– Так ты их сухарями кормил? Тогда они у меня точно навсегда жить останутся, потому что я ещё и масло порой своим учёным выдаю.
Мощный, новый виток науки раскручивался с каждым часом всё быстрей.
Глава 12. Нежданное излечение
Начать с того, что во время послеобеденной сиесты приснился невероятно светлый и приятный сон. Сны в данном мире, а уж тем более в узилище снились редко. А точнее говоря – вообще не снились. Потому что принимаемые телом кошмары можно было назвать всем чем угодно, только не приятными иллюзиями расслабленного мозга. Постоянные преследования, частые погони, смерть, кровь и лишения никак не способствовали благости, мечтательности и лёгкости сновидений.
А тут прямо чистая сказка, светлая, полная радости, осталась в сознании. И твёрдое убеждение в прекрасном будущем, полном здоровья, духовного величия. А также спокойной старости в окружении многочисленных друзей и родственников.
После такого предстоящий обед, второй по счёту, показался даже каким-то кощунственным и явно неуместным. Продолжая возлежать на кушетке, Пётр с трудом раскрыл глаза, уставился в ближайшую видеокамеру и попросил:
– А можно мне подать трапезу на полчаса позже? Первый раз в жизни прочувствовал, что такое старость и ноющие кости, поэтому даже шевелиться не хочется.
Видимо, рядом с дежурным оператором находился кто-то из начальства, потому что сами они такие вопросы не решали и тюремный режим поддерживали фанатически. Всего несколько минут понадобилось кому-то для соломонова решения:
– Пятнадцать минут на раскачку! Потом принесут горячую пищу!
Землянин даже благодарить не стал, просто закрыл глаза и попытался вернуться в то ощущение полного покоя и защищённости, которое его накрыло во сне. Но благость не возвращалась, а вот окончательно проснувшийся мозг вспомнил последние проблемы, обеспокоился, вошёл окончательно в режим бодрствования и вновь поспешил произвести диагностирование больного органа. И первоначальный вывод подтвердился: все бактерии оказались уничтожены и готовы к выводу из тела с накопившейся мочой. Да и рубцы стали какие-то не такие. Раньше они чернели рваными отслоениями, а сейчас немного сгладились, подтянулись как бы.
«Такого быстрого заживления не бывает по умолчанию, – размышлял сам себе доктор и пациент. – Видимо, я просмотрел само начало восстановления, и не иначе, что мне ввели сильнодействующее лекарство вчера, а то и позавчера. Естественно, что со мной консультироваться никто не стал, а моего разрешения спрашивать – тем более. Но тогда получается, что побочный удар получили все иные органы? Жаль, что не успеваю проверить…»
Отведённые ему на раскачку четверть часа истекли, и под топот примчавшегося с обедом раздатчика заключенный, покряхтывая, отправился облегчиться. Уже в который раз со злодейским предвкушением радуясь предоставленным ему удобствам, посидел на массивном, из толстенного пластика унитазе, затем помыл руки и освежил лицо да и присел к столу. Благо что от загородки с бумажной занавеской было до всей остальной мебели рукой подать, как говорится.
Теперь ко всей подаваемой пище присматривался не в пример тщательнее и не в пример с равнодушным видом. Он сумел заметить сам момент нереального появления чего-то потустороннего. На этот раз каштаны появились непосредственно в пузатой соуснице. Там среди прожаренных томатов плавали кусочки мяса, проще называемые гуляшом, но как раз это блюдо и поразило своим резко увеличившимся объёмом. Было чуть больше половины, а стало три четверти. Ещё и несколько пузырей воздуха всплыло на поверхность, словно кусочки мяса стухли и забродили.
Не успел землянин дотянуться к соуснице ложкой, как два каштана медленно всплыли на поверхность, и последние сомнения рассеялись.
«Всё понятно! Эти гостинцы мне кто-то подбрасывает извне моей тюрьмы! Понятия не имею, как такое можно сделать, не являясь при этом самому человеку. Или он является, но в невидимом состоянии? Чушь… Стоящие здесь аннуляторы не позволили бы лазутчику вырваться обратно. Тогда почему именно каштаны? Почему не оружие мне передают или что иное, более для меня полезное? И объяснений – никаких… Только само слово «Съешь!» Судя по всему, инструкция по использованию этих диковинных плодов… В мире Долроджи таких точно нет. На Земле? Пару раз ел, как у нас говорили «французские», но те явно не того вкуса… И раз вреда они мне не принесли – надо их есть. Причём как можно скорей…»
Вращение ложкой в соусе помогло определить, что второй раз гостинцев оказалось четыре. И первый из них немедленно отправился в рот, где его принялись терзать челюсти с остатками пошатывающихся зубов.
Ну и, как всегда, не вовремя нарисовалась личность, мешающая вкушать пищу в гордом одиночестве. А в свете последней тайны, то и могущая заметить в питании узника посторонние гостинцы. Благо ещё, что они идеально на этот раз замаскированы в соусе и при рассеянном внимании могут сойти за кусочки гуляша.
Только Светозарову слишком хорошо было известно: усевшаяся напротив глава особого департамента никогда не бывает рассеянной или невнимательной. Разве что её чем-то ошарашить или отвлечь. Вот только чем? Хорошо, что успел в рот закинуть и второй каштан да проворчать с полным ртом:
– Тоже объедать пришла?
– Ты помалкивай да ешь! – чуть ли не прикрикнула на него Аскеза. – Мало того что это некультурно разговаривать с дамой и брызгать на скатерть соусом словно свинья, так ещё и подавиться до смерти можешь. Так что помалкивай и просто кивай в знак согласия.
Демонстративно жуя, узник глянул в ответ слишком выразительно расширенными глазами, и та поняла:
– Ну а если не согласен, просто сиди да жуй. Да помалкивай в тряпочку. Хм! Кстати, тоже твоё идиоматическое нововведение в словарный оборот, которое меня особенно бесит. Почему, спрашивается, «в тряпочку»? Почему не в портянку или не в жилетку? Молчи, молчи! Вопрос чисто риторический, и твои запутанные объяснения меня всё равно не устроят. Да и проведать я тебя решила совсем по другой причине…
Пётр Васильевич как раз проглотил пережёванную гущу каштана, поэтому позволил себе удивиться:
– О! Меня уже проведывают? Неужели тюремный комплекс перепрофилировали в госпитальный? Как мило!
– Судя по тому, как интенсивно тебя пытаются лечить, и в самом деле перепрофилировали. Вот только интенсивность излечения совсем врачей не радует. Сделанные сегодняшним утром анализы крови показывают, что большинство твоих болячек не спешат покидать бренное тело.
– Ну так им во мне очень хорошо и вольготно! – скривился землянин в оскале. – Особенно после того, как над моей тушкой поработали пыточных дел мастера.
– Зря меня обвиняешь! – неожиданно занервничала Мураши. – Меня здесь не было, когда тебя начали пытать, я сама узнала о твоём аресте только три недели назад. Пыток я бы не допустила, хотя бы по той причине, что уверена, ты в любом случае не расколешься.
Пётр верил, что она говорила правду. Бывшей любовнице никак не могли доверить разработку заключённого, хотя как раз в этом высшее начальство и просчиталось. При особом на то желании ядовитая кобра в женском обличье хорошо знала, на какие больные места надавить. Уж она бы доставила мучения Светозарову гораздо большие, чем бездушные, но туповатые садисты.
– Анализы неважные, – вновь вернув холодность на лицо, продолжила рассуждать Аскеза. – Да и ты после двух часов сна – немедленно подняться на ноги не можешь. Жалуешься на ноющие кости… Стареешь! Вот я и подумала… Наверное, мы тебя слишком заездили. В твоём возрасте ежедневный секс – это чересчур. Имеются опасения к инсульту, а то и похуже чего. Так что…
Она сделала паузу, словно давая узнику самому подсказать правильное решение. А тот, подцепив ложкой каштан с соусом и приготовившись его слопать, подключился в охотку к разговору:
– Как раз я придерживаюсь иного мнения на этот счёт. Считаю секс наилучшим лекарством. А потому согласен на удвоенную дозу. Тем более что мне предлагали, как я помню, иных женщин, на любой выбор. И я даже не стану возражать, если ты лично попробуешь приходить ко мне ранним утром.
Цель была достигнута: дама возмутилась до крайности. А потому вряд ли присматривалась к тому, что узник отправил с очередной ложкой в рот. Правда, и опасения появились при виде резкой подачи сидящего напротив тела вперёд:
«Эта кобра и наброситься может… И попросту выбить у меня каштан вместе с оставшимися зубами…»
До рукоприкладства не дошло. Зато умела бы Аскеза прожаривать взглядом или разрывать словами, вскоре от заключённого остались бы куски мяса, весьма схожие с подгорелым гуляшом.
– Ничтожество! – шипела она. – Похотливый и мерзкий кобелина! Как ты смеешь, мразь, заикаться о подобном?! Как у тебя язык поворачивается говорить такие гадости?! Видимо, в тебе давно не осталось ничего святого!
Отвечать Пётр не спешил, поспешно пережёвывая третий гостинец от неизвестных доброжелателей да пытался придумать, как выловить из соуса чётвертый. Драки избежать удалось, а вот остатки обеда могут быть сброшены на пол или унесены после распоряжения рассерженной фурии. Так уж получилось, что своим фривольным предложением землянин ударил по воспоминаниям о близости. Когда они жили вместе, Аскеза больше всего обожала именно утренний секс, делая всё возможное и невозможное, чтобы любимый мужчина именно ранним утром дарил ей свои ласки.
Поэтому, проглотив поспешно толком не разжёванный плод, узник сделал вид, что раскаивается в сказанном:
– Извини, ляпнул, не подумал…
Видно было, что глава особого департамента сдержала себя с огромным трудом от более увесистой ругани и от конкретных обвинений. Но помня, что запись ведётся постоянно, не захотела давать повод для разных сплетен у себя за спиной. Тем более что персонал здешнего комплекса ей не подчинялся напрямую, а прибывшие с ней сюда преданные костоломы могут и не справиться с пресечением неуместных разговоров. Как говорится, чужой роток не заткнёт и молоток.
Кстати, последнюю поговорку академик Серов тоже приписывал Пришельцу, и, вспомнив об этом, Аскеза перешла на тон, полный язвительной жёлчи:
– Ты всегда ляпаешь что-нибудь невпопад. Даже свои поговорки, прибаутки. А вот по требованию и в тему сказать можешь? Например: как хочется тебя застрелить, но пистолета с собой нет.
– Легко, – тут же нашёлся Светозаров. – «Глаза бы съели, да руки коротки!» А можно и так: «На чужой каравай – рот не разевай!» Или можно ещё проще: «Тётенька, дайте мне спокойно пообедать! Пожалуйста…»
Вставая, визитёрша презрительно фыркнула:
– Обедай на здоровье! Но сегодня вечером ты получаешь выходной по сдаче генетического материала…
– Я буду жаловаться! – притворно возмутился заключённый, зная прекрасно, что через двое-трое суток его и так лишат единственного удовольствия, и почему-то почувствовав в себе страшное желание продолжать развлечения. – В этом плане я здоров и жажду послужить ещё на благо своего народа! Ничто и никто меня в этом благородном порыве не остановит! Долой душителей сексуальной свободы!
Аскеза замерла на месте, выпучив глаза на такие заявления:
– Да ты совсем с ума съехал?! Старый кобелина! Хоть бы девочек пожалел!..
Хотелось опять подначить старую любовницу: «Так приходи вместо них!», но вслух этого не сказал. Лишь апеллировал:
– Почему меня, человека старого и почти при смерти, никто не жалеет?.. Прошу записать в протокол моё искреннее пожелание продолжить все без исключения назначенные мне «лечебные процедуры»!
Последние слова он выкрикнул в сторону ближайшей камеры, после чего с поспешностью, но всё-таки стараясь не ронять своё достоинство, набросился на остывающий обед. Со стороны уходящей Мураши ещё слышались какие-то возмущённые ворчания, но к ним он уже не прислушивался. Пока прибыл разносчик за пустой посудой, успел доесть всё, а последний каштан и жевать не стал, оставив его во рту и постепенно растворяя слюной.
Впереди предстояло три часа личного времени, которые хотелось провести с толком, впитывая информацию с экрана и пытаясь на этот раз рассмотреть её с точки зрения возможной, специально сфабрикованной лжи. Ведь если правильно настроиться на восприятие, некоторые несуразицы, несогласовки и просчёты опытный человек в любом случае заметит.
Он только коснулся терминала, как вернулась мадам Мураши:
– Из-за твоего наглого поведения забыла о второстепенном вопросе. – Уселась на прежнее место уже за вторым столом, и опять напротив узника, и добавила в голос металла: – В связи с показаниями сданного тобой агента королевства Гровуран и работой наших аналитиков стало понятно, что в столице вживаются ещё несколько резидентов…
– Здорово! Надеюсь, вы их всех накрыли? А то мне эти гровуранцы кардинально не нравятся. Уж на что ваш департамент ненавижу, но по сравнению с теми выродками вы словно ягнята рядом с волками смотритесь.
– Да-а? Тогда почему ты остальных шпионов не сдал?
– Ты о чём?
– Или ты заодно с врагом? – Аскеза стала с явной угрозой сжимать кулаки, показывая, что намерена пустить их в ход. – Отвечай, скотина!
– Стоп, стоп! С чего это ты взяла, что я перестал быть патриотом?
– Да потому что ты чужак, пришелец! И тебе глубоко плевать на нашу родину! Поэтому быстро выкладывай адреса остальных шпионов!
Здесь главное было не переиграть. Показать в правильных дозах и страх, и сомнения, и нежелание поддаваться на крик, и о мужской гордости не забыть.
– Не надо пугать, тут меня и не так пугали… Твоих кулаков тем более не боюсь! А по поводу шпионов… То да, есть у меня подозрение ещё на одну тётку. Причём именно подозрения, подчёркиваю, а не уверенность, как в первом случае. Поэтому дам адрес лишь с одним условием.
– Каким? – тут же последовал вопрос.
– Ты мне дашь слово, что вначале вы всё тщательно проверите, установите очень осторожную слежку и арестуете человека, лишь имея на руках чёткие доказательства его вины.
– Обещаю! Тем более что мы сами заинтересованы в выявлении связей и знакомств подозреваемой.
– Хорошо, тогда записывай на ладошке адрес…
И вскоре уже узник остался сам в своём просматриваемом со всех сторон узилище. А точнее – наедине с последними всемирными новостями.
Глава 13. Суета сует
С прибытием такой внушительной группы учёных из мира Грёз, а главное, с узконаправленной специализацией да с сонмом удивительно точно откалиброванных устройств исследования и в самом деле пошли с утроенной скоростью. Потому что обозначенные ауры двух Торговцев оказались практически идентичны ауре графини. А значит, эксперименты шли тремя независимыми друг от друга потоками. Разве что на каждом этапе были сверка результатов и корректировка дальнейших шагов для каждой группы. Таким образом, всего за двое суток были получены невероятные результаты, подтверждающие открытие двуализации. Причём открытие так и назвали единогласно именем магической сущности. Кратко звучало так «Двуал Эля». Ну а полное название везде и постоянно повторяла лишь старшая сестра Эрлиона:
– Эффект аурного перемещения двуализации Эльвера-Аусбурна Дмитриевича Свирепого Шахматного Первого!
И это не просто, по своей сути, звучало величественно, а физически помогало преобразовывать расстояния и вселенные. Хотя всё шло там чётко по плану и строго поэтапно.
Вначале передача звука-мысли на огромное расстояние. Пусть даже и в обязательном ритме какой-то песенки. Затем перемещение самого каштана практически куда угодно, лишь бы рядом находящийся с телепортёром Торговец чётко представил точку переноса. Точку переноса назвали термином «ауропробой». Затем проводился обратный перенос молодильного плода, но в прежней точке переноса оставалось то самое чудо прослушивания звука-мысли. А там и до переноса непосредственного «взгляда» или, иначе говоря, подсмотра добрались.
Правда, и масса ограничений оставалась перед существами, умеющими забрасывать каштаны хоть в огонь, хоть в полымя. К примеру, видеть и слушать «где-то там» можно было лишь в одном, максимум в полутора метрах от «ауропробоя». Да и сама точка переноса могла возникать только в том месте, где уже однажды побывал дающий мысленную наводку Торговец. Или в том месте, куда кто-нибудь принесёт и положит тот самый молодильный каштан, который уже единожды побывал в руках или в близкой ауре телепортёра-двуализатора.
И выглядело это так. Софрон Аппали садился рядом с Александрой за один стол. После чего оба для верности накрывали каштан своими ладонями. Потом Софрон представлял свой дом, кухню и передавал направление в ауру графини. Та тут же отправляла каштан в неведомую для неё даль, и тот оказывался, допустим, в самом центре обеденного стола. Тут же сама двуализатор отправляла следом свой взгляд и осматривалась. Чуть позже и слух свой научилась отправлять на место событий, благодаря чему могла прослушивать все, что ей интересно. Впоследствии отправки на место части своих чувств замечала рядом со столом остолбеневшую от удивления мать учёного и начинала транслировать ей не то в уши, не то прямо в сознание напеваемую её сыном песню. Точнее, только одну строчку из куплета, ибо больше не передавалось никак:
– Мама, это я, твой сын, к тебе вернулся…
И так несколько десятков раз, пока старая сейзун растерянно не кивала. После чего с большим трудом отправляли следующую строку из иной песни:
– Готов тебя лелеять и кормить!..
Строчку повторяли до тех пор, пока старушка не врубалась в ситуацию, тяжко вздыхала и не начинала есть каштан.
Это и стало первым огромным триумфом всей группы.
Ну и радостный Софрон хвастливо восклицал:
– Пока Крафа каждого старика оделит молодильным каштаном, неизвестно! – Про удивительные плоды весть в мире Грёз распространилась со скоростью пожара. – А моя маман уже начала молодеть! Ха-ха! – И тут же командовал: – Второй этап, дублируем ту же ситуацию!