Выбор кандидата на Казанский престол оказался довольно неудачным. Сибирский царевич, выросший в своеобразных условиях, не мог освоиться с той обстановкой громадного культурного центра, куда он попал, и был не в состоянии управлять государством, не нарушая издавна сложившегося порядка. Купцов и частных земских людей он грабил, вероятно, каким-либо чрезвычайным налогом, и тем самым дал сразу почувствовать неприятную тяжесть своего режима. С руководителями восточной партии он не считался, разошелся с ними во взглядах, и дело дошло до ареста князя Кель-Ахмеда, главного виновника переворота. Есть основания думать, что главная роль в действиях нового правительства принадлежала личным мотивам, и члены правительства выдвигали вперед корыстные цели. Князь Кель-Ахмед, не поладивший с ханом, понял, что он допустил большую ошибку выбором этого кандидата, и резко[54] переменил свои взгляды в пользу русской ориентации. Ему удалось привлечь на свою сторону много сторонников, и он сумел овладеть положением, но большая часть восточной партии, во главе с князем Ураком, осталась верна своим убеждениям.
Новый хан был также непопулярен, как и его предшественник, но если прежде раздавались жалобы на засилье со стороны иностранцев, то теперь гораздо более широкие круги были возбуждены против правительства тяжелой системой различных налогов. По какому-то поводу хан Мамук затеял поход против удельного Арского княжества, где правили туземные князья, издавна подвластные Казанскому ханству. Кель-Ахмед и другие противники нового хана воспользовались этим походом для совершения государственного переворота и восстановления прежней руссофильской политики. Во время похода они возвратились в Казань, объявили хана низложенным и пригласили граждан к поддержке. Город был немедленно укреплен, крепостные ворота затворены, и переворот совершился. Мамуку не удалось вернуться на ханский престол, и он возвратился в Сибирь. Вместе с ним эмигрировала часть сторонников восточной партии, во главе с князем Ураком, казанское же войско вернулось в Казань.
Так неудачна была попытка восточной партии вернуться к власти после хана Али. Насколько успешно был выполнен план военной компании, настолько ошибочны были шаги в области внутреннего управления: новый режим показался казанцам не только не лучше, но даже хуже засилья со стороны иностранцев.
Благодаря Кель-Ахмеду, русская партия восторжествовала, и новое правительство решило принять русскую ориентацию — возобновить договоры с Россией и принять хана по рекомендации московского государя. Во главе нового правительства стал Кель-Ахмед. Это несомненно выдающийся человек пользовался в Казанском ханстве огромным влиянием: в течении 10 лет он стоял во главе государственной власти и был руководителем политической жизни. Он низложил трех ханов с престола и, судя по образу действий, обладал обширным умом, хитростью, сильной волей и, вероятно, большим честолюбием. Резкая перемена им взглядов может свидетельствовать о том, что личные мотивы перевешивали в нем принципиальные соображения, но следует отдать справедливость его умению достигать своих целей и приносить им в жертву людей.
Правительство Кель-Ахмсда решило восстановить союз с Россией; решено было официальным путем заявить[55] сожаление о происшедшем в 1495 году перевороте, возобновить прежние договоры и заявить о ненарушимости союза с Россией. На престол вернулась прежняя династия. Однако, Кель-Ахмед и другие члены правительства совсем не желали возвращения на престол Мухаммеда-Эмина и устранили его кандидатуру. На престол был избран его брат, царевич Абдул-Латыф. Официальными мотивами против прежнего хана были заявлены его личные качества — деспотизм, алчность и свободное отношение к женщинам. Эти мотивы едва-ли были серьезны: хан вступил на престол 18-летним юношей и был низложен в возрасте не более 26 лет, так что вряд-ли могли окончательно сформироваться такие свойства его натуры, которые можно было бы считать неисправимыми. Впоследствии, хан вернулся на казанский престол, и его управление, по-видимому, не страдало от проявлений его неумеренности. Правда, хан был воспитан в России, и к нему легко могли привиться те нравы, примеры которых он имел перед глазами — деспотизм Ивана III, пышность и роскошь дворцового обихода; воспитанный вне обычной, замкнутой обстановки ханского дворца, в христианском городе, где женщины появлялись на улице с открытым лицом, Мухаммед-Эмин мог усвоить себе властность, алчность и более свободные способы обращения, чем это принято было среди мусульман, но возлагать всю вину за неуспех его кандидатуры на одного Мухаммеда-Эмина было бы несправедливо. Если хан был несимпатичным для новых правителей, то и они в свою очередь не могли рассчитывать на доверие с его стороны: мог ли он вполне опираться, например, на Кель-Ахмеда, который несколько месяцев назад лишил его престола? И у Кель-Ахмеда были все основания к тому, чтобы не желать видеть Мухаммеда-Эмина на ханском престоле. Избран был Абдул-Латыф.
Абдул-Латыф, младший сын хана Ибрагима и Нур-Салтан, родился в Казани около 1475 года. При выходе матери замуж за крымского хана Мснгли в 1480 году, царевич был увезен из Казани в Бахчисарай и провел детство и юность в Крыму. Дружественные отношения, в которых находилось Крымское ханство с Россией в царствование хана Менгли, заставили отчима отправить Абдул-Латыфа на службу в Россию, как только царевич достиг совершеннолетия. Абдул-Латыф был ласково принят русским правительством и получил в удел г. Звенигород, в то время как его старший брат правил Коширой. Эти города принадлежали к числу коренных городов Московс[56]кого княжества, и по завещаниям московских удельных князей Кошира всегда передавалась по наследству старшему сыну, а Звенигород предназначался второму сыну московского князя.
Абдул-Латыфу пришлось пробыть в своем уделе очень недолго: вскоре он был избран на казанский престол, и русское правительство дало согласие на эту кандидатуру. Москва не настаивала на восстановлении на престоле Мухаммеда-Эмина, который, конечно, был очень обижен тем, что его обошли, но в виде компенсации русское правительство увеличило его содержание, прибавив к Кошире Серпухов и Хотунь, что удваивало его доходы.
Абдул-Латыф приехал в Казань из Москвы в сопровождении русского посольства, и возведение его на ханский престол было совершено в присутствии русских послов. Договоры с русским правительством были возобновлены и подкреплены взаимной присягой.
В 1499 году восточная партия совершила попытку восстановить Сибирскую династию на казанском престоле. Во главе этого движения стоял эмигрант князь Урак, а в качестве претендента выступил царевич Агалак, брат хана Мамука. Казанское правительство получило военную поддержку со стороны России, и нападение было успешно отражено.
При вступлении на престол Абдул-Латыфу было 20 лет с небольшим. Казанцам пришлось опять увидеть на престоле хана, выросшего и получившего воспитание за границей, но в то время как Эмин провел юность в России, Латыф вырос в Крыму. Естественно, что оба брата значительно отличались по своим склонностям и образу мыслей, и их политические взгляды оказались совершенно различными. Хан Абдул-Латыф был в гораздо большей степени национальным, чем его брат. Для крымского царевича все русское было чужим и кратковременное пребывание его в России не могло наложить на него прочных русских влияний.
Главным деятелем в царствование Абдул-Латыфа был князь Кель-Ахмет, виновник последнего переворота. Пока хан был еще юн, политических осложнений с Россией не происходило. Но когда Абдул-Латыфу минуло 25 лет, и он стал действовать самостоятельно, его политика приняла ярко национальный и враждебный России характер. Для русской партии это направление было неприятным, и в Казани сложилось течение против Абдул-Латыфа. В конце 1501 года Кель-Ахмет ездил в[57] Москву и имел там совещание с русскими государственными деятелями по поводу предстоявших событий. В январе 1502 года в Казань прибыло русское посольство с кн. В. Звенигородским во главе, и хан был низложен с престола.
Этот переворот был явным вмешательством во внутренние дела Казанского ханства, и по недостатку источников вызывает недоумение, почему низложение хана не было совершено самими казанцами, но для этой цели потребовалось участие русских послов? Со стороны казанцев не произошло никакого отпора иностранцам, хозяйничавшим в ханском дворце. Протест последовал лишь со стороны Крымского ханства, но и он ограничился дипломатической перепиской. Бахчисарайское правительство предъявило в Москве запрос о казанских событиях и получило ответ в следующих выражениях: "Великий князь его (Абдул-Латыфа) пожаловал, посадил на Казани, а он ему начал лгать, ни в каких делах управы не чинил, да и до Земли Казанской учал быть лих".[47] Попробуем расшифровать эту отписку. Абдул-Латыф "начал лгать великому князю", т. е. перестал соблюдать договор, которым регулировались межсоюзнические отношения. В каких делах он не "чинил управы", видно из противопоставления этим словам следующего выражения: "да и до Земли Казанской", — ясно, что эти дела Казанской Земли не касались; очевидно, это были дела русских людей, которых казанское правительство обязано было, согласно договору, охранять, и которые единственно могли представлять интерес для московского правительства. Абдул-Латыф в этих делах "управы не чинил", т. е. жалобы русских граждан, проживавших в Казанском ханстве, оставлял без последствий; в этом и заключалось реальное объяснение, в чем именно «лгал», нарушал договор Абдул-Латыф. Последняя фраза — "да и до Земли Казанской учал быть лих" показывает, что внутри Казанского ханства против Абдул-Латыфа возникло течение, для которого он был «лих», если же мы попытаемся решить вопрос о составе этой группы недовольных политикой хана, то без труда можем их отыскать в лице русской партии, возглавлявшейся Кель-Ахмедом.
Несмотря на неопределенность выражений, заключавшихся в русской отписке на запрос хана Менгли, крымское правительство нашло ответ удовлетворительным, и никаких дипломатических осложнений не произошло. [58] Конфликт был предупрежден тем, что после низложения Абдул-Латыфа казанский престол получил другой пасынок крымского хана, и с династической стороны положение не изменилось.
Отсутствие какого-либо протеста среди казанцев против иностранного вмешательства во внутренние дела государства показывает, что в этот момент восточная партия в Казани находилась в полном упадке. Абдул-Латыф не успел ее оживить, и позиция была сдана без боя. Переворот 1502 года имел мирный характер; по всей вероятности, внешняя форма союзнических отношений между двумя независимыми государствами была соблюдена. Русское посольство, в состав которого входил дьяк-дипломат Иван Телешов, заключил новый договор с казанским правительством, и переворот был совершен путем союзного соглашения между казанцами и московским посольством. Но, по существу, такое дипломатическое вмешательство иностранцев нанесло сильный удар национальному самолюбию казанских людей и достоинству независимого государства. В 1487 году вмешательство русских во внутренние дела Казанского ханства носило более острый характер и повлекло за собой репрессии, казни и ссылки, теперь же кризис был улажен дипломатическим, мирным путем. Если в этом следует видеть прогресс, совершавшийся в международных отношениях, то все же распоряжение иностранцев ханским престолом показывает, насколько низко упало национальное самосознание казанских людей за 15 лет русского засилья. В течение этого времени реальное соотношение между обоими государствами значительно переменилось. Формально они по-прежнему считались равными одно другому, но Россия успела окрепнуть и превратиться в сильное государство, ведущее великодержавную политику и успешно конкурирующее с Литвою и Крымом, тогда как Казанское ханство за этот период совсем не усилилось, перевороты же 1487, 1495 и 1496 годов оказали неблагоприятное влияние на государство, так как репрессии и отлив эмигрантов уносили наиболее энергичные элементы населения и ослабляли силы страны.
Низложенный Абдул-Латыф был под конвоем отправлен в Россию. Московское правительство подвергло его Ссылке, как и хана Али. Абдул-Латыф был сослан, как арестант, в г. Белоозеро. На престол был возведен прежний хан Мухаммед-Эмин, зарекомендовавший себя искренним другом России. [59]
Война 1505-87 годов. В 1495 году эмигрировав снова в Россию, Мухаммед-Эмин стал продолжать прежнюю службу, управляя Коширой, Серпуховым и Хотунью. Он был обязан участвовать в русских походах, и в 1500 году во время Литовской войны он был назначен, в силу своего высокого титула, номинальным главнокомандующим всей русской армией. Когда хан в 1502 году возвратился в Казань, ему было 30 лет с небольшим.
Мухаммед-Эмин отлично помнил горький опыт того конца, которым завершилось его первое царствование.
Учитывая неблагоприятное впечатление, произведенное на казанцев иностранным вмешательством во время только что совершенного переворота, и опасаясь снова подвергнуться изгнанию из Казани, хан решил придерживаться новой политики. Он был искренним сторонником России и русских, но страх перед народным восстанием заставил его изменить поведение. В 1502 году все ожидали усиления русских влияний, но действительность показала, что оба правительства, как казанское, так и московское, ошибались, и что на этот раз Мухаммед-Эмич обманул их ожидания. Хан в душе принял решение придерживаться анти-русской ориентации, но его ум, хитрость и ловкость позволили ему долго скрывать свои замыслы и тщательно подготовить перемену режима. Ему удалось перехитрить такого умного человека, как князь Кель-Ахмед, и так незаметно приготовиться к войне против русских, что об этом русские, жившие в Казани, не подозревали: московское правительство оставалось в полном неведении.
Прежде всего Мухаммед-Эмин устранил Кель-Ахмеда. стоявшего во главе русской партии и руководившего казанским правительством. С ним у хана были давние личные счеты: князь был виновником его низложения в 1495 году, в 1502 году Кель-Ахмед постарался устранить с престола его брата, и теперь от него же можно было ожидать опять неприятностей. Мухаммед-Эмин сумел устранить Кель-Ахмеда ог власти, и князь не смог уклониться от удара, направленного в него. Против него было возбуждено какое-то обвинение, он был арестован, осужден и казнен, а может быть и просто убит по приказанию хана. Правительство Кель-Ахмеда, стоявшее у власти бессменно в течении 8 лет, пало.
Иван III, опасный сосед Казанского хана, был уже стариком и заметно дряхлел. Об этом было известно везде за границей, и папа Юлий II даже позволил великому князю Литовскому Александру, женившемуся на дочери Ивана III, жить с иноверной женой лишь[60] потому, что все ждали скорой смерти ее отца, который был очень стар, и в надежде на то, что она тогда перейдет в католичество. В 1503 году, со смертью супруги, Иван стал заметно слабеть, прихварывать, ездил по монастырям искать исцеления и написал завещание. В 1505 году он вступил в 44-й год своего правления; для всех было ясно, что он долго не проживет, и противники России заметно ободрились. От близкой перемены на московском престоле ожидалось ослабление русской политики, так как 25-летний наследник далеко не отличался такими выдающимися качествами, как его отец. Обстоятельства были чрезвычайно благоприятны для нарушения договоров и для освобождения Казанского ханства от русского протектората. Мухаммед-Эмин тщательно подготовил поворот политики в сторону, враждебную русской партии, и осторожно вел приготовления к близкой войне.
Весной 1505 года между Казанью и Москвой произошли дипломатические осложнения, но русское правительство и не подозревало намерения Мухаммед-Эмина. Война началась совершенно внезапно, и русское правительство было к ней совсем не готово. Восточная партия, призванная ханом к власти после падения правительства Кель-Ахмеда, составила план, который должен был дать полное удовлетворение всем ее насущным желаниям. Правительство должно было сбросить с себя унизительную зависимость от иностранного государства, разорвать союзные договоры и объявить русским войну. Целью этой войны было искусственно задерживавшееся в течение столь долгого времени стремление к приобретению русских невольников, и соответственно этому война должна была начаться внезапным захватом огромного количества пленных; положение дел подсказывало план внезапного нападения.
Война началась русским погромом в Казани. 24-го июня, в день открытия ежегодной Волжской ярмарки, русские купцы были убиты, товары разграблены, и все русские арестованы. Русский посол М. А. Кляпик, незадолго перед этим прибывший в Казань для улажения спорных вопросов, также подвергся аресту. Погром, сопровождавшийся резней и грабежом, принял стихийный характер и достиг грандиозных размеров, так как поощрение правительства и зажигательные проповеди духовенства подогревали ожесточение толпы, возбужденной лозунгами фанатизма и бросившейся убивать, грабить неверных. Все русские, оказавшиеся в пределах Казанского ханства, — а их было очень много, ввиду царившего перед этим глубокого мира — обращены были в рабство. [61] Спрос на невольников был полностью удовлетворен, и множество русских было продано в рабство на азиатские рынки, Составитель "Казанского летописца" описывает эти события, как яркий роман. Возникновение самой войны он приписывает вдове хана Али, вышедшей замуж за Мухаммеда-Эмииа и таким образом вносит в изложение исторических фактов своеобразное cherchez la femme. По мнению автора, царица, возвратившаяся из Вологодского заключения, внесла в ханский дворец жгучую ненависть к России и русским. "Махметемину же царю люба бысть братня жена вельми. И нача она помале, яко огнь, разжигати сухие дрова, яко червь, точити сладкое древо, яко прелукавая змия, научима от вельмож своих царевых, охапившеся о вые (т. е. обнявшись за шею) шептати во уши царю день и нощь, да отвергнется от великого князя, да не словет Казанский царь раб его, и во всех землях да не срам будет и уничижение будет всем царем, и всю Русь да побьет живущую в Казани и корень их изведет: "но и все царство свое свободиши. Аще ли се сотвориши, то имаши царствовати многа лета на Казани; аще ли сего не сотвориши, то вскоре с бесчестием и с поруганием сведен будеши с царства своего; яко же брат твой умер в заточении, тако же и ты заточен будеши". И всегда яко капля дождевая жестокий камень пробивает сквозе, тако и льщение женское премудрые человеки многие коренит, И много крепився царь, и прельстися от злые жены своея, и послуша проклятого совета ея, окаянный же царь, прельстися безумию ея, изменив великому князю Московскому, нареченному отцу своему, и присече Русь всю в Казани и во всех улуссх с детьми и женами".[48] Сравнивши погром с избиением младенцев Иродом в Вифлееме, составитель "Казанского Летописца" дает яркое описание его последствий: "И взя царь весь драгий товар, бесчисленное богатство, у купцов русских в казну свою, насыпа палату полну до верха русского злата и серебра, и подела себе царь венцы драгие, и сосуды, и блюда серебряные и златые, и царский наряд драгий свой устрой… Без числа же казанцы много вельми разграбиша по себе и обогатишася, и оттоле не ходити им во овчих кожех ошившеся, и после убо ходящи в красных ризах, и в зеленых, и в багряных, и в червленых одевшися шествовати пред катунами (женами) своими, яко цветы польские (полевые), различно красящеся, друг друга цветнее и пестрее".[49] Рассказ полон наивных[62] подробностей, — таково, напр., сообщение, будто до этого времени хан кушал обед "из котлов и с опаниц, яко пес из корыта, на персех своих" — тут русский писатель совершенно забыл о существовании при ханском дворе пышного дворцового этикета, пришедшего в Поволжье вместе с арабско-персидской культурой, но в общем картина погрома, вероятно, соответствовала действительности. золото и серебро легко могло быть подвергнуто казанским правительством конфискации, грабеж же носил стихийный характер, и простонародье действительно получило возможность сменить свои овчинные полушубки на яркие цветные костюмы из разграбленных тканей. "Казанский Летописец" говорит: "Аще бы ведали беду сию, то не бы подклонилися под меч их, могли бы всяко противиться варваром, или так нецы убегнули",[50] но московское правительство не предвидело войны, и русские люди, проживавшие в пределах Казанского ханства, были застигнуты совершенно врасплох: "Не ведущи русский люди беды на себя никакия без боязни живущи в Казани, надеющеся, яко на своего царя, и не боящеся его".[51]