— Сам знаешь.
— Ну, признаюсь, виноват… — Он развёл руками. — Но не так сильно, чтобы гнать меня прочь. Это же просто игра, не больше.
Чёрт слащаво улыбался, изображая из себя городского щёголя, глаза его сузились и беспокойно шныряли, только сейчас девушке это было вдвойне неприятно.
— Не сдобровать тому, кто встанет на моём пути.
— Ой, ты драматизируешь ситуацию!
— Плевать. Если ты не остановишь Ларису, это сделаю я. Но тогда берегитесь оба.
— Ну, золотце, не надо так сердиться! Я постараюсь, очень постараюсь всё исправить. Хотя уверяю тебя, совершенно здесь не при чем. — В какой-то степени чёрт не лукавил. Признаться, он и сам был порядком озадачен поведением Ларисы, не ожидая от неё такой прыти.
— Иди, не теряй времени. Я должна быть первой, кто принесёт Николе валенки.
— Ты задумала… — начал было чёрт, но осёкся, потому что Оксана взглянула на него так грозно, словно хотела испепелить на месте. Более того, чёрту показалось, что при данных обстоятельствах у неё это вышло бы.
— Конечно! Он будет мой всем чертям назло!
11
В помещении отчаянно пахло озоном. После поспешного исчезновения чёрта к нему добавился ещё едва уловимый запах серы.
Оксана опустилась на край застланной кровати и задумалась. Её волосы просохли в пять минут без всяких ухищрений. Вероятно, со всполохами молний из тела ушло лишнее тепло, набранное в бане, и сейчас дышалось легко и свободно. Бодрость, разлитая в руках и ногах, искала выхода.
Поднявшись и быстро проветрив комнату, девушка стала одеваться. Решение сходить к деду Васюку созрело у неё само собой. Чтобы не идти с пустыми руками, сложила она в платок десяток пирогов, пяток варёных яиц да пару больших луковиц. Сговорчивее будет старик.
На селе поминали Васюка с некоторой опаской: уж очень неординарной слыл он личностью. Жил в доме, расположенном на самом северном конце деревни в изрядном отдалении от других людей. Его изба стояла, спрятавшись за небольшой рощицей в два десятка берёз, так что летом её было почти не заметить. А зимой, засыпанная снегом по самую крышу, вообще исчезала из вида.
Как гласит пословица, в каждом стаде имеется паршивая овца. Когда это правило применяется к людям, возникает великое множество вариантов. Если взять деда Васюка, являлся он местным шутом. Ни одна свадьба не обходилась без его выступления, которым люди аплодировали, и за которые порой доставалось деду на орехи. Потому что, кроме всего прочего, был Васюк первый на деревне хохмач. Шутки его, нескромные, а зачастую и пошлые, многих смешили. Но случалось, кое-кого и задевали. Тогда делились люди на два лагеря и бились стенка на стенку, пока не уставали и не валились прямо на землю с разбитыми лицами и синяками во всю грудину. Зачинщик подзадоривал их, воспевая героические подвиги храбрецов, потом радостно сообщал, что это присутствующих не касается, и называл всех стадом бестолковых баранов, которым надобен хороший пастух. За это деда и поколачивали, но — щадя, поскольку сложения он был щуплого и падал после первого же удара.
За Васюком закрепилась слава человека не от мира сего: обладал он кое-каким даром прорицателя. Во всяком случае, его слова о грядущем развале государства и революции полностью оправдались. Некоторые даже приписывали деду умение колдовать и превращаться в разных животных. На чем держались эти домыслы, было непонятно, потому как сам он неоднократно опровергал их.
Однажды на чьей-то свадьбе, придя без приглашения, как обычно и делал, услышал Васюк такие речи, усмехнулся и громко сказал:
— А что, люди добрые, не хотите ли увидеть, как я обернусь свиньей?
— А сможешь? — спросили пьяные мужики, мигом загоревшись. Известное дело, не каждый раз фокусами в глаза тыкают.
— Сейчас убедитесь, — пообещал старик и велел принести пол-литра самого крепкого самогона. — Только предупреждаю: резать и коптить меня не надо, жир вытапливать тоже. В этом обличье я сам не свой.
Люди в ожидании чуда собрались вокруг, подзадоривая Васюка, а тот, как цирковой артист, сделал паузу, собрал на себе внимание народа и на одном дыхании опорожнил бутылку, занюхав её лишь рукавом рубахи. Ничего не понимая, зрители стояли и ждали, что произойдёт дальше. А случилось вот что. Через пять минут щуплого деда развезло до такой степени, что он вначале замычал что-то нечленораздельное, потом заблеял, а в конце и захрюкал, точно напомнив всем свинью. Этим дело не кончилось. Разбрасываясь направо и налево обидными словами, Васюк двинулся, куда глаза глядят. В той стороне оказалась лужа, и она приняла деда в свои объятия, смачно хлюпнув грязью.
После такого многие перестали считать Васюка колдуном, но его высказывания типа: «Не мойтесь, всё равно не отмоетесь!» или «Ваши головы да на помойку — вот дерьма бы набралось!» вызывали в людях уважительное недопонимание, а значит, некоторый мистический страх. К тому же с давних пор укоренилась в народе мысль, что к таким, как Васюк, лукавый находит самую короткую дорогу.
Может быть, именно по этой причине отношения старика с церковью и её представителем на местном уровне — отцом Савелием — были неоднозначными. Как человек интеллигентный, Савелий не мог признать в Васюке себе подобного. Ну, не тянул дед на интеллигента! Хотя и мыслил глобально, и суждения его, вопреки внешнему виду, всегда имели смысловую завершённость. Чего всегда не хватало многим мужикам на деревне. Но, лишая его права принадлежать к сельской элите, отец Савелий любил-таки временами посещать дом деда и вести с ним непринуждённые беседы за бутылкой настойки на лечебных травах. В своё время работал Васюк ветеринаром и свойства растений знал прекрасно. Объяснял Савелий свои посещения всегда просто:
— Требуется укреплять нашу церковь и увеличивать паству. Бог милостив и даёт шанс каждому, даже последнему язычнику.
Во что верил Васюк на самом деле, никто толком не знал.
Отдельно несколько слов нужно сказать об образе жизни деда и его привычке одеваться в грязные обноски с чужого плеча.
Поскольку жены у него не было уже много лет (то ли сбежала куда, то ли извела сама себя), жил Васюк по-холостяцки. Хозяйство минимальное, чтобы с голоду не помереть: куры да коза для молока. Огород — десяток соток, не больше. Пояснял, что не под силу ему лопатой копать, но люди поговаривали, что и эти сотки дед вскапывает не сам. А кто ему помогает, о том предпочитали вслух не говорить.
Одевался Васюк в то, что ему подавали соседи. Покупать новую одежду, опять же по его словам, было не на что. При этом как-то раз одна девчонка босоногая, выбегая из леса, случайно заглянула в окно дома на отшибе и потом неслась оттуда без оглядки. Показалось ей, что дед сидел на полу в странной позе — задрав ноги за шею, а перед ним находился сундук, полный золота и бриллиантов.
— Чистый Кощей! — шептались тогда старухи, но никто не посмел спросить у Васюка правду о богатстве.
И поскольку считался дед человеком, осведомлённым в разных областях знаний, по слухам, водил дружбу не только с чёртом, но и другой нечистью, мог он подсказать Оксане, что ей делать в создавшейся ситуации. Потому и отправилась девушка прямым ходом к нему.
Двинулась она околицей. Тропинка тут была едва приметна, особенно после сегодняшней метели, нанесённый снег скрипел сердито и с осуждением. Но остановить Оксану, если она что-то задумала, было непросто. Ещё в девчонках не раз проявляла она свой характер, озадачивая родителей, но никакие порки не могли заставить её измениться. Потому, наверно, и прослыла она горделивой и своенравной.
Ветра уже не было, дым из труб столбом поднимался почти на сотню метров, и мороз к ночи крепчал. По деревне слышались крики и песни молодёжи, та гуляла, радуясь наступающему празднику.
«Старой я становлюсь, что ли? — рассудила про себя Оксана, удивляясь, что нисколько не завидует подругам, играющим сейчас с парнями в разные игры. — Или это кузнец виноват? Совсем меня разума лишил…»
Она ещё раз примерилась к последней фразе, и та показалась ей очень романтичной и красивой.
«Не каждый мужчина способен на такое!» — Она опять посмаковала то, что придумала, потом в сердцах махнула рукой и уже вслух произнесла:
— Что это я говорю, в самом деле? Дура, право слово! Ну, какой он романтический герой? Тюфяк недоделанный! Мальчишка, которому нужно сопли подтирать, чтобы не разревелся!.. — Она попыталась раззадорить себя, чтобы показаться не такой глупой в собственных глазах, но вдруг вспомнила взгляд Николы — до странности глубокий, на дне которого притаилась тоска, и почувствовала, что не может его осуждать. Каждый человек имеет право страдать и хранить это страдание в уголках своего сердца.
Едва Оксана пришла к такому выводу и даже вздохнула ненароком, ощутив сострадание как открытие, а кузнец — вот он, сам идёт по тропинке ей навстречу. Неизвестно, какая нелегкая привела его сюда надвигающейся ночью, только встретились они посреди чистого поля как в море корабли.
Едва Оксана пришла к такому выводу и даже вздохнула ненароком, ощутив сострадание как открытие, а кузнец — вот он, сам идёт по тропинке ей навстречу. Неизвестно, какая нелегкая привела его сюда надвигающейся ночью, только встретились они посреди чистого поля как в море корабли.
Остановились сначала от неожиданности, а у девушки первая мысль: не чёрт ли шалит, проклятый? После её выходки ждать от него хорошего не приходится. Но нет, настоящий Никола, не морок. Вон и скула дернулась нервно, и глаза вниз потупил, смотреть боится. Чёрт бы такого не выдумал, потому как любил покрасоваться.
— Здравствуй, Никола! — сказала она, удивляясь, как естественно это у неё получилось.
— Здравствуй и ты! — ответил он. Угрюмости в голосе нет, даже глаза поднял. Что у него на уме?
— Куда путь держишь? Время-то позднее… — Она вдруг вспомнила лицо кузнеца, привидевшееся в банном окне, и едва сдержалась от усмешки.
— Да вот, прогуливаюсь… Ходил, понимаешь, по делам, — смутился Никола.
— Какие у тебя дела в такой час? Бани ремонтируешь? — Не выдержала всё-таки — усмехнулась. Понял кузнец, что открыт, покраснел пуще свеклы, только темнота и спасла.
— Да как получится… — ответил первое, что пришло на ум, а мысли уже вертелись вокруг того, что довелось ему подсмотреть. И никак их из головы не выбросишь, прилипчивые какие!
— Хорошо, значит, выходит, если до самой темноты трудишься! Только ведь праздник сегодня, грех работать-то…
Он смутился ещё сильнее, хотя казалось, что уже некуда. Но преодолел себя, поднял глаза на собеседницу и промолвил:
— Всё от цены зависит, Оксана. Иной раз так повезёт, что впору ещё раз приходить да переделывать.
Она оценила шутку и залилась смехом. А он не такой медведь, как про него говорили бабы! И тогда взяла быка за рога, не раздумывая, правильно ли делает и какие ещё варианты у неё есть.
— А верно болтают в деревне, будто решил ты в жены взять ту, которая первая принесёт тебе новые валенки с резиновыми калошами?
Кузнец вздрогнул от неожиданности, но взял себя в руки. Чего таиться, если имел глупость брякнуть такое при свидетелях?
— Правду говорят люди…
Помолчала в задумчивости Оксана, вглядываясь то ли в его лицо, то ли в даль, за спину Николы. Потом спросила:
— А не пожалеешь о своем решении?
— Я хозяин своего слова, — буркнул кузнец, но вышло у него очень решительно.
— Это как? Сам слово дал — сам обратно взял? — Насмешки была в привычке у Оксаны, ими она и отвратила от себя большую часть мужиков.
— Нет. Такое не про меня.
— А если достанется тебе язва и бой-баба? Не смотри, что в бане хороша, на кухне может и поварешкой пристукнуть! — Она в двух словах описывала свой характер, и Никола это понял.
— По мне так неплохо — будет, кого взнуздывать да приучать к оглобле. — Ответ его прозвучал неожиданно спокойно и уверенно, а Оксану вдруг качнуло от нахлынувшего на неё незнакомого доселе ощущения. Она стояла, поражённая, и хлопала глазами, не понимая, что с нею происходит.
Это длилось всего несколько секунд, но после них спроси её, кто на свете всех милее, она, не задумываясь, показала бы на кузнеца.
— Тогда жди меня с валенками!
Слова сорвались с губ и зазвенели серебром на морозном воздухе, создавая в окружающем эфире замысловатую мелодию, расшифровать которую было, пожалуй, по плечу только самому талантливому композитору. С паром от дыхания она поднималась всё выше и, в конце концов, достигла звёзд. А те, как пресытившиеся театралы, попытались её осмеять, но, замолчав на секунду, вдруг поняли, что такого ещё не слышали. И тогда прекратили свои игры и снова обратили взоры на людей.
Увидеть им пришлось две фигуры, бредущие околицей села по узкой тропинке в противоположные стороны. Но небесным обитателям доступно было и другое зрение, которое подсказало им, что некая незримая ниточка связала эти фигуры, и час от часа становилась она всё прочнее.
11
К дому на отшибе совсем тропу замело. Возможно, днем ещё можно было её отыскать, но при свете месяца Оксана даже не пыталась. Пришлось примеряться к местности и идти по наитию. Хорошо, что место ветрам открытое — лишнее сдуло да в лес унесло, а последние недели стоял мороз, проваливалась в снег всего по колено. Дальше он то ли уминался, то ли подставлял второй, более прочный наст.
Сто метров до рощицы одолела девушка за десять минут с двумя остановками. Старику выходить в деревню, понятно, было трудновато, потому и запасался он по возможности мукой и солью ещё осенью. Но случалось, являлись к Васюку гости сами. Как сейчас, например. Поговаривали сельчане, что не гнал он их, и подношения принимал, а за это кормил небылицами или так высказывался, что впору со словарём переводить! То ли старик из ума выживал понемногу, то ли народ становился простоват да глуповат.
Пробившись, наконец, к изгороди, Оксана увидела, что под снегом той почти и не видно. А изба занесена чуть не выше окон! Впрочем, возле крыльца всё-таки кто-то сугробы убрал. Постучавшись не очень сильно, принялась ждать. Потом стучала ещё и ещё, пока не решила, что старик, наверно, спит. Напоследок толкнула дверь, а та оказалась и не заперта вовсе.
Не очень это удивило девушку. Брать в доме Васюка, похоже, было нечего. А что люди болтали про несметные богатства, так у страха и жадности глаза велики.
Вошла она без приглашения, а саму жуть берет, до того не по себе. В сенях хоть глаз выколи — ничего не видно. Только сверкнула полоска света между плохо подогнанных досок, и пошла Оксана на этот свет. Оказалось, правильно рассудила, дверь была там.
Нашла ручку на ощупь, открыла — и тут же застыла, как вкопанная.
Бывать здесь ей ещё не приходилось. Обстановка дома отличалась то ли особой неприхотливостью, то ли бедностью. В четырёх стенах комнаты располагались старинный комод ещё прабабушкиных времён, стол с двумя скамьями по бокам, деревянная кровать, застланная досками и накинутым поверх рваным одеялом, пара обитых железом сундуков да покосившийся книжный шкаф с безликими рядами журналов. Вот и вся мебель. На стене стучали ходики, а под потолком сидел настоящий филин и таращил глаза.
Сам хозяин в простой холщёвой рубашке находился за столом и при свете керосиновой лампы колол лесные орехи. Целая гора мусора уже лежала рядом. А ядра складывались в ступку, находившуюся поодаль.
Ничем особым старик не выделялся среди прочих старожилов. Такая же седая длинная борода почти до пояса, стриженые только над глазами волосы… А вот глаза на морщинистом лице, случалось, щурились так хитро, что настораживали собеседника.
— Здравствуй, дедушка! — произнесла Оксана не очень уверенно. Вид у старика был хмурый. Скосил он на неё взгляд, а сам своё дело делает — и всё молчком. Только филин вдруг взмахнул два раза крыльями и снова застыл, как чучело.
— Бог в помощь.
Тут Васюк крякнул, отложил в сторону молоток и кивнул:
— Здравствуй, красавица. С чем пожаловала?
— Вот, дедушка, пирожков попробуй. Сочельник сегодня.
Она подошла, развязала узелок и положила перед хозяином. Тот с удовольствием вцепился в пирог и произнес с набитым ртом:
— Благодарствую. Сам я муку-то берегу. Приходится вот толочь орехи да с молоком козьим баландой хлебать. Спасибо за угощение. Нечасто ко мне в последнее время гости заглядывают.
Оксана подумала: чего это старик вдруг жаловаться начал? Может, сразу вызывает её на откровенность, а может, насмехается просто. Но ответила честно:
— Бояться тебя некоторые, дедушка. Слух идёт, что не случайно ты ближе к лесу избу поставил.
— Гм… Чтобы дрова таскать сподручнее, что ли? — Васюк хмыкнул ещё раз и, неторопливо примерившись, принялся за второй пирог. Филин снова шевельнулся и широко раскрыл глаза — да так и смотрел желтоватыми блюдцами, не отрываясь.
— Гости к тебе всё больше оттуда заглядывают — вот, что люди болтают.
— Ну, может, и так… А что с того? Разве, пострадал кто?
Оксана не нашлась, что ответить, а хозяин, прекратив жевать, вдруг насупился и посмотрел на неё испытывающее.
— Ой, девка, неладное задумала! — произнес, наконец, и неожиданно расплылся в плутовской улыбке. — Ишь, чего, бес тебе в ребро!..
— Ты о чем это, дедушка? — спросила Оксана, и сделалось ей немного не по себе.
— Или не знаешь? — Хмыкнул Васюк.
— За тем и пришла к тебе, что не знаю… Не знаю, что дальше делать.
— Врешь! Скажи честно, чего хочешь? Кузнеца охмурить?
Она покраснела и кивнула, чуть стыдливо опустив лицо. Почему-то сейчас это признание далось ей с трудом.
— Тогда я скажу тебе вот что. Коли хочешь породниться с ведьмой — так и ступай к ведьме. Я тебе в этом не помощник…
После этих слов под потолком послышалось жуткое уханье, от которого душа девушки едва не ушла в пятки. Оксана уже ругала себя за то, что решилась прийти сюда, и единственная мысль, которая появилась у неё в голове, была: «На воздух! Быстрее на воздух!»