В числе налогов, перечисленных в ярлыке Сагиб-Гирея, отсутствуют пошлины — тамга, весовой сбор и т. п., существовавшие в Сарайском и Крымском ханствах. Отсутствие этих пошлин в тексте тарханной грамоты вовсе не означает того, что они не существовали в Казанском ханстве: возможно, что тарханные привилегии как раз не распространялись на освобождение от этих пошлин. Напротив, имеются положительные указания на то, что «тамга» — пошлина на товары в Казанском ханстве именно существовала, так как в тексте того же ярлыка среди перечисленных должностных лиц упомянуты «тамгачи» — таможенные чиновники.
Крепостные и рабы. Мы уже говорили о помещиках-землевладельцах, сосредотачивавших в своих руках крупную земельную собственность. Обработка земли, требовавшая большого количества рабочих рук, заставляет предполагать наличие в Казанском ханстве крепостных крестьян, т. е. таких, которые зависели от помещиков, не имели собственной земли и занимались обработкой хозяйских полей. Ярлык Сагиб-Гирея действительно подтверждает существование в Казанском ханстве крепостных крестьян: тарханная грамота ставит под покровительство государственной власти "людей (киши), поля, возы и скот", принадлежащие тарханам. Кого же можно разуметь в данном случае под «людьми» (киши), как не крепостных, работавших на помещиков, почему они и поименованы наряду с полями, возами и стадами, принадлежавшими тарханам? Подтверждают существование крепостных крестьян также русские писцовые книги, в которых указаны крестьяне, жившие на помещичьих землях, отмежеванных русским правительством дворянам и духовенству. В Казанском уезде (на луговой стороне- Волги) во владение архиепископу было отведено несколько деревень, в которых уцелело 32 двора татарских и 33 двора чувашских, кото[213]рые не были закрепощены вновь, а переданы во владение архиепископу вместо прежних татарских помещиков.[358]
Помимо крепостных крестьян из татар и инородце помещики применяли для обработки земли военнопленных — рабов, которые с этой целью сажались на землю прикреплялись к поместьям. Далеко не все пленники продавались казанцами на азиатские рынки, и применение дарового труда пленных должно было производиться по мещиками в самых широких размерах. При освобождении русских-рабов в 1551 году было возвращено на родину, по официальным сведениям, 60 тысяч человек, и нет никакого сомнения, что большая часть этого количества не могла постоянно находиться в Казани, а проживала по деревням, где рабы обслуживали своим трудом хозяйства помещиков. Тем не менее, после освобождения рабов-военнопленных, в Казанском ханстве осталось немало русских «полонянников», которые настолько прочно осели на землю и занялись хлебопашеством, что они не возвратились в Россию, а предпочли остаться на прежних местах, и здесь их застало русское завоевание. При составлении писцовых книг в 1565-67 годах "писаны земли полонянничные в татарских и в чувашских селах и деревнях, которые полонянники живут с татары и с чувашею вместе".[359] Запись по Свияжскому уезду — на горной стороне Волги — была произведена следующим образом: "В Свияжском же уезде в татарских и чувашских селах и в деревнях живут полонянники с новокрещены и с татары и с чувашею вместе, а пашни свои полонянники пашут не в разделе с татарскими и чувашскими пашнями смесь по полосам. А государевы службы полонянники не служат, а дают своих пашен с земли и с бортных урожаев оброк в Казани и в Свияжском городе в государеву казну диаком по воеводским грамотам и по книгам. И в тех в татарских и в чувашских селах и в деревнях не во многих полонянники во дворех по имянам и полонянничные пашни и сена писаны по сказке, выспрашивая полонянников и новокрещенов и татар и чуваш. А не мерили, и от татарских и от чувашских земель полонянничных пашен отмежевать было нельзя, потому что полонянники пахали пашню с татарскими и чувашскими смесь по полосам, да и потому что многие татарове и чуваша в те поры были на государеве службе, а без них полонянникам одним ве[214]рити нельзя для ссоры. И в поместья князем и детем боярским те полонянничные пашни все не разделены, а велено полонянникам с тех их пашен и с бортных ухожьев давати оброки в Свияжском городе во государеву казну диаком по оброчным грамотам и по книгам до государева указу".[360] Через 10–15 лет после падения Казанского ханства русские пленники оказались на горной стороне Волги в следующих селениях, не принадлежавших помещикам: в с. Каратаеве, в д. Салтыках, д. Клерях, д. Бахлычееве и в сельце Барышеве. Кроме того, немало бывших военнопленных оказалось на помещичьих землях. Герберштейн, записавший ходившие среди русских страшные слухи о том, что попавшие в плен "старцы и немощные, за которых нельзя много выручить, и крторые негодны для работы, отдаются у татар, все равно как зайцы молодым собакам, юношам, которые учатся на них военному делу и побивают их камнями или бросают в море или убивают их каким-либо другим способом", сообщает далее: "Те же, которые продаются, принуждены целых шесть лет пробыть в рабстве; по истечении этого срока они становятся свободными, однако не смеют уйти из страны".[361] Таким образом, если верить Герберштейну, то выходит, что продолжительность рабства была ограничена всего 6 годами, по истечении коих раб становился свободным, хотя и неполноправным гражданином. Из русской писцовой книги мы видели, что полонянники "государевы службы не служат", и что они пахали пашню, тогда как "многие татарове и чуваша в те поры были на государевой службе". Нет сомнения, что в этих чертах сохранились следы положения, существовавшего в Казанском ханстве до завоевания — военнопленные не привлекались к военной службе казанским правительством.
Проживая долгое время в плену, рабы и вольноотпущенники забывали свою родину и привыкнувши к местному краю не имели желания возвратиться «домой», где все для них уже стало чужим, и где они потеряли имущество. Бывали случаи, что долгие годы неволи истребляли у пленников не только память о родине, но заставляли даже забыть и отцов: по русской писцовой книге 1565-67 г. в д. Нурдулатове жили русские полонянники, "а отцов своих имен, которого рода, сказали не помнят".[362] Многие пленники переходили из христианства[215] в мусульманство: среди них встречаются имена Сабанчейко, Девлятьдейхо, Янчура, Терсбердей и т. п..[363] Сам автор "Казанского Летописца", усердный противник татар и мусульманства, во время 20-летнего пребывания в плену принимал мусульманство.[364] После завоевания Казанского ханства русское духовенство вспомнило об отпавших и позаботилось об их возвращении в христианство. В 1593 году казанский митрополит Гермоген писал "многие-де русские полонянники и неполонянники живут у татар и у черемисы и у чуваши, и пьют с ними и едят с одного и женятся у них… и те-де все люди также крестьянские веры отпали и превратились у татар в татарскую веру".[365]
Кроме документальных сведений о русских военнопленных, имеются сведения о рабах (кул), проживавших в поместьях. Предания говорят, например, что д. Кулларево в Малмыжском уезде получила свое название от рабов ("кул"), живших здесь и принадлежавших помещикам, обитавших в селении Байлянгар ("сыновья богача"). Селений с названием «Кулларово», т. е. «рабское» встречается несколько в Казанском крае.
Экономический строй. Основным занятием жителей Казанского ханства являлось, вне всяких сомнений, земледелие. Не только старое болгарское население, но также чуваши и финские инородцы издавна жили земледельческим бытом. Переход края под власть татар не изменил характера этого быта, и хлебопашество по-прежнему оставалось основой хозяйственной жизни. Лучшим изображением земледельческого быта страны является описание кн. А. М. Курбским Арской земли — северной окраины Казанского ханства: "В земле той поля великие и зело преизобильные и гобзующие на всякие плоды; тако же и дворы княжат их и вельможей зело прекрасны и воистину удивления достойни, и села часты; хлебов же всяких кое там множество, воистину вере ко исповеданию неподобно: аки бы на подобие множества звезд небесных; также и скотов различных стад бесчисленные множества".[366] Среди русской читающей публики распространено представление, приписывающее болгаро-татарам кочевые привычки, а инородцам финского происхождения — охотничий образ жизни на подобие дикарей. В действительности же болгаро-татарская культура является чисто[216] оседлой и земледельческой, подтверждением чему служат обильные археологические находки в виде земледельческих орудий — плугов, серпов, кос и т. п., а также многовековое существование постоянных пунктов оседлости, обусловленное земледельческим бытом, Волжско-Камский край перешел к оседлости и земледелию еще в до-историческую эпоху, почти на самой заре появления здесь человека — задолго до расселения народов турецкого и финского происхождения. У финских инородцев вся их культура, весь быт, вся религия с ее молитвами и праздниками — все это свидетельствует о том, что черемисы, вотяки и мордва с незапамятных времен жили оседло и занимались всегда земледелием. Князь Курбский при описании похода 1552 года упоминает о черемисском хлебе, который "обретеся сладостнейший паче драгоценных калачей" для утомленного русского войска.
Кроме документальных сведений о русских военнопленных, имеются сведения о рабах (кул), проживавших в поместьях. Предания говорят, например, что д. Кулларево в Малмыжском уезде получила свое название от рабов ("кул"), живших здесь и принадлежавших помещикам, обитавших в селении Байлянгар ("сыновья богача"). Селений с названием «Кулларово», т. е. «рабское» встречается несколько в Казанском крае.
Экономический строй. Основным занятием жителей Казанского ханства являлось, вне всяких сомнений, земледелие. Не только старое болгарское население, но также чуваши и финские инородцы издавна жили земледельческим бытом. Переход края под власть татар не изменил характера этого быта, и хлебопашество по-прежнему оставалось основой хозяйственной жизни. Лучшим изображением земледельческого быта страны является описание кн. А. М. Курбским Арской земли — северной окраины Казанского ханства: "В земле той поля великие и зело преизобильные и гобзующие на всякие плоды; тако же и дворы княжат их и вельможей зело прекрасны и воистину удивления достойни, и села часты; хлебов же всяких кое там множество, воистину вере ко исповеданию неподобно: аки бы на подобие множества звезд небесных; также и скотов различных стад бесчисленные множества".[366] Среди русской читающей публики распространено представление, приписывающее болгаро-татарам кочевые привычки, а инородцам финского происхождения — охотничий образ жизни на подобие дикарей. В действительности же болгаро-татарская культура является чисто[216] оседлой и земледельческой, подтверждением чему служат обильные археологические находки в виде земледельческих орудий — плугов, серпов, кос и т. п., а также многовековое существование постоянных пунктов оседлости, обусловленное земледельческим бытом, Волжско-Камский край перешел к оседлости и земледелию еще в до-историческую эпоху, почти на самой заре появления здесь человека — задолго до расселения народов турецкого и финского происхождения. У финских инородцев вся их культура, весь быт, вся религия с ее молитвами и праздниками — все это свидетельствует о том, что черемисы, вотяки и мордва с незапамятных времен жили оседло и занимались всегда земледелием. Князь Курбский при описании похода 1552 года упоминает о черемисском хлебе, который "обретеся сладостнейший паче драгоценных калачей" для утомленного русского войска.
Земледелие отличалось экстенсивным характером, причем у инородцев, в частности у вотяков, существовала двупольная система хозяйства.
Вслед за земледелием важнейшую роль в экономической жизни страны играла торговля — внутренняя, ввозная, вывозная и транзитная. Счастливые географические условия — наличие мощных водных путей, соединявших Московско-Новгородскую Русь и обильное пушниной Прикамье с Прикаспийским Востоком, составляли выдающуюся особенность Казанского государства. С древнейших времен, восходящих еще к неолитической эпохе, в Поволжьи совершался торговый обмен. Край, богатый лесом, мехами и медом, отправлял товары на юг, получая в обмен предметы культуры, моды и роскоши. Этим путем были занесены в свое время первые металлические орудия, медные украшения и средиземноморские фабрикаты. Та же схема торговых сношений оставалась в течение следующих тысячелетий — Север давал сырые продукты и получал предметы высокой культуры. Менялись века, сменялись народы, но характер торговых сношений в Поволжьи оставался все тем же. Волжская торговля создала прочные связи Болгарии с Персией и арабами, вызвала распространение здесь арабско-персидской культуры и мусульманства. Торговое могущество Волжской Болгарии, перешедшее впоследствии к Казанскому ханству, было основано на том обстоятельстве, что главный узел торговли завязался на северном конце средне-волжского плеса, где торговый путь раздваивался, направляясь посредством верхней Волги на северо-запад, к Балтийскому морю, а посредством Камы — на северо-восток, в Приуралье. Таким образом, [217] Болгария и Казанское ханство держали в своих руках все нити волжской торговли — к ним стекались товары с запада, северо-востока и юга, и местные капиталисты регулировали сбыт и обмен всех товаров, владели рынком и были хозяевами торговли, скупая сырье у инородцев и перепродавая его за границу. Расцвет болгарской торговли был обусловлен посредничеством, которое приходилось на долю болгар, между Новгородом, Прикамьем и Персией. В эпоху Казанского ханства видную роль наряду с Новгородом имела Москва, а на юго-востоке крупное значение приобрело Ногайское княжество с хорошо поставленным коневодством.
Приволжские города были обязаны своим возникновением и расцветом исключительно волжской торговле и великой многоводной реке. Подобно тому, как в западной половине русской равнины пролегал водный путь "из варяг в греки", в восточной половине шел не менее мощный путь из Скандинавии в Персию и в Персию из Перми. В главном центре страны постоянно проживали купцы-иностранцы, и рынок пестрел предметами заграничного ввоза. Н. А. Фирсов говорит, что в Казани "было постоянно много русских купцов, которые вывозили оттуда в Россию меха, преимущественно беличьи и бухарские ткани, доставляя взамен того татарам европейские шерстяные произведения; там монеты русские находились в большом обращении, как показывают разыскания нумизматов, и надо полагать, что большая доля их получалась там путем торговых сношений русских с казанцами".[367] В 1552 году во время осады Казани русскими в городе оставались купцы-иностранцы: "Казанцы… пять тысяч с собою затвориша иноземских купцов — бухар и шамохеи, и турчан и армян и инех".[368] В Казани, как и в Булгаре, существовала целая слобода, населенная армянами (ныне Армянская улица), и следы армянского кладбища уцелели до настоящего времени.
Постоянная торговля в Казани периодически, ежегодно, получала особенный подъем оживления. С незапамятных времен в Поволжьи происходила ежегодная ярмарка, перенесенная в Казань из Булгара. На ярмарку приезжали одновременно купцы из России, Армении, Персии, Ногайского княжества и из Туркестана, и таким образом значение ярмарки сводилось к колоссальному международному товарообмену, Эту роль посредника в торговом обмене[218] между Западом и Востоком, Европой и Азией, после падения Казанского ханства унаследовало известное "всероссийское торжище" — Макарьевская ярмарка, до настоящего времени происходящая в Нижнем-Новгороде. Автор "Казанского Летописца" сообщает, что ярмарка происходила ежегодно 24 июня — "на тои же день съеждяхуся в Казань изо всеи Русския земля богати купцы и многие иноземцы дальние и торговаху с Русью великими драгими товары, не ведующи русскии люди беды на себя никакия, без боязни живущи в Казани, надеющеся яко на своего царя и не боящеся его".[369] Об этой же ярмарке говорит Герберштейн, в связи с указом Василия III в 1523 году о запрещении русским купцам ездить в Казань и участвовать в этой ярмарке. Герберштейн сообщает, что ярмарка происходила "около Казани на острове купцов", со слов русских названном им также Гостиным островом "то есть островом, который называется островом купцов, находящимся на Волге недалеко от казанской крепости".[370] Гостиный остров, на котором происходила ярмарка, неоднократно упоминается в русских летописях и в писцовых книгах. Он находился на Волге против самой Казани. Таким образом, ярмарка происходила не в самом городе, а в 5–6 верстах от нее, но зато для волжских купцов положение ярмарки непосредственно на берегу составляло большое удобство: не требовалось перегружать транзитных товаров на берег и вновь на суда, а также не требовалось везти их за несколько верст в Казань. Ярмарка происходила в летнее время, по спаде весенней воды, весною же ярмарочная территория со всем Гостиным островом затоплялась разливом, как и в настоящее время затопляется Макарьевская ярмарка в Нижнем Новгороде. Автор "Казанского Летописца" дает следующее описание ярмарочного оживления: "Гражаня вси, мужи и с женами, гуляюще по их, пиюще в корчемницах царевых, покупающе на цены, прохлажахуся. Много же народу собирающеся, черемисы на праздники тыя с рухлом своим из дальних улусов и торговаху с градскими людьми, продающе, и купующе, и меняюще".[371]
Судя по международному характеру волжской торговли, преобладающее значение в Казанском ханстве имел внешний, а не внутренний товарообмен, и руководящая роль принадлежала крупным капиталистам-оптовикам, производившим скупку товаров большими партиями и[219] поставлявшим их на рынки чрез мелких посредников. Во внутреннем товарообмене наиболее видное место занимали распределение заграничных товаров, преимущественно ба калеи и галантереи, а также продажа сельскими жителям пушных мехов, которые попадали в руки агентов крупного капитала и составляли партии грузов для вывоза за границу.