Задача была поставлена поистине титаническая: за короткий срок нужно было склонить чашу морали, метафизики и нематериальных сущностей на весах внешнего и внутреннего, формального и существенного в религиозном культе. Не будет преувеличением сказать, что религиозное сознание русского народа было изрядно закомплексовано. Материальная сторона веры стояла во главе угла. Необходимые, важнейшие детали религиозного благочестия заменялись на слепую приверженность ритуалу, канону, тому, как верили отцы. Иными словами, имела место подмена понятий. С этим нелегким философским противоречием и бросился бороться Петр. К сожалению, его благое, оздоровительное предприятие выглядело в глазах ревнителей древностей как ересь, а посему многие его продуктивные начинания на этом поприще только подливали масло в огонь народного недовольства.
Государь считал, что народ буквально погряз во тьме суеверий, ликвидировать которые необходимо было без отлагательств. К числу суеверий относили и все формы обрядового благочестия, истребить которые и вычистить народное сознание царь принялся с полагающейся энергией и страстью. Историк русской церкви Петр Знаменский писал: «Царь иногда сам публично раскрывал разные религиозные обманы, обнаруживал подделки в плачущих иконах, в ложных мощах, об одних таких мощах велел публиковать обличительное объявление в народе, обвинял в религиозных обманах духовенство и самих архиереев, преследовал разгласителей разных ложных чудес и пророчеств, указывал доносить о них даже духовникам, если те признаются им в своем грехе на исповеди». Накрепко спаянный с образом старой Московии юродивый под воздействием царской воли стремительно покидал историческую сцену. Народным пророкам, ведунам и прочим такого рода провидцам и гадателям тоже приходилось испытывать весьма ощутимое притеснение от официальной власти. Пыточные инструменты служили приборами для санации культа от неканонических явлений и лиц: разглашение чудес и видений каралось телесными наказаниями, удалением ноздрей прочь и последующей ссылкой на галерную службу. Кликуш подвергали пыткам до тех пор, пока те не сознавались во лжи и надуманности предсказаний. Источники и распространители поверий, суеверий и прочего, колдуны за свое ремесло лишались жизни.
Положение старообрядчества
Надо признать, что Петр отличался высокой религиозной терпимостью. Так, страшный документ его сестры «12 Статей», изданный 7 апреля 1685 года, был отменен в 1716 году. Согласно нему двоеперстников, отказавшихся принимать новую веру, заживо сжигали в срубе. Прочих же пытали, били батогами, лишали имущества, заточали в монастыри. Несколько тысяч человек были казнены. Петр же освободил приверженцев старой веры от преследования, но сделал это только в 1716 году. При этом он обязал их повиноваться устоявшемуся государственному порядку, а также терпеть удвоенное налогообложение. Выпущенный в 1702 году указ о приглашении иностранцев в Московию провозглашал принципы веротерпимости, что положительным образом отразилось на судьбах старообрядцев. Параллельно не стоит забывать, что одной из сил, влившейся в состав восстаний стрельцов Булавина были как раз староверы. Понятно, что это не могло не повлиять на царскую антипатию к ним. Считается, что удвоенное налогообложение было обусловлено как раз этим фактом. В 1720 году некий диакон Александр лишается головы за возвращение в старую веру и дистрибуцию положительно характеризующих ее «Диаконовых ответов».
В достаточно выгодном положении были иноки Выговской пустыни, работавшие на Олонецких рудных месторождениях. Их старание обусловило протекцию олонецкого губернатора. Сам Петр, оценивший их вклад в государственную экономику, сказал лишь «Пусть живут». Хотя в судьбе общины все было не совсем гладко: массовое самосожжение, обусловленное активной пропагандой иноками старой веры, привело к тому, что Синод запретил олонецкому губернатору выпускать выговцев из пределов общины. За нарушение полагалась смертная казнь. Впрочем, двоеперстники Карелии были весьма умными людьми, и когда значение олонецких месторождений упало, к 1720-м годам, там стали возносить молитвы во славу государя, чтобы смягчить его волю и снискать себе преференций.
Интеллектуальный след, оставленный иноками пустыни в истории России, именуется «Поморскими ответами». Составленные Андреем Денисовым в ответ на выпад Синода в 1723 году, они имеют полемический характер. Диспут с одной стороны имел защитника старой веры, Денисова, а с другой – некоего миссионера Неофита. «Ответы» демонстрируют его необычайную теологическую грамотность, начитанность и остроту ума. Так, он ловко играет цитатами из работ Отцов Церкви, Иоанна Златоуста, например: «Церковь – не стены и не кровля, но вера и жизнь». Он привлекает на свою сторону аргументы Максима Грека и Стоглава. В конце концов, он хитро играет разночтениями, отысканными в богослужебных книгах новообрядцев. Денисов победил в умственной схватке, и после 7 месяцев борьбы выговцы получили государственный документ о том, что они одержали верх и теперь не будут притесняться. Кроме того, 106 «Поморских ответов» стали заповедным фондом русской старой веры, ее этической суммой.
Феодосеевцы – другое беспоповское согласие, именуемое в честь основателя, Феодосия Васильева. Критическим моментом стал вопрос брака. Поморцы брак отрицали. Федосеевцы же принимали в общину и тех, кто был обвенчан до раскола, и тех, кто после, но сохранял старую веру. При этом крещеных по новому обряду он крестил заново и аннулировал союз. По этой причине между последователями Феодосия и поморцами в 1703 году случился разрыв. В 1728 году брачные правила федосеевцев были развиты наставником Иваном Алексеевым. Он склонял желающих венчаться проходить этот обряд в официальной церкви. Опираясь на тексты Отцов Церкви, он относил брак к области естественного права.
Некрасовцы
Жестоко подавленное в 1708 году восстание Кондратия Булавина привело к тому, что часть потерпевших поражение донских казаков вслед за атаманом Игнатом Федоровичем Некрасовым (1660–1737) отправилась в пределы Крымского ханства, тогда контролировавшего Кубань. До 1710 года он с верными людьми пробирался сквозь южные рубежи России. Затем он распорядился увести общину на Таманский полуостров. Основным правовым источником его казачьей республики, возникшей по договоренности с крымским ханом, были «Заветы Игната». Аутентичный их экземпляр был утерян, и текст передавался из уст в уста, с неминуемыми искажениями. Их основными постулатами были: приверженность старой вере и запрет на контакты с греческим и московским духовенством. Кроме того, авторитет священников-староверов также ограничивался решениями казацкого круга. Противящихся его постановлениям обвиняли в ереси и изгоняли из общины. Кроме того, богохульство каралось смертью. Но только здоровых людей подвергали казни, юродивые и блаженные избегали наказания. Главным социальным регулятором был Круг. Только ему разрешалось официально оказывать помощь. Подача милостыни была строго регламентирована: подавай, но только то, что употребляешь в пищу сам. Алкоголь запрещался. Неповиновение родительскому авторитету, прекословие старшим чаще всего заканчивалось поркой. Брачные отношения выстраивались при однозначном доминировании мужа, но позволить себе обидеть жену он не мог. По жалобе жены Круг назначал наказание или делегировал принятие решения священника, а тот мог разорвать брак. За разврат и изнасилование пороли без пощады. Измена мужу также была весьма опасным делом: виновную погребали по шею в земле или сажали «в куль да в воду». Так же наказывали убийц. Примечательно, что казацкий Круг мог избрать изгнание в качестве меры пресечения. Покинуть общину следовало немедленно. То же собрание было в силах снять с общинника его вину безвозвратно.
Определенные социалистические принципы действовали в распределении труда. Никто не мог нанимать себе работника. Налогом была треть с дохода. Главные статьи расходов – это оружие, экипировка, нужды Церкви, школ. Из бюджета помогали немощным, сиротам и вдовам. Действовали возрастные цензы. Так, воином и участником Круга казак становился в 18 лет. Есаулом его могли избрать в 30, полковником или походным атаманом – после 40. Войсковой атаман не мог быть моложе 50.
VII Как веселились
Безусловно, петровские годы были для русского общества периодом шокового веселья. Так, директивно введенные царем триумфальные празднования побед не могли не шокировать московитов, по преимуществу – затворников в прошлом. Об одном таком триумфе писал датский посланник Юст Юль: пальба из орудий, иностранные музыканты, огненные лучи фейерверков, шуты и самоеды на свиньях. И, разумеется, коллективное пьянство. Под занавес праздника разгоряченный вином государь разрубил неповинного ни в чем солдата, только лишь попавшегося на глаза своего благодетеля. Каким образом этот противоречивый зрительный ряд могли воспринимать привыкшие к иному россияне?
Царские мероприятия по распространению табака
История табакокурения на Руси начинается отнюдь не с петровских преобразований. Глагол «курить» имеет древнеславянскую этимологию. Он образован от суффикса «ити» и корневой основы «курь», имеющей значение дыма, смрада.
Вопреки общепринятому представлению, еще до петровских начинаний на Руси прекрасно знали, что такое табак и каким образом его должно употреблять. Русские познакомились с вредным заморским товаром благодаря английскому мореплавателю Ричарду Ченслору, сброшенному бурей с пути в Белом море и причалившему по неведомой воле к берегу Царства Русского. После приема Ченслора у русского царя между державами открывается морской торговый путь. Нельзя сказать, что именно путешественник в личных вещах ввез адскую траву в Россию, но появившаяся связующая нить уже, очевидно, и послужила основой для переправы многих, местами губительных новшеств в набожную и старомодную Московию. Регуляторов, ни моральных, ни правовых, еще не выработали, и пагубная привычка начала постепенно пускать корни. Впрочем, богобоязненная Московия принимала новшества вовсе не радушно: с 1634 года вплоть до 1649 года хранивших в доме табак ждала смертная казнь. Михаил Федорович Романов к курильщикам жалости не имел. В 1649 году норма была смягчена: теперь пристрастившемуся к заморским сушеным листьям не стоило ждать казни, наказывали его иным образом. Нюхавшего табак возили на козле, потом лишали ноздрей, в назидание, что считалось логичным. Затем виновному предстояло коротать годы в сибирской ссылке: «А которые стрельцы и гулящие и всякие люди с табаком будут в приводе двожды, или трожды, и тех людей пытать и не одинова, и бити кнутом на козле, или по торгом, а за многие приводы у таких людей пороти ноздри и носы резати, а после пыток и наказанья ссылати в далние городы, где государь укажет, чтоб на то смотря иным так неповадно было делать» (фрагмент из Соборного Уложения).
В Соборном Уложении 1649 года, базовом источнике права Московского Царства, главе XXV, Указе о корчмах, говорится так: «11. Да в прошлом во сто четыредесять втором году, по указу блаженныя памяти великаго государя царя и великаго князя Михаила Феодоровича всеа Русии на Москве и в городех о табаке заказ учинен крепкой под смертною казнью, чтобы нигде русские люди и иноземцы всякия табаку у себя не держали и не пили, и табаком не торговали. А кто русские люди и иноземцы табак учнут держати, или табаком учнут торговати и тех людей продавцов и купцов велено имати и присылати в Новую четверть, и за то тем людем чинити наказание болшое бес пощады, под смертною казнью, и дворы их и животы имая, продавати, а денги имати в государеву казну. А ныне государь царь и великий князь Алексей Михайловичь всеа Руси указал и бояре приговорили, тем людем, у кого табак объявится, указ чинити против того же, как о том указано в прошлом во сто четыредесять втором году». Из текста видно: главным источником табака тогда была Речь Посполитая, так как вопрос о «литовских людях», поставивших русским зелье, рассматривается подробно отдельной графой: «12. А будет которые люди с табаком будут в приводе, а скажут, что они тот табак купили у литовъских приезжих людей на продажу, и тех людей пытати, прямо ли они тот табак у литовъских людей купили. Да будет те люди с пытки станут тоже говорити, что они тот табак купили у литовъских людей, а в приводе они будут со многим табаком, и их в другие пытать, а з других пыток учьнут говорить теже речи, и им за табак чинити указ, как о том писано выше сего». Сыск распространителей, казалось бы, безобидной сушеной травы устраивали серьезно, основательно, с должным пристрастием: «13. А которые люди будут в приводе с табаком же, а в роспросе скажут, что они тот табак купили у кого у русских людей, или у иноземъцов, которые иноземъцы государю служат, и тех людей, на кого они в продаже того табаку учнут говорити, сыскивая, роспрашивать, и с очей на очи их ставить, и будет дойдет до пытки, и тех по тому же пытати и указ чинити, до чего доведется».
По всей видимости, приказ Петра приучить московитов к западной привычке объясняется не только страстным желанием как можно более полно европеизировать народ, но и собственным многолетним увлечением государя. Тот пристрастился к заморскому продукту еще в Немецкой слободе, где с Францем Лефортом пробовал запретное зелье. Уже во время Великого посольства, в ходе путешествия по передовой Европе, ничто не мешало царской шалости прорасти и стать привычкой. Тот укрепил свою привязанность и решил открыть русскому народу доступ к европейскому обыкновению закуривать. Советник Петра Федор Алексеевич Головин во время визита государя в Лондон приезжал к нему и способствовал подписанию договора о поставках табака с лордом Кармартеном. Правда, в этом случае Петр вряд ли думал о внедрении привычки. Здесь сказался чисто коммерческий фактор. Нужно было скорее оплатить поставки оборудования, чему это соглашение очень способствовало.
11 февраля 1697 года выходит Указ государя, разрешающий свободную продажу табака: «Продавать оный явно в светлицах при кабаках». Указ имел оглушительный эффект: московиты привыкли под страхом смерти или ссылки бояться прикасаться к запретному зелью. Казни, пытки за табак были привычными реалиями допетровского периода, их неотъемлемым временным маркером. Теперь достаточно легко представить, насколько неожиданным было решение государя легализовать курение. Невероятный контраст! С этого момента можно смело отсчитывать начало повсеместного распространения вредоносной привычки в Царстве Русском, будущей Российской империи. Уже в 1718 году учрежденные ассамблеи способствовали распространению табачной моды среди родовитых господ: в специально оборудованных комнатах располагали трубки для закуривания, чтобы прибывающие гости без стыда и стеснения ими пользовались. В 1705 году появляется «казенная табачная продажа» наподобие винной, что было несказанно к месту для терпящего военные убытки бюджета.
При всем перевесе моральных и исторических аргументов сторона противников табака терпела поражение, даже не успев расчехлить оружие веры. Патриарх Адриан, лицо высшего духовного звания, к тому моменту уже научился «жить из-за куска, беречь мантии и клобука белого», по едкому выражению современников тех дней. Перечить государю, заплечных дел мастеру, не было никакой возможности. Например, английские купцы было замешкались и спросили Петра, будет ли патриарх протестовать против свободного продаваемого курева. Государь же ответил: «Не беспокойтесь: патриарх при мне блюститель только веры, а не табачный надзиратель».
Чтобы снабдить многомиллионный народ царства табаком, необходимо было наладить его полноценное тиражирование. Петр лично велел выписывать мастеров из Голландии, перенимать инженерные приемы, строить мельницы, где высушенные листья крошили, измельчали, вили в рули, – все по западным образцам. В январе 1716 года Осип Соловьев, поверенный государя в Амстердаме, получил письмо такого содержания: «Понеже у нас в черкасских городах довольно табаку родится, только оного не умеют строить на такую манеру, как из Голландии отвозят в расход для продажи на Остзей, и для того приищи в Голландии нанять в нашу службу на 3 года подмастерья или доброго работника, который бы знал табак отбирать, вить и жать и чтобы при нем были две табачные прясельцы и два колеса и двои тиски простые, железом окованные, которого (подмастерья) ищи из служителей Яна Тесина, понеже оных искуснее в Голландии на сие нет, и смотри, чтоб был трезвой, трудолюбивой и не старой человек, а именно, чтоб не было более 40 лет, и, наняв такого человека, пришли сюда и сколько возможно делай сие тайно и как оного наймешь, купи сиропу или масла табачного сколько на 50 000 фунтов табаку же надлежит». Как видно, здесь упоминается тот самый Ян Тессинг, один из отцов-основателей гражданского книгопечатания, приближенный Петра.
Немалые планы государь имел насчет полей Малороссии: ее мягкий, благоприятствующий сельскому хозяйству климат должен был как раз подойти для выращивания табака в солидных объемах. Помимо гостеприимного неба и мягкого солнца, с Малороссией традиционно ассоциируется образ свободолюбивого, а нередко и жестоковыйного казака. Традиции независимого казацкого воинства, несомненно, имели отличия от среднерусских, и существенные: курение здесь не считалось пороком, а, напротив, было расхожей и почти обязательной привычкой. Потеря курительной трубки приравнивалась к потере головы. Образ казака немыслим без вечной люльки в руках и облачка сизого дыма. Итак, в 1716 году нужный человек был завербован на русскую службу, и в маленьком малороссийском городе Ахтырка (что ныне находится в Сумской области Украины) застучали молотки и засновали мастеровые: начались приготовления к возведению первой табачной фабрики. Первой в Европе, между прочим. Ведь знаменитое производство в Бадене было начато только в 1718 году, а Берлинская фабрика запущена лишь в 1738 году. В том же 1718 году была открыта вторая в России табачная фабрика, в Петербурге. Но внятные сведения о ней отсутствуют, что позволяет предположить, что существовала она недолго. Уже в 1717 году образцы табака, выращенного на полях Малой России, отправляются в Ревель, а годом позже – в Шведскую Финляндию. Биограф Петра Иван Голиков так пишет об ахтырской фабрике: «В уезде же Ахтырском была знатная фабрика табачная, на которой табак, разведенный из семян Американских, вили в рули подобные голландским, а для курения резали в картузы, который (табак. – Прим. авт.) продавался и на месте и развозился в столицы и многие другие города». Дело шло скоро, споро. 50 десятин запросто приносили ежегодно внушительную цифру в 115 тонн, достаточную, чтобы удовлетворить аппетиты империи. Обслуживать все это поручали мальчишкам, набранным из местных. В 1717 году государь пишет вице-адмиралу Корнелию Ивановичу Крюйсу: «Письмо ваше, от 7 января писаное, до нас дошло, в котором пишете, что табачная работа начинает происходить изрядно; за которые ваши труды вам благодарствуем; и о размножении того дела по вашему предложению обстоятельнее писали мы к шаутбенахту, князю Меншикову». Работников после непродолжительного обучения допускали к нехитрому ремеслу. За процессом присматривали голландцы, они же проектировали простейшие механизмы для работы.