– И что? – Алик вопросительно смотрел на Шибаева.
– Не знаю. Последний раз золотая молодежь собиралась на генеральской даче девятнадцатого августа восемьдесят шестого, сосед запомнил, он как раз тогда женился. Они очень шумели, жгли костер и лили в него бензин. Так они развлекались. И после этого никто больше на даче не появлялся.
– Но ведь она уехала!
– Уехала. После чего компания распалась, они с тех пор не встречались. Подруга ушла из института, перевелась на экономический. Парень, с которым Людмила встречалась, тоже перевелся… возможно. Кстати, его фамилия Кухар. Павел Кухар.
– Кухар? Будущий мэр?
– Он самый.
– Подожди! – Алик вскочил с места и побежал в прихожую. Вернулся через минуту с листовкой, протянул Шибаеву. – Предвыборная программа! Сунули под дверь.
Шибаев взял. Пробежал глазами.
– Читай! – Алик подпер голову кулаком и приготовился слушать.
– Все или отдельные места?
– Можно отдельные.
– …уверенность в будущем… от нас, от нашего выбора… вызовы, стоящие перед нами всеми… – забубнил Шибаев. – Сохранение демократии, преодоление экономического кризиса, смена политической элиты… рабочие места… благоустройство города… – Он поднял глаза на Алика. – Еще?
– Хватит! – Алик махнул рукой. – Особенно впечатляет смена политической элиты на местном уровне. И все остальное. – Он хмыкнул. – Партия умеренного прогресса в рамках закона.
– Партия умеренного прогресса? Так называется его партия? – удивился Шибаев. – Не слышал.
– Да нет, это у Карела Чапека. Он издевался над политиками. Ты с Кухаром тоже хочешь встретиться?
– Пока не знаю. Да и зачем? Ничего нового я не услышу. Почему-то я уверен, что ни адреса, ни телефона Людмилы у Кухара нет. И в аэропорт он с ней… или с ними не ездил, и мужа-американца в глаза не видел. Никто его не видел. Никто их не провожал. Ни с кем из них она не переписывалась. Похоже, она просто исчезла.
– Не факт, может, кто-нибудь и видел, ты же повидал только двух… трех? – возразил Алик. Помолчал немного и спросил: – Ты думаешь… это она?
– Откуда я знаю!
– Но ведь все считают, что Савенко уехала. Слух недаром пошел, кто-то же знал, были свидетели. Подруга знала. Преподаватели. Весь курс. Да что там курс! Весь институт! Там одни девчонки, а тут такая история. Подумай сам своей головой…
– Думаю. Знали со слов той же подруги. И друзей. У подруги даже фотографии Ляли нет, если не врет. Я не понимаю, зачем она со мной вообще говорила. Смотрела волком, с трудом сдерживалась. Послала бы подальше, да и дело с концом.
– Любопытство, Саша, особенно женское, страшная сила. Хотя и мужское тоже. А потом… – Алик задумался. – Ну, а если… там у них действительно что-то произошло, то эта подруга хочет знать, что тебе известно.
– Думаешь, она боится?
– Не исключено, – важно сказал Алик. Они посмотрели друг на друга. Алик с трудом сфокусировал взгляд на Шибаеве. – С другой стороны… может, просто любопытство, богатые родственники, все такое… как в сериале. Женщины такие сюжеты любят. Двадцать пять лет… Попробуй, найди свидетелей. Мало ли, чей это скелет! А то, что Ляля не писала… это ни о чем не говорит. Не хотела, вот и не писала. Я тоже никому не пишу и ни с кем не встречаюсь. Принципиально. Встретился однажды по дурости с друзьями детства… – Алик помрачнел при воспоминании об одноклассниках. – А та, другая, женщина генерала? В белом платье?
– О ней вообще ничего не известно.
– Можно сходить в Дом офицеров, расспросить осторожно. Не на улице же он с ней познакомился, может, своя, работала у них… где-нибудь в библиотеке.
– Может, и на улице.
– Не исключено, – не стал спорить Алик и задумался, пытаясь вспомнить, когда он в последний раз знакомился на улице. Получалось, очень давно. Алик слегка огорчился и подумал: «Старею». У него даже мелькнула мысль немедленно выйти из дома и познакомиться с какой-нибудь хорошей девушкой… в белом платье! Пришло на память всякое-разное, какие-то фиалки, упоительный запах сирени, весна, цветущие деревья… майский дождь. Опять-таки, первый поцелуй. И стихи о любви. Эх, любовь!
Алик был сентиментален, но, как ни странно, ему удавалось отделять сентиментальность от адвокатской практики – адвокаты, как правило, люди трезвые и здравомыслящие. Он поймал на себе заинтересованный взгляд Шибаева, смутился и потянулся за бутылкой.
– Знаешь, Саша, ты как-то все усложняешь! Скажи своей Кристине, пусть не мается дурью и посадит кусты. Хочешь, вместе посадим? Или дачу на фиг продадим! Клиент всегда найдется. Кого в наше время испугает какой-то неизвестный скелет! Ну, давай, за все хорошее! Кстати, как у тебя с Кристиной? – спросил он через минуту, рассматривая бутылку водки на свет.
– У меня с Кристиной хорошо, – ответил Шибаев.
– Тогда почему ты дома? По-моему, я тебя не видел уже неделю.
– У нее семейное торжество, – ответил Шибаев.
– А тебя не позвали?
– Я сам не пошел. Годовщина смерти отца… Ты бы пошел?
Алик пожал плечами.
– А… вообще как?
Теперь дернул плечом Шибаев.
– Никогда не нужно возвращаться? – догадался Алик.
– Все-то ты знаешь. Иногда нужно.
Алик глубокомысленно покивал.
Глава 10 Гидесса Ирина
Ирину Рудницкую он нашел почти сразу. В городе было пятнадцать турагентств, и в пятом (всего-навсего, в пятом, а не в десятом или пятнадцатом!) ему сказали, что здесь такая работает, но сегодня ее нет. Прорвало не то канализацию, не то соседи сверху залили, вот она и взяла отгул. Номер мобильника он получил тут же, а после некоторой заминки и домашний адрес. Шибаев с трудом удержался, чтобы не попенять девичьему голоску на отсутствие бдительности. Потом он понял, почему ему не отказались сообщить секретные данные – он мог оказаться потенциальным клиентом, а упускать клиента не в правилах заведения, особенно в условиях экономического кризиса. А возможно, все было гораздо проще, и Рудницкая по неизвестной причине разрешила коллегам ничего о ней не скрывать.
Он не стал звонить, а отправился прямиком по указанному адресу. Он надеялся, что Елена Коваль еще не успела сообщить бывшей однокурснице о его вчерашнем визите и ему удастся захватить Рудницкую врасплох и увидеть реакцию на имя Людмилы Савенко. Уловить «язык мимики и тела», как говорит продвинутый адвокат Алик Дрючин, который, работая с клиентами, придает этому значение даже большее, чем словам. Как Шибаев понимал, особой дружбы между женщинами не было. Он вспомнил, как физрук Виктор Павлович отозвался о Рудницкой. Красивая девка, но злая, сказал тот. Значило ли это, что ему не обломилось? А Людмила была незлой, потому что обломилось?
Он надеялся также, что Рудницкая дома, причем, одна. Он затруднился бы ответить самому себе, что же он ищет. Мысль, что женский скелет принадлежал Людмиле Савенко, казалась вполне абсурдной – что-нибудь да «вылезло» бы за двадцать пять лет. Какое чудовищное стечение обстоятельств должно быть, чтобы ничего – ровным счетом ничего – не «вылезло» за четверть века. Человек исчез, и ничего! Осталась легенда. Ни вопросов, ни любопытства друзей и соседей, ни свидетелей, видевших хоть что-то, ни слухов, ни подозрений… Даже ближайшая подруга ничего толком не знает. Слухи возникают из ничего, на пустом месте, а тут такое событие – роман с американцем! Да еще в те времена. Толпы должны были собираться у дома, чтобы увидеть их своими глазами. А если гипотетически, как говорит Алик… Если предположить гипотетически, что это все-таки Людмила Савенко… там, на даче. Что произошло потом? Что стало с квартирой генерала? Вещами? Ювелирными изделиями? Соседи ведь были, дом не для простых смертных, все друг друга знали. Не могли не знать. А когда опечатывали квартиру, неужели никто ничего не проверил? Или квартира оставалась за Людмилой сколько лет? Нужно найти соседей и спросить. Придется найти.
Вопросы, вопросы… И главный – стоит ли? За давностью лет прекратить и забыть. Куст сирени запросто решил бы дело…
Ему повезло. Ирина Рудницкая оказалась дома. Она распахнула дверь, не спросив кто. Разъяренная фурия в кое-как застегнутом пестром халатике и босиком. С мокрой тряпкой в руке. Шибаев попятился, ему показалось, что Ирина взмахнула своим орудием. Он успел заметить, что под халатом у нее лишь трусики – черные, кружевные. Фурия гаркнула:
– Сколько можно! Я вам позвонила еще утром! Вода хлещет без передыху, не успеваю убирать! Дармоеды жэковские, прости господи! Чтоб вы пропали! Пользы от вас как от козлов! – Голосина у нее был мощный.
Шибаев вошел, а она помчалась по коридору в ванную, как он догадался. Халат летел ей вслед, развевались длинные черные волосы, звонко шлепали по полу босые ноги. При этом она не переставала ругаться. Озадаченный Шибаев задержался на пороге.
Вопросы, вопросы… И главный – стоит ли? За давностью лет прекратить и забыть. Куст сирени запросто решил бы дело…
Ему повезло. Ирина Рудницкая оказалась дома. Она распахнула дверь, не спросив кто. Разъяренная фурия в кое-как застегнутом пестром халатике и босиком. С мокрой тряпкой в руке. Шибаев попятился, ему показалось, что Ирина взмахнула своим орудием. Он успел заметить, что под халатом у нее лишь трусики – черные, кружевные. Фурия гаркнула:
– Сколько можно! Я вам позвонила еще утром! Вода хлещет без передыху, не успеваю убирать! Дармоеды жэковские, прости господи! Чтоб вы пропали! Пользы от вас как от козлов! – Голосина у нее был мощный.
Шибаев вошел, а она помчалась по коридору в ванную, как он догадался. Халат летел ей вслед, развевались длинные черные волосы, звонко шлепали по полу босые ноги. При этом она не переставала ругаться. Озадаченный Шибаев задержался на пороге.
– Ну! – Она обернулась. – Чего стал? Давай сюда!
Он пошел на зов. А что ему еще оставалось делать?
Вода хлестала из-под ванны, в водовороте на полу плавал мелкий мусор, вымытый из углов.
Он присел на корточки, заглянул под ванну. Посмотрел на хозяйку снизу вверх и выстрелил наугад:
– Вам же велели перекрыть воду!
– Откуда я знаю, как ее перекрыть? – заорала она. – Вы же сразу повесили трубку! Я к соседям – нигде никого, прямо вымерли все. А тут потоп, не успеваю убирать!
Шибаев сунул руку под ванну, нащупал кран, повернул. Поток тут же превратился в тоненькую струйку и через минуту иссяк.
– Блин! – Ирина всплеснула руками. – Вот зараза! А я как идиотка, и ни одной *censored* рядом! Давай, починяй!
– Я не из жэка, – сказал Шибаев, поднимаясь.
Ирина попятилась, одной рукой запахнула на груди халат, не выпуская тряпки из другой. Поправила волосы.
– А откуда?
– Меня зовут Александр Шибаев. Мы могли бы поговорить?
Имя его не произвело на Ирину никакого впечатления, и Шибаев понял, что Елена Коваль ей не звонила. То ли не сочла нужным, то ли не знала телефона.
– На предмет? – спросила она ершисто, рассматривая его в упор, но уже готовая улыбнуться. Глаза заиграли опасно.
– Я частный детектив, ищу человека, которого вы, возможно, когда-то знали.
– Какого человека? – спросила она безмятежно. – У меня никто не пропадал.
– Людмилу Савенко.
Она отвела взгляд, облизнула губы. Повторила:
– Ляльку Савенко? А я при чем?
– Вы с ней дружили, учились вместе.
– Только и всего. Мы никогда не были близки. – Она повернулась и пошла из ванной комнаты. Шибаев последовал за ней. – Прошу вас! Мне нужно переодеться.
Она посторонилась, пропуская его, и исчезла. Шибаев остался один в большой комнате, где все было горячего желто-оранжевого колера – задернутые портьеры на окнах, ковер на полу, два разновеликих кожаных дивана друг против друга и кожаные и шелковые вперемешку подушки. Даже дерево в китайской вазе на полу цвело крупными желтыми цветами, из середины каждого цветка торчал мощный красный хобот с кисточкой. Воздух в комнате казался тоже желтым.
Александр осторожно опустился на больший диван. Диван затрещал, и Шибаев испуганно застыл.
Ирина появилась через несколько минут. Она переоделась в джинсы и оранжевую майку без рукавов. Волосы заколола на затылке. Она даже успела подкраситься, и ее громадные карие глаза стали еще больше. Смуглая и гибкая, она была, как заинтересованно прикинул Шибаев, лет на десять старше его. Ровесница Елены Коваль, она смотрелась совершенно иначе: живая, в ней вибрирует каждый нерв, и в драку она бросается, как понял Шибаев с высоты собственного житейского опыта, не раздумывая.
Она уселась напротив гостя, сложила руки на коленях, уставилась вопросительно. Ему показалось, она изо всех сил сдерживается, чтобы не заорать на него, не наброситься и не вытолкать вон. Он правда не понимал, что вызвало такой гнев. То ли потоп в ванной, то ли имя Людмилы Савенко.
Она ждала молча, только смотрела в упор. Шибаев кашлянул и повторил:
– Людмила Савенко… Что вам известно о ней?
– Ничего! Она сняла америкоса и слиняла в Штаты. Повезло! – Молодежный сленг не вязался с ее возрастом, но, удивительное дело, был органичен с ней по выразительности.
– Она вам не писала оттуда?
– Она бы мне никогда не написала! Может, Ленке Коваль. Они… дружили. – Последнее слово она выплюнула презрительно.
– Какие у вас были отношения?
– А при чем тут наши отношения? Кстати, а кто ее ищет? Грузинские князья?
Она вложила в последнию фразу столько яду, что Шибаев промолчал, понимая: Ирина завелась окончательно и не успокоится, пока не выскажется, и понукать ее не нужно – достаточно внимательно слушать.
– Отношений у нас не было никаких, если вам уж так необходимо знать. Лялька была дрянью. Дрянью! Беспринципной дрянью и шлюхой! Она путалась со всеми! С преподавателями, со студентами, со всеми!
– Вы собирались на ее даче…
– Ну, собирались. И что? Надо же где-то собираться, а у них дачка что надо! Генеральская. И провиант. Но мы не дружили, спросите у Ленки Коваль. Тоже еще дурища! Лялька над ней издевалась, а она только глазками хлопала.
– Вы видели ее мужа?
– Америкоса? Не видела.
– А когда вы видели Людмилу в последний раз?
– Не помню, в сентябре, кажется. Не помню.
– Возможно, вы виделись, когда она забирала документы?
– Документы забрала Ленка Коваль, верный оруженосец королевы.
– Может, кто-нибудь из тех, кто бывал на даче, знает что-нибудь?
– А кто там еще был? – Она задумалась. – Дашка Койдан, кажется. Эта клуша никогда ничего не знает.
– Братья Куртовы, возможно…
Ирина посмотрела в окно, помедлила и наконец сказала:
– Денька разбился где-то за пределами страны, исполнял интернациональный долг, уже лет двадцать как. Стас теперь живет в Италии. – Она помолчала. – А кто ж еще? Паша Кухар, надежа и опора нашей городской демократии. Можно сказать, не вылазил от них, чуть не полы мыл и на базар гонял, метил в генеральские зятья. И Андрюша Иванов с физвоспитания. Здоровый парень, под два метра, но головкой не вышел, глуповат, сила есть, ума не надо! Но хорош собой! Аполлон. Больше никого не помню. Бывали всякие разные, случайные, даже один раз наш физкультурник, жлоб из жлобов. Никого не пропускал, за любой юбкой летел в огонь и воду. Глаз горел. Лялька его сразу бросила, а он ходил следом как собака. Вот и вся наша компания…
– Вы с ними встречаетесь?
– Не ваше дело! Еще вопросы будут? – Она смотрела на Шибаева, раздувая ноздри, в глазах прыгали черти. – Хотите вина?
Он кивнул. Она поднялась, прошла мимо него, задев коленом. Достала из серванта бокалы, бутылку и штопор. Протянула Шибаеву. Уселась рядом. Смотрела, как он открывает бутылку. К его удивлению, вино оказалось хорошим портвейном.
– Неужели грузинское наследство? – спросила, протягивая бокал и чокаясь. – Дождалась Лялька. Судьба… Слушай, давай за судьбу! Ты веришь в судьбу?
Она перешла на «ты» и смотрела на него в упор шальными глазами. Шибаев кивнул. Отпил, поставил бокал на стеклянный столик. Ирина, запрокинув голову, выпила залпом, со стуком поставила бокал туда же.
– Институт – лучшие годы моей жизни! – выдохнула она страстно. – Большие надежды, большая любовь, большое будущее. Работа за границей, муж дипломат, все впереди. И что в осадке? Занюханное турбюро! Копейки! Десять лет в школе с имбецилами! Два *censored*а супруга! – Она достала из-под оранжевой подушки пачку сигарет, пошарила в кармана джинсов в поисках зажигалки. Сунула сигарету в рот, пощелкала зажигалкой. Затянулась, выпустила дым. – Никак не брошу! А ты?.. – Шибаев покачал головой – нет. – Молодец! А мой первый курил, интеллигент вшивый, пепел по всем углам! Трубку он курил, классик! Трус! Я в него как-то тарелкой бросила, так он заплакал, представляешь? Шелупонь! А недавно книжку выпустил, смотрю, глазам не верю! Лирика, «Лунный дождь» называется. На фотке он с трубкой, морда солидная, бороду отпустил. Стихи! – Она рассмеялась и закашлялась. – Другой – строительная мафия, хапуга, двух слов связать не мог, даже стырить толком не умел, погорел как швед под Полтавой. Хорошо, развестись успели до посадки. Вот и получается, что ничего стоящего в моей жизни после института не было. Ничего, и точка. Понимаешь?
Шибаев молча внимал.
– У нас преподаватели были класс! Молодые, по заграницам работали, нахватались там, смелые, чуть не диссиденты. И Серж, конечно! Наш завкафедрой, Сережа Градов после Штатов, весь из себя. Единственный мужик на всю богадельню, остальные в коротких штанах и в разных носках! – Она снова рассмеялась зло, остервенело потыкала сигаретой в пепельницу. – Не веришь? Точно, был такой. Историю читал, в разных носках ходил. И зад как чемодан. А Серж с нами в волейбол играл! Длинный, спортивный, сильный… Как он мяч гасил! Стон стоял! Все девки поголовно втюрились, смотреть на него бегали, завидовали нам до зеленых соплей. А мы свысока, мы – иняз, не такие, высшая каста, нос драли, выкобенивались. И шмотки импортные у фарцы доставали втридорога. Серж сразу на меня глаз положил, так и кидал косяки, а потом его Лялька отбила. Он чуть семью из-за нее не бросил, двоих детей, но его наш ректор вызвал на ковер и вправил мозги. Жена у него никакая была, но дочка бывшего министра, потому и рос наш Серж – то Штаты, то кафедра, то кандидатская, все легко. Самый молодой профессор, на носу веснушки, рыжий, улыбка на тридцать два, американский акцент – никто ни хрена не понимал! А ведь ему уже за сорок было, а на вид совсем мальчишка. Я видела его в прошлом году в троллейбусе, старый стал, облез, какая-то соплячка с голым пупом ему место уступила, он сел, руки сложил, а руки тоже старые, в пятнах, как у ящерицы. Я сначала хотела подойти, потом передумала – зачем? И сказать-то нечего. Вся жизнь коту под хвост! Ну, скажи! Скажи! – Она схватила Шибаева за руки. – Скажи, что со мной не так? Я же самая красивая на факультете была! За мной все летное училище бегало! И что? А? Скажи!