«Ну, значит, Ольга Карпова еще перезвонит», — сделала я вывод, не придав этому факту особого значения: ведь скорее всего это ее шеф интересуется делом Владимирцева, и она, наверное, звонит по его указанию.
— Оль, может, стоит еще и этих депутатов проверить на причастность? — предложила Мариночка. — Этим мог бы заняться…
— Я, — безапелляционно перебил ее Виктор, и на этом обсуждение было закончено.
Я молча кивнула, и наш фотограф без лишних разговоров собрался и куда-то поехал. Спрашивать его о маршруте передвижений по городу просто не имело смысла — он порой и сам не знал, где окажется в следующую минуту. В одном я была уверена: если Виктор за что-то взялся, обязательно доведет до конца и выжмет из свидетелей и фактов всю истину.
Потемневшие окна напомнили о наступлении вечерних сумерек и о том, что с самого утра у меня, кроме кофе и печенья, маковой росинки во рту не было. Вообще-то Виктор из командировки еще всякие сладости привез, но мы их давно стрескали.
— Марин, у тебя сухарика не завалялось? — жалобно спросила я, выходя в приемную.
— Какой сухарик? — буркнула она в ответ. — Я тебе пиццу купила, еще теплая.
Я с благодарностью приняла пакет и кивнула в сторону кабинета Кряжимского:
— А-а-а?..
— Сергей Иванович не голоден, — безапелляционно сообщила Марина.
Пока я в недоумении размышляла, почему же это Кряжимский до сих пор не проголодался, секретарша смахнула скупую женскую слезу и призналась:
— Я его уже давно накормила, а на тебя просто обиделась, что вы меня одну здесь оставили и с собой не взяли.
Выговорив все это, она в ужасе уставилась на меня, предчувствуя гром и молнию, которые сейчас на нее обрушатся. Но ничего такого я делать не собиралась: во-первых, от голода и усталости не было сил ругаться и скандалить, а во-вторых, сердиться на Маринку просто бесполезно — никаких уроков она для себя не извлекает и при случае обязательно повторяет те же самые фортели.
Но нормально поесть мне, как видно, сегодня не было суждено: не успела я затолкать кусочек пиццы в рот, как раздался телефонный звонок. Мариночка точно по инструкции дождалась второго и только тогда взяла трубку:
— Газета «Свидетель». Здравствуйте… А-а, сейчас, — разочарованно закончила она так оживленно начавшийся разговор и протянула мне трубку. — Это Виктор.
— Привет, — с полным ртом заявила я о своем присутствии, пытаясь лихорадочно дожевать пиццу.
Конечно, многословностью Виктор и на этот раз не отличался, обходясь минимумом слов. Мне чуть ли не клещами пришлось вытаскивать из него подробности. Но даже и этого хватило для того, чтобы понять: у обоих депутатов — и Кононова, и Игнатова — твердое алиби. По их словам, они со вчерашнего дня, почти до самого утра бродили по злачным местам Тарасова. Началось это еще с бани, в которой они парились вместе с погибшим Владимирцевым.
Когда у меня возникли сомнения, Виктор только недовольно фыркнул и выдал мне ряд фамилий служащих, которые видели Кононова с Игнатовым в злополучный вечер. В абсолютной точности сведений я была уверена на сто процентов — депутатов видела целая толпа других народных избранников. Естественно, я прекрасно знала, что в эту компанию редко попадают случайные люди.
— Слушай, а ушли из бани депутаты тоже втроем? — задала я Виктору очередной вопрос.
Честно говоря, ответ я надеялась получить не раньше чем минут через десять. Неожиданно на помощь пришла Маринка, до этого времени сидевшая тихо и спокойно.
— Конечно! — воскликнула она, прекращая подпиливать ногти. — Они из бани ушли втроем, но Владимирцев отправился домой, а остальные, похоже, продолжали свой культмассовый поход. Я тут уже перезвонила в пару заведений, как раз в те, в которые депутаты заходили, вроде без происшествий обошлось. Уже часам к семи Кононов с Игнатовым приползли в офис, где их Оксана отпаивала огуречным рассолом.
Такая информированность Мариночки меня даже несколько насторожила, но секретарша невозмутимо объяснила:
— Так мне ведь эта мымра сегодня с самого утра названивает, не могу же я с нею о погоде говорить.
При этих словах я не удержалась от улыбки: уж если даже легкомысленную Маринку так раздражала болтливость Оксаны Рощиной, с этой девушкой действительно было не все в порядке — она действовала на нервы буквально всем. Впрочем, мне как-то некогда было концентрировать на этом внимание. Но я совершенно не удивилась, что наш родной российский продукт под лаконичным названием «водка» был совсем не чужд депутатам. «Похоже, Кононов частенько проводит банкеты и заседания с распитием спиртных напитков, иначе вряд ли в распоряжении его секретарши был бы огуречный рассол», — заметила я про себя.
Попрощавшись с Виктором, я положила трубку и снова обернулась к Маринке:
— Ну, Шерлок Холмс, что еще узнала от «этой мымры», как ты выразилась?
— А то, что она куролесила вместе с шефом, — гордо ответила секретарша, ожидая моей реакции на такое сенсационное заявление. — Ольги Карповой рядом не наблюдалось, — похоже, у них с Игнатовым не те отношения. Впрочем, это даже хорошо: мне кажется, такая девушка не должна возиться с двумя мужиками, мучающимися от похмелья. В двух словах могу подытожить: оба депутата все сегодняшнее утро провели в рабочем офисе Кононова, на диванах, — важно сказала она и добавила:
— По свидетельствам очевидцев, между прочим, с мучительной головной болью.
Выслушав этот отчет, я подумала с облегчением: "Хоть одной проблемой меньше. Значит, ни один из конкурентов не мог в это время побывать в квартире Владимирцева и подсоединить провода к его душу, — рассудила я. — Хорошо все-таки, когда алиби депутатов подтверждается многими людьми, а то бы еще голову ломать пришлось. Впрочем, как раз вчера вечером Геннадий Георгиевич дома отсутствовал, так что проводки к крану можно было и раньше подсоединить, — неожиданно подумала я, но тут же отбросила эту мысль:
— В этом случае Владимирцев погиб бы еще вчера. А я точно помню, что с утра он был в добром здравии".
Видимо, чтобы я слишком долго не ломала голову, из своего кабинета показался сытый и довольный Кряжимский. Пока он от всей души благодарил нашу секретаршу за заботу, я успела проглотить половину остывшей пиццы. Мариночка это издевательство терпела минуты две, но потом все-таки любопытство взяло верх, и она взорвалась:
— Сергей Иванович, если вы теперь каждую ерунду за мой подвиг принимать будете, я перестану вас кормить. Оль, ну, что там еще Виктор откопал? Может, я чего не уловила? — повернулась она ко мне и безо всякого перехода перескочила на другую тему.
Прожевывая остатки некогда вкусного и ароматного произведения итальянской кухни, я проклинала свою осведомленность. Казалось, что стоило Виктору хоть немного подождать и самому рассказать о своих достижениях сразу всем сотрудникам? Так нет, он только и знал, что портил мне жизнь и усиливал и без того волчий аппетит!
Вообще-то я такая злая бываю только в периоды сильного голода, потому и на диету предпочитаю не садиться. Но мои подчиненные в этом не были виноваты, и мне пришлось дожевать пиццу, взять себя в руки и выложить всю правду. Но не успела я открыть рот, как вновь зазвонил телефон.
«Слава богу! — обрадовалась я. — Наверное, Виктор перезвонил. Вот и пусть сам ей все рассказывает». Переполненная оптимизмом, я решила продолжить перекус. Пользуясь незапланированным минутным перерывом и Маринкиным ослабленным вниманием к своей персоне, я откусила еще один маленький кусочек и запила его глотком кофе.
К моему величайшему ужасу, недовольная секретарша как-то очень уж резко стала отвечать абоненту и уже через пару секунд протянула мне трубку.
— Тебя спрашивает Оксана Рощина, — елейным голоском сообщила она, заметив мои работающие в ускоренном режиме челюсти.
Окончательно поняв, что сегодня останусь голодной, я еще раз глотнула остывший кофе и поздоровалась с телефонной собеседницей.
— Ольга Юрьевна, звоню уже пятый раз и никак не могу поймать вас на месте, — обиженно защебетала секретарша Кононова своим фальцетом, который по телефону звучал еще противнее, чем в жизни.
«Во-первых, не пятый, а всего-навсего третий, — мысленно поправила я. — А во-вторых, я же не обязана сидеть и ждать, когда кто-то из любопытных соизволит мне позвонить». Но служебная этика не позволяла грубо обращаться не только с клиентами, но и с любым позвонившим, даже если он просто ошибся номером, поэтому я не спеша выпустила из легких воздух, потом быстро вздохнула и сказала уже совершенно спокойно, даже дружелюбно:
— К сожалению, у меня были дела, и я не могла поговорить с вами раньше. Что-то случилось?
— Это вы у меня спрашиваете? — удивилась Оксаночка и затараторила еще быстрее:
— Уже весь город знает, что убит Владимирцев, а вы спрашиваете, что случилось! Ольга Юрьевна, кажется, вы этим делом занялись. Скажите, что нового? Алексей Владимирович волнуется, что в свете этих событий его интервью может быть истолковано превратно.
— К сожалению, у меня были дела, и я не могла поговорить с вами раньше. Что-то случилось?
— Это вы у меня спрашиваете? — удивилась Оксаночка и затараторила еще быстрее:
— Уже весь город знает, что убит Владимирцев, а вы спрашиваете, что случилось! Ольга Юрьевна, кажется, вы этим делом занялись. Скажите, что нового? Алексей Владимирович волнуется, что в свете этих событий его интервью может быть истолковано превратно.
— На этот счет не волнуйтесь и передайте Алексею Владимировичу, что без согласования с ним ни одно слово из нашего интервью опубликовано не будет, — заверила я, все больше понимая, как же надоела мне эта вертихвостка с ее стрекотанием.
— Так вы этим делом занимаетесь или нет? — снова поинтересовалась Рощина, видимо, не желая терять свой имидж назойливой и пустой девицы.
— Оксана, по-моему, мы с вами все выяснили насчет интервью, а сейчас мне очень некогда. До свидания.
Не давая ей опомниться, я положила трубку. Вообще-то я бы даже не удивилась, если бы она тут же перезвонила еще раз. Но судьба сжалилась надо мной, а телефон удивил поразительным спокойствием. У меня от этого разговора или, может быть, от быстрого глотания непережеванных как следует кусков пиццы совершенно пропал и аппетит, и остатки хорошего настроения. Буркнув: «Ничего себе, веселенькое Рождество», — я ушла в свой кабинет. За моей спиной раздался сдавленный шепот Мариночки, не добавивший мне оптимизма:
— Ну, и чего так расстраиваться? Не последний же праздник в этом году — Старый Новый год скоро будем отмечать.
* * *— Д-да, всякое бывало, — немного замялся Сосновский, когда я по телефону спросила о состоянии здоровья его шефа. — Понимаете, Геннадий Георгиевич не любил распространяться о своем самочувствии, чтобы лишний раз не волновать Ингу Львовну. Но на самом деле у него и правда иногда сердечко пошаливало.
«Вот те раз! — удивилась я, стараясь сохранить на лице бесстрастную маску. — Выходит, не был Владимирцев таким уж здоровым, каким хотел казаться. Конечно, беречь любимую жену от лишних волнений — это похвально, но надо же было и о себе думать!»
Слова Ярослава не только не пролили света на уже известные факты, а, наоборот, еще больше запутали следствие.
— По-моему, кто-то еще должен знать о проблемах Владимирцева со здоровьем, — вставил Кряжимский, как только я посвятила его в курс дела. — Кроме того, убийство и так слишком явно было похоже на сердечный приступ, чтобы секретарь сейчас начал что-то сочинять. Мне кажется, этим он сразу же навлекает на себя подозрение.
— Сергей Иванович, может быть, стоит спросить у Елены Кавериной? — предложила я. — Два свидетеля — всегда лучше одного. Впрочем, — тут же осеклась я, — если бы у Владимирцева действительно были проблемы с сердцем, она рассказала бы нам об этом раньше.
— Так ведь мы же с нею об этом не говорили, — напомнила Маринка, — а при подруге она вряд ли стала бы распространяться. Оль, позвони на всякий случай, — пододвинула она телефон ближе ко мне.
Чтобы не ломать голову напрасными заботами, я набрала номер сотового Кавериной.
— Знаете, Ольга Юрьевна, я не хотела при Инге говорить, но вообще-то однажды Геннадию Георгиевичу сделалось плохо…
Я об этом случае вспомнила случайно: недели две назад мы возвращались из какой-то поездки по области, и прямо у нас на глазах произошла автомобильная авария. Конечно, мы оказали первую помощь, вызвали «Скорую», причем Владимирцев помогал пострадавшим вместе с остальными, но, когда все было закончено, у него случился сердечный приступ.
— Разве такое бывает? — засомневалась я.
— Врачи объяснили, что сначала он был в шоковом состоянии и почти ничего не понимал, «на автопилоте» был. Когда очнулся — сердце не выдержало такой нагрузки, — объяснила Елена Николаевна. — Но после приема лекарств давление и сердечный ритм нормализовались, так что причин для беспокойства вроде бы никаких не было. Он попросил ничего Инге не говорить, вот мы и промолчали.
— Скажите, а кто был с вами в этой поездке? — поинтересовалась я.
— Все это как раз Геннадий Георгиевич организовывал: ознакомительная поездка по районам области с целью дальнейшего распределения финансовых средств. Конечно, Владимирцев захотел ехать со своим шофером, хотя и не на служебной «Волге», а на «Газели». Еще нас сопровождал секретарь Ярослав Сосновский — очень толковый молодой человек, он заменил собой всех остальных помощников. Ну и еще, конечно, я и несколько депутатов: Кононов, Журавлев, Мефодиев…
Зафиксировав новые имена, я попросила Каверину как можно подробнее охарактеризовать этих людей и их отношения с погибшим Владимирцевым. «Так, с ними он не имеет общих интересов. А этот сейчас во Франции отдыхает и не может быть причастен. Шофер, по словам Инги, очень порядочный и преданный, Ярослава тоже взяли с собой не за красивые глаза. С Кононовым у Владимирцева были отношения ровные и даже почти дружеские. Сама Каверина… — остановилась я. — Над этим надо подумать».
Глава 4
Утро началось для меня с дикой головной боли. «Кто бы мог подумать, что работа отнимает так много сил и здоровья?» — вспомнила я слова одной своей знакомой, которая понятия не имела о том, чем на самом деле занимаются журналисты. Она-то, бедняжка, думала: сидим мы целый день в своих кабинетах и в окно пялимся от скуки или в компьютерные игры режемся. На самом же деле очень редко выпадали моменты, когда мы просто плюем в потолок. Нормальный же ритм работы редакции был довольно напряженным. Обычно Виктор допоздна засиживался в своей фотолаборатории, печатая снимки для очередного номера «Свидетеля», Кряжимский занимался подбором материала, а я пыталась уладить все организационные вопросы, договариваясь с издательством и распространителями.
Мариночке обычно «выпадала честь» отбиваться от всяких маньяков и просто слишком мнительных людей, которые осаждали наш офис в надежде на то, что мы найдем и пропавшего котенка, и отгоним духов почивших предков, и еще что-нибудь подобное сделаем…
Настроение после вчерашнего у меня ничуть не улучшилось: всю ночь мне снились кошмары с электрошоком на фоне физиономии Оксаночки Рощиной. Чтобы хоть немного поднять жизненный тонус, я выпила сладкий кофе с шоколадкой, который незамедлительно свою функцию выполнил.
— Не спишь? — услышала я в трубке подозрительно жизнерадостный голос Виктора. — У нас гости, приезжай скорее.
— Какие гости? — удивилась я.
— Из милиции. Данильченко. На этот раз я понимала, что говорить много по телефону да еще в присутствии посторонних фотограф просто не мог. Но и мучиться от неизвестности тоже долго не могла, поэтому тут же начала собираться на работу. «Этого только для полного счастья нам и не хватало», — обреченно подумала я, стараясь добраться до редакции как можно скорее, по минимуму нарушив правила дорожного движения. Обычно с половины восьмого на улицах Тарасова начинают образовываться «пробки», так что лавировать между машинами становится все труднее с каждой минутой. Впрочем, меня это даже не раздражало — неприятности, происходящие изо дня в день, вскорости начинаешь воспринимать как данность.
Подстегивало и звало вперед только сознание того, что Виктору сейчас приходится еще хуже и он один отвечает на все вопросы следователя. И я мало в чем ошиблась, как оказалось впоследствии.
— Сергей Анатольевич, доброе утро, — улыбнулась я, стараясь произвести на уже знакомого майора милиции впечатление полнейшего счастья, переполнявшего меня. — Чем обязаны?
— Ольга Юрьевна, я по тому же вопросу, — крякнул следователь, не ожидавший от меня такой любезности с утра пораньше. — Как вы уже знаете, нас очень интересует все связанное с депутатом Владимирцевым. Еще мне бы хотелось выяснить, что делал ваш сотрудник у него в ванной комнате и что там нашел.
— Ничего особенного, — ответила я с наивным выражением лица, на которое только была способна. — Мы же в прошлый раз показывали вам фотографии, которые он сделал. Кроме того, черные волосы на краю раковины вы и сами обнаружили.
Данильченко крякнул что-то неопределенное, но ничего не сказал. Видимо, до него самого дошло, что до сих пор мы ничего не скрывали от правосудия. Однако по вечной привычке всех людей, не справляющихся с ситуацией, следователь попытался переложить все свои проблемы и особенно ответственность за неудачи на кого-то другого. И этим кем-то оказалась я — сейчас я почти физически чувствовала, как на мои плечи постепенно сваливается вся вина за простой в расследовании.
В том, что никаких подвижек в деле не произошло, сомневаться не приходилось, иначе служители правопорядка просто не пришли бы к нам. И похоже, всю ответственность за собственное бездействие следователь надеялся списать именно на нас. Мне эта идея совершенно не нравилась — расхлебывать чужие беды всегда неприятно, поэтому просто необходимо было в самое ближайшее время пресечь даже малейшие попытки в этом направлении.