На Украине монгольское владычество пришло к концу в середине четырнадцатого столетия, то есть ранее почти на столетие, нежели в Московии; в Белоруссии этот период еще короче. Эти два народа в конце концов поменяли монгольское господство на литовское, в то время как Западная Украина (Галиция) была аннексирована Польшей в 1349 г. В 1385 г. сформировался союз Польши и Литвы, сперва династический, а позднее и реальный.
В четырнадцатом и пятнадцатом столетиях Великое княжество Литовское являлось нежесткой федерацией, к которой присоединились Украина и Белоруссия, как и многие автономные единицы. В конце концов была установлена аристократическая конституция, и таким образом по контрасту как с самодержавной Москвой, так и с демократическим Новгородом утвердились аристократическая Украина и Белоруссия. Эти три элемента власти – монархический, аристократический и демократический, которые в монгольский период развивались отдельно в трех различных географических регионах Древней Руси, сосуществовали в каждой из русских земель в течение киевского периода в разных пропорциях и комбинациях. Именно это многообразие политического опыта делает киевский период захватывающе интересным для исследователя правительственных институтов.
Итак, одного взгляда на политическую историю России достаточно для избавления от мифа тоталитаризма как внутренне присущего русской ментальности. Московское самодержавие родилось не из какой‐то предполагаемой врожденной симпатии «русской души» к автократии, но из жесткой необходимости организации военной силы, достаточной для низвержения монгольского ига и обеспечения контроля над территорией, слишком большой для стратегической защиты. В пятнадцатом и шестнадцатом столетиях Московия стала военным лагерем. Усилия как правителей, так и народа сконцентрировались на обороне. Политическая свобода была принесена в жертву во имя национального спасения.
Возможно, что русские освободились бы от монгольского ига гораздо раньше, чем они это сделали, если бы одновременно им не угрожали с Запада. Столкнувшись с дилеммой войны на два фронта, два русских князя в тринадцатом столетии каждый по‐своему испытали противоположные политические курсы. На Западной Украине князь Даниил Галицкий обратился за помощью к Западу и проиграл. В Восточной Руси князь Александр Невский принял сюзеренитет от монголов, с тем чтобы освободить руки по отношению к Западу, и выиграл. Разбив шведов в устье Невы в 1240 г., он обеспечил Новгороду доступ к Балтике. Двумя годами позже он спас Россию от немецкого вторжения, уничтожив немецких рыцарей в знаменитом Ледовом побоище.
Крепостничество было другой ценой, заплаченной русскими во имя выживания. Хотя рабство существовало как в Киевской, так и в Московской Руси, рабы не представляли собою большого слоя населения. В Киевской Руси оно соседствовало с «капиталистической» экономикой, подобно тому, как это было в США до Гражданской войны.
С другой стороны, крепостничество как феодальный институт едва ли было известно в Киевской Руси. В монгольский период процесс прикрепления свободных крестьян к большим поместьям быстро прогрессировал и в Московии, и в Литовской Руси. Крепостничество было официально введено на Украине и в Белоруссии хартией (привилегии) великого князя Казимира в 1447 г. В Московии с 1581 г. определенные годы были провозглашены «запрещенными», то есть перемещение крестьян из одного поместья в другое в эти годы не разрешалось. Крепостничество было в конечном итоге подтверждено кодексом законов («Уложение») в 1649 г.
В противоположность Московскому и Литовскому государствам, Киевская Русь была страной свободных политических институтов и вольной игры социальных и экономических сил. Киевский период также отмечен христианизацией Руси; он является свидетелем взлета блестящей цивилизации, особенно проявившейся в архитектуре, литературе и прикладных искусствах, подобных филиграни и эмали.
Хотя монгольская агрессия нанесла тяжелый удар по киевским институтам и культуре и вылилась в формирование абсолютистского государства в Московии, развитие элементов киевской цивилизации не было совсем остановлено. Некоторые традиции киевского периода развились в Новгороде и Пскове, другие – на Украине и в Белоруссии; иные же – в самой Москве. С точки зрения истории права, основания хартии города Пскова (1397 – 1467 гг.), первый Литовский статут (1529 г.) и до определенного предела даже первый московский кодекс законов («Судебник») 1497 г. нужно искать в «Русской правде» киевского периода.
Наряду с достижениями в киевский период, жизнь в Киевской Руси имела много негативных аспектов. Постоянные вторжения тюркских кочевников с юго-востока, так же как и внутренние войны между русскими князьями, не давали покоя населению и создавали угрозу для жизни. Постоянно расширяющаяся пропасть между высшими и низшими классами выливалась в периодические экономические и социальные кризисы. Но, несмотря на все ее недостатки, Киевская Русь тепло воспринималась народной памятью, что выражено в русских эпических песнях – былинах. Никакой другой период истории страны не воспринимается в русском фольклоре с такой симпатией и благодарностью, как киевский.
В Киевской Руси должно было быть нечто заставляющее людей забыть ее негативную сторону и помнить лишь достижения. Это «нечто» было духом свободы – индивидуальной, политической и экономической, – который преобладал в России этого периода и по отношению к которому московский принцип полного подчинения индивида государству представлял разительный контраст.
Глава II Имперский план и его неудача
1. Имперский план: мечты и реалии
Политическая история Киевской Руси открывается столетием смелого предприятия: попыткой скандинавских властителей Киева создать огромную империю, простирающуюся от Балтийского до Черного моря и от Карпатских гор до Каспийского моря. Была предпринята серия смелых кампаний как на море, так и на суше, направленных на главные цели – Константинополь и Закавказский регион; одно время устья Волги и Дуная контролировались русскими.
Это амбициозное усилие может быть рассмотрено в двух плоскостях – как эпизод экспансии викингов и как этап русской истории. К концу девятого века викинги контролировали Северное и Балтийское моря и не только совершали набеги на прилегающие части европейского континента и Британские острова, но смогли также прочно утвердиться в Северо-Западной Европе. Они появились в России и проникли на юго-восток до региона Азова даже ранее, нежели принято думать. Путешествуя вдоль западных берегов Франции и Иберийского полуострова, они также исследовали Средиземноморье и в конце концов создали свое собственное государство на Сицилии.
Константинополь (Миклагард) – имперская столица – была той точкой, где в конечном итоге встретились черноморский и средиземноморский потоки экспансии. Именно на этом фоне авантюризма викингов следует рассматривать имперские мечтания русских князей Киева. Хотя широкий размах их политических планов выглядит удивительным, он соответствует общей картине Европы этого периода. Однако мы не должны забывать, что к концу девятого столетия скандинавские пришельцы на Руси уже смешались в значительной мере с местным населением, став частью русского фона. Это в особенности верно относительно шведов региона Азова, которые заимствовали даже само имя «русь» у местного населения11. Святослав, наиболее храбрый из киевских князей, не только носил славянское имя, но и был по своему физическому облику и одежде типичным южным славянином, прототипом запорожских казаков. Его внук Ярослав Мудрый с точки зрения антропологии если и обладал, то весьма малым количеством нордических черт. И хотя основная часть дружины или свиты первых киевских князей состояла из скандинавов, славяне из нее не исключались, и как скандинавы, так и славяне были заинтересованы не только в войне, но и в торговле. Русские славяне имели опыт длительных военных кампаний и международной торговли, берущий начало по крайней мере в шестом веке, когда анты проникли в Дунайский регион. В седьмом веке некоторые из антских племен твердо обосновались в восточной части Балканского полуострова, впоследствии известной как Булгария. В седьмом и восьмом веках анты и русь помогли хазарам отразить арабские рейды на Кавказ12. Под руководством хазар антские славяне активно участвовали в международной торговле, и от Масуди и других восточных авторов мы знаем, что анто-славянские купцы имели постоянные подворья в хазарской столице Итиль, а также предположительно в других хазарских городах. Антославянские войска составляли значимый элемент в хазарской армии13.
Таким образом, оказывается, что скандинавские князья Киева должны были иметь значительную поддержку своих имперских планов среди высших классов славян. В их империалистических предприятиях грабеж был прологом к торговле – побудительный мотив имперского замысла первых киевских князей был, по сути, коммерческим; их стратегия была направлена на контроль широкой сети торговых путей в Черноморском и Каспийском регионах. Географическим ядром этой системы был регион Азова, в особенности Керченский пролив, уже удерживаемый русскими каганами с конца восьмого века. Для полноты структуры им необходим был контроль над Нижней Волгой и Нижним Дунаем. В случае полного успеха их предприятий взятие Константинополя – то есть Босфора и Дарданелл – выступало в качестве коронного приза. Однако их атаки на Константинополь были мотивированы не столько надеждой его захвата, сколько желанием заставить византийцев открыть свои рынки для русской торговли. Мы обнаруживаем тут точную параллель надеждам гуннов в прошлом. Последняя византийско-гуннская война в конце пятого столетия стала результатом отказа византийцев открыть дунайские торговые города для гуннской коммерции14. Властвуя над Черным морем и укрепившись в Булгарии, русские были в состоянии диктовать свои условия и без фактического контроля над Константинополем. Итак, даже частичная реализация имперского плана обещала богатое вознаграждение.
Существовало два центра русской активности этого периода – Киев и Тмутаракань, и, хотя определенная степень координации между политикой киевских князей и русских каганов, видимо, была достигнута, установление полного единства было нелегким, если и вовсе возможным делом. Власть киевских князей сперва признавалась лишь несколькими русскими племенами. Позднее другие племена вовлеклись в киевскую политическую сферу, но некоторые с неохотой; таким образом, в ряде случаев связь между Киевом и местными центрами была слаба и нестабильна.
Существовало значительное различие между отдельными племенами с точки зрения их экономических и культурных уровней, но еще большие расхождения были внутри каждого племени. Хотя высшие классы в основе своей, вероятно, были коммерчески заинтересованными в начинаниях киевских князей, значительная часть населения оставалась довольно индифферентной. Здесь мы видим традиционный контраст между городами и сельскими общинами. Более того, некоторые из племенной аристократии с подозрением относились к киевскому империализму.
Князь Олег и его непосредственные наследники имели перед собою двуединую задачу: организовать государство и завоевательные кампании. Каждая задача была сама по себе огромной; в дополнение во внешней политике внимание киевских князей было волей-неволей разделено между Византийской империей и Хазарским каганатом; любая из этих проблем требовала всю полноту усилий киевских властителей и широкие ресурсы.
Как обнаружилось в последующих событиях, у князей не было достаточной силы для ведения войны на два фронта: против Византии и против Востока. Святослав подошел к успеху ближе, нежели любой из его предшественников, но перестарался и закончил неудачей. Однако его победа над хазарами имела судьбоносные последствия для Руси, поскольку надлом Хазарского каганата открыл ворота для печенегов, за которыми последовали тюркские племена из Закаспийского региона, и ни сам Святослав, ни его последователи не имели достаточной власти, чтобы остановить тюркский поток, устремившийся в черноморские степи.
2. Первый успех: Олег
Около 878 г. Олег, первоначально властитель Новгорода, захватил Киев и в конце концов установил свою власть в Южной Руси15. Скорее он, нежели его новгородский предшественник Рюрик, может считаться первым скандинавским князем, ставшим монархом всей Руси. Именно по этой причине личность Олега оставила более глубокий отпечаток на исторической памяти русского народа, нежели персона Рюрика. В русских летописях, равно как и в устной традиции, Олег известен как Вещий, Далекоглядящий, Мудрый, Святой. Этот эпитет кажется происходящим от игры со значением имени в скандинавском варианте: Хелги (первоначальная скандинавская форма имени Олег) означает «святой»; русское прилагательное «вещий» является, таким образом, не чем иным, как перевод от Хелги. По-норвежски Вещий Олег именуется Хелги.
В русской традиции Олег прославляется как мудрый правитель и удачливый воин; он в особенности почитался за свой ум во взаимоотношениях с врагами. История доносит до нас, что после победоносной кампании против греков, которая привела его к вратам Константинополя, греки начали переговоры, послав ему изысканные яства и вина. Быстро сообразив что к чему, Олег отказался отведать угощение, подозревая, что пища и вино, возможно, отравлены. После этого греки оставили уловки и приняли условия мира.
Последнее сказание об Олеге, повествующее о его смерти, противоречит его репутации прозорливого человека. Согласно легенде, популяризированной А. С. Пушкиным в его поэме «Песнь о вещем Олеге», князь был предупрежден кудесником: он примет смерть от своего коня. Под впечатлением этого пророчества он постарался не ездить на нем. Позднее, когда ему показали скелет коня, он наступил на него, пренебрегая предсказанием: в ту же минуту из останков выползла змея, ее укус оказался смертельным для Олега.
Легенда с очевидностью назидательна, ее цель – доказать, что даже мудрейший человек беспомощен перед Судьбой. Та же идея нашла поэтическое выражение в двенадцатом столетии в знаменитом «Слове о полку Игореве»: «И сказал Боян, мудрый поэт: “Ни проницательный и удачливый человек, ни зеленый юнец не могут избежать Божьего суда”»16.
Характерно, что русские легенды об Олеге, включая повествование о его смерти, имеют близкие параллели в скандинавской саге об Одде. В саге говорится, что Одд умер от укуса змеи в Норвегии, куда он возвратился после своих подвигов на Руси17.
Очевидно, что Киев не мог быть последней целью натиска Олега с севера. Он должен был послужить ему базой для дальнейшего движения на юг, нацеленного на открытие путей к Черному и Азовскому морям, с Закавказьем и Константинополем в качестве финального приза. Однако его непосредственной задачей было сделать саму базу достаточно сильной, а свой контроль над речными путями между Новгородом и Киевом абсолютным. Согласно «Повести временных лет», именно Рюрик начал строить сеть укреплений в землях словенов, кривичей и мери18, то есть в районах Новгорода, Смоленска и Ростова. Отряды варягов были расквартированы во вновь построенных фортах, и три племени должны были выплачивать дань за их содержание. Итак, Олег хотел лишь следовать политике Рюрика по консолидации власти на севере.
Киевская база была расширена с покорением древлян – воинственного племени, обитавшего в это время в бассейне Припяти, на северо-западе от земли полян, то есть собственно региона Киева. Олег установил для них дань в мехах (около 880 г.). Дальнейшему наступлению на юг и юго-восток, по рекам Днепр и Буг, противились мадьяры. Земли на восток от Среднего и Нижнего Днепра контролировались хазарами.
Хазарская проблема стала первостатейной по значимости для Олега. Подобно своим киевским предшественникам Аскольду и Диру, ему, должно быть, не терпелось установить связь с русским каганатом в регионах Азова и Тмутаракани. Приблизительно в первый или второй год своего правления в Киеве Олег частично преуспел в этом начинании. Его посланцы и, возможно, некоторые его подразделения, направленные для усиления армии русского кагана, могли использовать речные пути, протянувшиеся через степи от изгиба Днепра до Азовского моря.
Воодушевленный помощью, полученной от Олега, русский каган послал грабительскую экспедицию к Каспийскому морю, которая высадилась в его юго-восточной части в районе Мазендарана около 880 г. Однако экспедиция закончилась катастрофой19. Очевидно, что ситуация предполагала более тесное единение сил между Киевом и Тмутараканью. Для достижения этой цели следовало избавиться от хазарского контроля над славянскими племенами к востоку от Среднего Днепра. И конечно, следующим шагом Олега стало распространение своей власти на эти племена. Около 882 г. он нанес поражение северинам, после чего они прекратили выплату дани хазарам и взамен согласились платить «легкую дань» Олегу.
Под впечатлением победы над северинами их северо-западные соседи – радимичи – добровольно согласились (885 г.) платить Олегу ту же дань, что прежде они выплачивали хазарам. В этом случае дань была в серебряных монетах (шеляг). Затем внимание Олега сместилось на юго-запад. Летописец вскользь неясно упоминает, что он начал войну против уличей и тиверцев20 – двух южнорусских племен, которые населяли бассейны Нижнего Днестра и Буга. Оба племени в это время до определенного предела находились под контролем мадьяр, и мы можем предположить, что в своей оппозиции Олегу они действовали как вассалы мадьярского воеводы Арпада. Итак, хотя летописец представляет этот конфликт как войну между Олегом и двумя южнорусскими племенами, в действительности это была война между Олегом и мадьярами.