Шетарди с Лестоком в одном лагере, они почти друзья, но маркиз дипломат до косточки, а потому - обманщик и плут. Для него все средства хороши. Похищенные бумаги помогут Шетарди сделать себе карьеру, Франция станет навязывать России свою политику, постоянно шантажируя вице-канцлера, а он, Лесток, останется ни при чем и должен будет выйти из игры.
Необходимо найти способ получить бестужевские письма у Брильи. Но как?
Исчезновение девицы Ягужинской не заботило Лестока. Пусть ее, видно, решила отсидеться в каком-нибудь монастыре. Анастасия Ягужинская пуглива и покладиста, она могла бы еще пригодиться следственной комиссии, но сейчас не до нее. И так дел по горло.
И вдруг, читая показания какого-то недоросля, курсанта навигацкой школы, Лесток встречает описание побега Ягужинской. И с кем? О Брильи в первую очередь скажешь - "носат"... И сроки совпадают точно. Неужели она бежала с французом?
В дом на Малой Морской улице солдаты явились ночью. Марфа Ивановна долго спрашивала перед закрытой дверью - кто да зачем, а когда наконец поняла, слабо ахнула, сняла засовы и спряталась в маленький закуток в сенях, где и простояла до утра.
"Куда меня повезут? Опять на допрос? - думал Александр, спешно одеваясь. - Зачем? Все уже рассказал. А может, пронюхали про вчерашнюю дуэль? Так не было дуэли-то, господа! Хотя по нашим законам все равно петля! "
Лукьян Петрович вылез из теплой постели, пришел в горницу, по которой со скучающим видом расхаживали солдаты. Один из них, молодой, щербатый парень, бросился навстречу:
- Хозяин, попить бы, а?
Лукьян Петрович посмотрел на него испуганно и ничего не ответил.
- Хозяин, морсу бы или кваску, а, - продолжал просительным тоном солдат, шепелявя так, что разобрать его слова можно было только с величайшим трудом.
- Ты, Кондрат, в одном доме водки просишь, во втором закуски, а в третьем рассолу, - проворчал старый драгун, покойно сидя в кресле Лукьяна Петровича.
Перед тем, как войти в горницу, Александр остановился, перевел дух, потом решительно открыл дверь, но, увидя там, кроме солдат, Лукьяна Петровича, смешался и виновато произнес:
- И вас разбудили?
- Саша, за что? Куда? - Старик дрожащей рукой перекрестил Александра.
- Простите, что навлек подозрение на ваш дом, но я...
- Полно, полно... Бог с тобой!
- Хозяин, горло пересохло, сил нет!
- Да выйди ты в сени, - взорвался вдруг Лукьян Петрович, - там воды целая бочка. Хоть топись!
- Но, но! - обозлился щербатый. - Поговори у меня! Как ошалели все. Воды попить нельзя. А ну пошли! - подтолкнул Александра к выходу разлапистой рукой.
Белова отвели на улицу Красную, где в двухэтажном особняке заседала следственная комиссия. В нарядном этом доме, выходящем высокими чистыми окнами на реку Мойку, проживала когда-то Елизавета, и из уважения к императрице в комнатах поддерживались прежний порядок и роскошь.
Солдат спереди, солдат сзади, солдат сбоку. Колеблется пламя свечи в руке конвоира, и особняк, словно престарелая красавица, спешит показать свое тронутое тленом великолепие. То золоченая рама выплывает из темноты, то парчовая портьера засеребрится, как водная гладь, то чье-то лицо - не сразу поймешь, живое или нарисованное, блеснет глазами и исчезнет.
Шепнул ли драгун это слово, это сказочное имя - Лесток, или только почудилось Александру? Или сами стены в этом доме бормочут, шуршат, как мыши, -Лесток, Лесток...
Дверь распахнулась, и Александр, зажмурившись от яркого света, шагнул в просторную залу. В лицо пахнуло нагретым от свечей воздухом. Александр боялся открыть глаза. "Да, я у Лестока. Драгун сказал правду. Дуэль здесь ни при чем. Меня вызвали по делу заговорщиков. Чем-то я их заинтересовал. Ты у Лестока, курсант Белов. У тебя на руках козырный туз. Только не сболтни лишнего. Спокойнее, спокойнее... Удача ведет тебя за руку".
О лейб-медике императрицы ходила в обеих столицах дурная слава. Должность хирурга приучила его спокойно относиться к виду крови и хрусту костей, какая разница, где свежевать плоть - на дыбе или операционном столе? Чужие страдания не волновали царского лекаря, и все подследственные, зная об этом, стояли перед Лестоком в гусиной коже от страха.
Великий человек сидел, втиснув тучное тело в кресло. Вытянутые ноги в больших желтых туфлях покоились на низкой, обитой бархатом, скамейке. Он был без камзола, рубашка прилипла к телу, затемнила мокрыми пятнами подмышки, пышное жабо распласталось под тяжестью двойного подбородка. На лысой, не покрытой париком голове, отражались огоньки свечей пудовой люстры-паникадила, и казалось, что от круглой головы идет сияние. Он поигрывал сцепленными на животе пальцами и ждал, пока мальчишка отупеет от страха, затрепещет и можно будет начать разговор. Но курсант не трепетал, а с провинциальной восторженностью, и даже с какой-то идиотской беззаботностью, таращил глаза.
"Либо глуп, либо смел", - подумал Лесток и начал, грозно сведя брови к переносью:
- Когда и зачем прибыл в Петербург?
- Прибыл пять дней назад, томимый желанием попасть в гвардию.
- С какой нуждой пришел в дом графа Путятина? Александр отвечал на вопросы не торопясь, обстоятельно и подробно, но все свои поступки объяснял одной и той же нелепо настойчивой фразой: "Движимый мечтой о гвардии... " Присказка эта повторялась столь часто, что Лесток, наконец, не выдержал и спросил с раздражением, зачем Белову нужна гвардия и какое отношение гвардейцы могут иметь к их разговору. Страстная, патриотическая речь во славу лейб-кампанейцев и преображенцев была прервана язвительным вопросом:
- Под окнами у Анастасии Ягужинской дежурил ты, шельмец, тоже движимый мечтой о гвардии?
- Да, - быстро согласился Белов, не смутившись и словно не понимая нелепости своего ответа.
"Глуп", - подумал Лесток и спросил:
- Знал ли ты, что девица на подозрении?
Знал, поскольку мать ее была арестована, а слухи в Москве быстро расползаются. Он шел по улице в приятных мечтах о гвардии и вдруг увидел юную девицу в окне. Поскольку упомянутая девица весьма красива и лицезреть ее не лишено приятности, он притаился за липами. Вскоре к дому подошел мужчина в дорожном плаще и шляпе и завернул к черному ходу в дом Бестужевых. Он, Белов, продолжил свой путь, а спустя полчаса, опять проходя мимо дома, не переставал думать о гвардии...
- Это я уже понял. Дальше!
- И спустя полчаса, поглощенный мыслью о гвардии, - твердо повторил Белов, - я заметил, как из дома вышел упомянутый господин и дама, в которой я с удивлением узнал девицу Ягужинскую. Они прошли вдоль палисадника и завернули за угол, их, очевидно, ждала карета.
"Милая, - думал Александр, - прекрасная, прости меня. Я проболтался, как олух, как последний болван! Но ведь я даже предположить не мог, что твой ночной отъезд - побег от мучителей. Какое счастье, что они не знают, где ты! "
- Опиши господина, - приказал Лесток.
- Высокий, важный, носатый. Хороший такой нос! Тень от него была как от коромысла. Что еще? Шляпа с полями. Темно было. Хорошо не рассмотрел. Да я и не рассматривал.
- Да, - усмехнулся Лесток, - ты же был поглощен мыслями о гвардии. Узнаешь этого человека, коли увидишь?
- Пожалуй, узнаю.
- Вот что, курсант. -Лесток задумчиво погладил лысину. Рыжеватые умные глаза его внимательно прошлись по Сашиной фигуре. - Ты исполнишь мое поручение. Небольшая прогулка в обществе приятного человека. Ты должен будешь узнать того мужчину, о котором сейчас шла речь. Если ты справишься с поручением, то по возвращении твоем мы продолжим разговор о гвардии.
- О, ваше сиятельство...
- О нашей сегодняшней беседе не должна знать ни одна живая душа. Я не стращаю тебя смертной казнью, до этого не дойдет. Я тебя просто... Холеная короткопалая кисть вдруг взметнулась из оборок манжета, и Александр поспешно кивнул, сделав непроизвольно глотательное движение.
- Куда и когда ехать, ваше сиятельство?
- Куда - знать тебе не надобно. За тобой придут. Поедешь с поручиком лейб-кирасирского полка, -Лесток помедлил, словно раздумывая, стоит или нет называть фамилию.
- С поручиком... - не удержавшись, подсказал Александр.
- Бергером.
-23
Австерия уже работала. А может, она и не закрывалась на ночь, готовая выдать по первому требованию вина, колоду карт и дымящуюся трубку.
- За австерией по правую руку от набережной, - шептал Александр, двухэтажный дом немца Штоса. Окна на втором этаже, выходят в палисад. Внизу ставни закрыты, все спят. Только бы он был домаЗаспанная служанка быстро открыла дверь и, не удивляясь, не задавая вопросов, провела Александра на второй этаж. Дверь в комнаты Лядащева оказалась незапертой.
- Проснитесь, Василий Федорович! Проснитесь, умоляю вас. Я пришел, чтобы отдать вам в руки судьбу мою и жизнь. Мне надо понять, удача ли прискакала ко мне на арабском коне, или беда стучится в дверь. Да не смотрите так удивленно! Меня вызвал к себе Лесток. Я не могу рассказать, о чем он со мной говорил. "Под страхом смертной казни" - так говорят в Тайной канцелярии. Но мне нужна ваша помощь. Я пешка в чьей-то игре. Но я должен понять, что творится вокруг. В чем обвиняют Лопухиных? За что взяли Бестужеву? Какое отношение к заговору имеет дочь ее Анастасия? Вы знаете все, недаром я встретил вас в доме графа Путятина.
- Проснитесь, Василий Федорович! Проснитесь, умоляю вас. Я пришел, чтобы отдать вам в руки судьбу мою и жизнь. Мне надо понять, удача ли прискакала ко мне на арабском коне, или беда стучится в дверь. Да не смотрите так удивленно! Меня вызвал к себе Лесток. Я не могу рассказать, о чем он со мной говорил. "Под страхом смертной казни" - так говорят в Тайной канцелярии. Но мне нужна ваша помощь. Я пешка в чьей-то игре. Но я должен понять, что творится вокруг. В чем обвиняют Лопухиных? За что взяли Бестужеву? Какое отношение к заговору имеет дочь ее Анастасия? Вы знаете все, недаром я встретил вас в доме графа Путятина.
- Тебе Лесток дал поручение?
- Я этого не говорил, - поспешно отозвался Александр.
- А иначе зачем бы ты прибежал ко мне в такую рань? - Лядащев зевнул, поскреб пятерней подбородок и сел, опустив ноги на пол. Только сейчас Александр заметил, что Лядащев спал не раздеваясь. Пышный парик примялся с одной стороны. Скомканный камзол заменял подушку, и на правой щеке отпечатался причудливый узор золотого шитья. -Пили мы вчера у Ягупова. 0-ой! -Лядащев опять глубоко, со стоном зевнул. - Ненавижу это занятие, да отказаться нельзя - обида на всю жизнь. Домой меня чуть живого привезли. Кто - не помню.
- Василий Федорович, выслушайте меня. Я не пришел бы к вам, если бы дело касалось меня одного. Но все складывается так, словно я помогаю следствию поймать ее.
- Кого поймать? Говори толком.
- Вы же читали опросные листы. - Голос Александра прозвучал умоляюще. Ему очень хотелось, чтобы Лядащев сам догадался, о ком идет речь. Но тот ничего не хотел домысливать сам.
- У меня, братец, от этих опросных листов в глазах троится. Вот ведь зевота напала... Посмотри-ка там, в углу, за стулом... Нет ли там бутылки? Если меня привез домой Ягупов, то она непременно должна там стоять. И полная! Есть? Значит, точно Пашенька меня на второй этаж приволок. Возьми бокалы на подоконнике. Налей... Ну вот, теперь рассказывай. И все сначала. Значит, ты был у Лестока.
- Был, Василий Федорович. - Александр помолчал в надежде, что дальше Лядащев начнет говорить сам, но тот молча прихлебывал вино и ждал. Хорошо, я все расскажу вам. Цена этой откровенности - моя жизнь. - Он погрозил кому-то пальцем и продолжал: - Я люблю дочь Анны Гавриловны Бестужевой - Анастасию. Случайно я видел, когда и с кем она бежала из Москвы. Теперь Лесток хочет, чтобы я опознал этого господина.
- Ну и опознай. Я-то здесь при чем?
- Что ей грозит?
- Анастасии Ягужинской? Да ничего. Она такого наговорила, любовь твоя, что ее не наказывать надо, а деньги платить за показания.
- Как - деньги? Она помогла раскрыть заговор?
- Ничего не раскрыла, а просто перепугалась до смерти и подписала все, что от нее хотели. А хотели, чтобы она оговорила мать. Но ее показания ничего не решали. Бестужеву взяли после допроса Ивана Лопухина. Тот постарался, ничего не утаил. Но я, как он, на дыбе не висел, и не мне его судить.
- На дыбе висел... - повторил Александр глухо, а потом, словно поймав на лету подсказку Лядащева, подался вперед. - Так Анна Гавриловна невиновна?
Лядащев рассмеялся невесело.
- Знаешь, как в городе называют дело об отравителях? "Бабий заговор". Лесток всем и каждому говорит: "Как же не быть строгим, если, кроме пустых сплетен да вздорной болтовни, ничего нельзя добиться от упрямых баб? " И этих "упрямых баб" пытают без всяких скидок на их красоту.
- Зачем же их пытать? Может, они и впрямь только сплетницы? Лядащев хмыкнул неопределенно, опять зевнул и перекрестил рот.
- Знать надо, братец, о чем можно сплетничать, а о чем нельзя.
А то больно много сплетников развелось. И посол австрийский Ботта в их числе. Ты на меня так преданно не смотри. Я тебе никаких тайн следственной комиссии не выдаю. Об этом весь Петербург говорит, -Лядащев вдруг подмигнул Белову, -и все "под страхом смертной казни".
- А какую роль во всем этом играет Бергер?
- Дался тебе этот Бергер!
- Так я еду с Бергером.
- Куда? - Лядащев быстро спросил и внимательно посмотрел на Александра. - Зачем тебе ехать с Бергером?
- Я вам уже говорил. Я еду с Бергером для опознания. Куда - не знаю.
- Хорошая компания, ничего не скажешь, - проворчал Лядащев. Посиди-ка один. Пойду умоюсь. Башка раскалывается. - И ушел в другую комнату.
Мылся Лядащев долго, отфыркивался, старательно полоскал рот, Александр терпеливо ждал. Ему казалось, что Лядащев тянет время, решая для себя, насколько можно быть откровенным с пятидневным знакомым. А Лядащев раскачивался на нетвердых ногах и думал, с ненавистью рассматривая полотенце: "Как этой гадостью можно лицо вытирать? Хозяин Штос - сквалыга и сволочь! Это не полотенце, это - знамя после обстрела и атаки, все в дырах и в дыму пороховом. А может, это портянка? Не буду вытираться. Так обсохну. Еще водичкой покраплюсь и обсохну... "
- Слушай, - сказал он наконец, входя в комнату, - Расскажу я тебе, кто такой Бергер. Начнем с географии. Есть такой город - Соликамск. Знаешь такой город? В нем живет на поселении бывший гоф-маршал Левенвольде, а при нем охрана, а при охране - офицер. У офицера вышел срок службы, и ехать к нему на смену должен был некто... -Лядащев многозначительно поднял палец.
- Бергер, - подсказал неуверенно Александр.
- Вот именно. Соликамск далеко, на Каме. Жить там, хоть ссыльным, хоть конвойным - пытка. Кругом соляные прииски и больше ничего, степи... Я всегда думал, Белов. - экая несправедливость! Считается, что ссылают одного, и никто не пожалеет ни в чем не повинных людей - солдат и двух офицеров, что едут в эту глухую, забытую богом дыру. А? Тебе не жалко конвой, Белов? Они ведь тоже люди!
- Мне очень жалко конвой, Василий Федорович, - твердо сказал Александр, опуская глаза в пол. - И палача жалко. Считается, что наказывают одного, а получается - двух.
- А ты остряк... Так о чем я? Ах, да, Бергер... С Иваном Лопухиным Бергер служил в одном полку и, говорят, был дружен. Про любовь Натальи Лопухиной к ссыльному Левенвольде знал весь двор. Не было этой тайной и для Бергера. И вот прослышала Наталья Лопухина про новое назначение в Соликамск и просит сына своего Ивана, чтоб передал он через Бергера поклон от нее Левенвольде. "Пусть верит, что помнят его в столице и любят", - наказала она передать да еще добавила такую фразу: "Пусть граф не унывает, а надеется на лучшие времена". Слушай, Белов, посмотри-ка в углу под окном. Там кусок обоев оторван. Там должна быть... Есть? Тащи сюда. Наливай. Мне чуток, себе полную. Пей, пей! У тебя уже щеки порозовели. Я когда тебя увидел, ты был на сосульку похож. Я еще подумал, что это Белов на сосульку похож? Лето ведь...
Александр оторопело посмотрел на Лядащева. "Как странно он говорит! Да он пьян, - понял Александр наконец. - Пьян в стельку. То-то он разговорчивый такой! Мне повезло. А то бы я из него лишнего слова не вытянул. Зачем же я, дурак, пьяному про Лестока рассказывал? Нет... Он меня не выдаст. Не такой человек".
- Еще налей, - сказал Лядащев и тряхнул головой. - На чем мы остановились? Ага... "Так надейся на лучшие времена", - передала Наталья Лопухина своему соколу. Дальнейшие события по-разному объясняют. Кто говорит, что Бергер сразу пошел с этой фразой к Лестоку, мол, какие же это такие "лучшие времена" - опять младенца Ивана на трон? Кто рассказывает, что за домом Лопухиных давно слежка была. Все это не суть важно. А важно то, что Лесток усмотрел в этой безобидной фразе скрытый намек, что готовится левенвольдево освобождение, и поручил Бергеру выведать у Ивана Лопухина все, что возможно. А тут случилась пирушка в вольном доме у Берглера.
- У кого? - переспросил Александр.
- Да у курляндца одного, пакостника. Все немцы эти - кто Бергер, кто Берглер. И все пакостники. Какой уважающий себя немец поедет в Россию? У него и дома дел полно.
- Я знал в Москве одного немца - он производил очень хорошее впечатление, -виновато сказал Александр.
- Да? Впрочем, я тоже знал двух. Отличные парни! Один, правда, был французом, а второй - скорее всего эфиопец...
- Ну вот видите... Но мы опять отвлеклись от темы.
- На этой пирушке вызвал каналья Бергер пьяного Лопухина на откровенность. -Лядащев налил еще вина, выпил.
"На что это он намекает? Уж не считает ли он и меня такой же канальей? " - смятенно подумал Александр и заерзал на стуле, но Лядащев утер рот ладонью и, не обращая на смущение Александра ни малейшего внимания, продолжал:
- А Иван и рад поговорить. Мальчишка тщеславный, заносчивый! Наплел таких несообразностей, что дух захватывает. Ныне мол, веселится одна государыня да приближает к себе людей без роду, без племени. Мол, каналья Сивере из матросов, Лялин из кофишенков. И чины им, мол, дали за скверное дело. Государыня, мол, потому простых людей любит, что сама на свет до брака родителей появилась.
- Как можно? - не выдержал Александр.
- Ты дальше слушай. Царица Елизавета, мол, императора Ивана с семейством в Риге держит под караулом, а, того не знает, что рижский караул с ее канальями лейб-гвардейцами потягаться может.