— Но как это связано с Преобразованием?
— Очень просто, — ответил Карсон. — То, чем мы здесь занимаемся, это наложение на клетки тела — на все из них — нового набора опознавательных единиц под руководством лимфатических узлов и селезенки, которые являются органами, производящими антитела. Новые единицы достаточно сложны, и возможность копирования бактерий в процессе эволюции даже при усиленном отборе слишком мала, чтобы принимать её во внимание. Вот что такое Преобразование. Если хотите, мы покажем вам, как оно происходит.
Хэмлин затушил пятую сигарету в пепельнице Маджетта и задумчиво сложил вместе кончики пальцев. Карсон попытался угадать, сколько понятий о распознавательных метках впитал младший секретарь. Надо было признать, что он удивительно быстро схватывал абстрактные понятия, но конкретную теорию об иммунитете — как и все остальное в иммунологии — было практически невозможно объяснить неспециалисту, не важно, насколько умному.
— Этот процесс, — нерешительно произнес Хэмлин, — он занимает много времени?
— Около шести часов на каждого, и одновременно мы можем работать лишь с одним человеком. Понятно, что к концу века мы рассчитываем на вывод в поле не более семи отрядов. Если мы хотим быстро завершить войну, это должны быть профессионалы.
— Значит — никаких мирных жителей, — подытожил секретарь. — Понятно. Окончательно вы меня не убедили, но, в любом случае, давайте посмотрим, как это делается.
Оказавшись внутри, младший секретарь старался изо всех сил, чтобы всё как следует рассмотреть. Комната, вырезанная в скале, была приблизительно две сотни футов высотой. Большую ее часть занимал корпус Преобразовательного монитора, механизма высотой с пятнадцатиэтажный дом и площадью примерно с городской квартал. Часовые охраняли его со всех сторон, и поверхность машины кишела техниками.
— Невероятно, — пробормотал Хэмлин. — Такой огромный объект и может обрабатывать только одного человека за раз?
— Вы правы, — откликнулся Маджетт. — К счастью, ему не приходится воздействовать непосредственно на каждую клетку. Он работает через кровь, преобразуя клетки посредством небольших изменений в химии сыворотки.
— Изменений какого рода?
— Ну, — начал Карсон, старательно подбирая каждое слово, — это более или менее кладбищенский секрет, господин секретарь. Мы можем открыть вам следующее: машина использует огромную массу кристаллинов, сложных сахаров, они ведут себя как протеины, от которых зависит группа крови. Они внедряются в сыворотку в небольших количествах, под контролем ежесекундных анализов крови. Расчеты, с помощью которых определяются количество и конкретная природа каждого введенного химического препарата, очень сложны. Поэтому устройство имеет такие размеры. В общем, оно работает как искусственная почка.
— Я видел искусственные почки в больницах, — нахмурившись, произнес Хэмлин. — Они довольно компактные.
— Потому что их функция — удалять продукты обмена из крови пациента и восстанавливать жидкостный и электролитический баланс. Это лишь самые несущественные функции почек у высших млекопитающих. Основная же задача этого органа — химический контроль иммунитета. Если бы Вернет и Феннер знали это в 1949, когда формулировалась теория об иммунитете, мы уже давно бы имели Преобразование.
— Машина обязана своими размерами по большей части вычислительной секции, — подчеркнул Маджетт. — В организме эти вычисления проводит мозговой ствол, как орган, поддерживающий гомеостаз. Но мы не можем иметь мозговой ствол снаружи; он не находится под сознательным контролем. Как только тело будет преобразовано, оно переподготовит недоступный нам гипоталамус.
Неожиданно две вращающиеся двери у основания машины распахнулись, и оттуда появился передвижной операционный стол, направляемый двумя сопровождающими. На нем лежал человек, до подбородка накрытый белой простыней. Лицо пациента было неподвижным и почти таким же белым.
Хэмлин с явным замешательством смотрел на стол, выезжающий из огромной полости. Он спросил:
— Этот процесс — он болезненный?
— Нет, не совсем, — ответил Карсон. Его ужасно интересовало, чем был вызван вопрос, но он не осмеливался показывать это. — Но любая неосторожность с иммунными механизмами может привести к появлению симптомов: лихорадка, общее недомогание и т. д. Мы стараемся защитить наших людей, сперва проводя легкую шоковую анестезию.
— Шок? — повторил Хэмлин. — Вы имеете в виду электрошок? Я не понимаю, как…
— Зовите это стрессовой анестезией. Мы даем человеку стероидный препарат, действие которого похоже на анестезию, которую организм вырабатывает в моменты сильнейшего стресса — скажем, на поле битвы или сразу после серьезного ранения. Она действует быстро и не имеет побочных эффектов. Между прочим, в этом нет секрета; применяемое лекарство — это 21-гидроксипрегнан-3,20-дионсукцинат натрия, использовавшийся еще в 1955.
— О, — только и вымолвил младший секретарь. Звучное название химического соединения произвело, как и надеялся Карсон, ритуально успокаивающий эффект.
— Джентльмены, — с колебанием произнес Хэмлин. — Джентльмены, у меня к вам довольно… довольно необычная просьба. И, я боюсь, достаточно эгоистичная. — Короткий нервный смешок. — Эгоистичная во всех смыслах, извините меня за каламбур. Вы можете не колеблясь отказать мне, но…
Казалось, он не способен продолжать. Карсон мысленно скрестил пальцы и вступил в разговор:
— Вы хотели бы сами пройти процесс?
— Ну да. Да, именно так. Это кажется нецелесообразным? Мне следует знать, что я поддерживаю, не так ли? Знать это самому, из личного опыта, а не только из теории? Конечно, я понимаю, что нарушаю ваши принципы, но уверен, что вы не обратите это в какое бы то ни было политическое преимущество. И, возможно, не будет большим прегрешением, если вы преобразуете лишь одного простого человека наряду с семью тысячами ваших солдат.
Получилось, с Божьей помощью! Лицо Карсона, смотрящего на Маджетта, оставалось непроницаемым. Нельзя соглашаться слишком быстро.
Но Хэмлина было уже не остановить:
— Ваши сомнения мне понятны. Возможно, вы считаете, что я пытаюсь получить какое-нибудь преимущество или даже попасть на поверхность раньше моих последователей. Для вашего успокоения я с радостью пойду в ряды вашей наступательной армии. Не пройдет и пяти лет, как я смогу научиться некоторым техническим навыкам, полезным экспедиции. Все требующиеся документы будут подписаны незамедлительно.
— Едва ли это необходимо, — заметил Маджетт. — После вашего Преобразования мы сможем просто сообщить об этом и сказать, что вы согласны присоединиться к наступательной кампании, когда придет время.
— А, — произнес Хэмлин, — вот в чем проблема. Нет, это поставит меня в трудное положение. И если нет другого пути…
— Извините, мы ненадолго, — сказал Карсон. Хэмлин кивнул, и доктор отвел Маджетта в сторону, чтобы их не могли услышать.
— Не переиграйте, — пробормотал он. — Вы перегибаете палку с этим разговором об огласке, полковник. Секретарь предлагает нам взятку, но он достаточно умен, чтобы понять, что цена, которую вы предлагаете, равна всей его политической карьере — он не станет платить так много.
— Что тогда? — хрипло прошептал Маджетт.
— Найти кого-нибудь, кто подготовит нечто вроде неофициального контракта, который Хэмлин предлагает подписать. Наложить на него гриф секретности, так что его вообще нельзя будет показать прессе. Наш секретарь достаточно хорошо знает, что такая секретность может быть нарушена, если наша политика когда-либо опередит президентскую проверку — и это удержит его от проведения такой проверки. Не стоит требовать слишком многого. Когда он будет преобразован, ему придется пять лет жить со знанием того, что он может жить наверху в любое время, когда захочется — и у него нет ограничений, которые есть у наших людей. Держу пари, он свалит до того, как пройдут пять лет — и скатертью дорожка.
Они вернулись к Хэмлину, который рассеяно напевал, наблюдая за машиной.
— Я убедил полковника, — сказал Карсон, — что, когда придет время, ваши услуги в армии могут быть весьма ценными, господин секретарь. Если вы подпишете бумаги, то для вашей безопасности мы поместим их под гриф секретности, и тогда, думаю, мы сможем внести вас в сегодняшнюю программу процедур.
— Благодарю вас, доктор Карсон, — ответил Хэмлин. — Благодарю от всей души.
Через пять минут после инъекции Хэмлин, безучастный ко всему, исчез за вращающимися дверьми. Однако часовое обсуждение возможных последствий, проведенное в уединении офиса Маджетта, не принесло результатов.
— Это наш единственный шанс, — произнес Карсон. — Мы надеялись добиться этого от его визита, должным образом подстроенного под обстоятельства. Все сводится к одному: Хэмлин пошел на риск, и он это знает.
— Это наш единственный шанс, — произнес Карсон. — Мы надеялись добиться этого от его визита, должным образом подстроенного под обстоятельства. Все сводится к одному: Хэмлин пошел на риск, и он это знает.
— Но, — спросил Маджетт. — думаете, он был прав? Что насчет всех этих разговоров о массовом безумии?
— Я уверен, это правда, — голос Карсона дрожал, несмотря на все попытки доктора контролировать его. — В течение следующих пяти лет здесь будет тяжелее, чем когда-либо, полковник. Наше единственное утешение в том, что у неприятеля должна быть точно такая же проблема, и если мы сможем выбить их на поверхность…
— Тсс! — сказал Маджетт.
Карсон замолчал. Он удивился, почему сканер продержал человека за дверью так мало времени, а потом без всякого предупреждения пропустил его. Неужели проклятое создание нельзя научить стучаться?!
Вошедший был служащим гематологического отдела.
— Здесь предварительное краткое изложение по вашему «пациенту X», доктор Карсон, — сказал он.
Отсалютовав Маджетту, служащий вышел. Карсон приступил к чтению. Через мгновение он покрылся холодным потом.
— Полковник, взгляните на это. Я ошибся. Ужасно ошибся. Я не видел образца, подобного образцу группы крови Хэмлина с тех пор, как был студентом-медиком, да и тогда это был всего лишь наглядный пример, а не живой пациент. Взгляните на этот образец с генетической точки зрения — миграционные факторы.
Он передал протокол через стол. Маджетт не был ученым, но он был необыкновенно способным администратором, из тех, что считают своей прерогативой знать частности, на которых в конечном счете основывается любой проект. Он едва ли прочел больше половины копии, когда его брови взлетели вверх.
— Карсон, мы не можем отправить этого человека в машину! Он…
— Он уже там, полковник, и вы это знаете. Если мы прервем процесс раньше срока, мы убьем его.
— Так давайте убьем его, — отрезал Маджетт. — Скажем, что он умер во время процесса. Страна будет нам только благодарна.
— Это вызовет адское количество неприятностей. Кроме того, у нас нет свидетельских показаний.
Маджетт взволнованно помахал протоколом.
— Это не доказательство ни для кого, кроме гематолога.
— Но, Карсон, этот человек — диверсант! — выкрикнул Маджетт. — Ни у кого, кроме азиата, не может быть такого состава крови! И он также не может быть продуктом плавильного котла — он классическая смесь, вполне возможно грузин. И каждое действие, произведенное им с тех пор, как мы впервые о нем услышали, было нацелено конкретно на нас — а еще более конкретно на то, чтобы обманом заставить нас поместить его в машину!
— Согласен, — угрюмо проговорил Карсон. — Надеюсь только на то, что у врага не очень много столь же блестящих агентов.
— Одного достаточно, — ответил Маджетт. — Он, несомненно, будет загружен катализирующими ядами до последнего эритроцита крови. Как только машина примется за его лимфу, мы пропали: перепрограммирование компьютера займет годы, если это вообще будет возможным. Процесс просто необходимо остановить!
— Остановить? — изумился Карсон. — Но он уже остановлен. Меня беспокоит другое. Машина прекратила работу 50 минут назад.
— Не могу поверить! Как она могла? У нее же нет необходимой информации!
— Конечно, есть. — Карсон подался вперед, забрал у полковника карандаш и сделал аккуратную пометку возле одной из записей протокола. Маджетт уставился на помеченный пункт.
— Тромбоциты Rh VI? — пробормотал он. — Но какое отношение это имеет к… Ах да, понимаю. Этого типа тромбоцитов сейчас вообще не существует среди нашего населения, не так ли? По крайней мере, я никогда не видел его раньше.
— Нет, — по-волчьи ухмыляясь, ответил Карсон. — Он никогда не был распространен на Западе, а погром 1981 уничтожил его. Об этом знает только машина. Как только она сделает ему стандартную прививку анти-IV, его тромбоциты начнут разлагаться, и он будет признан негодным из-за начинающейся тромбоцитонии. — Он засмеялся. — Для своей собственной защиты! Но…
— Но он получает в машине закись азота, и в любом случае будет находиться под наркозом в течение шести часов — также для собственной защиты, — перебил Маджетт, глядя на Карсона с идиотской усмешкой. — Выйдя оттуда, он будет считать, что его преобразовали, и пошлет врагам сообщение, что отравил нашу машину, так что они будут уверены в том, что смогут выбить нас наверх. И он пойдет кратчайшим путем — по поверхности.
— Да, — согласился Карсон. — Конечно, он пойдет по поверхности и обязательно умрет. Но что это даст нам? Мы не сможем скрыть, что он лечился здесь, если вообще будет проведено какое-либо расследование. А его смерть даст основания думать, что мы занимаемся мошенничеством. Общественность не давала нам покоя все это время! Тем не менее мы не заплатили музыканту — мы убили его. И «тромбоциты Rh VI» не будут достаточным объяснением ни для прессы, ни для последователей Хэмлина.
— Это меня не волнует, — проворчал Маджетт. — Кто об этом узнает? Он уйдет из нашей лаборатории крепким и здоровым. Он не умрет до тех пор, пока не выберется на поверхность. После этого мы сможем сочинить неплохой некролог для прессы. Героический государственный чиновник, известный политик, которому не терпелось вывести своих последователей на поверхность, умер от излишней поспешности. Преобразовательный проект с сожалением напоминает каждому, что никакая технология не опробована полностью…
Маджетт выдержал долгую паузу, во время которой успел прикурить — весьма необычное действие для человека, никогда не курившего.
— Собственно говоря, Карсон, — произнес он, — это естественно.
Карсон согласился с ним. Казалось, это должно было сработать. А «Хэмлин» получит такое сложное свидетельство о смерти, какое заслужил — не официально, конечно, но в умах тех, кто знает правду. Причиной его смерти, когда она наступит, будет объявлена тромбоцитония, из-за которой его забраковала Преобразовательная машина — а тромбоцитония является болезнью младенцев. Если вы не станете как дети…
Анемия новорожденного была подходящей причиной для признания его негодным к наземной жизни.
Доктор тяжело вздохнул, даже не заметив, что сдерживал дыхание.
— Это правда, — мягко произнес он. — Пора расплатиться с музыкантом.
— Когда? — спросил Маджетт.
— Когда? — удивленно повторил Карсон. — Ну, до того как он станет как дети.