Закрыв дверцу, она повернулась ко мне и, уперев руки в бока, поинтересовалась ядовито:
– Ну что?
– Бесподобно, – прошептал я искренне, забыв, что она безмозглая нудистка, любительница ходить голой везде, где удается, – я счастлив, что успел первым увидеть то, что завтра увидят все. У вас в самом деле фигура… чудо!
– А жирные складки на боках? – поинтересовалась она подозрительно.
– Никаких, – поклялся я. – Господи, да вы истязаете себя в шейпинг-клубе!
Она скривила губы.
– Ну так профессия обязывает…
– Нудисты – разве профессия? – поинтересовался я. – Ах да, это хобби, а по профессии вы, наверное, стриптизерша?.. Или девушка из элитного эскорта?
Глава 2
Сейчас, когда она стояла передо мной, совершенно обнаженная, я видел, что она далеко не девушка, но красота зрелой женщины еще как не уступает, как мне кажется, одинаковым малолетним красоткам, что еще не успели приобщиться хотя бы к какой-то индивидуальности.
– Похоже? – поинтересовалась она с интересом. Я видел смех в ее глазах, явно наслаждается ситуацией, когда сижу, красный, как вареный рак, и тупо смотрю, не в состоянии отвести взгляд от ее роскошных сисек. – Или как?
Я кое-как совладал с собой, подумаешь – голая, для нее это обычное дело, она от этого кайф ловит, ответил почти внятно:
– Но, как я понимаю, фигуру поддерживать в такой форме весьма… да, весьма. Для работы – понятно, но ради хобби? Гм… впрочем, вы можете быть инструктором элитного шейпинг-зала. Для такой работы нужно иметь идеальную фигуру, иначе растеряете клиентов. А так они смотрят на вас и…
Довольная улыбка скользнула по ее губам.
– Давайте на этом остановимся.
– Так вы инструктор?
Улыбка на ее губах стала шире.
– Лучше я не отвечу ни «да», ни «нет». Хорошо?.. Ладно, мне надо высушить голову.
Я послушно повернулся к ноуту, но едва за спиной раздалось жужжание фена, скосил глаза в ту сторону. У нудистки волос оказалось втрое больше, чем я усмотрел в ее туго затянутом узле. Сейчас целая грива, достаточно длинных, чтобы своим буйством и роскошью возбудить эротические фантазии, а если учесть, что сушит, то выпрямившись перед зеркалом, то сильно наклоняется, чтобы достать трубочкой фена затылок… как будто иначе не достанет, блондинка – это не цвет волос, то я, пока еще в состоянии, силой повернул себя к ноуту, чувствуя, что двигаю нечто вроде утеса на Волге. Гениталии налились горячей тяжестью.
С высушенными и неуложенными волосами ее прическа стала напоминать гриву молодого льва. Отложив фен, она как будто собралась одеться, но посмотрела на меня, я сижу, как вбитый в сиденье огромный гвоздь, зажимаю ногами разбухающие фаберже, усмехнулась и легкой танцующей походкой направилась к столу.
Я сглотнул слюну, надеюсь, не слишком шумно, когда она преспокойно уселась на противоположном конце и тоже раскрыла ноут, почти такой же, как у меня, только в ярко-красном исполнении, от «Феррари», со вздыбленным конем на месте трейдмарки. Я бы не знал, что это «Феррари», если бы не Тарасюк, что, купив себе этот автомобиль, приезжает на нем к офису и все не нахвастается наворотами.
Ее голова напоминает созревший одуванчик в красных лучах заката: пышные волосы горят пурпуром, в них как будто накапливается электричество, что заряжает тело, вон как вздулись и заалели ее некрупные, но ярко очерченные соски… А ниппели, какие ниппели…
Я поймал себя на том, что двигаю губами, уже ощущая некий вкус, спохватился и, чудовищным усилием воли пригнув голову, чуть не сломал занемевшую шею, заставил себя смотреть в экран.
Слуха иногда достигают легкие щелчки клавиш, я улавливал момент, когда ее пальцы нажимают на ввод, это всегда после короткой паузы, даже чувствовал, когда переключает раскладку, сознание раздвоилось, я тупо пялился в экран, но все время ощущал, что за его рамкой увижу роскошное тело, тугие сиськи и сочную женскую плоть, полностью открытую взору и в то же время недоступную. Недоступную уже тем, что я не могу вот так встать и хватануть ее лапами. Я мужчина, но не животное, как бы ни старались нас в этом уверить всякие гады, что манипулируют нами с какой-то целью… Так они, видите ли, конфликты в обществе сглаживают, зародыши войн гасят, брехуны…
Раздался телефонный звонок, она дернулась к аппарату, но я сижу ближе и машинально взял трубку.
– Алло?
Вежливый мужской голос поинтересовался осторожно:
– Инессу можно?
– Не знаю, – ответил я, – сейчас спрошу. Инесса, вас можно?
Она поморщилась от глупой шутки.
– Ему – да.
Я передал трубку, но не удержался, сказал язвительно:
– Вы же не знаете, кто звонит! Впрочем, у нудистов, как я слыхал, промискуитет…
Не слушая, она сказала в трубку:
– Да?.. Мишель, мы все успеем, не волнуйся!.. Нет-нет, Тинера привлекать не надо. У него и так дел по горло… Да, Вернера и Йогеля можно загрузить… Хорошо, я прослежу… Не забудь, мы должны уложиться до конца недели…
Я смотрел в экран, слышал только, как она выключила трубку. Циферки в уголке экрана сменяются с раздражающе замедленной скоростью, будто каждая выползает из застывающего клея, наконец я ощутил, что женщина на том конце стола выпрямилась, услышал характерный щелчок, с которым ноут захлопывается и запирает себя на замочек.
Я поднял голову, придав лицу вопросительное выражение, мол, только щас увидел, что на том конце стола хто-то сидит. Она со вздохом облегчения откинулась на спинку. Похоже, в самом деле работала на полном серьезе. У них, нудистов, сидеть вот так голыми – обычное дело, это мне как будто горячих углей насыпали в штаны, а она и сейчас вон сладко потянулась, сиськи поднялись, вызывающе нацелившись в меня красными разбухшими сосками, словно уже побывали у меня во рту. Я услышал довольный вздох, затем она красиво изогнула руку, взглянув на запястье с крохотными часиками.
– Ого! Через час заседание комитета…
Я неотрывно смотрел на ее левую грудь, что от такого движения колыхнулась и сместила прицел, так что воображаемая линия приходила мимо моего уха.
– У вас фестиваль завтра? – спросил я.
– Да, – ответила она с заминкой.
– В котором часу?
– Да вот уточним на заседании…
Еще раз зевнув, она поднялась, стройная и грациозная, с красивым сочным телом, которому позавидовала бы мелкосисечная и узкобедрая гречанка Венера Милосская. Чего у той Венеры больше, так это талии…
– Надо успеть, – сказала она равнодушно, – пообедать. Я не забываю принять нужное количество калорий.
– Вы, наверное, каждую морковку на аптекарских весах взвешиваете? – поинтересовался я.
– Если это необходимо, – ответила она холодновато.
Я смотрел, как она деловито перебирала платья в шкафу, сказал ей в спину, вернее в оттопыренные ягодицы:
– Давайте, я закажу обед в номер? Это сэкономит несколько минут. А потом уйдем вместе. У меня тоже дела, дела…
Она повернулась, красиво очерченные дуги бровей приподнялись.
– Не дороговато будет?
Я развел руками.
– Ваша организация сумела забронировать места для своих… гм… членов, а обеды в стоимость не входят?
Она ответила спокойно:
– Только шведский стол утром. И все.
– Бережете фигуры, – понял я. – Ну да, нудистам это необходимо. А то премерзкое зрелище, когда на улицы выходят толстые мужики с отвисающими до колен брюхами. И такие же бабищи.
Она удовлетворенно улыбнулась, я понял, что предложение принято. Возможно, еще и потому, что не останусь в номере рыться в ее тряпках и нюхать ее трусики. Пока я диктовал по телефону меню обеда на двоих, она повесила платье обратно, но вытащила халат и, укутавшись в него, вернулась к столу.
Все равно зрелище великолепное: пышные рыжие волосы, длинные ноги выскальзывают наружу провоцирующе и дразняще. Официант вкатил тележку, быстро и бесшумно расставил на столе, хотя тоже косил глазом на ее великолепные ноги, вышколенно исчез, а я предложил Инессе невинно:
– Теперь халат можно и снять…
Она поинтересовалась:
– А нужно ли?
– Нужно, – сказал я горячо, – у меня аппетит будет лучше. И вообще почудится, что жить стоит!
Она раздвинула губы в улыбке, показывая ровные красивые зубы с острыми кромками, как у молоденькой девушки, какие бывают только у подростков и у тех, кто ставит металлокерамику у очень хорошего дантиста.
Не вставая, распустила пояс, дразняще повела плечами, халат послушно соскользнул по шелковой гладкой коже. Она так и осталась сидеть, словно в белой пене, с довольной улыбкой посматривала на мое лицо, когда я то и дело невольно задерживал взгляд на ее полных грудях.
После обеда она оделась довольно быстро. Я смотрел, как перед зеркалом подводит карандашом линию губ, помады почти не видно, как и косметики, а когда водрузила на переносицу массивные очки, я сказал одобрительно:
– До чего же здорово…
– Что? – поинтересовалась она, не поворачиваясь от зеркала.
– До чего же здорово…
– Что? – поинтересовалась она, не поворачиваясь от зеркала.
– Этот вот контраст… Строгая такая леди, само воплощение сурового бизнеса, а затем р-р-р-раз!.. и великолепнейшая нудистка!
Она приподняла брови, словно в удивлении, но я понял, что лишь рассматривает мимику, вживаясь в роль неприступной строгой леди то ли бизнеса, то ли еще чего воинственно-неженственного. Отодвинулась, смотрела строго и придирчиво.
– Ну как?
– Бесподобно, – сказал я искренне.
– Никто не заподозрит во мне нудистку?
– Никто, – заверил я. – Так когда у вас демонстрация?
Она задумалась, сдвинула плечами.
– Я же говорила, когда уточним программу фестиваля, решим и насчет демонстрации. Планируем на завтра, но в котором часу – уточним. Сейчас собираем координационный совет. А что, есть желание посмотреть?
– Еще бы, – ответил я. – Только у меня тоже программа ой-ой, палец не просунуть. Хотя бы одним глазком…
– Все будет транслироваться по телевидению, – успокоила она. – Правда, в вечерних новостях, когда дети уже спят.
Я ухмыльнулся.
– Я начинаю верить в свою везучесть.
Выйдя из отеля, я сразу выехал на места высадки нелегалов, но до воды так и не добрался, даже не увидел издали кромки моря. Сотни, если не тысячи ярких палаток, а между ними сидят и лежат тысячи и тысячи иссиня-черных негров, более черных, чем голенища генеральских сапог, и с такой же блестящей кожей.
По периметру все обнесено колючей проволокой, дежурят уже не полицейские, а солдаты на броневиках и танках. Беглецы не пытаются протестовать или качать права, это все потом, когда обживутся и обнаглеют, когда захотят создать и обустроить свою Африку посреди Европы, а сейчас это просто дрожащие овечки, что безумно счастливы подаренной одежде, сытной еде и даже тому, что не бьют, как было там, на родине.
Меня сопровождал комиссар по правам человека. Я смотрел на его удрученное лицо и видел, что за те тридцать лет, что он занимается этими нелегалами, он прошел по всем этапам, от горячего желания спасти и помочь до жгучей ненависти. Сейчас вот готов все это выжечь напалмом, но не уходит с такой работы: все-таки опыт, знание предмета, умение прогнозировать ситуацию на основе уже прошлых лет.
Я пытался переговорить с беглецами, но моего знания английского и французского оказалось недостаточно, однако особенное взаимопонимание и не потребовалось. Я их понимал достаточно хорошо, как и правительство Испании. Как и правительства стран Европы, что все пытаются найти решение в духе французских просветителей прошлых эпох. И даже когда понимают, что так решение не отыскать, трусливо ищут в пустой комнате, ищут, потому что выйти на свежий воздух и увидеть реальность – страшно.
– Ясно, – сказал я наконец. – Все ясно.
Он с надеждой посмотрел в мое лицо. Похоже, уже что-то слышал или знает больше о нашей организации, чем я сам, потому что весь засветился радостью, как стоваттная лампочка.
– Правда? Вы примете меры?
– Пока ясна проблема, – уточнил я. – А также ее… гм, размеры.
Он сказал уныло:
– Да проблемы все видят. И все говорят! Говорят, говорят, говорят…
– И никто не решается сказать вслух то, – ответил я, – что у каждого вертится на языке. Хорошо, я возвращаюсь в отель. Нужно поработать, да и сообщить руководству, что с материалом ознакомился на месте.
Он повернулся в сторону военных и замахал обеими руками. Один из раскрашенных под джунгли джипов сорвался с места и лихо подкатил к нам. Я сел рядом с водителем, можно бы, конечно, и на роскошном лимузине, но тот застрял бы в песках, а джип проходит везде.
В черепе потрескивало, когда я поднимался в свой номер, будто идут подвижки костяной коры наподобие тех, что приводят земную к землетрясениям. В моем мозгу нечто подобное: полученная информация запустила цепную реакцию, мозг кипит, выдает решение за решением. Все красивые и экстравагантные, но, к сожалению, имеющие чисто академический интерес, а к реалу их приспособить проблематично.
Номер закрыт, я вставил ключ в скважину, все еще настороженно прислушиваясь, вдруг да в номере оргия, надо бы сразу выработать линию поведения: то ли присоединиться, то ли строго напомнить, что в гости могут приходить только с нашего общего согласия. А остальным – в коридор, в ресторан, на веранду или вообще к чертовой матери.
Звуки музыки доносились из второй комнаты, но я довольно быстро сообразил, что это телевизор. Моя соседка заработалась, как погляжу. Вообще-то, как теперь понимаю, любое мероприятие требует серьезной и тщательной работы по подготовке. Это для нас, зрителей, все сводится только к шествиям, фейерверкам и концертам, но даже нудистам приходится создавать координационные комитеты, если хотят чего-то большего, чем вдвоем-втроем показаться голыми на улице.
Я сидел за компом, идеи прорастают быстро, корни и ветви дают побеги, там завязываются новые узелки, что обещают новый скачок в развитии событий, как благоприятных, так и совсем наоборот. Я лихорадочно стучал по клавишам, выстраивал, бесперспективные надо бы уничтожать безжалостно, но я оставлял, рискуя запутаться: иногда именно бесперспективные наталкивают на решение проблемы, как говорится, от противного…
Хлопнула дверь, я работал так сосредоточенно, что даже не поднял головы. Ее шаги прошелестели мимо, потом я услышал приглушенный звук льющейся воды, снова прошелестело совсем близко, пахнуло духами.
Когда я оторвал взгляд усталых глаз от экрана, Инесса уже сидит на прежнем месте. Белоснежный халат прекрасно обрисовывает ее фигуру, однако волосы гладко зачесаны и собраны в тугой узел. Не видел бы, как много у нее волос, решил бы, что у этой очкастой мымры всего три волосинки.
Она сосредоточенно смотрит в экран, кисти рук чуть двигаются. Печатает, судя по всему, десятью пальцами. Ну, женщины ко всему подходят основательнее, а нам, мужчинам, не хватает терпения, мы же орлы и вообще лихие парни, нам и так сойдет, кроме того, как же без элегантной мужской небрежности вроде расстегнутой ширинки или рукава в говне?
Я иногда поглядывал на часы, теперь цифры сменяются с сумасшедшей скоростью, а я не успел выбрать даже приемлемый вариант из той кучи, что дерутся в моем мозгу за первенство, будто сперматозоиды, где каждый стремится опередить всех, вскочить в яйцеклетку первым и поспешно захлопнуть дверь перед носом у остальных.
С мыслями примерно то же самое, но здесь я сам, как опытный генетик, отбираю самую многообещающую, подхватываю ее и помещаю в яйцекле… тьфу, в питательную среду мозга, чтобы развивалась, росла и дала нужный результат.
Глава 3
На восьмом часу я ощутил, как беспокойно и в недоумении ворочаются кишки, бродят в животе и подбирают крошки. Некоторые начали недовольно ворчать, одна жалобно заскулила, словно голодный щенок.
Я оторвался от компа, помотал головой.
– Жуть… Я думаю, стоит перекусить перед сном.
Она с напряжением смотрела в экран своего ноута, ответила рассеянно:
– Перекусите ножку стола, если у вас хорошие зубы…
– Я насчет поужинать!
Она пробормотала:
– На ночь есть вредно.
– Так то на ночь, – ответил я. – У вас работы еще на часок?
– Думаю, – ответила она так же рассеянно, – что на два…
– Ого! Значит, на три. А за три часа до сна снова вполне удобно покушать. Я закажу на двоих, с вашего разрешения. Что предпочитаете?
Она отмахнулась.
– Полагаюсь на ваш выбор.
Я посмотрел с подозрением, но на ее лице нет и намека на кокетство или что-то еще сугубо женское. За компом сидит и сосредоточенно работает интеллектуально развитое гомо сапиенс, со мной общается одной стотысячной сознания, а так полностью в работе, готовит проведение своего дурацкого фестиваля.
– Хорошо, – ответил я, – не жалуйтесь.
Продиктовав заказ, я помедлил, представляя себе удивление в глазах работников ресторана, стиснул зубы и добавил три бутылки лучшего шампанского. На всякий случай заказал и бутылку коньяка, вдруг нудистке он больше по ндраву, посмотрел на нее вопросительно, но она, погруженная в свои невидимые мне расчеты, не прореагировала.
В трубке прозвучало:
– Все?
Я подумал, добавил:
– Можете еще цветы.
– Какие? – уточнили на том конце провода.
– Какие?.. – повторил я, этот вопрос всегда ставил меня в неловкое положение, вопрос какой-то дурацкий, как будто они чем-то отличаются, кроме цвета, размера и цены, но сказать вслух, что дайте крупных или ярких, – посмотрят, как на придурка, хотя сами придурки, если вникают в такие глупости, и сейчас я ответил со вздохом: – Да сами подберите сообразно случаю, времени, погоде, гороскопу и сводке военных действий из Ирака.
На том конце провода ошарашенное молчание, я поспешно опустил трубку на рычажки. Инесса так и не отрывала взгляда от экрана. Лицо сосредоточенное, умное, строгое, в глазах явные проблески интеллекта, что, однако, не портят, а даже придают некоторую пикантность.