В мае 1724 года Пётр наконец отрешил Меншикова от должности губернатора. Бывший фаворит впал в немилость и ожидал неминуемой ссылки. Эту незавидную участь отсрочила внезапная смерть царя.
В 1706 году была учреждена Канцелярия городовых дел, которая осуществляла контроль за сооружением городов, крепостей и других построек по всей стране, а также готовила мастеров строительного дела. В ее состав вошли архитекторы и скульпторы, резчики и живописцы. Во главе канцелярии стоял обер-комиссар (позднее – директор). Первым, кто занимал эту должность, был Ульян Акимович Синявин, канцелярия размещалась в его доме на Городском острове близ Троицкой площади. Важную роль в деятельности канцелярии играл Роман Виллимович Брюс, старший брат колдуна из Сухаревой башни. В 1723 году канцелярия получила статус коллегии и была переименована в Канцелярию от строений.
Высшим органом городского управления столицы был Городской магистрат, заведовавший «не только купецкими людьми, но, яко начальство всего города, полицейскими, хозяйственными его делами и судом». Власть этого органа, впрочем, была фиктивной. Фактически вся городская власть была сосредоточена в руках полиции.
В 1718 году был издан указ: «Определили мы для лучших порядков в сем городе генерал-полицмейстера, которым назначили нашего генерал-адъютанта Дивьера, и дали пункты, как ему врученное дело управлять». Всего таких пунктов было 13.
Полиция занималась буквально всем. Она выписывала «поручную грамоту» при трудоустройстве, допрашивала всех «слоняющихся и гулящих», ловила беглых крепостных. Именно полиция должна была контролировать исполнение всех указов государя. Она следила за правильностью построек в городе, укреплением берегов рек, чистотой улиц, порядком на площадях и рынках. Полиция должна была проверять опрятность торговцев съестными припасами, свежесть продуктов на рынке, точность мер и весов. Каждые три месяца полиция проверяла печи и печные трубы во всех петербургских домах. Полиция собирала сведения обо всех приезжающих и отъезжающих, определяла солдат на постой к жителям, искореняла азартные игры. Полиция несла ночные караулы: «караульщики ходили бы по ночам с трещотками, как обычай в других краях». Кроме того, полиция обладала полномочиями судебной инстанции и имела возможность назначать наказания по уголовным делам.
Штат полиции включал в себя 10 офицеров, 20 унтер-офицеров, 160 солдат, а также одного дьяка и 10 подьячих для ведения делопроизводства. Жалованье офицеров составляло от 50 до 100 рублей «сообразно чину». Полиция обзавелась особой формой: кафтан, штаны и синий картуз с алыми обшлагами, зеленый камзол. В помощь полиции в каждой слободе избирался староста, а на каждые 10 дворов – «десяцкий», чтобы они следили за порядком и обо всём докладывали полиции.
Страстно нелюбимый Меншиковым граф (с 1726 года) Антон Мануилович Девиер, генерал-полицмейстер Петербурга, португальский еврей на русской службе, тотчас развил на своем посту бурную деятельность. Первой заботой начальника городской полиции стали правила мощения столичных улиц: «Каждому жителю против своего дома посыпать песком и камнем мостить гладко… и чтобы строки были вдоль улиц… а по берегу Невы около каждого дома бить сваи и землею засыпать крепко-накрепко». Каждое утро и каждый вечер домовладельцы должны были мести улицу перед домом. Стараниями Девиера в 1721 году в столице были поставлены первые скамейки для отдыха и фонари. Это была новинка, впервые введенная в России: фонарщики наливали в фонари конопляное масло, зажигали фитили и через пять часов гасили их. Всего подобных конструкций было изготовлено 595 штук.
В отношении рядового населения города полицмейстер проявлял исключительную жестокость. Тем, кто не исполнял распоряжений полиции, грозили штрафы, наказание кнутом, каторжные работы и даже смертная казнь. По словам Берхгольца, Девиер внушал жителям Петербурга такой ужас, что они дрожали «при одном его имени». Вебер сообщает, что «вновь поставленный… полицмейстер распоряжался в высшей степени самовластно и почти ежедневно подвергал наказанию и сек кнутом человек по шести и более обоего пола». Прусский посланник Мардефельд пишет о «бесчисленных притеснениях» Девиера с целью вымогательства денег у жителей.
При Петре рвение никому не давало индульгенции. Рассказывают, что однажды, когда Пётр вместе с Девиером подъехали к мосту через Мойку и царь увидел, что проезда по нему нет – кто-то украл с моста все доски, Пётр тотчас же отколотил Девиера своей дубинкой, приговаривая: «Впредь ты будешь лучше стараться, чтоб улицы и мосты были в надлежащей исправности, и сам будешь за этим смотреть». После этого царь приказал уложить новые доски и после этого безо всякого гнева сказал Девиеру: «Садись, братец!» – и продолжил прерванный разговор.
В петровское время Петербург являлся опытной площадкой по введению всевозможных нововведений в городском управлении. Как и всё остальное, насущные вопросы решались методом проб и ошибок. Надо признать, что многие из этих опытов оказались вполне успешными.
Значительный прогресс был достигнут в деле борьбы с пожарами. Первоначально охрана от пожаров Санкт-Петербурга была возложена на городских жителей. Исключение составляли «особы знатные», выставлявшие вместо себя дворовых людей. Пожарную повинность несло даже духовенство. Устанавливая порядок ночного караула, Пётр I предписывал: «надлежит для воров какое-нибудь ружье, а для пожаров иметь: ведра, топоры, войлочные щиты, деревянные трубы, а в некоторых сборных местах крюки и парусы и большие водоливные трубы». Грандиозный пожар 1710 года, уничтоживший в одну ночь Гостиный двор, заставил ускорить строительство в городе караулен со складами водоливных труб. Для извещения о пожаре был сформирован отряд барабанщиков, который обходил ближайшие к пожару улицы и бил тревогу.
На тушение пожара сбегались жители города, в том числе тысячи плотников и солдат с топорами. Часто вместе со всеми на пожарище являлся и сам государь, который вооружался топором и с большим риском для жизни принимал участие в тушении пожара. Соседние дома быстро сносились, чтобы избежать распространения пламени. За это время на место прибывали «большие пожарные насосы», чтобы гасить огонь.
В 1722 году в Адмиралтействе была учреждена особая пожарная команда, работающая в две смены. Основу ее составляли работные люди. Первая смена после окончания работы уходила домой, а вторая ночевала в Адмиралтействе. Если пожар возникал в примыкающих к нему мастерских, то советник, отвечающий за пожарную безопасность, снаряжал на помощь только треть команды, а сам с остальными оставался внутри здания.
Вплоть до петровского времени в России не было специального почтового ведомства. Частную корреспонденцию доставляли ямщики и курьеры. В 1714 году на Троицкой площади был учрежден почтамт. В том же году указом Петра была введена регулярная почтовая связь между Петербургом и Москвой, ездившая в неделю два раза, а также были устроены ямы, в которые были выбраны лучшие «семьянистные лошадные люди».
В 1716 году был построен новый Почтовый двор («Почт-гаус») с пристанью для двух «почтовых фрегатов», совершавших регулярные рейсы между Петербургом, Данцигом и Любеком. Новая постройка включала ресторан, зал для ассамблей и других торжественных мероприятий. Там же работала гостиница, постояльцы которой при любой погоде выселялись при прибытии сюда царя. Согласно голландской традиции, ежедневно в полдень на окружавшую Почтовый двор галерею выходили 12 музыкантов, которые своей громкой игрой на духовых инструментах оповещали петербуржцев о наступлении полудня.
Для организации почтовой службы в Петербург пригласили почтмейстера Генриха Краусса. В 1716 году он был уволен из-за взяточничества, на место Краусса назначили Фридриха Аша. Этот человек исполнял роль не только начальника почты, но и цензора, администратора гостиницы. Для разноски почты внутри города была введена должность посыльных, которые работали во всех учреждениях и у богатых чиновников высокого ранга. В 1719 году состоялся указ о проведении из Петербурга ординарной почты до всех «знатных» городов. Почта, в зависимости от важности городов, должна была ходить в неделю один или два раза, исключительно для посылки указов и казенных бумаг.
Прямо напротив Почт-гауса в 1714 году было выстроено особое здание для первого петербургского слона. Он был подарен Петру Великому персидским шахом Хуссейном. До Астрахани слона везли на корабле по Каспийскому морю, откуда он путешествовал по России пешком. Для этого перехода ему изготовляли особые кожаные башмаки, которые надевали на ноги. Согласно бумагам, слон «износил» громадное количество этих башмаков. По свидетельству Вебера, русские крестьяне, никогда не видевшие ранее слона, почитали его за какое-то божество, встречали его, становились на колени и расстилали по дороге для его прохода полотна и сукна. Во время выгула слона по улицам Петербурга собирались толпы зевак, которые бросали в слона и его проводника палки, камни и другие предметы. В результате был издан особый указ и объявлен обывателям с подпиской о «неученении помешательства слоновщику в проважании слона».
Прямо напротив Почт-гауса в 1714 году было выстроено особое здание для первого петербургского слона. Он был подарен Петру Великому персидским шахом Хуссейном. До Астрахани слона везли на корабле по Каспийскому морю, откуда он путешествовал по России пешком. Для этого перехода ему изготовляли особые кожаные башмаки, которые надевали на ноги. Согласно бумагам, слон «износил» громадное количество этих башмаков. По свидетельству Вебера, русские крестьяне, никогда не видевшие ранее слона, почитали его за какое-то божество, встречали его, становились на колени и расстилали по дороге для его прохода полотна и сукна. Во время выгула слона по улицам Петербурга собирались толпы зевак, которые бросали в слона и его проводника палки, камни и другие предметы. В результате был издан особый указ и объявлен обывателям с подпиской о «неученении помешательства слоновщику в проважании слона».
Для ухода за слоном был определен отставной драгун Гаврила Бабаецов, который взял «на нужды» слона водки – 315 ведер, ренского вина – 315 бутылок. Стоит ли удивляться, что слон не прожил в Петербурге и трех лет? Слон пал 23 мая 1717 года. Этим числом в дневнике А. Д. Меншикова записано: «Умре слон». В расходной книге Петра I записано: «На корм мясникам 9 человекам, которые потрошили слона 8 алтын».
После кончины слона в его бывших помещениях разместили Большой Готторпский (Готторфский) глобус – глобус-планетарий, подарок царю от герцога Голштинского. Оттуда глобус был перенесен в Кунсткамеру.
Еще одним нововведением в парадизе стали общественные бани. Вообще первые петербуржцы именно в банях искали и находили свое спасение от промозглого климата Северной столицы. Камер-юнкер Берхгольц писал: «Здесь почти при каждом доме есть баня, потому что большая часть русских прибегает к ней по крайней мере раз, если не два, в неделю… Русские и чухонские женщины, прислуживающие там… превосходно знают свое дело… Они, во-первых, умеют дать воде, которую льют на раскаленные печные кирпичи, ту степень теплоты или холода, какую вы сами желаете, и во-вторых, мастерски ухаживают за вами. Сначала, когда полежишь немного на соломе, которая кладется на полки и покрывается чистою простынею, они являются и парят вас на этом ложе березовыми вениками сколько сами захотите, что необыкновенно приятно, потому что открываются поры и усиливают испарину, потом пальцами отделяют от тела нечистоту, а затем берут мыло и натирают и, наконец, в заключение всего, окатывают водой и обтирают полотенцем. По окончании всех этих операций чувствуешь себя как бы вновь рожденным». Бани сделались предметом особой заботы городских властей. Была даже основана банная канцелярия – специальное ведомство, отвечающее за состояние и функционирование бань Петербурга. Она устанавливала плату для тех, кто содержал общественные бани. У входа на банный двор сидел сборщик, который собирал входную плату – «банное».
2 марта 1720 года Девиер издал распоряжение, которое гласило: «Подлым отнюдь бань строить не позволять». Для них были предназначены «мыльни» на берегу реки Мьи (Мойки) «числом до 30, из которых половина была назначена для мужчин, а другая, отдельно, для женщин». Был положен конец древнему русскому обычаю смешанных бань, после которых «и мужчины, и женщины, чрезвычайно разгоряченные, выбегали вдруг нагими из очень жаркой бани и с ходу прыгали в холодную воду или какое-то время катались, остывая, сколь бы ни был силен мороз».
Регулярная столица при жизни Петра так и не состоялась. Несмотря на отдельные успехи, управление Петербургом при Петре отличалось чрезвычайщиной, тотальным полицейским контролем, коррупцией и излишним бюрократизмом. Одни ведомства функционировали исключительно на бумаге, другие сосредоточили в своих руках диктаторские полномочия. Такая нестройная система могла функционировать только в режиме ручного управления со стороны неутомимого капитана. Именно поэтому уже в ближайшее время после кончины Петра она была подвергнута серьезным реформам.
Все флаги будут в гости к нам
Морская торговля всегда играла для Петра исключительную роль. Еще в начале своего царствования он принимал энергичные меры к расширению торговли. Именно это стремление стало главной целью Северной войны. Петербург задумывался прежде всего как город-порт и город-верфь. Тотчас же после основания новой крепости Пётр озаботился тем, чтобы привлечь сюда иностранных торговцев. Одновременно с основанием крепости по указу Петра I на Заячьем острове были возведены первые портовые сооружения. Тогда же, в мае 1703 года, Пётр назначил награды: пятьсот золотых первому иностранному судну, которое бросит якорь в Неве, триста – второму и сто – третьему.
Всё лето 1703 года вход в Невскую губу был перекрыт шведским флотом, и первые торговые судна смогли прийти в Санткпитербурх только после того, как шведы ушли в Выборг. В № 37 московских «Ведомостей», вышедших 15 декабря 1703 г., сообщалось: «В ноябре месяце пришел к Санктпитербурху карабль галанской с товары, с питьями, и с солью, на котором был шипер, и неколико матросов, и тот карабль по повелению господина губернатора принят по обыкновению и за приход подарено вышепомянутому шиперу за столом в дому его губернаторском пять сот золотых, а матросом кои с ним были по триста ефимков коемуждо, и при том сказано ему во обнадеживание других, естли по том другой карабль туда придет, и тому, кто на том карабле, дано будет триста золотых, такожде есть ли и третий карабль придет дано будет сто пятьдесят золотых, и с тем тот вышепомянутой карабль от Санктпитербурха отпущен в надлежащий ему путь со удоволствованием, а товары все которые на том карабле были куплены повольною ценою».
Этому событию придавалось очень большое значение, и оно достаточно скоро обросло преданиями. Одно из них привел Голиков: «В 1703 году, в начале Ноября месяца, прибыл в С.-Петербург первый торговый Голландский корабль; сколько же сему обрадовался Государь, то докажет следующий анекдот. Монарх узнал о сем корабле накануне прибытия его к Котлину острову (так называли тогда тот остров, на котором построен Кронштадт); но так как в заливе между Петербурга и того острова находятся мели, то Его Величество, вместо того, чтоб послать кого провести его, принял оное на себя.
Он, нарядяся матросом, как и все на шлюбке его одеты были, встретил его у мелей залива, взошел на корабль, и поздравя Шипора по Голландски с прибытием его перваго в заводящийся новый порт, объявил, что прислан он от Губернатора проводить его до пристани, предупреждая тем, чтоб не наехать ему на мель где, и сказав сие, сел паки в свою шлубку, и велел Шипору корабля следовать за собою.
Таким образом, щастливо проведя его, пристал с ним к пристани, бывшей на Васильевском острове у дома Губернатора того, князя Меншикова, в котором ему и всем матросам назначена уже была квартира.
Хозяин встретил их у пристани, пригласил того Шипора и всех его матросов к столу своему; а дабы они не имели заботы о корабле своем, то явилась Гвардейская команда, и объявлено было Шипору, что прислана оная от Государя для караулу и безопасности корабля сего.
И так Монарх, введя их в дом Княжей, посадил всех их с собою, между хозяином и прочими знатными особами, за изготовленный уже к приезду их стол. Тогда-то Шипор сей и матросы в лице провожатого своего узнали Монарха!
Можно себе представить их изумление; однакож скоро они вышли из онаго, вспомня, что Великий сей Государь, в бытность свою у них в Амстердаме, работал в Адмиралтействе тамошнем как простой плотник, а иногда и матросское исправлял звание; а притом видя ласковое, или паче дружеское его с ними обращение, несколько же кубков выпитых ими напитков сделали их еще смелее, так что забыли они, что видели в мнимом матросе Государя, и когда таким образом веселились, в то время выгружены были из корабля все их товары в амбары Княжие, и показаны назначенные им для житья, доколе они пробудут в Петербурге, покои.
Наконец, Монарх, угостя их до довольной, так сказать, степени охмеления, побратался с Шипором, и отведя его в назначенную ему комнату, пожелав ему с матросами доброй ночи, оставил их.
Поутру, прибыв паки к нему, Государь объявил ему, что все бывшее и оставшееся на корабле охраняется надежным караулом, и потребовал от него реэстр грузу; оной состоял из разных вин и Испанской соли; дал повеление безпошлинно продавать все повольною ценою, а между тем купил для употребления Двора своего знатную часть вина и соли; рекомендовал всем знатным и Господам последовать в том примеру своему, и в краткое время весь сей товар раскуплен был с знатною для него прибылью.
Поелику же в сие время года не было в С.-Петербурге купеческих товаров, то Монарх позволил ему на вырученные деньги купить из заготовленных для Адмиралтейства разных лесных припасов, смолы, поташу и смольчугу, коими Шипор загрузил свой корабль безпошлинно же.