дверь постучали.
– Можно? – спросил человек, очутившись в кабинете. Он с робостью обвел взглядом строгую обстановку и оба окна, заделанных решеткой. – Я вам сегодня звонил… Максименко… – представился человек, поймав на себе несколько удивленный взгляд хозяина кабинета.
И тут майор Рябцев стукнул себя по лбу.
– А-а, Иван Николаевич. – Взгляд майора сразу потеплел. Он предложил Максименко присесть и даже угостил сигаретой – как старого знакомого.
И тут майор Рябцев стукнул себя по лбу.
– А-а, Иван Николаевич. – Взгляд майора сразу потеплел. Он предложил Максименко присесть и даже угостил сигаретой – как старого знакомого.
В кармане пиджака майора лежал диктофон и, сунув руку за пачкой сигарет, Рябцев включил его. Это было многолетней привычкой оперативника. Даже если информация не представляла для Рябцева интереса, она все равно какое-то время хранилась на кассете, и только потом, убедившись окончательно в ее ненужности, майор стирал ее.
– Я вас слушаю, Иван Николаевич. Что вы хотели мне сообщить?
– Да уж не знаю, с чего и начать, – несколько обескураженно произнес Максименко, глубоко затягиваясь майорской сигаретой и стряхивая пепел себе на ладонь.
Рябцев заметил это, подвинул пепельницу к нему поближе и с располагающей к откровению улыбкой ждал, пока гражданин соберется с мыслями. Наконец, Максименко заговорил:
– Пятого июля я, как обычно, выехал на маршрут и подъехал к вокзалу. Народу – никого, хотя уже первые электрички пошли. Глянул: в автобус входит пассажир. Мужчина. Роста повыше вас будет. Не сказать, что плотный, но такой, знаете, широкоплечий, – развел руками Максименко в стороны и произнес: – Очень уж лицо мне его не понравилось.
Теперь майор Рябцев не удержался, спросил:
– Почему? Что в нем было такого, чтобы вам не нравиться? – И увидел, что водитель автобуса сразу нахмурился, а глаза заблестели от злости.
– Да уж слишком он какой-то такой… Смотрит так, словно пистолет в кармане держит и на вас нацеливает.
Рябцев хмыкнул, подумав: «Зачем этот идиот с такой ерундой приперся в уголовный розыск? Подумаешь, лицо пассажира ему не понравилось. На свою бы облупленную рожу посмотрел».
После звонка водителя Максименко, Рябцеву позвонили еще трое человек. Но никто из них не сообщил ничего полезного для следствия, а майору только оставалось отбиваться от телефонных анонимов. Но Рябцев решил выслушать водителя до конца и даже произнес, следя за ходом мыслей Максименко:
– Так. Понятно. Его глаза не понравились вам.
– Ну, можно сказать и так. Не понравились. Злые они у него. Настороженные. А вечером, еду я в гараж…
– Пятого? – уточнил Рябцев, поглаживая по привычке кнопку записи диктофона.
– Ну, можно сказать и пятого.
– То есть?.. – не понял Рябццев.
– Точнее сказать, шестого, во втором часу. Гляжу: человек по дороге шлепает. Тротуар без фонарей. Да и еще дождь как из ведра. Так он весь мокрый. Места сухого нет. Ну а мне по пути. Остановил я автобус, говорю: «Давай садись». А когда он вошел в салон, гляжу – мать честная, так ведь это тот самый утренний пассажир.
Рябцев решил прекратить этот пространный монолог автобусника. «Черт знает что такое! Все мозги мне запудрил. Человек. Дождь. Надо выпроводить его».
– Одну минуту, Иван Николаевич, – заговорил майор уже без всяких любезностей. – Я что-то никак не пойму, какое это имеет отношение к капитану Грязнову? Если я не ошибаюсь, в криминальных новостях местного телевидения говорилось об исчезновении старшего участкового инспектора…
Максименко улыбнулся, причем сделал это, как показалось Рябцеву, самым наглейшим образом. Он сидел и скалился на майора.
– Вот, – сказал шоферюга так, словно сделал великое открытие, о котором опытный оперативник даже и не подозревал. – Мы с капитаном Грязновым были в хороших отношениях. Даже, можно сказать, в приятельских. На рыбалку вместе ездили. Ну и так… встретимся, о футболе поговорим. Я на Октябрьской улице живу. Кстати, Грязнов тоже там. В соседнем доме. Он и рассказал мне про убитого милиционера. Что какой-то псих его топором по голове. А это было… – Максименко опять расплылся в улыбке, предоставив майору самому назвать дату убийства капитана Кононова.
– Шестого июля.
– Вот я к чему. Вашего сотрудника убили ночью. Дождь как раз шел. Грязнов еще сказал: все следы, мол, смыты.
Рябцев хотел было сказать, что Кононов погиб в подъезде и что следы все-таки были, только, к сожалению, активисты-соседи успели их затоптать. Но промолчал. А Максименко продолжал:
– Я рассказал Грязнову про этого подозрительного пассажира. Тогда капитан крепко призадумался. Мол, пятого он приехал, а ночью шестого был убит Кононов. Обещал поработать с людьми, чтобы найти того, моего пассажира. И вот я чего подумал: а что, если и Грязнова прикончил он?..
– Ну, Иван Николаевич, то, что вам не приглянулся пассажир в автобусе, не является основанием считать его убийцей, – возразил Рябцев, но сам почувствовал интерес к тому, что рассказал Максименко.
– Кто знает, товарищ майор. Может, оно и так. Но проверить бы не мешало. Убивают в городе… Грязнов был неглупым человеком и сразу этот фактик взял на заметку.
Рябцев призадумался: «Если, конечно, это не бред сумасшедшего, то вполне возможно… Но проверить того типа не мешает. Черт его знает, а вдруг это действительно убийца? Объявился в нашем городе недавно».
– Скажите, Иван Николаевич, вы ведь давно работаете по этому маршруту?
Максименко как будто удивился такому наивному вопросу.
– Да как за баранку автобуса сел.
– Замечательно. Стало быть, многие пассажиры вам примелькались, вы их знаете в лицо.
– Конечно. На работу едут. Вечером с работы. На вокзал. С вокзала. Город у нас небольшой. Многих в лицо знаю.
– Скажите, а этого раньше вы видели в автобусе? Или, может быть, на улице где-то?
Максименко замотал головой:
– Никогда. Это уж точно. У него такое лицо… Я б его приметил. Не сомневайтесь.
Рябцев задумчиво покусывал фильтр сигареты, размышляя над тем, что сказал Максименко.
– Значит, по-вашему, он – приезжий?
– Так я вам про это и толкую. Пятого утром он приехал на первой электричке. И сумка в руке…
– Сумка? Постойте, какая сумка? Большая, маленькая? Цвет? Может, надпись какая на ней была? Припомните, – сразу уцепился Рябцев за сумку, припоминая, что продавщица из хозмага говорила Осянину про человека, купившего у нее топорик. В руке у него была большая сумка. Эх, если бы она тогда подняла голову и глянула ему в лицо. Сейчас бы можно было сопоставить приметы.
– Знаете, сумку-то я не очень разглядел, – признался Максименко. – Цвет? А вот цвет у нее – темно-зеленый с черными прошивками. И написано… – Лицо водителя сделалось задумчивым, но тут же оно расплылось от радости. – Ника – было написано на ней. Черными буквами.
– Ну вот и прекрасно. Молодец вы, Иван Николаевич, – искренне похвалил майор и тут же сказал: – Вот вам авторучка и лист бумаги. Все, что вы мне сейчас рассказали, очень важно для оперативной работы. Поэтому вам надо написать обо всем, указать его приметы. Кстати, ночью вы где этого пассажира высадили?
– А около парка. На Володарской, – ответил водитель, взяв авторучку и приготовившись писать.
– На Володарской, – повторил Рябцев, вспоминая эту улицу и расположение домов на ней.
Эта околопарковая улица была, пожалуй, одной из густонаселенных в городе. Здесь наряду с новенькими многоэтажками и панельные пятиэтажные хрущевки. Улица эта считалась одной из криминогенных.
Весь остаток смены Иван Николаевич Максименко чувствовал себя гражданином, что называется, с большой буквы. Он исполнил гражданский долг.
Теперь у Ивана Николаевича было легко на душе.
За свою долгую жизнь Иван Николаевич никогда не состоял в общественной дружине и теперь жалел очень об этом.
В кармане его рубашки лежала визитка с номером телефона начальника уголовного розыска майора Рябцева. И она для Ивана Николаевича была не просто клочком бумаги, а чем-то вроде надежного щита. Максименко казалось, он даже ощущал ее тяжесть в кармане. Возле самого сердца лежала визиточка майорская.
Он уверенно вел автобус по маршруту, вспоминая рукопожатие майора Рябцева и его слова благодарности:
– Спасибо, Иван Николаевич! От имени всех сотрудников угро!
Пока преступник еще на свободе, но кто знает, может, именно по приметам, оставленным им, его скоро поймают. Щедрый майор Рябцев даже пообещал награду. Ивану Николаевичу захотелось именные часы и чтоб с дарственной надписью.
В это позднее время автобус был пустым. Из своего опыта Максименко знал, что до половины первого пассажиров теперь не предвидится. А потом повалит ночная смена с завода и молодежь с дискотеки. Вот тогда только смотри, чтоб не придавить кого-нибудь. Все норовят попасть на последний рейс. А автобус ведь не резиновый.
А сейчас можно и расслабиться. Иван Николаевич даже стал позевывать. Подкатив к остановке «Магиз», осветил фарами кирпичное строение с узким козырьком, а в нем – отчаянно сопротивляющуюся молодую женщину, к которой приставал какой-то хулиган в спортивном костюме. Иван Николаевич услышал, что женщина звала на помощь. Иван Николаевич, не раздумывая, выскочил из автобуса и кинулся под козырек остановки со словами: «А ну, отойди от нее». Он даже схватил хулигана за руку, но в горячке не заметил, как правая рука того взметнулась над головой Ивана Николаевича.