– Та ни… То есть… нет… нет, конечно…
– Ну и хорошо, вот и молодчинка. – Мужчина с короткой прической перешел на русский. – Меня зовут Иваном Опанас… Афанасьевичем… мы ж договорились по-русски?.. Я работаю в СБУ… слыхала о такой организации? Кстати, ничего, что я на «ты»?
Он достал служебное удостоверение, развернул его… Но Оксана даже не посмотрела на фото и служебные записи: она как-то сразу поняла, что эти двое не имеют отношения к тем, кто ее преследовал на протяжении последних нескольких дней, что они из правоохранительных органов.
– А это… это мой коллега. – Иван Афанасьевич кивком указал на плотного, крепко сбитого мужчину примерно своего возраста. – Зовут его… Сан Саныч. Поскольку коллега не очень, скажем так… владеет мовой… то будем вести наш разговор по-русски, как и договаривались…
Сотрудник СБУ убрал обратно ксиву, после чего достал – но уже из бокового кармана пиджака, поверх которого наброшен халат, – цифровой диктофон. Сан Саныч, у которого было открытое, приветливое лицо и цепкие глаза, тоже извлек миниатюрный аппарат и включил его на запись…
– Оксана, учитывая твое самочувствие… опустим формальности, – сказал сотрудник СБУ. – Расскажи нам, что случилось на базе… когда ты отправилась туда попроведать своего знакомого – Андрея Гайдукова.
Разговор длился уже около часа. Причем сама Палей, когда в палату заглянул встревоженный врач, сказала ему, что она чувствует себя вполне сносно. И что она не нуждается ни в отдыхе, ни даже в маленьком, на несколько минут, перерыве…
Она рассказала визитерам все-все. И о том разговоре, который она невольно подслушала, когда на базу приехали какие-то люди, и о визите двух мужчин в больницу «Скорой помощи», и о других тревожных и опасных моментах, которые ей довелось пережить. Не сказала она лишь о двух вещах: о том, что ночевала у «андерграундного» художника Луки, и еще о брате Андрея, которого она видела возле кафе, – здоровающимся за руку с кем-то из ее преследователей…
По ходу разговора она сделала вывод, что, во-первых, эти мужчины уже многое и сами о ней узнали, а во-вторых, они, кажется, также успели неплохо изучить биографию ее Андрея, к которому у них был какой-то свой интерес.
Сотрудник СБУ показал ей целую пачку фотоснимков. Оксана уверенно опознала двух: тех самых субъектов, которые приходили в больницу и которых она видела у кафе-мороженого на Владимирской.
Еще эти двое визитеров, особенно тот, про которого она сразу подумала, что он не местный, а «русак», выспрашивали у нее про охранников с базы, про Романа и Тимофея. Но Оксана мало что могла о них сказать. Ведь она, когда приезжала к Андрею, почти не разговаривала с ними – оба показались ей замкнутыми, скрытными людьми, про которых в народе говорят – «сам себе на уме»…
Наконец, подчиняясь настойчивым требованиям местного врача, эти двое прекратили допрос.
– Я очень беспокоюсь за Андрюшу! – торопливо сказала Оксана, когда они собрались уходить. – Пожалуйста… найдите его… ладно?
Врач померил ей температуру и давление, потом сделал укол. В палату вновь вошла мама – врачи разрешили ей здесь находиться постоянно, в качестве сиделки.
– Ой, мамуля… – Оксана неожиданно взяла руку матери и поцеловала ее. – Мне тебе тоже надо кое-что рассказать… У меня… Я… Мама, достань где-нибудь для меня… соленых огурцов! – Она слабо улыбнулась. – И еще чего-нибудь остренького… пожалуйста!
…Леон приехал в Киев утром во вторник. Для того, чтобы «сверить часы», чтобы проговорить с Леммингом, своим давним знакомым, кое-какие детали. Нынешние события в очередной раз доказали очевидную истину: идеальных планов не существует. Как тщательно ты ни планируй операцию, как ни учитывай множество факторов, всегда возникают какие-то «накладки», всегда приходится уже по ходу вносить какие-то коррективы, что-то менять и додумывать…
Они встретились на конспиративной квартире в окраинном районе столицы – Святошино. Оба приехали на место ровно в десять утра, без сопровождающих. Леон – без оружия. Лемминг, плотный, чуть грузноватый мужчина лет сорока пяти, – в прошлом, кстати, как и Леон, более десятка лет прослуживший в одной из российских спецслужб, а затем эмигрировавший за кордон, – открыл дверь своим ключом, затем посторонился, пропуская коллегу в двухкомнатную квартиру (это была одна из шести «явок», которые имелись в их распоряжении в этом городе).
Леон, Лемминг, Вадим – всего лишь псевдонимы, которыми эти люди обзавелись на время нынешнего «мероприятия». Несколько человек знали Лемминга в Киеве под его собственными именем и фамилией, но это обстоятельство его не сильно заботило: он был посредником между заказчиком и исполнителями, и именно в таком качестве, кстати говоря, он себя и утвердил в последние годы.
– Да, это интересный замысел, – выслушав коллегу, сказал Лемминг. – Я говорю про твою идею с Андреем Гайдуковым… Я тут вот что еще подумал, Леон. Брат этого мужика… Юрий… он довольно крупный чин в их местном управлении «прикордонников». Он, конечно, украинизирован… но корни – из России! Их отец… я наводил справки… тоже из погранцов… но – советских! А это, сам знаешь, было наше кагэбэшное подразделение! Ну вот… сделаем так, чтобы он… того! До ареста доводить не следует… пусть «хлопнет» себя… из штатного ствола! Думаю, это дело мы сможем организовать через наши местные связи…
– А что это дает?
– Как это – «что дает»? Прикинь, какая тема возникнет! Брательник его Андрей… ну сам понимаешь, что с ним будет и в каком деле он «засветится»! А тут еще наводочка возникнет на Юрия Гайдукова… мол, это он окно на границе москалям обеспечивал! Пусть не за идею работал и не потому, что вспомнил об отце-кацапе… это было бы глупо и неправдоподобно… а за хорошие бабки! Короче, тут возникает перспективная тема «заговора», есть новые и веские основания опять поднять вопрос о кровавой гэбне, которая лезет в Киев, о руке Кремля, ну и так далее! Фигура этого вот Гайдукова… если все аккуратно исполнить… даст возможность местным провести показательную чистку!
– Вроде «охоты на ведьм»?
– Ну да! Именно! Вычистят на фиг из органов всех, кто хоть пару слов на москальском знает! И кто по-прежнему смотрит в сторону Москвы! «Хозяин» это преподнесет местным, как положено, – на блюдечке с голубой каемочкой! Да мы, блин, после этого вот «мероприятия» и последующей чистки будем здесь всех держать за яйца! «Оранжевые» хохлы будут нам по гроб жизни обязаны!
– Знаешь, Лемминг, мне это как-то не очень интересно. – Леон криво усмехнулся. – В моем контракте того, о чем ты сейчас сказал, детально не прописано. Андрей Гайдуков мне просто под руку подвернулся, он удачно вписывается в расклад… Что с «дружественной поддержкой»?
– Договор остается в силе, – заверил его Лемминг. – За себя точно можешь не беспокоиться! Сделай все, как договорились, и уйдешь… красиво, на обеспеченную пенсию.
– Местные мужики из «Славутича» круто облажались, – сказал Леон. – Это просто ни в какие ворота не лезет… как они лажанулись с этой девахой!.. Кстати. У них могут возникнуть неприятности. Они неважные профи…
– А где здесь отыщешь хороших спецов?
– …и как-то не очень осторожны. Допускаю даже, что они со своими топорными методами капитально «засветятся»…
– Ничего, есть свои люди в органах… отмажут! А не отмажут… ну так это уже их проблемы. А не наши.
– Венглинская тоже через них пыталась подсобрать информацию?
– Да. Для нас удачно получилось: она не знала, что эти же ребята кормятся у нас с руки. Вернемся в Лондон, надо будет доложить Хозяину… Где-то произошла довольно крутая утечка… А о Венглинской забудь. Все… писец… уж слишком была хитровые…ая! Короче, нет более такой. И еще кое-кого – их тоже нет. Так что с этой стороны нам особо опасаться некого.
– Да они сами и делают эти вот «утечки», – хмуро сказал Леон. – Работодатель или люди из самого близкого окружения, кто ж еще? Их пишут и слушают все, кому это интересно: и Скотленд-Ярд, и конкуренты, и моссадовцы… И еще потом друг с другом торгуют этой инфой! И с Кремлем – тоже торгуют «преступными планами» и «заговорами»! Не, дружище, ты как хочешь, а я – на пенсию!
– Оба уйдем… в свое время.
– Лемминг, если я оттуда не уйду, тебе тоже не жить, – спокойно, как будто они говорили о пустяках, сказал Леон. – И ты должен четко это все понимать!
– Не в первый раз, – криво усмехнулся тот. – Если хреново сработаем, нам с тобой обоим бошки поотрывают! Бабок-то вбухано… немерено! И еще… Учти, дружище, гарантию безопасного отхода из всей команды имеешь лишь ты один!
– Остальные мне как-то по хрену.
– Ну вот и ладненько. – Они направились к выходу. – Значит, начинаем в час «Х» в оговоренном нами месте.
Глава 24 ЛОВЛЯ В МУТНОЙ ВОДЕ НА «ЖИВЦА»
Рейс W 406 Москва – Киев, осуществляемый компанией «Аэросвит», приземлился в аэропорту Борисполя с небольшим опозданием – в 11.30.
Глава 24
ЛОВЛЯ В МУТНОЙ ВОДЕ НА «ЖИВЦА»
Рейс W 406 Москва – Киев, осуществляемый компанией «Аэросвит», приземлился в аэропорту Борисполя с небольшим опозданием – в 11.30.
Салон «Боинга-737» был заполнен примерно на две трети. Мокрушин летел бизнес-классом. В принципе он мог лететь и чартером, но это было бы не просто пустой тратой денег, а глупостью и непрофессионализмом.
Вполне вероятно, что наблюдение за ним попытаются установить уже с первой минуты после приземления. Откуда о н и узнают о его прибытии? Да от него же самого! Три с лишним часа тому назад, за полчаса до вылета, находясь уже в «зоне накопления» аэропорта Шереметьево-1, Мокрушин сделал звонок в Киев, на городской телефон, номер которого выудили из базы данных ныне покойной Ларисы Венглинской.
Причем звонил он с доставшейся ему как бы в наследство сапфировой «Верты», с того самого мобильника, с которого Венглинская в конце июня и самом начале июля несколько раз звонила своим киевским конфидентам – а именно Петру Криворучко и его заместителю Раткевичу.
Можно не сомневаться, что у этих мужиков имеется номер ее сотового телефона, что он хранится в их базе данных и что – когда Рейндж воспользовался этой «Вертой» – звонок был идентифицирован.
Правда, Рейндж, позвонив на офисный номер Криворучко, попал не на него самого, а на автоответчик.
«Залыштэ ваше повидомлення писля довгого гудка…»[41]»
Рейндж, дождавшись этого самого длинного гудка, оставил следующее сообщение:
«Здравствуйте, Петр Петрович! Вас беспокоит близкий друг Ларисы Аркадьевны Венглинской! Моя фамилия – Алексеев! Нам необходимо встретиться! Я сейчас вылетаю из Шереметьева… рейс дабл-ю-четыре-ноль-шесть! В Киеве я намерен остановиться в той же гостинице, где проживала Венглинская! Очень надеюсь, что вы изыщете время и мы сможем уже сегодня переговорить по одному обоюдоважному для нас делу… До встречи в Киеве!..»
Автобус с пассажирами отъехал от «Боинга-737». Выгрузились, потянулись гуськом в зал прибытия. Мокрушин одним из первых прошел через контроль, воспользовавшись «зеленым» коридором. Из вещей у него при себе была дорожная сумка фирмы «Burberry» с вещами из расчета на трех-четырехдневное пребывание в чужом городе. День обещался быть теплым, но пасмурным. Одним авиарейсом с Рейнджем в Киев прилетели Технарь и еще один сотрудник «Росзарубежгаза»; все трое вели себя во время перелета и после приземления как незнакомые люди. Мокрушин также был предупрежден руководством, что сразу после прибытия в Киев его будут негласно, тайно опекать сотрудники «службы бэзпэки», о чем есть договоренность с киевскими коллегами. Но и здесь есть важный нюанс: они, эти местные люди из СБУ, не должны до поры ни во что вмешиваться, чтобы ненароком не спугнуть «дичь», чтобы не оборвать по неосторожности и без того непрочные нити, которые сейчас пытаются протянуть параллельно тем ниточкам, которые пыталась здесь плести Лариса Венглинская.
Рейндж выбрался из пассажирского терминала на свежий воздух. Минут пять или семь он перекуривал у входа, вяло отмахиваясь от местных таксеров, которые липли к каждому, кто выходил из здания вокзала. Сапфировая «Верта» в его нагрудном кармане безмолвствовала. Он понял, что торчать здесь бесполезно. Если даже Криворучко и послал кого-то из своих людей в Борисполь, то лишь с целью понаблюдать за одним из пассажиров, прибывших из Москвы рейсом W 406. Не надо считать их за кретинов. И самому не следует быть идиотом, предполагая, что его, Алексеева, представившегося «другом» одной ныне покойной особы, будут встречать здесь с оркестром, цветами и распростертыми объятиями…
Он забросил сумку на плечо и сам подошел к группе частников. Посмотрел на ближайшего к нему мужика, которому было уже далеко за полтинник, поинтересовался:
– Мне в Киев. Какова такса?
– А куда именно вам надо?
– Гостиница «Sherborne». Знаете такую?
– «Шэрборн»? Рядом с площадью Славы? А шо ж не знать, конешно, знаю такую… – Таксист в долю секунды «просветил» потенциального клиента и тут же озвучил прокалькулированную в уме цифру. – Пятьсот гривен. Ну, или сто «зеленых»…
– Поехали.
Около часа пополудни Мокрушин высадился возле парадного четырехзвездного «Sherborne Guest House», одного из лучших киевских отелей. Прошел в фойе, показал служащему на ресепшн свой российский загранпаспорт: один из шестнадцати имеющихся здесь люксов был еще утром в понедельник забронирован на его имя (вернее сказать, на имя Алексеева Владимира Алексеевича, гражданина Российской Федерации).
Формальности отняли минимум времени – уже через пару минут «дорогой гость» получил кард-ключ от своего номера.
Рейндж поднялся к себе в люкс. Принял душ, выкурил сигарету, поглядывая на выложенную им на стол сапфировую «Верту». Мобила молчала, как заговоренная. «Не факт, – подумал он, – что кто-то из этой публики решится позвонить мне по этому номерочку. Наверняка им известно, что случилось с их «клиенткой», какова ее судьба. Тем не менее звонок Алексеева не мог остаться незамеченным. Вот в этом точно можно не сомневаться…»
В сущности, замысел, согласно которому Мокрушину пришлось спешно вылететь в Киев, был довольно прост. Предполагалось, что его приезд в украинскую столицу – даже если местные знакомцы покойной Венглинской не отважатся выйти с ним на прямой контакт – способен расшевелить это осиное гнездо. Надо было заставить их дергаться, нервничать, морщить репы. Перед ними неизбежно возникнут вопросы: «Кто такой? Что собой представляет этот самый Алексеев? С какой целью приехал? Насколько тесно связан с Венглинской и что именно успела ему рассказать о своих украинских связях Лариса Аркадьевна (прежде чем убийца, размозжив ей голову, заставил эту крайне деловую и предприимчивую женщину замолчать на веки вечные)?..» Вопросов возникала тьма.
Возможно, уже самим фактом своего приезда и попытками связаться с ними удастся спровоцировать какие-то неосторожные шаги с их стороны. Которые, в свою очередь, позволят «пробить» тех опасных людей, с которыми они, Криворучко и Ко, – есть такое предположение – могут быть тесно связаны какими-то общими делами и проектами…
Впрочем, на тот случай, если кто-то из бывших конфидентов Венглинской попытался бы все же законтачить с человеком, представившимся ее другом, был разработан свой сценарий, какового и надлежало впредь придерживаться прибывшему из Москвы товарищу.
Сценарий этот тоже прост и вполне убедителен.
Ознакомившись с материалами, которые хранила в своем spy-досье Венглинская, а также на основании анализа записей – вернее, фрагментов этих записей, поскольку в архив она помещала не все, что удавалось записать или запомнить, а лишь «избранное», – был сделан вывод, что Лариса Аркадьевна вела переговоры с руководителями ЧОП «Славутич-Щит» о покупке некоей информации. Собрать для нее эти сведения должны были именно ее киевские конфиденты. А за «полный пакет» интересующих ее данных и сведений она посулила лично Криворучко кругленькую сумму в пятьсот тысяч долларов США…
Ну так вот. Смерть Венглинской не отменяла саму сделку – такую мысль намеревался донести до сведения местных товарищей прилетевший из Москвы господин.
Именно он, Алексеев, являлся деловым партнером покойной Венглинской. Он целиком и полностью в курсе всех прежних договоренностей. И он хотел бы получить «товар», причем готов выплатить именно ту сумму, о которой договаривалась во время последнего по времени приезда в Киев сама Лариса Аркадьевна…
Рейндж надорвал упаковку, извлек новую рубашку с коротким рукавом, надел ее, затем прошелся расческой по влажным после душа волосам. Парень из обслуги принес заказанный в номер кофе и пару горячих бутербродов. Как только он выложил все это с подноса на стол и скрылся в дверях, зазвонил городской телефон. Мокрушин снял трубку:
– Да, слушаю.
– А цэ… хто? – спросил мужской голос.
– Алексеев. А вы…
– Выбачтэ… – прозвучало после короткой паузы. – Здаеться, помылывся номером…
Рейндж просидел в задумчивости еще минут примерно двадцать. Служба наблюдения наверняка отфиксировала этот звонок и установила, откуда, с какого телефонного номера и из какой местности звонили в люксовый номер отеля «Sherborne»…
Он посмотрел на наручные часы. Можно сидеть здесь вот так сиднем – в ожидании «поклевки» – вплоть до второго пришествия…
– Ну что ж, – пробормотал под нос Мокрушин. – Если гора не идет к Магомету, то придется самому нанести визит местным «крутькам»…
Основной офис ЧОП «Славутич-Щит» располагается на Борщаговcкой, в пяти минутах ходьбы от комплекса зданий Политехнического института.
В третьем часу дня Рейндж высадился из канареечного цвета такси возле нужного ему адреса.
Здание, два нижних этажа в левом крыле которого занимала охранная фирма, имело серо-гранитный фасад; оно использовалось в последние годы для размещения офисных помещений. Перед крайним слева подъездом стояли несколько легковых автомобилей и еще две служебные машины с «маячками» на крыше и эмблемой ЧОП «Славутич-Щит» на бортах. Над дверью, рядом с которой были помещены таблички с названиями офисов – среди них имелась и вывеска ЧОП, – на кронштейне крепилась камера внешнего наблюдения. Так что не оставалось никаких сомнений, что названный им киевскому таксисту адрес оказался абсолютно верным.