Когда он еще узнает... Хуже, если их с Чарльзом приметили в Маллэ, ну да кто не рискует, умирает девственником.
– Генерал, кто же у вас гостил целую неделю, если это был не я? – на всякий случай уточнил виконт.
– Один из офицеров Ансела, но не думаю, что это дойдет до Олларии. Мы живем очень замкнуто, как вы заметили. – Дьегаррон резко обернулся. – Ваше Преосвященство, Клаус!
– И не токмо, – пророкотал Бонифаций, вплывая в комнату в сопровождении троих человек. Полковников Бадильо и Коннера, которым предстояло перерезать алатский и гайифский тракты, Марсель уже знал, третьего – худого, усатого парня – он видел впервые.
– Святой отец, вы с касерой или будем пить мою? – осведомился Дьегаррон.
– Я – как пчела медоносная и как корова тучная, – возвестил епископ, – но разумный не зарежет свиньи своей вперед соседской. Вестимо, если сосед благочестив, ибо благочестие велит делиться.
– Что ж, – кивнул Дьегаррон, – я готов проявить благочестие. Виконт Валме, представляю вам теньента Шеманталя. Он поступает в ваше полное распоряжение и обязан, да-да, Орельен, обязан исполнять любой ваш приказ. В вашем распоряжении также сто конных адуанов.
– Сто пятьдесят, – поправил Бонифаций.
– Сто пятьдесят, – подтвердил генерал, – и триста лошадей.
– Мне столько не съесть, – брякнул Марсель, – хватит и десятка.
– Не плети глупости, чадо. – Бонифаций нахмурился и почесал мизинцем необычно бледный нос. – Дело твое богоугодное, но непростое. И в засаде сидеть придется, и праздных да чванливых трясти и расспрашивать. Вот люди и понадобятся. Кто драться будет, кто любопытствующих успокоит, кто праздношатающихся завернет, мост развалит, ложный след подпустит...
– Что ж, полтораста так полтораста, – вздохнул Марсель. – А может, мне пса прихватить? Мало ли... След там взять или постеречь кого?
Попросить парочку верховых козлов и мешок с ызаргами Валме не успел: полковник Коннер огрел жадного виконта по плечу и расхохотался:
– Забирай Котика, жабу его соловей, для тебя не жалко!
3– Ваше Высочество, – барон Гэвиот сиял, блестел и светился, – в Барсине проездом из Агариса в Талиг находится Его Высокопреосвященство кардинал Талигойи Левий. Он просит Ваше Высочество пересесть к нему в карету.
А шустрый у нее внучек, не успел усесться на трон – уже завел кардинала. А может, это кардинал шустрый, вот и завел себе королька?
– Прекрасные новости, – изобразила требуемую радость принцесса, – я буду счастлива увидеть Его Высокопреосвященство.
– Но сначала... Ваше Высочество, в доме одного очень достойного человека вас ждут камеристки.
– Успокойтесь, барон, – заверила Матильда, – я не предстану перед духовной особой в мужском платье. Едемте к достойному человеку.
А она-то хотела устроить праздник всего последнего. Последний день в седле, последняя касера, последняя ночка с Лаци. А мымру с завивочными щипцами не желаете?
Матильда оглянулась на поскучневшего доезжачего:
– Ласло, Бочка на твоей совести.
– Слушаю, гица, – вот и все, было да сплыло. Ну, попадется ей этот Альдо, она с него и за кардинала спросит, и за карету с париком.
Матильда послала Бочку за бароновым линарцем. Гнедой, очередной раз выказав редкостную сообразительность, извернулся и цапнул солового красавчика. Линарец обиженно заржал и взбрыкнул. Гэвиот в седле удержался, но Матильда все равно была готова облобызать кусачее сокровище. К несчастью, рысак при всем своем трудолюбии не мог перелягать и перекусать всех, кого хотелось бы Ее Высочеству. Принцесса подавила вздох и желание хлебнуть касеры и полюбопытствовала, как кортежу кардинала удалось столь быстро достичь Барсины.
– О, – воспрянул духом Гэвиот, – Его Высокопреосвященство путешествует с надежным эскортом.
Упомянутый эскорт по надежности превосходил все мыслимое, изрядно напоминая небольшую армию. Матильда с трудом удержалась от вопроса, как все это великолепие продефилировало через пограничные посты. Сами скажут. Расхвастаются и скажут.
– Это здесь, – Артур указал на премиленький особнячок. В сгустившихся сумерках окна светились розовым. Если внутри пахнет фиалками, она кого-нибудь убьет!
Ее Высочество хмуро слезла с разыгравшегося Бочки и приступила к исполнению высочайших обязанностей, а именно – сдалась на милость четырех накрахмаленных коз. Через полчаса Матильда пришла к выводу, что это не козы, а сороки. Принцесса стояла, подняв руки, а вокруг нее суетились, утягивали, подкалывали, прихватывали, пришивали и трещали, трещали, трещали... О гайифской моде, неземной красоте Ее Высочества и еще более неземной мудрости и доблести Его Величества. Матильда тупо поворачивалась, когда ее вертели, и молчала, из последних сил глуша жажду убийства.
Не прошло и года, как вцепившиеся в принцессу мармалюки прекратили колоться и подтащили жертву к здоровенному зеркалу. К счастью, мутному. Матильда обреченно глянула в темное стекло и увидела то, что и ожидала. Старую капусту, обшитую золотыми кружевами. Надо было сказать, что она в трауре, хотя гаже серого только розовое, а ее все-таки обрядили в пурпур. А вот камни хороши, не хуже тех, что прожрал супруг со своими соратниками. Любопытно, откуда сии рубины? Подарок, взятка или гарнитур пошлым образом украли?
Матильда угрюмо приняла из верноподданных лап ручное зеркало и обозрела себя сзади. Зад был внушительным, даже более внушительным, чем перед. Локоны парика скрывали шею, окончательно превращая свою носительницу в обросший черной волосней пень, а юбки и рукава лихо топорщились, живо напоминая о копне сена, в которой может укрыться пара влюбленных.
– Ваше Высочество, – проблеяла главная коза, – вы прекрасны!
– О да! – подхватили три другие. – Ваше Высочество просто созданы для пурпура... Эти камни... Лучшие куаферы Агарии... Бархат... ленты... узор... все будут потрясены...
А вот с этим не поспоришь. И сильней всех потрясется Лаци. С коня парень снимал пусть не первой свежести, но красотку, а увидит пулярку в павлиньих перьях. Придется открывать на ночь окошко – она просто обязана показываться бедняге без этих тряпок.
– Ваше Высочество довольны? – в четырех парах гляделок читалось ожидание похвалы и морковки.
– Нет слов, – честно буркнула принцесса, выплывая в гостиную, где ее караулило еще одно потрясение. В лице Арчибальда Берхайма. Лучший друг Анэсти с хищным стоном сорвался с обтянутой абрикосовым атласом банкетки.
– Припадаю к стопам великолепной Матильды! Как я счастлив, что внук моего дорогого Анэсти вернул венец предков. Я никогда не сомневался в счастливой звезде нашего дорогого малыша...
Единственное, в чем не сомневался Берхайм, так это в том, что его обязаны кормить. И ведь кормили.
– Арчибальд! – «Есть в этом доме отрава или нет?» – Я думала, вы в Агарисе...
– Как я мог там остаться, когда наш Альдо так нуждается в помощи?!
Ты поможешь. Обглодать дюжину окороков и спереть то, что плохо лежит.
– Ваша помощь будет неоценимой, – качнула буклями Матильда. – А что наши дорогие друзья? Кавендиш, Карлион, Хогберд...
– Барон Хогберд нездоров, он приедет чуть позже. Кавендиш и Карлион с нами. И еще Беллами и Ванаг...
Отсутствие Хогберда означает одно – крыса не желает лезть на обреченный корабль. Что и требовалось доказать.
Матильда Ракан вырвала из рук лучшего друга покойного мужа обслюнявленную руку:
– Я была рада вас повидать, но уже темнеет, а я должна успеть к Его Высокопреосвященству.
– О да, – закивал Берхайм, – Его Высокопреосвященство... Он просил предупредить о его визите. Левий – изумительнейший человек! Изумительнейший. Я его знаю не первый год и всегда рассказывал ему об Анэсти, Эрнани, малыше Альдо и, конечно же, о великолепной Матильде. Уверяю вас, кардинал расположен всей душой к истинным талигойцам и делу Раканов. Левий неусыпно молился за нашу победу, и его молитвы были услышаны.
Может, и молился, но Хогберд остался в Агарисе, а чутью пегого борова Матильда доверяла.
– Я благодарна Его Высокопреосвященству, – заверила принцесса, – и буду счастлива принять благословение столь расположенного к моему дому пастыря.
– А я буду счастлив благословить женщину, которую Его Святейшество Адриан называл алатским бриллиантом.
Матильда оглянулась. В дверях стоял невысокий седой человек с эмалевым голубем на груди и приветливо улыбался.
Глава 6 Ракана (б. Оллария) 399 года К.С. 3-й день Осенних Молний
1Робер Эпинэ поцеловал руку кузине. Катари едва заметно вздрогнула и улыбнулась.
– Как чудесно, что ты пришел.
Чудесно или нет, скоро станет ясно.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – твердо произнесла бывшая королева, – очень хорошо.
А по виду не скажешь: бледненькая, под глазами круги, и рука горячая.
– Почему ты не хочешь лекаря?
– Потому что он мне не нужен. Я буду пить травяной отвар, а люди... Люди все равно будут умирать.
– Так вышло, – какую глупость он несет, – никто этого не хотел.
Так ли уж никто? Гоганы, покойный Люра, благоденствующий в Багерлее Штанцлер, Гайифа, Дриксен, Гаунау, Агарис, не говоря о сюзерене... Каждый собирает свои ягоды, а змеи достаются тем, кто просто хочет жить.
– Я никого не виню, – немедленно заверила Катари и наверняка солгала. – Просто мне страшно.
Робер накрыл рукой хрупкую горячую ладошку. Жизнерадостно ляпнуть, что все было, есть и будет в порядке, у Первого маршала Талигойи не получилось. Будь на месте Катарины Матильда, он бы рассказал ей все и спросил совета, но впутывать двоюродную сестру в то, что он затеял, было бы безбожно.
– Катари, – Робер старался казаться веселым, – что ты думаешь об Айрис Окделл?
– Я люблю ее, – просто сказала бывшая кузина, – но она... Она слишком простодушна для этого мира.
– А ты? – попробовал пошутить Эпинэ. Катарина задумалась, теребя неизменные четки. Тонкие брови сошлись к переносице, словно женщина что-то вспоминала или, наоборот, гнала от себя какие-то мысли.
– Не знаю, – кузина тронула обручальный браслет и отдернула руку, словно ожегшись. – Я хотя бы научилась... молчать. Но я старше Айрис...
– Ты уверена? – Он становится пошляком, противно!
– У меня есть календарь и зеркало. – Катарина слегка оттянула воротник, словно он ее душил. – Почему ты заговорил об Айри? Ее хотят забрать? Оставьте девочку со мной, с братом и матерью ей будет трудно.
– Я знаю. – Лэйе Астрапэ, если б он мог довериться Катари, но она слишком слаба при всем своем мужестве. – Дело в другом. Ты знала, что Альдо Ракан должен жениться на одной из дочерей Эгмонта?
– Создатель! – Катарина бросила четки на колени. – Не может быть!
– О свадьбе договорились еще до восстания. Альдо не придавал этому значения, пока не получил письмо от герцогини Окделл.
– Что же теперь будет? – голос кузины звучал безнадежно. – Что же теперь будет?
– Катари, – Робер в упор взглянул на Катарину Ариго, – как вышло, что Айрис Окделл оказалась в Олларии и стала невестой Рокэ Алвы?
– Не знаю, – длинные ресницы прикрыли глаза. – Робер, я ничего не знаю. Меня уведомили, что у меня будет новая фрейлина, и все. Я решила, что это очередные шпионы, но на представлении поняла, что это дочь Эгмонта. Айри – одно лицо с отцом и братом. О том, что это сделал Алва, я узнала позже. Когда Леонард Манрик повел себя со мной... недостойно, вмешалась Айрис. Тогда она и сказала о помолвке.
– Значит, объявлено об этом не было?
– Нет, – Катари снова взялась за свой янтарь, – герцог Алва не любит церемоний, да и когда бы они успели.
– Робер, – золотистые зерна бессмысленно скользили по нити, – говорю тебе, как брату. Айрис Окделл никогда не согласится стать женой Альдо Ракана. Не надо доводить малышку до крайности, она и так... перевозбуждена.
– Кузина, у девушки нет выбора. Если она откажет Альдо, он женится на ее сестре, но младшая по законам Чести не может опередить старшую, значит, старшей одна дорога – в монастырь.
– В Талиге нет монастырей. – Катари широко распахнула глаза. Голубой взгляд напомнил о золотистом. – Видит Создатель, сегодня я этому рада.
– Будут, – утешил Эпинэ, – кардинал прибудет через несколько дней.
– Бедная Айри, – прошептала Катарина, – она не создана для монастырской жизни, она такая... земная.
– Я предложу ей другой выход. – Прости, Катари, но я лгу тебе и буду лгать дальше. – Быть герцогиней Эпинэ лучше, чем гнить в аббатстве.
– Ты хочешь жениться на Айри? – Не понимает, слышит, что сказал кузен, но не понимает. – На Айри?!
– Тебе это не нравится?
– Нет, – в тихом голосе была та же горькая непреклонность, что и во время разговора о Фердинанде. – Нельзя жениться на девушке, которую никогда не видел и которая...
– Которая любит другого? – договорил Робер.
– Да, – выдохнула кузина. – Ты не понимаешь. Лучше никто, чем тот, кто тебе противен, но ты с ним связана... На всю жизнь!
– Ты кого-то любила? – Зачем он спрашивает, кому это нужно теперь?
– Любила. – Катари схватила четки. – Но оказалась трусливым ничтожеством. И в придачу обуянным гордыней. Робер, я заслужила все, что со мной случилось, потому что хотела быть королевой. Хотела! Я думала, что забуду, и я бы забыла, если бы Фердинанд был таким, как... как один дворянин. Прости...
Кем он был, этот «один дворянин»? Лучше не спрашивать, будить чужую боль мерзко.
– Я тоже любил, – и буду любить, но лучше говорить о прошлом, меньше вопросов, – и тоже ничего не вышло. Жозина... Мать хотела, чтоб я женился. Я ей обещал.
– И ты решил просить руки первой встречной? – Катари грустно улыбнулась. – Как это по-рыцарски – предложить герцогскую корону девушке, которой грозит монастырь. Только Айрис не примет твой подарок. Даже если... Помоги мне встать.
Робер безропотно подал руку. Катари виновато улыбнулась, подошла к окну.
– Смотри, – бледное личико стало мечтательным, – у меня снова есть сад, он хорош даже сейчас... Весной здесь зацветут анемоны и вернутся ласточки. Здесь всегда было много ласточек...
– В Кагете их тоже много, – пробормотал Робер, вглядываясь в топорщащиеся можжевеловые ветви, укрывшие ящики с растениями, – белых... И оранжевых роз.
– Они слишком роскошны, – покачала головкой кузина. – Робер, я бы никогда не сказала тебе, но ты не оставил мне выбора. Айрис верит в любовь Алвы, но он проявил всего лишь учтивость. Девочка поссорилась с матерью и сбежала к брату, но его не было в столице. Алва выказал великодушие, для Айри этого было довольно.
– Тогда я тем более прошу твоего разрешения.
– Если я скажу «нет», ты все равно сделаешь по-своему.
Сделает, хоть и по другой причине. Рыцарь, как же! Рыцари не врут женщинам, их оружие – меч, а не интриги. И поэтому рыцари вымерли. Последними были Эгмонт и отец.
– Катари, если Айрис откажет, я уйду.
– Зачем же уходить? – кузина укоризненно покачала головой. – Когда закончишь со сватовством, возвращайся сюда. Мы слишком давно не виделись, чтобы я тебя так быстро отпустила.
2Катарина молилась, Одетта Мэтьюс чавкала в приемной, остальные дамы бывшей королевы, а ныне особы, находящейся под личным покровительством Альдо Ракана, разбрелись по столовой и двум гостиным. Сбежавшие и вернувшиеся косились на вновь приползших, графиня Феншо, прошедшая с госпожой Багерлее, обдавала и тех и других ледяным презрением, а девица Окделл торчала у окна – подбородок вверх, губы поджаты, так и жди какой-нибудь глупости. Упрямства в дочке Эгмонта было не меньше, чем в его же вдове, не к ночи будь помянута.
– Мама, – Селина тихонько опустилась на пуф рядом с пяльцами, – мама, что будет с Айри?
– То есть? – не поняла Луиза и ткнула иглой в обрыдшее шитье.
– Графиня Феншо говорит, что Ричард теперь опекун Айри. А они поссорились, – прошептала дочка.
Поссорилась? Если это – ссора, то что тогда называется дракой? Луиза с силой вытащила золотистую нитку и зевнула:
– Молодые люди не любят признаваться, когда их бьют. – Катарина Айрис не выдаст, но не признаваться ж родимой дочери, что ты подслушиваешь. – Воротник Ричарду я зашила, щеки запудрила. Через несколько дней заживет, тогда и посмотрим, что будет.
– Айрис говорит, Ричард – клятвопреступник и негодяй, – вновь зашептала Селина, – а я думаю, он притворяется, чтобы спасти Монсеньора.
Если бы! Луиза видела, с какой рожей юный Окделл разгуливал по приемной в ожидании сначала Катарины, потом сестрицы. Так заговорщики не выглядят, особенно глупые, а вот молодые петухи – запросто. Госпожа Арамона сделала пару стежков и принялась копаться в корзине с шелками, выбирая подходящий цвет.
– Ричард Окделл еще слишком молод, – повторила Луиза слова Катарины Ариго, – и потом, не следует забывать, что он – сын Эгмонта Окделла.
Про то, что от бобра бобренок, от свиньи – поросенок, Луиза благоразумно умолчала. Подопечная герцогиня и так пускала искры, подливать в огонь масла капитанша не собиралась.
– Оруженосец, нарушивший присягу, никогда не станет рыцарем, – сообщила отягощенная дворянскими премудростями дочь.
– Айрис виднее, – согласилась Луиза, – я в этих мужских штуках не сильна. Тебе не кажется, что ты слишком долго ходишь с одной и той же прической?
– Мама, – Селина никогда ни на что не жаловалась, но сейчас в ее глазах был укор, – Монсеньор в тюрьме, а ты...
А она ничего не может сделать. Только прыгать возле Катарины и ждать в поле ветра, который рано или поздно подует.
– Герцогиня Окделл, – толстуха Мэтьюс возникла в дверях, приплясывая от любопытства, – пришел герцог Эпинэ и хочет вас видеть.
Айрис обернулась. Блеск в глазах и раздувающиеся ноздри ничего хорошего не предвещали, и Луиза принялась торопливо запихивать шитье в корзинку.