– Ах, Дейзи!
Он надолго замолчал, вглядываясь в ее лицо. Маргарита поняла: должно произойти нечто важное. Ей хотелось, чтобы Портер заговорил, но она боялась спрашивать, лишь затаила дыхание.
– Это жизнь, – произнес он.
Что? Разочарованная Маргарита глупо кивнула. Портер открыл дверь с третьей попытки. Снял фрак и позвал Маргариту в постель. Они занимались любовью, потом Портер заснул. Она почистила зубы в огромном мраморном пространстве и выключила свет.
Уже в постели Маргарита почувствовала, что вот-вот расплачется. Наверное, в ее возрасте не стоило поддаваться наплыву эмоций, испытывая жестокое разочарование, но Маргарита ничего не могла с собой поделать. Ее переполняла горечь.
– Через несколько недель после того, как мы с твоим дядей вернулись из Парижа, произошло событие, которое застало меня врасплох. Портер позвонил и сказал, что влюбился в свою двадцатичетырехлетнюю аспирантку Кэйтлин. Я уже знала, что в Нью-Йорке у него есть другие женщины, и мне было очень больно. Портер водил их по спектаклям и бенефисам, в клубы и рестораны, с одной дамочкой даже ездил в Японию. Он особо не откровенничал, но я была в курсе, и он знал, что я знаю. Правда, их имена Портер держал в тайне и лишь однажды пошел мне навстречу и назвал одно имя. Той, которую брал с собой в Японию. Я полагала, что эти женщины ничего не значат, раз уж он не зовет их по именам. Портер говорил, что любит меня, что я потрясающая, просто он не хочет связывать себя обязательствами. Я полагала, что в Париже… Увы, Париж стал прощанием. Портер уже принадлежал другой, каждый час, что мы проводили вместе, он думал о той девушке. Только я этого не знала. До поры до времени.
До звонка Портера. Маргарита сразу почувствовала, что-то неладное. Его голос, обычно громкий и жизнерадостный, звучал подавленно. «Дейзи, ты мой лучший друг, но, боюсь, я сделаю тебе очень больно».
Маргарита слушала и не понимала ни слова. Как выяснилось, в сентябре Портер полюбил свою аспирантку, двадцатичетырехлетнюю Кэйтлин Векки из Орландо, штат Флорида. Рыжеволосая, веснушчатая, свежая и неискушенная, она была достаточно юна, чтобы вырасти под сенью Диснея и его развлекательных парков. Маргарита представляла ее двухмерной «техниколорной» феей, вроде Динь-Динь из «Питера Пэна». Как-то неправильно все вышло. Маргарите казалось, что если уж ей суждено потерять Портера после стольких лет вместе, то соперница будет достойной: роскошной брюнеткой, говорящей на семи языках, по-европейски чувственной и утонченной. Или одной из тех, с кем Маргарита представляла Портера все эти годы: женщиной с цветочным браслетом, женщиной с неправильным прикусом, женщиной из Японии. Может, немолодой балериной или наездницей, со степенью престижного колледжа Вассар и трастовым фондом, владелицей гардеробной, набитой туфлями. А Портера увела девчонка, Лолита. По его словам, он влюбился без памяти, потерял голову и теперь, чтобы оправдаться в глазах университетского общества и своих собственных, должен жениться.
– Я женюсь, Дейзи, – сказал он.
Чувствуя себя в равной степени обманутой и растерянной, Маргарита вспомнила Париж. Там она не заметила обычных признаков измены. Никаких таинственных звонков или подозрительных подарков. Только книга, которую купил Портер, да еще то, как фанатично он занимался в тренажерном зале отеля. Пару раз он отказался от десерта и бросил курить кубинские сигары. «Набираешься здоровья?» – поддразнила его Маргарита. Теперь все стало ясно.
После разговора с Портером она долго держала телефонную трубку, глядя в окно спальни. Падал снег, укутывая Куинс-стрит. Маргарита думала о том, как впервые увидела Портера, приглушенные звуки его пробуждения на той музейной скамье, как он растерянно заморгал глазами, спросонок не соображая, где находится. Она вспоминала потертый ремешок его часов, длинные пальцы, когда Портер впервые коснулся ее волос. Эта девица Кэйтлин никогда не узнает Портера таким и никогда не поймет.
– Твой дядя Портер позвонил сказать, что женится на Кэйтлин. И что наши отношения закончены.
– Представляю, какой это был для вас удар, – заметила Рената.
Маргарита словно узнала о собственной смерти. Конечно, она понимала, рано или поздно это произойдет, но не так же быстро? Еще и по-дурацки. Ошеломленная, она не могла поверить в случившееся. Ее самолюбие треснуло как яйцо. Маргарита злилась, чувствовала себя оскорбленной и в то же время переживала за Портера. Он повелся на красоту и юность, на секс и не ведает, что творит. Разрыв после семнадцати лет отношений казался Маргарите чем-то нереальным. Портер сказал, что все кончено, он женится на девушке из Флориды, и пообещал не привозить ее на Нантакет. Следовательно, сам он сюда тоже не вернется. Маргарита больше никогда его не увидит. Не могло ведь все в одночасье рухнуть, размышляла она, не могли их глубокие многогранные отношения обернуться пшиком. Ее образ жизни, индивидуальность, в общем, весь мир покачнулся, угрожая сбросить Маргариту в пучину неизвестности. Они с Портером больше не пара? Быть такого не может! Так что да, «удар» – подходящее слово. Пострадали основные части ее личности – сознание, разум, нервы. Маргарите долго не удавалось унять дрожь в руках. Ее сердце взывало к одному-единственному человеку; так ребенок, которому больно, зовет мать. И этим человеком была Кэндес.
– Я позвонила твоей маме и рассказала, что произошло. Погода была ужасная, шел сильный снег, совсем неподходящие условия для поездок, но я все равно попросила ее приехать. Она хотела, чтобы я сама приехала в Доббс-Ферри, но я не могла пошевелиться. Меня словно парализовало.
«Я хочу приехать, Дейзи, – сказала Кэндес. – Поверь, очень хочу. Однако Дэн сейчас в Бивер-Крик, смотрит недвижимость, так что мне придется взять с собой Ренату».
«Конечно, привози ее тоже».
«Я боюсь ехать с ней по такой погоде. Ты смотрела телевизор? Ужас, что творится. У вас там идет снег?»
Снег шел, тихо засыпал все вокруг.
«Не надо, не приезжай. У меня все нормально».
«Правда?» – спросила Кэндес.
«Нет, – всхлипнула Маргарита и расплакалась. – Конечно, нет».
«Не плачь, Дейзи».
«Ты понимаешь, что произошло? Как ты можешь говорить, чтобы я не плакала?»
«Ладно, прости. – Последовало долгое молчание, прерываемое лишь шелестом бумаг, потом Кэндес вздохнула: – Хорошо, мы приедем».
Следовало остановить Кэндес; в конце концов, пара дней или даже неделя ничего бы не изменили. Мела метель, и просить кого-то отправиться в путь по такой погоде было ужасно эгоистично. И все же Маргарита жаждала именно этих слов: «Мы приедем». Ей требовалось знать, что в мире есть человек, который ради нее готов на все. Она никогда не ждала этого от Портера.
– Той же ночью твоя мама с тобой на руках стояла у моего порога.
– Я приезжала сюда?
– Как сейчас помню, на тебе был розовой вельветовый комбинезон.
Маргарита несколько часов расхаживала по дому, когда наконец в дверь постучали. Открыв, она увидела Кэндес и Ренату, в теплых парках и в снегу. При виде их ей стало стыдно. Сыграв на чувстве вины, она заставила лучшую подругу преодолеть триста миль в пургу и с ребенком. Кэндес успела на самолет из Уайт-Плейнса в Провиденс, оттуда на такси доехала до Хайениса, а там пересела на грузовое судно, единственное, которое шло на Нантакет. Тем не менее Кэндес с присущей ей деликатностью рассказала о поездке как об увлекательном приключении.
«Это, конечно, чудо, – сказала она, – но все-таки мы здесь».
– Помню, как мне было неловко из-за того, что я не приготовила ужин. Лучше бы мяса натушила, чем слоняться по комнатам. Мы заказали пиццу, однако пиццерия отказалась доставлять ее на дом, и твоей маме пришлось самой идти за заказом. Все эти годы я заботилась о ней, но в тот вечер она хлопотала надо мной как наседка. Приготовила салат, накрыла на стол и налила мне чашку чая. Я бы предпочла вино, но она сказала, что от спиртного станет еще хуже, а потом проследила, чтобы мы с тобой как следует поели.
Рената улыбнулась.
– К счастью, твоя мама захватила с собой валиум. Она дала мне две таблетки и уложила спать. Я проснулась в четыре утра, сварила кофе. Твоя мама тоже встала, мы сидели вдвоем на темной кухне и молчали. Не знали, о чем говорить. Как будто мы давно не сомневались, что небо упадет, а когда оно упало, сделали вид, что все произошло совершенно неожиданно. Вдруг лицо Кэндес просветлело, словно она придумала верный способ исправить положение и вернуть Портера. Однако она поступила очень странно. Заставила меня подстричься. Я не стригла волосы с самого детства, но Кэндес настояла на своем. «Пора выглядеть по-новому», – сказала она. Или «пора меняться», точно не помню. Той зимой она тоже коротко подстриглась и носила бандану, чтобы волосы не падали на лицо. Не слушая моих возражений, твоя мама усадила меня на стул рядом с кухонной раковиной и укутала старой занавеской для душа.
Маргарита сидела в импровизированном парикмахерском кресле. Кэндес намочила ее голову, помассировала, расчесала волосы и, зажав между двух пальцев, аккуратно подстригла кончики. И вдруг Маргариту озарило. Все стало кристально ясным. Правда оказалась такой очевидной и в то же время такой неожиданной, что перехватило дыхание. Вот что ей нужно, вот чего она хочет: быть рядом с Кэндес, чувствовать ее тепло, слышать ее голос. Маргариту переполняло желание. Оказывается, много лет она жаждала любви не Портера, а Кэндес. Маргарита любила ее и хотела. Сейчас, когда Кэндес суетилась вокруг, прикасалась к ней, Маргарита ощутила себя во власти новых эмоций. Это было ужасно и прекрасно.
– Закончив стрижку, твоя мама высушила мои волосы феном и уложила, а когда она протянула мне зеркало, я расплакалась.
Лицо Кэндес помрачнело. «Тебе не нравится».
– Я то плакала, то смеялась, затем положила зеркало, взяла твою маму за руки и сказала, что люблю ее.
«Я тоже тебя люблю, Дейзи, – ответила Кэндес. – Ты мой лучший друг».
Лучший друг… Маргарита упала духом. То же самое сказал Портер. Неужели все Харрисы говорят одинаково, когда собираются тебя бросить?
«Мне плевать на Портера. Я любила этого человека, мы были близки, но это уже в прошлом».
«Без него тебе будет лучше, – заверила Кэндес. – Я хотела это сказать с тех пор, как приехала. Намного лучше».
«Не важно. После разговора с Портером мое сердце рвалось к тебе. Ты единственный человек, которого я боюсь потерять. Я люблю только тебя, слышишь?»
По лицу Кэндес пробежала тень смущения. Это длилось какую-то долю секунды, но Маргарита заметила. Поняла ли Кэндес ее слова?
«Ты самый лучший человек из всех, кого я знаю. Не могу поверить, что мой брат так поступил!»
«Скажи, что любишь меня, пожалуйста!»
«Конечно, люблю, Дейзи».
«Я хочу, чтобы ты меня любила. Не знаю, чего прошу или куда это приведет…»
Маргарита помнила ледяные руки Кэндес, помнила ее испуг. Как только она выпустила ладони Кэндес из своих рук, та отвернулась.
«Кажется, Рената плачет», – пробормотала она, хотя в доме было тихо.
«Ты меня не хочешь».
«Я тебя не понимаю, – сказала Кэндес. – Ты страдаешь из-за Портера. Он причинил тебе боль, ты попросила меня приехать. Я здесь. Какие еще слова тебе нужны?»
«Ты не чувствуешь того, что чувствую я».
«И что же ты чувствуешь? Хочешь сказать, что влюблена в меня?»
Маргарита взглянула в зеркало. С короткой стрижкой она себя не узнавала. Чего она хочет? Затащить Кэндес в постель и заняться чем-то невообразимым для них обеих? Можно ли разделить любовь по категориям или она едина и неделима? Существуют ли правильные и неправильные виды любви или есть только любовь и ее объект?
«Я ничего не могу с собой поделать».
«Просто ты запуталась. Портер тебя очень сильно обидел. Ты ведь сейчас в смятении, да?»
«Ничего подобного, – возразила Маргарита. – За всю свою жизнь я никогда не была так уверена в своих чувствах. С той минуты, когда увидела тебя и ты меня поцеловала. Я думала, что ты любовница Портера, а ты меня поцеловала».
«Просто я поняла, что мы станем подругами», – торопливо сказала Кэндес.
Подругами, да. Только это было больше, чем дружба. Сотни ужинов вместе, смех в унисон, прогулки по пустоши, зимние вечера у камина, путешествие в Марокко. Всюду Кэндес, а больше ничего и не требовалось.
«С тех пор, как мы встретились…»
«Дейзи, ты сейчас расстроена и сама не понимаешь, что говоришь».
«Ты меня не любишь. Глупо было надеяться, что ты испытываешь те же чувства, что и я. У тебя есть Дэн и Рената, ты принадлежишь им».
«Ты моя лучшая подруга уже много лет. И не надо ничего менять только потому, что вы с Портером расстались. Пожалуйста, Дейзи, не надо».
Маргарита не знала, что ответить. Все уже и так поменялось. Она перешла некую грань, вручила себя как дар, с которым непонятно что делать. Хотя нет, это не дар, а бремя. Женщина, которая никому не нужна. Та девочка с костлявыми коленками в зеркале.
– Ужасно получилось, – призналась Маргарита Ренате. – Я все тогда испортила. Наговорила твоей маме такого, что вообще не следовало говорить. Я безумно ее любила и хотела, чтобы она любила меня. Она очень старалась, но мы чувствовали по-разному. В общем, она оказалась наедине с лучшей подругой и нелепым и неудобным признанием. Твоя мама сделала бы для меня что угодно – один ее приезд чего стоил! – но никогда не смогла бы разделить мои чувства. Никогда. Она попыталась сделать вид, что ничего между нами не изменилось, однако мы обе понимали, что это не так.
Да, Кэндес пыталась. Она ласково вытерла лицо подруги кухонным полотенцем, как будто та была маленькой девочкой, и крепко ее обняла. Прощальное объятие. Тогда Маргарита этого не поняла. Наверху заплакала Рената, и Кэндес побежала к ней.
«Я ей нужна», – сказала Кэндес.
Маргарита провела четырнадцать лет в размышлениях о прошлом, но сейчас не могла найти подходящих слов, чтобы рассказать Ренате о событиях того утра.
– В жизни твоей матери было что-то, о чем ты должна знать. Все ее любили, всех тянуло к ней, но никто не любил ее больше меня. Я любила Кэндес всем своим существом. А есть ли кто-нибудь, к кому бы ты испытывала подобное чувство? Может, твой жених?
– И я думала, что люблю Кейда, – ответила Рената. – Нет, я его люблю, но не так, как вы описали. Не всем существом. Я даже не знаю, что это такое.
– Ты еще совсем юная.
– Я люблю свою соседку по комнате, Экшн. Она моя лучшая подруга. Конечно, это несравнимо, мы и знаем-то друг друга всего год. Но мне кажется, что я бы без нее умерла.
Маргарита видела, что девочка пытается переварить услышанное, однако сомневалась, что ей это удалось. Вряд ли до Ренаты дошли ее слова. «Я слишком сильно любила твою маму, и эта любовь ее уничтожила».
Маргарита опустила взгляд на десерт, красивый, как на картинке из глянцевого журнала.
– Твоя мама сходила за тобой наверх и приготовила всем нам завтрак – тосты с корицей, нарезанные квадратами. Она все делала молча, только успокаивала тебя, когда ты капризничала. Со мной она не заговаривала, я тоже молчала. О чем тут говорить? После завтрака, когда мы помыли, вытерли и убрали посуду, Кэндес сказала, что хочет пробежаться.
«Ни в коем случае, ты только посмотри на улицу! – возразила Маргарита. – Погода жуткая».
Кэндес взглянула на нее, ничего не сказав, пошла наверх и вернулась уже в спортивной одежде.
«Я возьму твой джип?» – спросила Кэндес.
«Куда ты собралась?»
«На свежий воздух. Хочу проветрить голову. Я чувствую то же, что и ты, как будто я…»
«Что?»
«Так можно я возьму джип?»
«Кэндес…»
«Пожалуйста, Дейзи. Ты присмотришь за Ренатой? Иначе мне придется взять ее с собой».
«Ни в коем случае, слишком холодно. Да и тебе бы лучше не ехать. Наверняка на дорогах гололед».
«Ну и пусть, я не хочу торчать в доме!»
Кэндес уже кричала. Испуганная Рената обхватила ее колени. Что еще могла сказать Маргарита?
«Конечно, бери джип. Ключи висят на крючке у двери. Я присмотрю за малышкой, мы с ней поиграем. Все в порядке. А ты… ты будешь осторожна? Я не о машине беспокоюсь, а о тебе».
– Кэндес не ответила, она была уже в дверях. Ей не терпелось уехать.
Рената кивнула.
– Я помогла тебе раскрасить картинку в книжке-раскраске, потом мы с тобой поиграли в кубики на полу. Кэндес еще не вернулась, я включила тебе «Улицу Сезам», и ты заснула перед телевизором. Я попила чаю, вымела обрезки волос, поставила тушиться мясо.
– Вы волновались?
– Я себя успокаивала. Твоя мама, бывало, бегала по несколько часов.
– Кажется, я вспоминаю, что была здесь. Я пила чай с медом и обожгла язык. Вы пели мне на французском языке, или мы читали по-французски. Помню цветочный рисунок на диване.
– Да, – кивнула Маргарита.
Тогда Рената проснулась с плачем. У нее спутались волосы, и она хотела пить. Маргарита налила ей маленькую чашку чая, добавила мед. Вместе они сели на диван и почитали про слоненка Бабара. Когда раздался первый телефонный звонок, Маргарита не взяла трубку.
Рената уронила ложку в пустую формочку из-под мусса. Дзинь! Маргарита вздрогнула.
– Дороги обледенели. Уолтер Аркейн напился и на бешеной скорости выписывал кренделя по той самой дороге. Где ты сегодня проезжала. Он потом клялся, что не заметил Кэндес, а когда услышал удар, подумал, что сбил оленя. Остановил машину и увидел под колесами Кэндес.
У Ренаты перехватило дыхание. Бедная мама!
– Он виноват в ее смерти. За это его и отправили в тюрьму.
– На десять лет, – уточнила Маргарита. – Да, конечно, это была его вина, но только из-за меня Кэндес оказалась там. Я вынудила ее приехать. А все, что я наговорила тем утром… выбило ее из колеи. Она была сама не своя, когда уходила на пробежку. Я ее напугала, из-за меня наша дружба дала трещину, потому что я перешла границы. Наверняка твоя мама винила во всем Портера: он меня обидел, из-за него я стала эмоционально зависимой, а ей теперь приходится за ним разгребать. Может, она мысленно кричала на него. Или ругала себя за то, что дала мне валиум. Наверняка она настолько погрузилась в свои мысли, что не услышала сзади шум грузовика. Кэндес была смущена, расстроена, ничего не видела вокруг. Из-за меня. – Маргарита, замолчала, потрогала свой лоб, горячий и влажный. – Нельзя было выпускать ее из дома. Но она хотела отделаться от меня, сказала, что ей нужен свежий воздух. Она хотела уйти.