При выезде со двора дорогу перегородила машина ОВО. Разумеется, ее никто не вызывал. Просто те вдруг решили для порядка проехаться по дворам новостроек и практически сразу засекли огонек в ночи. Здесь Камыш немного опередил события. Он скомандовал парням: «В рассыпную!» и оба из задних дверей устремились в разные стороны. А самого Камыша ОВОшники таки повязали. В оперчасти он уверял, что подвозил ребят – халтурил, а что они-де натворили, не ведает. Однако Жене не поверили. Более того, опер уговорил сержантов дать показания, что те видели, как именно он и поджигал. А терпилой тогда вышел юридический хозяин автомашины – замдиректора гидролизного завода. К чести татар, из травмпункта они тогда испарились, в противном случае одним поджогом для Камыша дело бы не ограничилось.
Друзья подсуетились, заслали сколько надо и куда требуется, и Женя уехал на зону не поближе к исторической родине, а в поселок Металлострой, откуда электричкой до города всего-то минут двадцать езды. Он отсидел оставшиеся два года полностью – от звонка до звонка. Можно было, конечно, этот срок скостить, но в активисты ему идти было не то чтобы западло, а просто лень, не захотелось. Впрочем, выйдя в сентябре 1998 года на волю, Женя лишний раз убедился, что поступил в высшей степени мудро. По большому счету эта недолгая отсидка, возможно, спасла ему жизнь, так как к тому времени из трех десятков «воркутинских», начинавших свою трудовую деятельность в далеком девяностом, в живых осталось человек двенадцать, не больше.
Естественно, не все они ушли из этого мира насильственным путем. Тот же Валера-Сухарь, к примеру, полгода назад скончался от цирроза – не помогли ни гипноз, ни кодирование, ни лечение у престижных шарлатанов. Светка Сухарева отчаянно пыталась раскрутить пришедший в упадок бизнес мужа, однако августовский дефолт подкосил его окончательно. Отчаявшись, она сама разыскала Камыша и попросила его взять «техничку» в свои руки. Женя подумал немного и согласился, поскольку все равно нужно было с чего-то начинать, а снова идти в рядовые стрелки было вроде как «некомильфо». Ему удалось по старым связям наскрести немного денег и вложить их в переоборудование станции. Затем Женя подобрал новую команду механиков из числа чуть менее пьющих, завел опытного прохиндея-бухгалтера и уже к двухтысячному году выправил ситуацию настолько, что смог прикупить к своему хозяйству еще и соседние автомойку и шиномонтаж. Светка с детьми уехала жить в Германию, и Камыш регулярно переводил туда ее долю. Хотя официально Сухарева в состав учредителей не входила, обмануть жену умершего друга для Камыша было делом невозможным. Несмотря на то, что в те годы такое благородство уже казалось старомодным.
Полностью от прежних контактов и знакомств Камыш не открестился, но держался несколько в стороне, шарахаясь, как черт от ладана, от явного криминала. Несмотря на это, в определенных кругах он продолжал считаться «правильным пацаном», с хорошей репутацией, небеспредельщиком и человеком, способным решать вопросы. К тридцати годам Камыш уже крепко стоял на ногах, многого добился и теперь был всерьез озабочен проблемой благоустройства личной жизни: пресытившись любовницами и девочками по вызову, он мечтал теперь о семейном очаге и сыне. И вот когда ему стало казаться, что судьба в очередной раз отнеслась к нему благосклонно и подарила ему встречу с Полиной, с той вдруг стали происходить пугающие его перемены. Многие женщины, с которыми Камыш имел какие-либо отношения, чаще всего относились к нему настороженно, а порою даже и злобно, осознавая, что целиком он все равно никогда им не принадлежал, а он с ними, в свою очередь, мог поступать, как считал нужным. И вот теперь, впервые в жизни, Камыш сам попал в точно такую же зависимость.
По результатам первой исполненной экипажем оперативной установки в адресе на Заставской выяснилось, что если Ташкент и бывал здесь, то, как минимум, лет пять назад. С тех пор в квартире дважды сменились хозяева и веских причин подозревать нынешних жильцов в их связи с объектом не нашлось. В тот же вечер Полина обвинила Нестерова в дилетантизме, заявив что на одних импровизациях в таком серьезном деле, как установка, далеко не уедешь. Бригадир, немного ошалевший от такого напора, тем не менее был вынужден согласиться с ее аргументами и за подготовку остальных установок Ольховская взялась сама. В качестве легенды Полина решила использовать дико популярную в прошлом году, но почти утихшую в нынешнем общественную организацию «Народный контроль». Заказав в типографии соответствующие красные корочки инспекторов, они отпечатали на компьютере две сотни листовок с популистскими лозунгами, из которых следовало, что «Народный контроль» призывает население выступить на борьбу с уплотнительной застройкой. Паша с Иваном развезли эти листовки по предполагаемым адресам посещения, часть наклеили на парадные и стены домов, а оставшиеся разбросали по почтовым ящикам. После этого была взята трехдневная пауза – дабы общественное мнение успело морально созреть к визиту «инспекторов» и лишь после этого в дело вступила сама Полина – обаятельная серьезная девушка, радеющая за сохранение зеленых насаждений и спортивных площадок и собирающая подписи против зарвавшихся домостроителей. Понятно, что при таком раскладе практически все интересующие экипаж двери перед Ольховской открывались, даром что никакой видимой активности строителей в вышеуказанных адресах пока не наблюдалось. А интересовали Полину в первую очередь двери соседей, проживавших в непосредственной близости с адресом «X». Потому как сказано в священном писании установщика: «Возлюбите соседей как самое себя. Ибо соседи – источник ваших знаний!».
В течение недели список пробиваемых адресов похудел ровно наполовину, но пока ничего интересного экипажу зацепить не удалось. Нет, конечно, попутно им удалось узнать много любопытного: и о соседях сверху в адресе на Полюстровском, и о жильцах снизу на улице Пионерстроя. Однако два нелегала-таджика, притон для занятия проституцией и уклоняющийся от алиментов Серега Мухин даже в совокупности не тянули на искомый результат и равноценной заменой сгинувшему Ташкенту не являлись. Но окончательно всех добила пенсионерка с улицы Краснопутиловской, которая доверительно сообщила, что готова сотрудничать с «Народным контролем» на безвозмездной основе, о чем и дала соответствующую расписку, несмотря на уверения Полины, что та вполне верит ей и на слово. Текст в расписке был следующий:
«Я, Дятлова Анна Михайловна, обязуюсь поставлять вам информацию. Любую. Если вас это заинтересует. Правильно. Нет еще таких, которые могут дать любую информацию. А я могу. Но только при встрече».
Нестеров, ознакомившись с содержанием данного документа, хохотал минут пять, а затем, наконец успокоившись, рассудительно произнес:
– Н-да, оказывается, дураков, каких мало, не так уж и мало.
После этого своей властью он взял для экипажа недельную паузу по установкам, дабы народ раньше времени не надорвался. И правда, подуставшие за последнюю неделю Козырев и Лямин отреагировали на приказ в высшей степени положительно, а вот Полина, напротив, осталась недовольна решением бригадира. Мотаясь по установкам, она чувствовала себя, как рыба в воде, к тому же внезапно нарисовавшаяся работа по Ташкенту спасительно отвлекала ее от мрачных мыслей по поводу собственного будущего. А оно, будущее, все еще рисовалось ей в исключительно мрачных тонах… Вчера вечером ей снова звонил Женя, однако она вновь не нашла в себе достаточно сил, чтобы встретиться и наконец объясниться. И, похоже, в этот раз он обиделся на нее всерьез. «Господи, ну почему я такая дура? Почему мне так не везет, Господи?» – в очередной раз вопрошала Полина и в очередной раз ответа на свои риторические вопросы не получала. Великий покровитель филеров всех времен и народов двуликий Янус снизойти до общения с «грузчицей» Ольховской категорически не желал.
Сам же Нестеров этим вечером поехал к Ладонину. Похвастаться было нечем, однако они с самого начала условились, что будут регулярно встречаться и обмениваться полученной информацией, либо констатацией факта отсутствия таковой. Игорь Михайлович принял бригадира в знакомом кабинете. Время было рабочее, а посему краткий доклад Нестерова едва ли не ежеминутно прерывался телефонными звонками, входящими на три стационарных и два мобильных ладонинских телефона.
– Да, – раздраженно ответил Ладонин, в очередной раз сделав свободной от трубки ладонью извинительный жест в сторону Нестерова. – Какой Владимир?… Ну, допустим… И что?… Что продать?… Мне поинтересоваться?… Записываю… – Ладонин сделал какие-то пометки в своем органайзере, – …Нет, на следующей неделе меня не будет… Возможно… Через моего секретаря…
– Да, – раздраженно ответил Ладонин, в очередной раз сделав свободной от трубки ладонью извинительный жест в сторону Нестерова. – Какой Владимир?… Ну, допустим… И что?… Что продать?… Мне поинтересоваться?… Записываю… – Ладонин сделал какие-то пометки в своем органайзере, – …Нет, на следующей неделе меня не будет… Возможно… Через моего секретаря…
Ладонин отключил трубку и в некоторой задумчивости потер виски.
– Странно… Что за Владимир? От какого Ахтырцева?… Кстати, Александр Сергеевич, у вас нет покупателей на бивень мамонта?
– На что?
– На бивень мамонта. Звонил некто Володя (понятия не имею, как он узнал номер моего мобильника), сослался на некоего Ахтырцева (которого я тоже не знаю) и попросил пристроить бивень мамонта. За десять процентов комиссионных.
– А зачем он нужен?
– Понятия не имею… Бред какой-то… Ну да хрен с ним… На чем бишь мы остановились?
– …Таким образом, на сегодняшний день проверено пять из девяти более-менее подходящих адресов. По исполненным адресам с почти стопроцентной вероятностью можно сказать, что в ближайшие месяцы Ташкент в них не появлялся и едва ли появится в обозримом будущем. Если интересно, аргументы могу изложить…
– Не стоит, вы в этих делах профессионалы и если пришли к такому выводу, значит у вас были на то основания. А что с ГАИ?
– Машина в розыске, но результата нет. Отсмотрены стационарные камеры слежения на двух постах ГИБДД на основных трассах, выходящих из города: вечером после гибели Антона и в последующие три дня машина Ташкента не зафиксирована. Впрочем, в данном случае определенная доля погрешности, безусловно, имеется. И, наконец, буквально вчера мне позвонил один мой хороший знакомый из УУР и сообщил, что по словам его барабана, Ташкента якобы недавно видели в городе. Барабану дано задание срочно перепроверить эту информацию, однако должно пройти какое-то время…
– Вот это уже интересно, – оживился Ладонин. – Мне почему-то тоже кажется, что Ташкент не уезжал из Питера. Тем более, что на днях я встречался с вашим знакомым, господином майором Касторским и тот рассказал, что три дня назад в Питере в одном из обменников были обнаружены несколько сотен фальшивых евро очень высокого качества.
– Странно, я каждый день просматриваю сводки и ничего подобного не видел, – удивился Нестеров.
– Значит, ваши коллеги пока не торопятся придать сей факт огласке. Но в любом случае, согласись, для нас этот момент представляется весьма любопытным. По крайней мере, появляется версия, что Ташкент все-таки мог перевезти фальшивки сюда и возможно уже реализовал какую-то часть… Да, связь из «Магриба», о которой ты рассказывал, мои люди слушают, но пока ни единого намека на Ташкента нет. Я на всякий случай распорядился продлить хотя бы еще на недельку… У него, кстати, ежедневно телефон по шесть-восемь часов занят – в Интернете пасется, видать продвинутый товарищ. Хотя, мои вон тоже вроде по пятьсот-семьсот баксов в месяц в Сети сжигают, а как проверил – чуть ли не поголовно порнуху на работе листают. Но это так, к слову… Ну что ж, Сергеич, худо-бедно, но дело движется. Я доволен. Кстати, а почему ты не говоришь мне, что в вашем экипаже появилась некая прелестная барышня?… Ну, не хмурься – естественно, о недоверии либо о контрнаблюдении за вами и речи не идет. Просто ваша машина оборудована системой спутниковой навигации и однажды мне стало исключительно по-обывательски любопытно понаблюдать за вами. Посмотреть на то, как работает милицейская разведка.
– Понятно, – буркнул Нестеров, в глубине души не поверив Ладонину. Бригадир был прав, Игорь Михайлович действительно дал задание проследить за экипажем, дабы убедиться, что «грузчики» занимаются делом, а не просто прожигают ладонинские деньги и, сами знаете что, пинают. – И где же вы нас срисовали?
– На Краснопутиловской, – улыбнулся Ладонин и бригадир вспомнил, что в тот день Полина заикнулась было о какой-то подозрительной бежевой «шестерке», однако Нестеров опасности не заметил и списал наблюдения Ольховской на излишнюю подозрительность, свойственную начинающему «грузчику». И вот теперь выяснилось, что Полина-то была права, а он, старый дурак, сел в лужу.
– Поздравляю, у вас сильная команда, – сухо похвалил Нестеров. – Может быть вам тогда все же стоило обойтись исключительно своими силами?
– Да, перестань ты, Александр Сергеевич, ну что ты, в самом деле?… Я уже и сам жалею, что рассказал. А следили за вами, если это так интересно, действующие сотрудники ФСБ. Но, к сожалению, я не могу пользоваться их услугами слишком часто. Слишком уж много дерут, собаки.
– А сколько, если не секрет?
– Извини, секрет. И все-таки – что это за барышня работает с вами?
– Это наша новая сотрудница и у нее есть свои резоны для того, чтобы вместе с нами искать Ташкента.
– Какие же? Или это уже ваш секрет?
– Она любила Антона, – чуть помедлив, ответил Нестеров. – И он ее, насколько мне известно, тоже…
– Что ж, значит у нее действительно есть резон, – посерьезнел Ладонин. – Надеюсь, вы меня с ней как-нибудь познакомите?… И, кстати, еще раз прошу простить меня за такое вот ребячество – больше никаких слежек не будет, обещаю…
И Игорь клятвенно сложил ладони на груди.
На следующий день смена Нестерова вышла в ночное. Объект – сколотивший состояние на паленой водке господин Андросян Рубик Суренович, славился своим нуворишеством и любовью к ночным загулам. Полторы недели назад он обратился в Красносельское РУВД с заявлением о том, что его горячо любимая жена уехала из дома за покупками в магазин «О'кей» и с тех пор от нее ни слуху ни духу. Поскольку в течение трех дней супруга дома так и не объявилась, а горе безутешного мужа не поддавалось описанию, гласникам ничего не оставалось, как завести розыскное дело. А два дня спустя оперативник Красносельского РУВД, в кабинете которого сердобольные милиционеры отпаивали Рубика Суреновича валерьянкой, проезжая через площадь Конституции, обратил внимание на то, как из ночного заведения «Де Илона», славящегося своей эротической шоу-программой, на полусогнутых ногах выкатился гражданин Андросян собственной персоной, поддерживаемый девицей явно не слишком тяжелого поведения. В сложившейся ситуации подобный способ релаксации показался оперативнику не слишком уместным, и он решил «выписать ноги»,[57] дабы составить собственное представление о богатом духовном мире потерпевшего.
Согласно настроечке, объект проводил этот вечер дома. Экипаж машины боевой с позывными «735» выдвинулся на юго-запад и в начале первого ночи припарковался на перекрестке Доблести и Рихарда Зорге. Паша запросил смену Климушкина и через пару минут из ближайшей к ним арки длиннющего дома-корабля вышел мрачный Костя. Причины его дурного настроения объяснялись просто – сегодня Климушкину-младшему исполнилось пять лет, а составлявший накануне наряд дежурный, забыв о настоятельной просьбе родителя, как нарочно запихнул счастливого отца в вечернюю смену.
Несколько лет назад с легкой руки Нестерова за Костей Климушкиным, славившимся неумеренным пристрастием к крепким алкогольным напиткам, закрепилось прозвище Шнапс-капитан. Нестеров до поры до времени очень гордился изобретенным им термином, пока однажды жена вдруг не затащила его в театр сатиры на Васильевском. Давали что-то из Чехова, и в какой-то момент Александр Сергеевич с удивлением услышал со сцены сие меткое определение, выяснив таким образом, что оно было выдумано великим русским писателем еще сто лет назад. Настроение, конечно же, было испорчено, хотя данное обстоятельство всего лишь свидетельствовало о том, что подлинная классика актуальна во все времена.
– Чего так поздно? – пробурчал Костя, протягивая руку выходящему ему навстречу Нестерову.
Судя по легкому перегару, день рождения сына, пусть и в полевых условиях, но тот все-таки отметил.
– Вам же все равно еще до часу стоять.
– Так ведь скучно же. Всю смену так под окнами и проторчали.
– Что, совсем никуда не выходил?
– Один раз. Где-то в восьмом часу до универсама смотался. Взял два шампанских, виноград, конфеты и пачку презервативов. Думали, ну, сейчас подорвется в гости – ни фига.
– А может, ждет кого-то?
– Может, и ждет. Хотя время-то уже позднее для визитов.
– Ну для «визитов»[58] как раз самое то, – рассмеялся Нестеров.
– Вообще-то, да. Ладно, давайте, заруливайте во двор. Мы там за кустами встали. Обзор, в принципе, неплохой, до подъезда метров сто, а ему из окон не видно. Я проверял.
Нестеров дал отмашку, и Паша закатил «девятку» во двор, остановившись рядом с синей «шестеркой» смены Климушкина. Козырев и Лямин пошли брататься с «грузчиками», а Полина осталась сидеть в машине.