«Это твоя карма, Марико, — сказала она себе печально, — просто карма».
— Очень хорошо, Кири-сан. — После этого она добавила, предчувствуя нехорошее: — Я клянусь моим господом Богом, что я не разглашу ничего из сказанного здесь сегодня или в любое время, когда я буду переводить для моего суверена.
— Мне думается также, что вам придется скрывать ваши собственные чувства, чтобы переводить точно то, что сказано. Этот новый чужестранец странный человек и говорит необычные вещи. Я уверена, что мой господин выбрал вас из всех возможных кандидатур по особым причинам.
— Я буду делать то, что скажет господин Торанага. Он никогда не должен опасаться за мою преданность.
— В этом никогда не возникало сомнений, госпожа. Я имею в виду, что вы не причините вреда.
Прошел весенний дождь, покрыл каплями лепестки, мох и листья и кончился, сделав все еще более красивым.
— Я просила бы вас об одолжении, Марико-сан. Вы не будете так любезны спрятать ваше распятие под кимоно? Пальцы Марико протестующе взметнулись.
— Почему? Господин Торанага никогда не возражал против моего перехода в эту веру, также и господин Хиро-Мацу, глава нашего клана! И мой муж позволяет мне держать и носить его.
— Да, но распятия приводят этого чужеземца в бешенство, а мой господин Торанага не хочет, чтобы он был таким, он хочет, чтобы он был спокоен.
* * *Блэксорн никогда не видел таких маленьких людей.
— Конничи ва, — сказал он. — Конничи, Торанага-сама.
Он поклонился, словно придворный, кивнул мальчику, который стоял на коленях, широко открыв глаза, сбоку от Торанаги, и полной женщине, которая была за ним. Они все располагались на веранде, окружающей маленький домик. Домик состоял из одной маленькой комнаты с деревенскими ширмами и тесаными балками под соломенной крышей и кухонного уголка сзади. Он был поставлен на сваях из дереза и поднят на фут или около того над ковром из чистого белого песка. Это был церемониальный чайный дом для проведения чайной церемонии «ча-но-йу» и построен за большие деньги из редких материалов только для этой цели, хотя иногда, поскольку эти дома были изолированы, стояли на отдельных полянках, их использовали для свиданий и тайных разговоров.
Блэксорн подобрал кимоно и сел на подушку, которая лежала на песке ниже и перед ними.
— Гомен насай, Торанага-сама, шхон го га ханазе-масея. Тсуаки го имаси ка?
— Я ваш переводчик, сеньор, — сказала Марико сразу, на почти безупречном португальском. — Но вы говорите по-японски?
— Нет, сеньорита, только несколько слов или фраз. — Блэксорн был захвачен врасплох. Он ожидал, что переводчиком будет отец Алвито, а Торанагу будет сопровождать самурай и, может быть, дайме Ябу. Но самураев поблизости не было, хотя вокруг сада их было множество.
— Мой господин Торанага спрашивает: может быть, вы предпочитаете говорить по-латыни?
— Как пожелаете, сеньорита. — Как любой цивилизованный человек, Блэксорн мог читать, писать и говорить по-латыни, потому что латынь была единственным языком, на котором проходили обучение все цивилизованные люда.
«Кто эта женщина? Где она научилась такому хорошему португальскому? И латыни! Где еще, кроме как у иезуитов, — подумал он. — В одной из их школ. О, они так хитры! Первое, что они делают, — это строят школы.»
Всего только семьдесят лет назад Игнатий Лойола организовал Общество Иисуса, и теперь их школы, лучшие в христианском мире, распространились по всему свету, и их влияние возводило на трон или низвергало королей. Они имели влияние на Папу. Они заколебались немного во время Реформации и теперь отвоевывали обратно огромные территории для своей церкви.
— Тогда будем говорить по-португальски, — сказала она. — Мой хозяин хочет знать, где вы научились «нескольким словам и фразам»?
— Там в тюрьме был монах, сеньорита, францисканский монах, и он учил меня. Таким словам, как «пища, друг, ванна, идти, прийти, истинный, фальшивый, здесь, там, я, вы, пожалуйста, спасибо, хотеть, не хотеть, заключенный, да, нет», и так далее. Это только начало, к сожалению. Не будете ли вы так любезны сказать господину Торанаге, что я сейчас лучше подготовлен отвечать на его вопросы, помогать ему и более чем рад тому, что вышел из тюрьмы. За это я ему благодарен.
Блэксорн смотрел, как она повернулась и заговорила с Торанагой. Он знал, что ему следует говорить просто, желательно короткими предложениями и быть осторожнее, потому что, в отличие от священника, который переводил синхронно, эта женщина ждала, пока он кончит, потом давала конспективное изложение сказанного им или версию того, что было сказано, — обычная проблема всех, кроме самых опытных переводчиков, хотя даже они, как это было с иезуитом, позволяли своим личным пристрастиям влиять на то, что было сказано, вольно или невольно. Ванна с массажем, еда и два часа сна освежили его. Банная прислуга, все — женщины, крупные и сильные, массировали его кулаками и мыли голову, заплели волосы в плотную косичку, а парикмахер подстриг ему бороду. Ему дали чистую набедренную повязку и кимоно, пояс и таби с ременными тапочками. Футон, на котором он спал, был такой же чистый, как и комната. Казалось, что все это ему снится, и, просыпаясь после крепкого сна без сновидений, он гадал сначала, что же было сном, настоящее или тюрьма.
Он нетерпеливо ждал, надеясь, что его снова приведут к Торанаге, планируя, что сказать и что открыть из тайного, как перехитрить отца Алвито и как возвыситься над ним. И над Торанагой. Поскольку теперь, после всего, что рассказал ему монах Доминго о португальцах, японских политиках и торговле, он твердо знал, что может помочь Торанаге, который в свою очередь легко может дать ему богатства, о которых он мечтает.
И теперь, избавленный от необходимости противостоять священнику, он чувствовал себя еще более уверенно. Ему нужны только небольшая удача и терпение.
Торанага внимательно слушал похожую на куклу переводчицу.
Блэксорн подумал: «Я мог бы поднять ее одной рукой, а если бы я обхватил ладонями ее талию, мои пальцы бы сомкнулись. Сколько ей лет? Прекрасна! Замужем? Обручального кольца нет. О, это интересно. Она не носит никаких драгоценностей. Кроме серебряных булавок в волосах. Других женщин здесь нет, только эта толстуха».
Он напряг свою память. Две другие женщины в деревне не носили драгоценностей, и он не видел ничего на женщинах в доме Муры. Почему?
И кто эта толстая женщина? Жена Торанаги? Или нянька этого мальчика? Этот парнишка сын Торанаги? Или, может быть, внук? Фриар Доминго говорил, что японцы имеют только одну жену одновременно, но столько наложниц — официальных любовниц, сколько пожелают.
Была ли переводчица Торанаги его любовницей?
Каково было бы с такой женщиной в постели? Боюсь, я бы сломал ее. Нет, она бы не сломалась. Женщины в Англии почти такие же маленькие. Но не похожи на нее.
Мальчик был маленький и прямой, круглоглазый, густые черные волосы заплетены в короткую косичку, макушка не выбрита. Любопытство его казалось безмерным.
Не задумываясь Блэксорн подмигнул. Мальчик подпрыгнул, потом засмеялся, прервал Марико, показал на Блэксорна и заговорил, его терпеливо выслушали, и никто не поторопил. Когда он кончил, Торанага коротко сказал что-то Блэксорну.
— Господин Торанага спрашивает, почему вы сделали это, сеньор?
— О, просто чтобы повеселить паренька. Он ребенок, как и все дети, а дети в моей стране обычно смеются, когда так сделаешь. Мой сын должен быть примерно такого же возраста. Ему семь лет.
— Наследнику семь лет, — сказала Марико после паузы, потом перевела, что он сказал.
— Наследник? Это значит, что этот мальчик единственный сын господина Торанаги? — спросил Блэксорн.
— Господин Торанага приказал мне сказать, что сейчас вы должны ограничиться только ответами на вопросы. — Потом она добавила: — Я уверена, если вы будете терпеливы, Блэксорн, вам будет предоставлена возможность в конце спросить о том, что вам интересно.
— Очень хорошо.
— Поскольку ваше имя трудно произносить, сеньор, ведь у нас нет многих звуков, которые вы употребляете, могу ли я для господина Торанаги использовать ваше японское имя, Анджин-сан?
— Конечно. — Блэксорн собирался спросить ее, но вспомнил предупреждение и решил быть терпеливым.
— Спасибо. Мой господин спрашивает, есть ли у вас другие дети.
— Дочь. Она родилась как раз перед тем, как я покинул свой дом в Англии. Так что теперь ей около двух лет.
— У вас одна жена или несколько?
— Одна. У нас такой обычай. Как у португальцев и испанцев. Мы не имеем наложниц — официальных наложниц.
— Это ваша первая жена, сеньор?
— Да.
— Скажите, пожалуйста, сколько вам лет?
— Тридцать шесть.
— Где в Англии вы живете?
— Это ваша первая жена, сеньор?
— Да.
— Скажите, пожалуйста, сколько вам лет?
— Тридцать шесть.
— Где в Англии вы живете?
— На окраине Чатема. Это небольшой порт около Лондона.
— Лондон — ваша столица?
— Да.
— Он спрашивает, на каких языках вы говорите?
— Английский, португальский, испанский, голландский и, конечно, латынь.
— Что значит «голландский»?
— Это язык, на котором говорят в Европе, в Нидерландах. Он очень похож на немецкий.
Она нахмурилась.
— Голландский — язык варваров? Немецкий тоже?
— Обе эти страны — некатолические, — сказал он осторожно.
— Извините меня, это не то же самое, что язычники?
— Нет, сеньорита. Христианство разделяется на две самостоятельные и заметно различающиеся религии. Католицизм и протестантство. Есть две версии христианства. В Японии католическая секта. В настоящее время обе секты очень враждебны друг другу. — Он отметил ее удивление и почувствовал нетерпение Торанаги, не участвующего в разговоре. — «Будь осторожен, — предупредил он себя. — Она, конечно, католичка. Переходи к примерам, И будь проще».
— Может быть, господин Торанага не желает обсуждать религиозные вопросы, сеньорита, поскольку отчасти мы говорили о них на нашей первой встрече?
— Вы протестантский христианин?
— Да.
— А католические христиане ваши враги?
— Да, большинство считает меня еретиком и врагом.
Она поколебалась, обернулась к Торанаге и подробно все ему объяснила.
Вокруг, по периметру сада, было много часовых. Все на довольно большом расстоянии, все коричневые. Потом Блэксорн заметил десять серых, сидящих плотной группой в тени, не спуская глаз с мальчика. «Что все это значит?» — ломал он голову.
Торанага вел перекрестный допрос Марико, потом заговорил прямо с Блэксорном.
— Мой господин желает знать о вас и вашей семье, — начала Марико. — О вашей стране, ее королеве и прежних правителях, привычках, обычаях, истории и обо всех других странах, особенно Португалии и Испании. Все о мире, в котором вы живете. О ваших кораблях, оружии, пище, торговле. О ваших войнах и сражениях, и как управлять кораблем, и как вы ведете свой корабль, и что случается в пути. Он хочет понять… извините меня, почему вы смеетесь?
— Только потому, сеньорита, что это, видимо, все, что я знаю.
— Это точно то, что хочет мой хозяин. «Точно» — правильное слово?
— Да, сеньорита. Могу ли я сделать комплимент вашему португальскому языку — он безупречен.
Ее веер слегка вздрогнул.
— Спасибо, сеньор. Да, мой хозяин хочет узнать правду обо всем — и о фактах, и о вашем к ним отношении.
— Я буду рад рассказать ему. Но это может занять некоторое время.
— Мой хозяин говорит, что время у него есть.
Блэксорн взглянул на Торанагу.
— Вакаримасу.
— Вы извините меня, сеньор, но мой господин приказал мне сказать, что ваш акцент не совсем правильный.
Марико показала ему, как это произносить, он повторил и поблагодарил ее.
— Я сеньора Марико Бунтаро, не сеньорита.
— Да, сеньора, — Блэксорн взглянул на Торанагу. — С чего бы он хотел, чтобы я начал?
Она спросила его. Мимолетная улыбка прошла по властному лицу Торанаги.
— Господин говорит: «С начала».
Блэксорн знал, что это была еще одна проверка. С чего, из всех бесконечных вариантов, ему следовало бы начать? Кому он должен был рассказывать? Торанаге, мальчику или женщинам? Очевидно, если присутствует только один мужчина, надо рассказывать Торанаге. Почему здесь эта женщина и мальчик? Это должно что-то значить.
Он решил сосредоточиться на мальчике и женщине.
— В древние времена моей страной правил великий король, который имел волшебную саблю по имени Экскалибур. Его королева была самой красивой женщиной на земле. Его главный советник был колдун Мерлин, а имя короля было Артур, — начал он уверенно, пересказывая легенду, которую так хорошо рассказывал обычно его отец в далеком туманном детстве — Столица короля Артура называлась Камелот. Это было счастливое время, когда не было войн, собирались хорошие урожаи и… — Внезапно он понял, какую огромную ошибку он делает. Сутью всего рассказа была история Джиневры и Ланселота, распутной королевы и преданного вассала, о Мордреде, незаконном сыне короля Артура, который в результате предательства втягивается в войну с отцом, и об отце, который в битве убивает своего сына, только для того, чтобы самому быть смертельно раненным сыном. О, Боже, как он мог быть так глуп? Разве Торанага не похож на великого короля? Разве это не его женщина?
Разве это не его сын?
— Вы больны, сеньор?
— Нет, нет, я прошу прощения, это было только…
— Вы говорили, сеньор, об этом короле и о хорошем урожае?
— Да. Это… как в большинстве стран, наше прошлое скрыто в тумане и легендах, большинство из которых не имеют значения, — сказал он неубедительно, пытаясь выиграть время. Она смотрела на него в недоумении. Глаза Торанаги стали строже, а мальчик зевнул.
— Вы рассказываете, сеньор?
— Да… О да! — Его охватило воодушевление. — Может быть, самое лучшее, что я могу сделать, — это нарисовать карту мира, сеньора, как мы его знаем, — сказал он в спешке. — Вам не хотелось бы, чтобы я сделал это?
Она перевела это, и он увидел проблеск интереса у Торанаги и никакой реакции у женщины или мальчика. Как они связаны между собой?
— Мой хозяин говорит — да. Я пошлю за бумагой.
— Спасибо. Но это займет всего один момент. Позднее, если вы дадите мне чертежные принадлежности, я могу начертить точную карту.
Блэксорн встал со своей подушки и опустился на колени.
Пальцем он начал чертить на песке грубую карту, вверх ногами, чтобы они могли лучше видеть.
— Земля круглая, как апельсин, но эта карта похожа на кожу, вырезанную в виде эллипса, с севера до юга, в плоском виде, сжатой вверху и внизу. Голландец по фамилии Меркатор изобрел такой способ изображения ровно двадцать лет назад. Это первая точная карта мира. Мы можем даже плавать по ней — или по его глобусу. — Он смело набросал континенты. — Это север и юг, восток и запад. Япония — здесь, моя страна — на другой стороне мира, там. Это все неизвестно и не исследовано… — Его рука очертила территорию в Северной Америке к северу от линии, проходящей через Мексику до Ньюфаундленда, все в Южной Америке, кроме Перу и узкой полосы побережья вокруг континента, потом все к северу и востоку от Норвегии, все восточнее Московии, всю Азию, всю внутреннюю Африку, весь юг Явы и кончик Южной Америки. — Мы знаем побережье, но еще мало. Внутренние части Африки, Америки и Азии почти полностью остаются загадкой — он остановился, чтобы дать ей возможность перевести.
Теперь она переводила более легко, и он чувствовал, что их интерес возрастает. Мальчик зашевелился и придвинулся ближе.
— Наследник хочет знать, где мы на этой карте.
— Здесь. Это Китай, я думаю. Я не знаю, как далеко мы находимся от берега. У меня заняло два года, чтобы плыть отсюда досюда. — Торанага и толстая женщина вытянули шеи, чтобы лучше разглядеть.
— Наследник спрашивает, почему мы такие маленькие на вашей карте?
— Это только масштаб, сеньора. На этом континенте, от Ньюфаундленда до Мексики, почти тысяча лиг, каждая из них равна трем милям. Отсюда до Эдо около сотни лиг.
Наступило молчание, потом они заговорили между собой.
— Господин Торанага хочет, чтобы вы показали ему на карте, как вы пришли в Японию.
— Этим путем. Вот Магелланов пролив — или проход — здесь, на оконечности Южной Америки. Он назван так по имени португальского навигатора, который открыл его восемьдесят лет назад. С тех пор португальцы и испанцы держали этот путь в тайне, исключительно для своего пользования. Мы были первые чужаки, прошедшие через пролив. У меня была одна из их секретных карт, но даже при этом я все-таки должен был ждать целых шесть месяцев, чтобы пройти, потому что дули встречные ветры.
Она переводила то, что он говорил. Торанага смотрел на него, не веря его словам.
— Мой господин говорит, что вы ошибаетесь. Все португальцы пришли с юга. Это их путь, единственный путь.
— Да. Это верно, что португальцы предпочитают этот путь — через мыс Доброй Надежды — так мы называем его, — потому что у них есть дюжины крепостей вдоль всех этих берегов — в Африке, в Индии и на островах Пряностей, чтобы получать там продукты и зимовать. И их галеоны — военные корабли — захватили все морские пути и патрулируют их. Однако испанцы используют пролив Магеллана, чтобы проходить в свои тихоокеанские американские колонии и на Филиппины, или они пересекают материк здесь, в узком перешейке у Панамы, чтобы пройти сушей вместо месяцев плавания по морю. Для нас было безопасней плыть через пролив Магеллана, иначе мы должны были бы пройти через ряд вражеских крепостей. Пожалуйста, скажите господину Торанаге, что теперь я знаю расположение многих из них. Кстати, большинство использует японские войска, — подчеркнул он. — Монах, который многое рассказал мне в тюрьме, был испанец и враждебно относился к португальцам и всем иезуитам.