— Я придумал, как нам с ним покончить, — сказал Джордж. — Выбросим его на эту громадную свалку, где сжигают мусор, на Ист-Ривер-Драйв.
— Ты что, там такая вонь, что не подойдешь! — сказал Генри.
— Точно, я об этом и не подумал.
— Слушай, знаешь что? — сказал Генри.
— Ну?
— Мы можем отвезти его в тот маленький парк, что рядом с Юнайтед-Нэйшн-Билдинг, знаешь его?
— Ну?
— Ну вот, а там привести его в то место, где этот парк выходит на реку, понимаешь?
— Так, а дальше что?
— А там треснуть его по башке и сбросить с берега.
— Да ну! Опять получается, что снова — река! — сказал Джордж.
— Да-а.
— Тут со всех сторон, куда ни глянь, эта чертова река.
— Да уж, — уныло протянул Генри. — И что же ты предлагаешь?
— Не знаю, — сказал Джордж. — А ты?
— Тоже ничего в голову не приходит.
Малони услышал завывание саксофона и сначала решил, что кто-то в вагоне включил транзистор. Жители Нью-Йорка удивительные музыкальны, поют и танцуют где бы то ни было, прямо как легкомысленные и жизнерадостные итальянцы, которые, кажется, все без исключения прекрасно поют и играют на всевозможных музыкальных инструментах. Обернувшись на звук, он, однако, увидел настоящего живого музыканта, который вошел в дальнюю дверь и теперь, время от времени останавливаясь, продвигался по вагону сюда, где сидел Малони в окружении своих потенциальных убийц.
Музыкант оказался слепым.
Это был высокий худой старик в старом коричневом свитере, похожем на тот, который Малони таскал в студенческие годы, в темных очках с длинными прямыми волосами. Старик сжимал в губах мундштук видавшего виды саксофона, чье металлическое тело было испещрено пятнами облезшей позолоты. Кожаный поводок, прикрепленный к его поясу, тянулся к ошейнику огромного немецкого шеферда, медленно шедшего впереди своего хозяина и присаживающегося через каждые два-три шага, пока тот продолжал выдувать странную мелодию, в которой смешивались знакомые напевы шлягера «Ты заставила меня полюбить себя» и «Сентиментального путешествия». Несмотря на слепоту, которая предполагает обострение слуха, старик играл ужасно плохо, не выдерживал такты и то и дело срывался на хрип. Слушать его было просто мучительно. Собака, привычно присаживаясь на пол через каждые несколько шагов, казалось, тоже страдала от фальшивой музыки, во всяком случае, на ее смышленой морде застыло выражение какого-то болезненного оцепенения.
Слепой раскачивался в такт движению поезда, продолжая терзать нервы пассажиров варварским исполнением, а те вставали и бросали мелочь в маленькую кружку, свисавшую ему на грудь на кожаном ремешке, связанном с другим, который поддерживал саксофон. Собака также таскала ношу: у нее на шее болталась табличка со сделанной от руки надписью:
«Меня зовут Ролло.
Не надо меня гладить.
Спасибо»
Вот слепой достиг центральных дверей. Собака послушно опустилась на пол все с тем же выражением страдальческого терпения на огромной морде. Почему это, подумалось Малони, такая симпатичная псина предупреждает окружающих, чтобы ее не гладили. Поезд подкатил к очередной станции, и люди бросились выходить и входить, то и дело толкая слепого, который прервал свою игру. Но как только двери закрылись и поезд полетел дальше, он начал наигрывать некое подобие бравурной мелодии «Эб Тейд», которая потом сменилась «Грозовой погодой», разнообразя ее визгливыми срывающимися звуками, отчего у пса стал еще более печальный и страдающий вид. Они пробирались по проходу, медленно приближаясь к Малони и его спутникам. Тут он сообразил, что не подумал сосчитать, сколько времени поезд идет от одной станции до другой, экий досадный промах!
Слепой и собака снова остановились, уже невдалеке, фальшивые взвизгивания саксофона заглушали озабоченное перешептывание близнецов, которые так и не пришли к согласию относительно вида казни Малони. Время от времени кто-то из пассажиров вставал, осторожно пробирался в тесном проходе, чтобы бросить в оловянную кружку несколько монет в благодарность за сомнительное удовольствие, а Ролло и его хозяин делали несколько шагов, останавливались, снова немного продвигались вперед, опять останавливались и теперь были уже футах в трех от Малони, который смог как следует разглядеть могучего пса. Да он, наверное, злой, догадался он. Конечно, ведь он служит своему хозяину не только поводырем, но и защитником. Наверное, он способен оттяпать кому-нибудь руку до самого локтя, стоит только протянуть ее, чтобы погладить его по голове. Замедляя ход, поезд подкатил к станции. Ролло и слепой продвинулись еще немного вперед, оказавшись от Малони уже в двух футах, и тут поезд остановился, и собака села в проходе как раз перед Генри.
Малони чувствовал себя виноватым перед почтеннейшей публикой, забившей вагон, готовясь оскорбить благородную традицию помощи нашим нищим братьям, но не мог придумать иного способа спасти свою жизнь, как только воспользоваться беспомощным слепым человеком. Он начал вести счет с того момента, как поезд остановился: раз, два, три… двери раскрылись, у него оставалось всего одиннадцать секунд, чтобы осуществить побег, победа или поражение, жизнь или смерть! Он внезапно и резко схватил Генри за правую руку, круто рванул ее на себя, в результате чего Генри с воплем слетел с диванчика. Собака сидела у самых ног Генри, и Малони, не переставая считать про себя — пять, шесть, семь, восемь… двери начнут сдвигаться на четырнадцатой секунде! — толкнул Генри прямо на чудную тоскливую морду Ролло, услышал, как его челюсти автоматически отдернулись назад в тот момент, когда Генри налетел на его нос, услышал, как глубоко в глотке Ролло рождается грозный рык… девять, десять, одиннадцать! — он бросился к дверям, Джордж вскочил на ноги, вытаскивая револьвер… двенадцать, тринадцать… «Стой», — заорал Джордж за его спиной, но он уже в дверях, четырнадцать! — и двери сдвинулись за ним. Через открытые окна вагона он слышал яростное рычание Ролло, набросившегося на Генри, в то время как слепой, будто не слыша схватки, снова начал играть нечто среднее между «Незнакомцем в ночи» и «Таксидоу-Джанкшн». Джордж по пояс высунулся из окна, когда поезд начал отходить от платформы. Он дважды выстрелил в Малони, который метался по платформе зигзагами, а затем полетел вниз по лестнице пересчитывая телом все ступеньки, не обращая внимания на удары, а только думая: «Слава Богу, он промахнулся!». Он слышал, как поезд с шумом покинул станцию и даже аплодисменты пассажиров, пока Ролло потрошил беднягу Генри. Докатившись до низа лестницы, Малони вскочил на ноги и тут же кинулся бежать, не оглядываясь назад. «Наконец-то я свободен, — пела в нем каждая жилка, — я свободен от всех них!» Он промчался мимо будки размена монет, взлетел по одному пролету лестницы, затем по другому и выскочил на улицу, не имея представления, в каком районе находится, в Бруклине или Куинсе, думая только о своем чудесном освобождении, почувствовал под собой твердые надежные плиты тротуара, бросил взгляд на зеленый огонек светофора и двинулся через улицу, смешавшись с толпой пешеходов.
И вдруг, оказавшись уже на середине улицы, он вспомнил, что забыл в поезде свой пакет Джуди Бонд!
Он буквально застыл на месте, ошеломленный своей потерей, а с двух сторон от него с грозным ревом неслись в противоположном направлениях бешеные потоки машин. Итак, оценка Мерили оказалась точной, он действительно неудачник! Всего минуту назад он чувствовал себя победителем, блестяще проделав трюк с близнецами, в результате чего они остались с носом.
И вот он здесь, в безопасности, но без пакета, в котором лежал скомканный невзрачный пиджак, содержащий ключ к местонахождению невероятного богатства. Ну и черт с ним, с досадой подумал Малони, легко достался, легко и ушел, и в это мгновение его чуть не сбил с ног красный автомобиль с откидным верхом, который вильнул в сторону, резко взвизгнув тормозами, и водитель обернулся к нему, беззвучно изрыгая какие-то проклятия по его адресу, и едва не врезался в громадный молоковоз, с грохотом промчавшийся в другую сторону. Еще не хватало, чтобы его сбила машина, с опаской подумал он, это привлекло бы к нему внимание полиции, а над ним ведь висит обвинение в краже со взломом. Поэтому он продолжал смирно стоять на середине улицы, дожидаясь зеленого света.
Только тогда он вернулся на тротуар, твердя себе: черт с ним, с этим пиджаком, достаточно я набегался за этим сказочным горшком с золотом, я уже дошел до точки, и тут же без всякой последовательности от души возмутился упорством пиджака, хранящего свою тайну. Ему нравилось видеть в себе игрока, действующего по четкой системе, и в качестве такого он определенно способен проникнуть в хитроумную уловку, состряпанную ловким обманщиком К, и его бандой.
Наилучшая система, которую он когда-либо изобретал, была основана на удваивании ставки в геометрической прогрессии.
Наилучшая система, которую он когда-либо изобретал, была основана на удваивании ставки в геометрической прогрессии.
Он исходил при этом из теории, при которой, каждый раз удваивая проигранную ставку, например ставя четыре доллара, если проиграл два, и восемь, если проиграл четыре, а в следующий раз — шестнадцать и так далее до тех пор, пока наконец не выиграешь — ты получаешь назад все свои прежние ставки плюс два доллара чистого выигрыша. Основанная на этой надежной предпосылке, его собственная система (которую он мечтал опубликовать отдельной брошюрой в яркой обложке под названием «Система Малони», если найдет издателя) была разновидностью системы удваивания ставок, сочетая в себе метод прогрессивно-регрессивный, при котором ставка последовательно удваивается только четыре раза, после чего начинается обратный процесс — ставка уменьшается наполовину, затем вчетверо, и так далее, пока сумма не сравняется с первоначальной ставкой в два доллара. Затем она снова начинает удваиваться.
Теория основывалась просто на здравом смысле игры: Малони знал, что длительный проигрыш порой может закончиться очень крупным выигрышем. Он и разрабатывал свою систему в надежде, что в длительный процесс игры по прогрессивно-регрессивному методу может втянуться достаточное количество игроков, так что он сможет иметь постоянную прибыль, не важно, большую или маленькую, лишь бы благодаря ей он мог держаться на плаву, лишь бы он имел возможность продолжать играть, играть и делать ставки.
Хотя, нужно признать, до сих пор эта замечательная система работала не слишком эффектно.
И все равно, чтобы человеку, сумевшему изобрести такую сложную систему, человеку, с великим усердием просчитавшему ее с карандашом в руке, не хватило ума и сообразительности раскусить тайну какого-то несчастного пиджака! Он решительно стиснул кулаки и сбежал вниз по лестнице, направляясь на перрон надземки, полностью сознавая, что за это время Генри и Джордж вполне могли успеть сойти на следующей станции, вернуться назад и сейчас могли пристрелить его… Но что ж, думал он, если хочешь чего-нибудь добиться, приходится рисковать!
Про женщину, сидящую в разменной будке, можно было сказать, что ее всю распирало от силы и здоровья. У нее было крупное толстое лицо, тяжелые, нависшие над глазами веки, накрашенные зелеными тенями, коротко стриженные тщательно завитые волосы, что заставило Малони подумать, что женщина собиралась на какое-то торжество по окончании рабочего дня. Небрежно обрезанные у локтя рукава коричневого жакета открывали могучие руки, мускулы которых так и перекатывались под кожей, когда она методично и ловко собирала жетоны в маленькие столбики. На запястье одной руки виднелась синяя татуировка с именем Майк и сердцем, пронзенным стрелой.
— Простите, мэм, — сказал Малони, — но…
— Мисс, — поправила она его, не отрывая взгляд от жетонов.
— Видите ли, я забыл в поезде свой пакет с покупкой, — сказал он.
— В контору утерянных вещей, — сказала она, не поднимая глаз.
— Спасибо. — Он двинулся было прочь, но тут же вернулся и спросил:
— А где это, мисс? Контора утерянных вещей?
— В телефонном справочнике, — буркнула она, не прерывая своего занятия.
— Благодарю вас, — сказал он.
В конце платформы у газетного киоска он нашел телефонную будку и быстро отыскал указатель по Манхэттену. Сначала он решил проверить рубрику «Срочных перевозок Интерборо», обнаружил там «Интерборо клок компани» и «Интерборо трэкинг К°. Инк.», но там нужной организации не было. Тогда он попробовал поискать в разделе «Перевозки Бруклин Манхэттен» и нашел «Бклн Мнхтн Товар К°.» и «Бклн-Ман-Хэтн Испытательные перевозки Кансил Асе. Инк.», но в них тоже не значилась контора утерянных вещей. Тогда он просмотрел рубрику «Независимая система надземного сообщения» и нашел там «Независимая городская служба подземного сообщения г. Нью-Йорка», позвонил туда, но ответа не дождался. Он начал снова листать справочник, надеясь встретить контору утерянных вещей в рубрике «Транспортная сеть г. Нью-Йорка», но нашел только «Патрульную службу полиции транспортной системы г. Нью-Йорка», которая не могла ему помочь. Раздраженно захлопнув книгу, он снова направился к разменной будке. Женщина по-прежнему собирала жетоны в столбики, которых он насчитал штук тридцать.
— Простите, — сказал он.
— Да? — пробормотала она, не поднимая головы.
— Я не смог найти эту контору в телефонном справочнике.
— Ищите в рубрике «Нью-Йорк», — сказала она. — Город Нью-Йорк.
— Извините?
— В рубрике «Город Нью-Йорк», — повторила она, продолжая свое важное занятие.
— А, понятно, спасибо, — сказал он.
Он вернулся в телефонную будку и нашел в справочнике, всего за три страницы перед «Патрульной службой полиции транспортной сети г. Нью-Йорка», не меньше тысячи строк о различных службах города, включая часто набираемые горожанами телефонные номера организаций вроде «Городские тюрьмы» и «Транспортные лицензии», а среди них и телефон конторы утерянных вещей — МА-5-6200. А, чтоб тебе, выругался он в сердцах! Ясно, что в наше время тысячи людей забывают свои вещи в транспорте. Он выудил из кармана монетку, набрал номер и выслушал не меньше десяти длинных гудков, после чего разочарованно повесил трубку. Выловив монету из аппарата, он снова двинулся к неразговорчивой даме в разменной будке. Та в торжественном молчании продолжала вершить свой трудовой подвиг, результатом чего были уже около пятидесяти столбиков из жетонов.
— Простите, пожалуйста, — сказал он.
— Да? — бесстрастно молвила дама, упоенно складывая очередной столбик.
— Я позвонил туда, но они не отвечают.
— Кто?
— Контора утерянных вещей.
— Все правильно, — сказала она. — По субботам они не работают.
— О, — уныло протянул он. — И что же мне тогда делать с моим пакетом?
— Попробуйте обратиться в Сити-Холл.
— Спасибо, — сказал он.
— Не за что, — ответила она.
Он отошел от будки. Что ж, ничего не поделаешь, подумал он, я честно пытался найти пиджак, сделал все, что мог, а теперь пусть оно все катится ко всем чертям! Хотя… строго говоря, нельзя признать, что ты действительно сделал все, что мог, пока не использовал абсолютно все возможности… ведь на кону полмиллиона долларов, может, ты забыл об этом? Он вытащил из кармана оставшиеся деньги и сосчитал их. Осталось доллар и пятнадцать центов. Интересно, насколько хватит этих денег, если взять такси? Ну, во всяком случае, он сможет достаточно далеко на них уехать. Он спустился на улицу, махнул первому же такси и сказал шоферу:
— Поезжайте вдоль надземки.
— Что? — спросил шофер.
— Поезжайте вдоль линии надземки.
— То есть вдоль вон той линии, что наверху?
— Правильно.
— Докуда?
— Я пока не знаю, мне надо кое-кого найти.
— Кого же?
— Точно не могу сказать. Кого-то с полиэтиленовым пакетом в руках.
Водитель молча уставился на него, затем сказал:
— Мистер, мне нужно знать место назначения. Я должен указать его в своем путевом листке.
— О'кей, тогда запишите «Радио-Сити Мюзик-Холл».
— Вы туда хотите ехать?
— Нет, но вы можете сказать, что я попросил вас отвезти меня туда. А потом я передумаю, как только замечу кого-нибудь с моим пакетом. Мне же не запрещено передумать?
— Нет, конечно, вы имеете полное право передумать.
— Вот и хорошо, тогда пишите «Радио-Сити».
— А как вы собираетесь найти этого типа со своей сумкой?
— Ну, не знаю… Буду смотреть во все глаза, пока мы не нагоним поезд.
— Какой еще поезд?
— Который направляется в Манхэттен.
— Мистер, в Манхэттен ходят сотни поездов.
— Да, но я говорю о том, который отошел от станции несколько минут назад. Уверен, что мы можем его нагнать.
— Мистер, — сказал шофер, — честно говоря, я уже ехал в гараж, понимаете? Так что почему бы мне не помочь вам догнать ваш поезд, верно?
— Ну, это было бы просто прекрасно, — сказал Малони и протянул водителю ладонь, на которой лежали все его монеты. — Это все, что у меня осталось, здесь доллар с четвертью.
Вы просто поезжайте вперед, пока счетчик не настукает девяносто пять центов, а двадцать оставьте себе. А тогда — что ж, ничего не поделаешь, мы же пытались, верно? Не можем же мы гоняться по всему городу за этим горшком с золотом, правда?
— Да уж правда, во всяком случае, не на бакс с четвертью, — сказал водитель.
— Правильно. Так что, поехали?
— Поехали, только так мы не окажемся в Радио-Сити, — сказал шофер, включая сцепление.
— Знаю, но ведь я и не собираюсь туда ехать, вы же помните?
— Да, конечно, — сказал шофер.
— Вы забыли выбросить свой вымпел, — сказал Малони.
— Да, помню, — сказал шофер.
— Вы не скажете, сколько времени?
— Без четверти четыре, — сказал водитель. — А разве вы не знаете, что, как только я выброшу вымпел, на счетчике сразу появится тридцать пять центов?