Восемьдесят верст до второй линии обороны немцы прошли довольно быстро. За неделю. И это при том, что мы успели перебросить к Варшаве пополненные конные корпуса и ударить ими навстречу накатывающемуся немецкому наступлению. Остановить его это не смогло, но набравшиеся боевого опыта осенью ушедшего года кавалеристы кадровых дивизий устроили на восьми десятках верст «танец с саблями», заставляя немцев то и дело разворачиваться из походных колонн в атакующие цепи и регулярно перебрасывать с фланга на фланг полевую артиллерию. А на второй линии обороны в этот момент лихорадочно шло оборудование второй опорной позиции. Первую решено было оставить сразу же после начала массированной немецкой артподготовки. Если уж ее не смог выдержать личный состав второочередных корпусов, то на занимавшие вторую линию части третьеочередных у меня вообще надежды не было. А заменить их мы уже не успевали… Так что первую линию должны были прорвать быстро. Ну, будем считать ее ложной позицией, подготовленной для «расходования огнеприпасов противника», как это звучало в первом варианте доклада.
Впрочем, поначалу все шло несколько лучше, чем я ожидал. Все-таки конные корпуса, пусть и использованные не по прямому назначению — для действий в глубине обороны противника, а прямо наоборот — во встречном бою с наступающим противником, сумели-таки совершить почти невозможное: притормозить, замотать, сбить с толку наступающих немцев. Ко второй линии обороны передовые немецкие части подошли уже слегка потрепанными, дезориентированными и попытались преодолеть ее с ходу — видимо, заимели после недели маневренных действий с нашими конными корпусами привычку к тому, что русские, заняв позиции перед их фронтом, никогда не обороняются с особым упорством и, отбив первую, максимум вторую атаку, тут же вскакивают на коней и отходят. Но сейчас эта привычка сослужила немцам дурную службу. Потому что, решив, что и на сей раз будет именно так, немецкие части двое суток почти непрерывно атаковали наши позиции, пытаясь прорваться сквозь них, просто наращивая и наращивая бросаемые в атаку силы пехоты. Число стволов артиллерии тоже все время возрастало, но их подавляющее большинство составили семидесятисемимиллиметровые полевые орудия, которым наша полевая фортификация оказалась не по зубам. Возможно, сыграло свою роль и то, что за прошедшие с начала немецкого наступления неполные две недели мы практически выбили у противника авиацию. Нет, к настоящему моменту у немцев также появились самолеты, оборудованные пулеметами, но эти пулеметы были установлены, как правило, за пределами диска вращения винта, то есть на боковых крыльях или в консоли верхнего, поэтому точность стрельбы из них оставляла желать лучшего. Синхронизато-ры-то у немцев имелись, поскольку их еще перед войной в 1913 году разработала фирма LVG («Эльфау-ге»), но вот ставить их на самолеты они пока не додумались. Мы же не только довольно долго разрабатывали свой вариант, но и заранее озаботились полным выкупом патента LVG через одну из моих швейцарских фирм, что немало помогло довести до ума нашу конструкцию. Так что вооружение самолета у нас было полностью отлажено еще на момент начала войны. К тому же система боепитания у пулеметов, установленных в крылья немецких самолетов, оказалась непродуманной, из-за чего при эволюциях самолета их пулеметы частенько заклинивало из-за перекашивания ленты.
Да и вообще самолетов с пулеметами у немцев, по сравнению с нами, было слишком мало. Магнитогорский завод уже собирал по пять самолетов в день, а три остальных добавляли к этой цифре еще по одному самолету на завод. Всего с начала войны наши военно-воздушные силы получили уже более восьмисот боевых самолетов. И это не считая тех, что уже имелись в войсках перед началом войны. Так что, хотя около четырех десятков самолетов к настоящему времени были потеряны, по авиации мы пока превосходили немцев как в численном отношении, гак и в техническом. Да и не только немцев. У союзников с боевой авиацией дело также обстояло очень плохо. Мои усилия по максимальному предотвращению возможности заранее, еще до начала войны, увидеть в самолете эффективное средство вооруженной борьбы, слава богу, принесли свои плоды — всем, кроме нас, приходилось начинать с ноля, и пока у нас еще сохранялась в этой области приличная фора. Вот почему за десять дней практически все немецкие самолеты, осуществлявшие разведку и прикрытие наступающих войск, были уничтожены. А многие их конные части, на которые возлагалась разведка на земле, были нейтрализованы нашими кавалеристами, и немецкие пехотные дивизии к моменту подхода ко второй линии русских укреплений имели заметно снизившиеся возможности для разведки. Потому они почти трое суток пребывали в неведении о том, что это уже мощная оборонительная линия, а не очередные позиции русских эскадронов и кавполков, с которыми приходилось иметь дело всю предыдущую неделю. То есть кое-какой результат мощно оборудованная позиция, которую войска строили почти два месяца, все-таки нам принесла.
Но этого неведения, как я уже говорил, хватило всего на трое суток, по окончании которых немцы приостановили атаки и подтянули тяжелую артиллерию. После чего снова начали артобстрел, и мы сразу стали отводить войска на ту хлипкую линию обороны, что успели подготовить за последние две недели. Впрочем, она была куда сильнее той, на которой пришлось драться войскам первой линии. Кроме того, наша авиация открыла настоящую охоту за немецкими батареями. В охоте участвовали все стянутые на этот фронт самолеты — от разведчиков до бомбардировщиков. Еще никогда авиация не была задействована в операции настолько плотно. Некоторые летчики умудрялись сделать по два, а то и по три вылета в день — и это при том, что до сих пор обычная интенсивность летной работы составляла по одному вылету в два-три дня… Возможно, поэтому артподготовка на сей раз продолжалась всего сутки, с девяти часов утра и до шести часов утра следующего дня. Или у немцев просто стали заканчиваться боеприпасы… А затем немцы опять двинулись в атаку. Однако за эти неполные сутки мы успели подтянуть к месту прорыва и развернуть около двухсот тяжелых орудий, в основном устаревших систем, из числа тех, что были сняты с вооружения артиллерии береговой обороны. Да, они обладали малой дальностью стрельбы и низкой скорострельностью, зато у них был впечатляющий калибр: восемь, девять и даже одиннадцать дюймов. При удачном попадании один такой снаряд способен был «сдуть» с лица земли около роты. И когда среди наступающих немецких цепей начинали вырастать столбы земли, поднятые разрывами подобных снарядов, всякие мысли о наступлении из голов немецких солдат мгновенно испарялись. В итоге начать наступление немцы смогли только после того, как подавили большую часть этих орудий. Что, впрочем, удалось им сделать довольно скоро — как выяснилось, в контрбатарейной борьбе мы им проигрывали напрочь… Но, как бы там ни было, это позволило нам продержаться еще две недели. Потом немцы прорвали фронт в районе Кракова и двинулись в направлении Ивангородской крепости, обвалив весь левый фланг фронта и едва не отрезав нашу почти четырехсоттысячную группировку…
Почти три недели все висело на волоске. Нам пришлось бросать в бой все, до чего мы только смогли дотянуться, даже понесшие большие потери и практически не успевшие восстановить боеспособность конные корпуса. Кондратенко похудел и осунулся. Но почти все попавшие в окружение войска удалось вывести на рубеж Висла—Сан, где уже готовили оборону переброшенные, в том числе и с Австрийского фронта, армии, составленные из первоочередных корпусов.
Вот так, в течение всего лишь полутора месяцев, мы не только потеряли кусок своей территории, но и еще почти десять боеготовых корпусов. Ну или как минимум считающихся таковыми. Нет, реальные безвозвратные потери составили около шестидесяти пяти тысяч человек. Причем, как мы рассчитывали, около сорока тысяч не погибли, а попали в плен. Ибо большая часть потерь пришлась на раненых, которых мы не успели эвакуировать. То есть у нас еще существовал шанс когда-нибудь, после окончания войны, получить этих людей обратно. Но как организованная сила десять корпусов перестали существовать. Их теперь предстояло организовывать и вооружать заново.
Потери немцев составили, по нашим прикидкам, приблизительно такое же число, хотя их безвозвратные потери были представлены в основном убитыми и искалеченными.
Так что весной 1915 года немцы довольно жестко показали нам, кто здесь пока хозяин. Несмотря на всю нашу подготовку, вооружение, лучшую насыщенность пулеметами и так далее. Немецкий Ordnung перебил всё…
Апрель прошел с переменным успехом. Мы предприняли пару местных наступательных операций, которые немцы успешно отразили. Немцы попытались провести несколько кавалерийских рейдов, чего уже не позволили мы. Союзники, облажавшиеся с первой попыткой прорваться через Дарданеллы силами исключительно флота, спешно готовили десантную операцию. А двадцатого числа австрийцы при мощной поддержке немцев начали наступательную операцию в восточной Венгрии, где наши войска, не удержавшись на первой линии обороны, стали медленно отходить к Карпатам. Впрочем, там никаких намеков на такую же катастроф)1; которая постигла нас в Царстве Польском, не было. Просто слишком уж много войск мы сняли с Австрийского фронта, затыкая дыры на Германском. Вот и пришлось, огрызаясь, отходить на уже подготовленные позиции в Карпатах. Ну да австрияк — не германец, остановим…
Апрель прошел с переменным успехом. Мы предприняли пару местных наступательных операций, которые немцы успешно отразили. Немцы попытались провести несколько кавалерийских рейдов, чего уже не позволили мы. Союзники, облажавшиеся с первой попыткой прорваться через Дарданеллы силами исключительно флота, спешно готовили десантную операцию. А двадцатого числа австрийцы при мощной поддержке немцев начали наступательную операцию в восточной Венгрии, где наши войска, не удержавшись на первой линии обороны, стали медленно отходить к Карпатам. Впрочем, там никаких намеков на такую же катастроф)1; которая постигла нас в Царстве Польском, не было. Просто слишком уж много войск мы сняли с Австрийского фронта, затыкая дыры на Германском. Вот и пришлось, огрызаясь, отходить на уже подготовленные позиции в Карпатах. Ну да австрияк — не германец, остановим…
А 16 мая немцы начали новое наступление под Варшавой, впервые в мире применив боевые отравляющие вещества. История Первой мировой войны окончательно пошла наперекосяк. Здесь не суждено было появиться иприту20, зато появилась «варшавская отрава»…
Немцы сумели в первый же день прорвать фронт и к 19 мая окружили Варшаву, поймав в ловушку почти сорок тысяч наших солдат. Остальные же войска откатывались на запад. Ужас рядовых перед «варшавской отравой» был настолько велик, что иногда достаточно было кому-то заорать о том, что «германец варшавскую отраву пустил», чтобы целые подразделения покинули свои позиции. Впрочем, нам повезло, что в этот раз наступательный потенциал у немцев оказался не слишком велик — в первую очередь из-за того, что они так до конца и не справились с транспортным хаосом в своих тылах, устроенным нами в кампанию четырнадцатого года. Более того, он еще и усугубился, когда немцы перешли границу Российской империи и перед ними во весь рост встала проблема другой железнодорожной колеи, доведенная до предела тем, что нам удалось при отступлении угнать с захваченной немцами территории практически весь подвижной состав. Так что они просто не успели накопить достаточно боеприпасов для долгого наступления, и потому оно быстро выдохлось. Фронт стабилизировался всего в восьмидесяти верстах восточнее Варшавы.
Варшавская крепость продержалась до конца июля, несмотря на еще три газовые атаки, которые, кроме всего прочего, привели к массовым отравлениям среди мирного населения города. Правда, погибших как среди военнослужащих, так и среди мирных граждан было не так уж много: за все три атаки не более тысячи человек, но ненависть к себе этими атаками немцы возбудили бешеную. Да и страх перед «варшавской отравой», после того как немцы, применив ее дважды, так и не смогли взять Варшавскую крепость, в войсках изрядно уменьшился. Дважды, потому что после третьей остатки гарнизона крепости, почти исчерпавшие боеприпасы, пошли в штыковую, опрокинув и рассеяв многократно превышавшие их по численности немецкие части. Так что и этот мир получил свою «атаку мертвецов»21. Из Варшавы, правда, в тот раз не удалось вырваться никому из русских солдат, но, как выяснилось много позже, почти четыре тысячи человек варшавяне укрыли в своих домах. Ну и, кроме того, немецкие газовые атаки принесли еще один неожиданный бонус. После гибели своих земляков от немецких газовых атак поляки сделали окончательный выбор, с кем и против кого они будут драться в этой войне. И затея немцев с австрийцами создать Польский легион окончилась полным провалом — за полгода усилий им удалось заманить туда всего около трех сотен человек…
К концу июля положение в общем и целом стабилизировалось. Австро-немецкие войска были остановлены на Карпатских перевалах, где местность совершенно не подходила для применения газов, а эффективность артиллерийского огня сильно снизилась вследствие особенностей рельефа и геологии. На Германском фронте у нас, в основном вследствие наращивания промышленностью производства крупнокалиберных орудий и доведения числа бомбардировщиков до почти семисот единиц, при не слишком значительном противодействии немецкой авиации наконец что-то начало получаться с контрбатарейной борьбой. Ну и в войска начали поступать первые противогазы. Кроме того, вера немецких войск в новое средство вооруженной борьбы, как и желание их генералов пользоваться отравляющими веществами, изрядно убавились. И произошло это после одного крайне неприятного для них эпизода, когда наша авиация разбомбила прибывший на станцию Дембе-Вельке эшелон с пятью тысячами баллонов хлора, вследствие чего облако этого газа накрыло немецкие тыловые подразделения и позиции тяжелой артиллерии. Точного числа немецких потерь от их же собственного газа мы установить не смогли, но по приблизительным оценкам они составили не менее двенадцати тысяч человек, среди которых, кстати, были три генерала…
Но за эти полгода авторитет русской армии, ранее пребывавший на высоте, опустился, как говорится, ниже плинтуса. Впрочем, это можно было бы сказать обо всех союзниках по Антанте. Англичане и французы основательно завязли под Дарданеллами. Адмирал Колчак доносил в Петербург:
«…Развитие операции союзников все более и более убеждает меня в том, что операции подобного типа возможны только как совместные действия армии и флота и могут быть проведены лишь со всем напряжением наших сил. Изо всех трудностей, с которыми столкнулись союзники, я сделал несколько выводов.
Во-первых, действие корабельной артиллерии против береговых батарей без корректировки огня является совершенно неэффективным. Более того, корабельная артиллерия без оной не может противу-сгоять даже полевой артиллерии калибра, достаточного для нанесения кораблю ущерба, даже несмотря на преимущество в дальности стрельбы и величине калибра. Для хотя бы частичного устранения следует предусмотреть в составе корабельной группировки наличие кораблей, способных запускать шары-корректировщики, дабы обеспечить возможность корректировки после каждого залпа. А лучше даже вообще оборудовать подобными шарами все крупные артиллерийские корабли из числа тех, что будут привлечены для участия в операции.
Во-вторых, имеющиеся возможности корректировки корабельного огня с помощью летающих лодок корабельного базирования категорически недостаточны вследствие неудовлетворительного времени реакции на попадания. Максимум, на что пригодны летающие лодки, — это сообщить по окончании обстрела о действительных результатах оного.
В-третьих, считаю совершенно невозможным проведение десанта без создания условий для максимального подавления превосходства противника в полевой артиллерии, добиться чего представляется возможным только с помощью подавляющего нашего превосходства над турками в авиации. Для чего следует либо предусмотреть возможность максимально быстрого создания на захваченном плацдарме полевого аэродрома, либо дополнительной постройки кораблей-авиаматок, на которых будут базироваться летающие лодки, оборудованные в качестве бомбардировщиков. А возможно, наилучшим будет сочетание обоих этих подходов.
В-четвертых, высадка десанта со шлюпок в видимости противника приведет к почти гарантированным потерям, вследствие чего требуется озаботиться созданием специальных десантных судов, способных подходить к берег)' настолько близко, дабы десант имел возможность высаживаться на берег прямо с борта десантных судов.
В-пятых, количество подобных судов должно быть достаточно велико — настолько, чтобы первая волна десанта обеспечила возможность захвата и удержания плацдарма такой величины, который исключил бы огневое воздействие на места выгрузки последующих подкреплений вражеской полевой артиллерии, в том числе и крупного калибра.
В-шестых…»
Шестого июля письмо Колчака было рассмотрено на совместном заседании Генерального и Главного морского штабов, после чего принято решение еще до окончания союзнической операции начать организационную подготовку к Босфорскому десанту.
Рассмотрение проекта десантного судна привело к неожиданным результатам. Оказывается, у России уже имелось несколько типов судов, которые вполне могли бы подойти в качестве десантных. Во-первых, гидрографические особенности Азовского моря привели к тому, что достаточно большое число используемых в его акватории судов были представлены образцами, подходящими в качестве десантно-высадочных средств. Это были суда с чрезвычайно мелкой осадкой, в своей конструкции предусматривающие подход к необорудованному побережью и выгрузку прямо на азовские пляжи. Единственным заметным недостач ком большинства этих судов было их довольно малое водоизмещение и вследствие этого чрезвычайно ограниченная мореходность. В ограниченной и мелководной акватории Азовского моря это было смешным недостатком, но вот трехсотмильный переход до турецкого побережья на подобных суденышках мог превратиться в серьезную проблему или крайне ограничить время проведения десанта доступными погодными условиями. Поэтому основным прототипом десантного судна была выбрана шхуна, принадлежавшая купцу греческого происхождения Эльпидифору. Разработанный на ее базе эскизный проект имел несколько увеличенное водоизмещение, позволяющее осуществить перевозку морем полного пехотного батальона со всеми средствами усиления и запасом боекомплекта на неделю боевых действий, и несколько более сильные машины, позволяющие держать скорость не менее 11 узлов. Кроме того, на получившемся судне, что естественно, полностью отсутствовало парусное вооружение.