— И что это было?
— Дракон, живущий в Большом канале! Вот кто у меня пуговицу купил.
Драконов Квентин знал только в теории. Их немного, и почти все они живут в реках, каждый в своей: это территориальные существа. На поверхность они почти никогда не выходят, ни с кем не общаются, вообще ничего не делают, только спят, проводя в глубоком, буквально, забытьи отпущенное планете время. Один, видимо, все-таки пробудился, переговорил с аристократическим лилипутом и даже Джошу показался, чтобы купить его — их — волшебную пуговицу за двести пятьдесят миллионов долларов.
— Пошли мы в банк, убедились, что чек действителен, и опять на канал вернулись. Я достаю пуговицу, лилипут натягивает белую перчатку, чисто Майкл Джексон, изучает покупку в лупу, а потом раз, и в воду ее. Садится на свой катер и уплывает.
— Чудеса, — сказал Квентин. На такое даже злиться трудно, хотя и возможно в принципе.
— Ты можешь вообще поверить, что дракон купил нашу пуговицу? Выходит, он нас знает, во всяком разе меня. А люди и не подозревают, небось, что в Большом канале живет дракон. Вода ведь тут соленая, знаешь? Это не пресноводный проток, а морской. Я вот впервые слышу о драконе, живущем в морской воде.
— И как с ним связаться, с твоим драконом?
— Не знаю, — опешил Джош. — Не думаю, что это возможно.
— Ты же сумел.
— Он первый со мной связался.
— И все-таки, как бы ты взялся за это дело?
Джош испустил тяжкий вздох.
— Ну… спросил бы одну знакомую. Она знает много всякого о драконах.
— Слушай сюда, Джош. — Квентин смотрел приятелю прямо в глаза, подавляя его своей волей. — Ты, конечно, все равно что король, но мы с Джулией — правители королевства Филлори, и наше место там. Это наш квест, и тебя я тоже беру в нашу команду. Нам надо вернуться в Филлори, но мы не знаем, как это сделать — вот в чем проблема.
— Проблемка та еще, — признал, поразмыслив, Джош.
— Ты же у нас можешь провернуть все что хочешь, вот и давай.
Джош, возможно, запорол их единственный шанс вернуться в тайное волшебное королевство, но деньги, надо отдать ему должное, потратил с умом. Мраморное палаццо пятнадцатого века — это вам не хухры-мухры. Белый фасад, выходящий на канал, снабжен собственной маленькой пристанью, потолки — сплошная лепнина, стены все в старых холстах, как в лишайнике. Джош даже одного Каналетто приобрел вместе с дворцом, по случаю.
Не простой, словом, дом, и довести его до ума тоже непросто. Джош поменял в палаццо трубы, сделал проводку, оборудовал ресторанного калибра кухню и укрепил фундамент ниже ватерлинии, чтобы строение не сползало в канал. Все это делалось с толком: пока душ не включишь, даже и не поймешь, что здесь что-то модернизировали.
На все это ушло двадцать пять миллионов плюс еще десять на отделку и реставрацию. Не надо быть математическим гением, чтобы вычислить, что на жизнь Джошу осталось ой как прилично: старость он себе обеспечил.
Это лишний раз доказывало, что его в самом деле есть за что уважать, хотя он по каким-то личным причинам не любил выставлять свою деловую сторону напоказ. Если посмотреть внимательно, что Квентин сейчас и делал, то в чем-то он все же переменился. Джош стал увереннее, держался иначе и не набирал больше сброшенный в Нигделандии вес. Все люди меняются, и время не стояло на месте, пока король Квентин прохлаждался в своих покоях.
Да, у Джоша есть чему поучиться. Он провел это время с толком, делал что хотел и был доволен собой. Пережив то же самое, что и Квентин — потеряв любимую девушку и сам едва избежав гибели, — он не стонал и не философствовал по этому поводу, а сделал сальто назад и приземлился в венецианском палаццо.
Квентин проспал мертвым сном до полудня, после чего состоялся торжественный завтрак (Джош очень гордился своим столом).
— Джем здесь едят ложками — интересно, да? Крошечными такими ложечками. Достойно короля, а? — подмигивал Джош. Джулия за столом не снимала темных очков и ела только мармайт прямо из банки — еще одно доказательство ее убывающей человечности.
К ним присоединилась также и Поппи, знакомая Джоша, знающая много всякого о драконах — кудрявая блондинка с большими голубыми глазами, высокая и тощая, точно жердь. В Брекбиллсе она училась в аспирантуре, а студенческие годы, будучи австралийкой, провела в тамошнем колледже.
Если австралийцы действительно такие веселые и непритязательные ребята, какими слывут, то ясно, почему Поппи свалила оттуда к чертовой матери. Ее пронзительный голосок неутомимо анатомировал чужие ошибки. Это не имело отношения к ее эго, да и всезнайкой она себя не считала — просто полагала, что ее стремление к полной ясности разделяют все до единого, и ожидала такой же критики от других. Джош говорил, что в Эсквите, тасманском магическом колледже, она была звездой курса, и Поппи не противоречила этому — стало быть, в самом деле могла быть таковой, учитывая ее стремление к истине.
В башне из слоновой кости Поппи при всей своей академичности не замыкалась, хорошо вписывалась в реальный мир, любила полевые исследования и специализировалась на драконах.
Должно быть, это было отголоском австралийской приверженности к смертельно опасным животным. Если идти вверх по пищевой цепи от крокодилов и морских ос, до драконов не так уж и далеко. Поппи знала о них все, что возможно знать, ни одного из них не видев в глаза, выслеживала их по всему миру и сюда приехала с той же целью. Джош, отыскивая экспертов по этой теме, был приятно удивлен, обнаружив, что эксперт к тому же еще и хорошенький. Она жила здесь уже три недели, и он был не прочь продлить ее пребывание.
Джош представил ее как друга, но Квентин, зная его и видя бесспорно симпатичную Поппи, рискнул предположить, что Джош подбивает к ней клинья, если уже с ней не спит. Джош, даже в обновленном и улучшенном варианте, все-таки оставался Джошем.
Она, если честно, слегка действовала Квентину на нервы, однако в данной ситуации пришлась очень кстати. Джош, чтобы задержать ее в Венеции, умалчивал о своем контакте с драконом Большого канала, но теперь настал момент сказать все. Нечего и говорить, как Поппи разволновалась и как это отразилось на величине ее и без того больших глаз.
— Значит, так, — застрекотала она. — Почти у каждого дракона на реке есть приметное место, где полагается прыгать в воду. Они ведут мониторинг на случай, если кто-то стоящий захочет с ними поговорить. Если дракон согласен на разговор, он уносит тебя в глубину, где живет, но этот процесс еще плохо исследован — слишком много легенд вокруг него наросло. Многие люди утверждают, что говорили с драконами, но сложно проверить, соответствует ли это действительности. Дракон, живущий в Темзе, будто бы писал музыку для «Пинк Флойд», когда Сид Баррет ушел, но это опять-таки не доказано. По традиции местом контакта служит первый мост вверх от моря, в нашем случае у Академии. Трудно поверить, что вы об этом не слышали. В полночь оденься получше и стань на середине моста, держа в руках сегодняшнюю газету и кусок вырезки.
— И все?
— И все. Потом ты прыгаешь в воду. Но ведь это легенда, одному Богу известно, что из этого выйдет. Информации очень мало, а надежной и вовсе нет.
Прыгаешь, значит. И все.
— Но бывали же случаи, когда это срабатывало? — спросил Квентин.
— Разумеется, — с жаром заверила Поппи. — Некоторые драконы разговорчивее других. Преподаватель риторики из калькуттской волшебной школы ходит к дракону на Ганг каждый год, и в половине случаев тот его принимает. А вот дракон Большого канала — это нечто по-настоящему новое. Я начинаю думать, что ты засранец. — И Поппи взглянула на Джоша, тоже по-новому.
— Только начинаешь? — подначил Квентин, но она в свою очередь спросила его:
— Ты когда хочешь пойти к нему?
— Этой ночью. Только у меня к тебе просьба: никому пока об этом не говорить.
Поппи нахмурилась — это ей тоже шло.
— Почему это?
— Дай нам неделю, больше ни о чем не прошу. Дракон никуда не денется, а мне нужен хоть какой-нибудь шанс. Если вокруг соберется толпа, вряд ли что выйдет.
— Ладно, — после секундной паузы согласилась она, и Квентин почему-то поверил, что она сдержит слово.
Тут же восстановив хорошее настроение, Поппи накинулась на тосты и джем. Ела она при всей своей худобе больше Джоша, но все это, как видно, сгорало в печке, поддерживающей ее постоянный накал.
Оставалось убить на что-то остаток дня. Палаццо Джош (ранее палаццо Барберино, владевших им с шестнадцатого века и продавших его скороспелому мультимиллионеру, который, ни разу не побывав в нем, ухлопал свои мультимиллионы на финансовые пирамиды, слетал на космическую экскурсию и продал палаццо Джошу) предлагало своим гостям многое. Квентин, хотя думать так было нелояльно по отношению к Филлори, мог бы даже остаться здесь жить. Можно читать и смотреть, как венецианское солнце перемещается по ковру, зажигая его яркими красками, или осматривать город; каждый маг-турист просто обязан ознакомиться с мощными структурными чарами, не дающими Венеции погрузиться в лагуну.
Оставалось убить на что-то остаток дня. Палаццо Джош (ранее палаццо Барберино, владевших им с шестнадцатого века и продавших его скороспелому мультимиллионеру, который, ни разу не побывав в нем, ухлопал свои мультимиллионы на финансовые пирамиды, слетал на космическую экскурсию и продал палаццо Джошу) предлагало своим гостям многое. Квентин, хотя думать так было нелояльно по отношению к Филлори, мог бы даже остаться здесь жить. Можно читать и смотреть, как венецианское солнце перемещается по ковру, зажигая его яркими красками, или осматривать город; каждый маг-турист просто обязан ознакомиться с мощными структурными чарами, не дающими Венеции погрузиться в лагуну.
Ну и, разумеется, послеобеденный спритц. Из-за всего этого Квентин порой забывал, что когда-то был королем волшебного мира.
Джулия — дело иное. Она вышла к нему, когда он стоял с бокалом на piano nobile,[27] любуясь городским видом. Они вместе смотрели, как движутся по каналу суда, а туристы с вапоретто смотрели на них и задавались вопросом, чем они знамениты.
— Тебе нравится здесь, — заметила Джулия.
— Да, здорово. Я ведь раньше ни разу не был в Италии — понятия не имел, как у них тут все.
— Я одно время жила во Франции.
— Правда? Это когда же?
— Давно.
— Это не там ты научилась угонять тачки?
— Нет. — Зачем тогда было заводить разговор, раз говорить не хочешь? — Красиво здесь, — признала она.
— Чего тебе больше хочется: остаться здесь или все же вернуться в Филлори?
Джулия поставила свой напиток, чистое виски, на широкие мраморные перила. На щеке у нее дернулся мускул.
— Я должна вернуться. Оставаться здесь мне нельзя. — Раньше в этих ее словах слышались гнев и отчаяние, теперь — сожаление. — Мне нужно все время двигаться. Ты ведь пойдешь со мной?
У Квентина заныло сердце. Джулия обращается к нему с просьбой, нуждается в его помощи. Быть нужным кому-то — совершенно новое и в чем-то приятное ощущение.
— Разумеется. — Джулия, когда он попросил ее поехать на остров Дальний, ответила ему точно так же.
— Спасибо, — кивнула она, продолжая смотреть на канал.
Стоя за пять минут до полуночи на Понте дель Академия, Квентин вспоминал этот их разговор и старался восстановить в себе это чувство. В руках он держал «Иль Газеттино» и на всякий случай «Интернэшнл Геральд Трибюн», а также кусок безумно дорогой вырезки и старательно делал вид, что у него и в мыслях нет прыгать в Большой канал.
После зловонной дневной жары ночь настала прямо-таки холодная, и зеленые воды канала манили не больше, чем ледниковый ручей. Канал выглядел чистым, хотя Квентин знал, что это не так, и до воды было дальше, чем могло показаться с берега.
Пуговица где-то там, глубоко. Дракон тоже. Может, она просто завалилась куда-то, к примеру в диван, а Джош постеснялся сказать об этом и выдумал про дракона?
— Мало тебе там внизу не покажется, — предрек он теперь.
— Да уж. — Квентин надеялся, что Джош сам вызовется или предложит вместе прыгнуть — как же, вызвался он.
— Ты привыкнешь, — заверила Поппи, обхватив себя руками от холода.
— Ты-то зачем притащилась? — не в первый раз спросил Квентин.
— В интересах науки. И потом, я хочу посмотреть, пройдет ли у тебя этот номер.
Поппи никогда не врала в тех случаях, когда любой другой непременно соврал бы. Бестактность или достойная восхищения искренность — как посмотреть.
Квентин, глубоко дыша, облокотился на шершавые деревянные перила, еще хранившие солнечное тепло. Помни, что поставлено на кон. Джулия не стала бы колебаться — сиганула бы через эти перила, как олимпийская лошадь через барьер. По его настоянию они ей ничего не сказали и смылись, когда она легла спать, иначе бы она обязательно пошла с ними.
— Людей они редко едят, — утешила Поппи. — Пару раз за столетие, насколько мы знаем.
Квентин промолчал.
— Какая там, по-твоему, глубина? — Джош достал сигарету — из них троих он нервничал больше всех.
— Футов двадцать. Я посмотрел в Интернете.
— Господи. Ты, главное, не уходи под воду.
— Если сломаю шею, не вытаскивайте меня. Лучше уж утонуть, чем жить паралитиком.
— Две минуты, — сказала Поппи. Под ними прошел пустой вапоретто — свет горел только в рубке. В этой воде небось девяносто процентов кишечных бактерий, а остальные десять — солярка. Для купания не предназначена.
На досках в верхней точке моста кто-то вырезал то ли стилизованного дракона, то ли просто замысловатую букву S.
— Ты раздеваться собираешься или как? — спросил Джош.
— Только и жду, когда ты наконец спросишь.
— А если серьезно?
— Нет, — ответили хором Квентин и Поппи.
Они помолчали. Где-то далеко разбилось стекло — пивная бутылка, что ли. Неужели он правда прыгнет туда? Почему бы просто записку не бросить? В бутылке. С номером своего телефона.
— Тот лилипут ведь звонил тебе на мобильный? А его номер у тебя есть? Может, мы…
— Его номер был заблокирован.
— Время, — сказала Поппи.
— А, черт!
Главное, ни о чем не думать. Квентин вышел на середину, взял газеты и пакет с вырезкой в одну руку и боком перепрыгнул через перила. Да так ловко, сам себе удивился — спасибо адреналину. Но торчащую снизу балку все-таки чуть не задел.
Газеты и мясо он, повинуясь первобытному инстинкту, выронил еще в воздухе. Они тут же растворились в ночи, а слева, параллельно ему, мелькнул еще какой-то падающий предмет… нет, человек! Поппи!
В воду он вошел более-менее ногами вперед и сделал все, чтобы не нахлебаться воды, ледяной и очень соленой. После минутной иллюзии, что не такая уж она и холодная, одежда пропиталась насквозь, и холод зажал его в клещи. Квентин в панике забился, боясь ухнуть прямо на дно, и выскочил на поверхность.
Он потерял одну туфлю. Поппи тоже всплыла, отплевываясь, бледная в желтом свете уличных фонарей. Квентин вместо того, чтобы злиться, заржал как ненормальный. Клево же, искупаться ночью в Большом канале!
— Какого черта, Поппи? — прошептал он драматически, когда отсмеялся. Молодец девка, храбрая.
— Раз нас двое, шансы удваиваются, нет? — Она тоже ухмылялась, как идиотка. Дело ее жизни, что ж с ней поделаешь, да и ледяной шок сильно помогает от злости.
Течение — нет, прилив, это же не река — увлекало их под мост. Господи, здесь же акулы водиться могут. Кто-то по-итальянски орал на них с берега — хоть бы не коп.
Квентин пописал прямо в штаны. На десять секунд ему стало теплее, потом еще холоднее. О промышленных отходах, впитывающихся прямо в него, он старался не думать. Снизу канал казался огромным, в несколько миль шириной. Куда его занесло? Никогда уже ему не попасть обратно на свой насиженный трон. Волна, непонятно откуда взявшаяся, плеснула ему в лицо. Нет, пора выбираться, ну его на фиг — попытался, и хватит.
— Долго еще ждать? — спросил он у Поппи — и железный крюк, сомкнувшись вокруг лодыжки, потащил его вниз.
Умереть ему полагалось прямо тогда: от неожиданности он выдохнул весь воздух сразу и отправился в глубину с совершенно пустыми легкими — но некие чары помогли ему выжить. Мастер с крыльями и хвостом за долгие годы научился принимать у себя людей и отработал удобные для пользователя чары. Смерть, по крайней мере случайная, Квентину не грозила.
Квентин согрелся впервые за многие, как ему казалось, часы и ясно видел в мутной воде, хотя и не должен был. Он и дышал водой; это требовало несколько больших усилий, чем при дыхании воздухом, но кислород в мозг поступал исправно. Благодарный Квентин вдыхал и выдыхал большими глотками. Чувствуя, что о нем заботятся, он расслабился и летел первым классом.
К драконам — к тем, что существовали в действительности — он всегда относился с недоверием, поскольку вырос на летучих, охраняющих клады, огнедышащих особях. Драконы из «Беовульфа», из Толкиена, из «Темниц и драконов». Узнав, что настоящие драконы живут в реках, а не поджигают леса в сельской местности, он был сильно разочарован. Речные драконы, фу… холодные, склизкие, почти головастики.
Тем приятнее было видеть, что дракон, ухвативший его за лодыжку правой передней лапой (короткой, но сильной) и усадивший на дно (как приучаемого к командам щенка), — всем драконам дракон. Зловещий и, похоже, прикидывающий, не съесть ли ему гостя прямо сейчас, но вполне канонический. Массивная змеиная голова величиной с малолитражный автомобиль, глаза, если смотреть под правильным ракурсом, горят серебром, чешуя водянисто-зеленая. Дракон водрузил Квентина на мягкий песок, отпустил его и свернулся клубком по-кошачьи, опустив голову на кончик хвоста.
Квентин чихнул, освобождаясь от загрязненной верхней воды. Их с драконом окружал черно-зеленый водяной купол, и никакого мусора на дне не было — дракон поддерживал у себя чистоту.