Похоже, она чувствует, что мой взгляд устремлен на ее ноги: идет, как манекенщица по подиуму, спина ровная и даже чуть откинута назад, это чтоб те, кто впереди, хорошо рассмотрели ее красиво очерченную грудь. А я, топая сзади, все не отрывал взгляда от неимоверно длинных для ее роста ног, вот всегда засматриваемся на подобные, наш мужской пунктик, тяга к таким ногам чисто инстинктивная, сами не понимаем, почему длинные так ценятся, вот сколько анекдотов про них, однако я привык до всего докапываться, а здесь решение на виду: при длинных ногах женская задница сама поднимается к нашим ладоням, а пальцы начинают дергаться от жажды ухватить эти ягодицы, что прямо просятся в руки. А короткие ноги, опуская женский зад всего на три-пять сантиметров, ухитряются почти начисто загасить инстинкт хватания и совокупления! Этот рефлекс образовался, видимо, еще в лемурье-обезьяньем прошлом, когда наши четвероногие предки еще не понимали, что самочку вообще-то можно приподнять…
Я догнал, пошли рядом, я косился на ее высокую грудь, разрез блузки как раз позволяет увидеть верхние края розовых кружочков, а когда ткань оттопыривается при движении, то даже сами кончики, как будто твердеющие под моим взглядом.
На повороте я едва не ударился об угол, засмотревшись. Эмма сделала вид, что не заметила, хотя губы дрогнули в очень даже довольной усмешке. Охранник скользнул по нас равнодушным взглядом и снова повернулся к экрану. Что там, я не видел, но, судя по едва слышным звукам, идет в слэшере.
Чистый влажный воздух ударил в лицо, мокрый тротуар блестит, в лужах отражается умытое солнце. Автомобили просто сияют, как молодые жуки-бронзовки, что только что выбрались из коконов. Обходя лужи, Эмма подвела меня к элегантному «Форду». Я ухитрился забежать вперед и открыть перед нею дверь. Выглядело несколько комично, так как открывать пришлось левую. Эмма села за руль, я поскорее обогнул машину и торопливо залез в кресло справа.
Она сказала строго:
– Пристегнитесь. Правила ужесточили.
– Да, мы уже почти Европа, – согласился я и защелкнул ремень безопасности, что среди настоящих мужчин – а кто из нас ненастоящий? – считалось малодушием и даже трусостью.
– Мы и есть Европа, – уточнила она. – А всякие там парижи и лондоны – как хотят.
Машину она повела умело, быстро, профессионально точно, сразу подстроилась под «зеленую волну». Я невольно засмотрелся на ее длинные ноги, что провоцирующе приподнялись на педалях, коротенькая юбочка тут же начала сползать к поясу, попытался строго напомнить себе, что длинные ноги – не роскошь, а средство передвижения, но внутренний голос возразил, что чем длиннее ноги – тем короче ночи, и хотя в ногах правды нет, но если они вот такие красивые и длинные, то это обстоятельство даже для правозащитника воспринимается не так болезненно.
Она иногда перехватывала в зеркале мой блудливый взгляд, на ее губах проступала понимающая улыбка. Чтобы скрыть неловкость, я поинтересовался нейтральным тоном:
– А как вы попали в эту фирму?
– Лучше на «ты», – сказала она.
– Спасибо, Эмма. Как ты попала в такую богатую фирму?
Она ответила очень серьезно:
– Просто опубликовала в газете объявление.
– Какое?
– «Стройная, привлекательная брюнетка с пышной грудью и длинными ногами ищет высокооплачиваемую работу в ночное время. Интим не предлагать».
– А почему в ночное?
– Я учусь в МГУ на дневном.
– Понятно… И как по объявлению?
– Как видите, работаю, – ответила она еще серьезнее. – Правда, все чаще работа находится и днем, стараюсь разгрузить Тину. Это та платиновая блондинка, что на первом этаже. Задерживаться приходится до поздней ночи. Но не жалуюсь, зарплата высокая. У вас… прости, у тебя, думаю, еще выше, не так ли? Работать нетрудно, люди интеллигентные и очень воспитанные. Я из старой семьи потомственных гуманитариев, мои родители тяжело приняли коммерциализацию жизни, так что здесь мне очень-очень нравится. И родители довольны, фирма приличная.
Он круто свернула и вкатила на просторную стоянку перед огромным зданием с яркой светящейся надписью «Автосалон». Пока она надевала туфли на высоком каблуке, я снова ухитрился выскочить и открыл ей дверцу. Выглядело, как если бы богатая бизнес-леди сама водит машину, а я ну вроде телохранителя.
Входя за нею в салон, я сделал вид, что всех просматриваю подозрительно, мол, на службе, а если кто подойдет к охраняемой мной особе чуть ближе, чем можно, – раздеру в клочья. А что не голиаф, так это для маскировки. Голиафов сразу вычисляют, а я зато из давидов, побивающих голиафов.
Машины меня потрясли, никогда не видел столько сверкающих, блистающих и ослепляющих одним своим видом. Эмма повела меня вдоль ряда. Перед нами петушком то справа, то слева забегал менеджер, весь из себя почтительность и услужливость, что и понятно: не пирожками поштучно торгуют. Тут каждый проданный пирожок такие деньги приносит…
– Как вам это? – спросила Эмма.
Я тупо уставился на могучий внедорожник.
– А на фига он мне? У меня нет дачи.
– По городу будете гонять, – пояснила она. – Все мужчины любят сильные машины.
Из деликатности не добавила, что мелкие мужчины всегда почему-то выбирают еще и огромные машины. Потому если видишь на дороге большой «Форд»-внедорожник, который вдвое выше твоего «жигуля», то за рулем обычно гигант ростом в метр с кепкой.
– Нет, – ответил я.
– Тогда этот?
Мы проходили мимо красавца лимузина с открытым верхом.
– Шутишь? – удивился я.
– Почему?
– Чтоб огрызки яблок бросали? И бумажки от мороженого?
Она посмотрела пораженно.
– Что за дикая мысль?
– Думаешь? – спросил я. – У нас ректор такой купил… На десять минут вышел на Тверской в какой-то бутик, а когда вернулся, в лимузине мусора было больше, чем на свалке в Новогирееве!
Она поморщилась.
– Дикари какие-то. Конечно, когда ездишь по трущобам, чего ожидать от их жителей?
– Да, – согласился я, – Тверская… гм… это еще та улица. Всем трущобам трущоба!
– Так во всех городах и странах, – сказала она рассудительно, – в центре всех крупных городов живут негры и прочие безлошадные люмпены. А приличные люди покупают особняки в Южном Бутове. Или там же – приличные квартиры. Центр города нужен тем, у кого нет машины… Понятно?
– Не совсем, – ответил я.
– Со временем и особняк купите, – сказала она убежденно. – Вы ведь из элиты?
– Я?
– Не делайте большие глазки, – уличила она. – Сами так наверняка думаете, просто помалкиваете. Не из скромности, а чтобы не выхихикивали!
Я пробормотал:
– Но все же машину давай подберем поскромнее.
Она неожиданно согласилась:
– Вы правы, Евгений Вален… Евгений! Настоящие солидные люди не нуждаются в выпячивании своего достатка. Как насчет вот этого «мерса»?
– На них бандиты ездют, – возразил я. – И депутаты, что тоже… гм…
– Тогда «бээмвэ»?
– И на них бандиты…
– Да сейчас бандиты на всем ездят, – ответила она. – Да и вообще, кто сейчас не бандит? Давайте вот эту возьмем? Смотрите, последняя модель, все навороты вошли, мотор мощный, но цвет скромный. Вообще, только знатоки заметят, что машина из высшего класса…
Я колебался, но Эмма умело нажала, оказывается, у нее не только ноги могут свести с ума, мозги тоже работают блестяще, владеет и логикой и напором. Я сдался, через полчаса мы вышли из автосалона с документами, страховкой и всем необходимым на «Опель Антару». Эмма заикнулась, чтобы я сразу за руль, я было дернулся к машине, но с усилием взял себя в руки, чувствуя некоторое отвращение брать в руки такое интеллигентное, ответил с еще большим усилием:
– Эмма, конечно, выгляжу трусом… Но скоро час пик, а я за рулем пока еще не орел, не орел… Скорее вроде пингвина в полете. Автосалон работает круглосуточно, лучше подъеду ночью, когда улицы более пустые, и… Мне вообще вспомнить надо, как крутить баранку!
Она так же внимательно смотрела в мои глаза.
– Да, – ответила она тихо, – именно так вы и должны были ответить. Как странно…
– Что, – переспросил я, задетый, – тебе предложили, чтобы ты предложила… тьфу, и даже сказали, что я отвечу?
– И даже в каких выражениях, – ответила она, в ее прекрасных глазах промелькнула грусть. – Это очень уютный мир, в котором все заранее известно, не так ли?
– Так, – ответил я, но ощутил, что голос мой не совсем тверд. – Конечно же, мир должен быть предсказуемым.
– И стабильным, – произнесла она.
– И стабильным, – согласился я чуть громче, чем следовало. – Только стабильность гарантирует прогресс и нарастающее процветание.
– Да, – подтвердила она, – именно так и говорит шеф. Вы удивительно подходите друг другу. И вообще…
– Что?
– Многие говорят именно так. И в этих выражениях. Я имею в виду нашу компанию. Пойдемте, тут рядом охраняемая стоянка, я перегоню туда вашу машину. А то магазин за нее больше не отвечает.
Она и в самом деле перегнала на стоянку, уплатила, после чего я снова забежал вперед к ее машине и распахнул перед нею дверцу. Мужчина должен оставаться им, даже если женщина – простая секретарша. Эмма села за руль, а пока снимала туфли, я обошел машину и сел рядом. На девушку приятно смотреть даже сейчас, когда она, сдвинув бровки и чуть закусив губу, умело выбиралась из затора на стоянке, где машины стоят впритык, загораживая дорогу, а возможность проехать чисто теоретическая.
Я бы не смог выбраться и после месяца тренировок, но Эмма умело маневрировала, подавала машину назад, выкручивая руль, наконец мы выбрались на простор и понеслись по автомагистрали.
Я поинтересовался:
– А ваше руководство не опасается, что, получая такую зарплату… скажу честно, дикую в сравнении с той, на которой сидел, ударюсь в загулы? Да еще и роскошная машина… Только красивых женщин возить! Даже роскошных. Под стать машине.
Она улыбнулась, но глаза оставались серьезными.
– Нет, не опасаются.
– Почему? Это было бы нормально.
– Но вы ненормальный, – ответила она. Мне показалось, что она добавит словами Кронберга, что мы все в этой фирме ненормальные, но она лишь обронила: – Нас всех видят как облупленных. И заранее, как вы уже убедились, просчитывают наши поступки и даже слова.
Мне почудилась в ее словах грусть, я поспешил утешить:
– Поступки просчитать нельзя. Просто у всех у нас есть приоритеты, которые легко заметить. Меня, к примеру, в казино на цепи не затащить, но легко западаю на виртуальные игры. А если мир попадается красочный, то могу сидеть там сутками.
Она лукаво улыбнулась:
– А как же ваша наука?
Я вздохнул:
– Только наука оттуда и выдергивает. Стоит вспомнить, что геройствую в виртуальных мирах за счет реальной науки, так и начинаю выкарабкиваться. Так что работа – мой приоритетный наркотик. Она перебивает все остальные!
– Вот это и заметили, – сказала она тихо. – И женщины вас не окрутят. Как казино, алкоголь, наркотики или даже баймы четвертого поколения.
– Уже есть пятого!
– Еще нет, – уличила она. – Только аннонсировали первую! «Территория» делает «Троецарствие-2».
– Все ты знаешь, – сказал я восхищенно. – Я именно это и хотел сказать!
Она хитро заулыбалась:
– Что я все знаю?
– И это тоже.
В ее голосе, когда сказала о неокручиваемости работников нашей фирмы, словно бы прозвучало некоторое осуждение. Все-таки в мужчинах как бы ценится, как мы сами считаем, лихость, что вообще-то от слова «лихо», а лихо – это беда, несчастье, безрассудная дурость. Мы гордимся своим умением наступать на грабли, даже на грабельки, неумением обходить стены и вообще препятствия, хвастаемся расшибленными головами и тем, что вчера перепили, а сегодня с утра блюем.
– Но я уже окручен, – возразил я, защищаясь. – Еще как окручен!
Она тихо и загадочно улыбнулась.
– Вон мой дом, – сказал я. – Тот, что с игровым клубом в торце.
Она посмотрела внимательно, скорость не сбавляет, я выждал, когда почти поравнялись с домом, сказал:
– Спасибо, что подвезла!
– Какой подъезд? – спросила она.
– Да я тут выйду, – запротестовал я. – Чего тебе сворачивать и пробираться, там плохой проезд…
– Какой подъезд?
– Четвертый…
Она остановила машину, выждала, пока на противоположной стороне прошел поток, и свернула, лишь тогда пояснив:
– Не могу я вас оставить переходить улицу!.. Тут такое движение. И вообще, Евгений, привыкайте, что вас должны подвозить именно к подъезду. И дверь раскрывать перед вами.
– Ого!
– Вот-вот, – сказала она строго и тут же мило улыбнулась. – Сами можете открывать двери только перед такими милыми куколками, как я.
Машина остановилась у моего подъезда, я проговорил неуклюже:
– Может быть, зайдем ко мне? Чашечку кофе…
Она улыбнулась:
– В другой раз. Но спасибо за приглашение!
Я остался на асфальте смотреть, как она довольно уверенно лавирует в узком проходе между припаркованными где попало автомобилями, затем выехала на шоссе и понеслась, набирая скорость.
В душе осталось ощущение праздника. Я даже понюхал рукав, чуть-чуть пахнет ее духами.
Глава 5
В старину самые знаменитые разбойники, чувствуя старость и приближение смерти, завещали награбленное монастырям и просили монахов молиться за их грешные души. Да и не только знаменитые, просто мы не знаем, когда родились те или иные великие злодеи, но в истории остались даты их смерти, а также баснословные суммы, пожертвованные монастырям, занимающимся благотворительностью. Великие преступники как бы возвращали людям то, что у них когда-то отняли.
Современные миллиардеры, устав от бизнеса, учреждают свои благотворительные фонды, куда сбрасывают десятки, а то и сотни миллионов долларов в целях оказания помощи бедным, бродячим собакам, спасения пингвинов, борьбы со СПИДом и наркоманией. Тоже как бы замаливая грехи, что когда-то топтали всех на пути к успеху, калечили и вообще не церемонились.
Так что мое удивление насчет огромного жалованья хоть и понятно, но беспочвенно. Все-таки мы занимаемся хоть и благородным делом, но малоэффективным. Правда, в моем случае лечим не сами симптомы, а именно болезнь, так что лично мне такой высокий оклад назначили как бы не совсем зря.
Вся эта психотерапия прокручивалась у меня в мозгу, когда утром брился, чистил зубы, наспех завтракал и перед зеркалом повязывал галстук.
Машина пока на стоянке, у меня нет пары лишних дней на регистрацию, получение номеров, техосмотр и прочие заморочки. Так что на автобусе и метро с пересадками я добрался за четверть часа до начала работы.
Охранник кивнул, Валькирия из «Нибелунгов» по имени Тина уже за своим столом подправляет макияж, мне кивнула, как старому знакомому. Эммы еще нет, я чуть ли не на цыпочках прошел к своему кабинету, робко открыл дверь, будто опасаясь, что там кто-то уже сидит.
Экран засветился от прикосновения к сенсорной пластинке, никто, кроме меня, его не запустит, класс. Та-а-ак, скорость скачивания… ни фига себе, что у них тут за мощности?
Через четверть часа, окончательно ошалев, я кликнул на иконку с лицом Глеба Модестовича. Она расширилась на экран, Глеб Модестович пересматривал бумаги, на вызов вскинул голову.
– А, Евгений Валентинович… Вопросы?
– Вопросы, – подтвердил я виновато.
– Не стесняйтесь, – ответил он. – У всех много вопросов. А у нас есть ответы!
– Но у меня дурацкие, – предупредил я.
– У всех поначалу дурацкие, – успокоил он. – Слушайте, мой кабинет в конце коридора. Вы его увидите сразу.
– Удобно ли? – усомнился я.
– Удобно, удобно, – заверил он.
– Тогда приду прямо сейчас? – спросил я. – Или когда вам лучше?
Он вздохнул.
– Лучше сейчас. Быстрее войдете в курс дела. Давайте, топайте.
Я заискивающе улыбнулся, все-таки у него своих дел полно, с другой стороны – каждый за себя, один бог за всех, так что я должен в первую очередь лоббировать интересы самого ценного человека на свете. Понятно, кто этот человек.
Глеб Модестович поднял голову от бумаг, суетливо указал мне на кресло по эту сторону стола. Дисплей, судя по всему, включен, потому что он отвел от него взгляд с явной неохотой, словно в Red Light Center кого-то подтащил к постели.
– Садитесь, садитесь… Кофе хотите? Или чаю?
– Не отказался бы, – промямлил я осторожно.
– Да не волнуйтесь, – заверил он, – я не сам делаю. Хотя скажу не без хвастовства, уж что-что, а кофе делать я умею. Но, увы, самому не положено. По рангу.
– Да я ничего…
Он тронул клавишу и сказал негромко:
– Люся, две чашки кофе… Евгений Валентинович, предпочитаете слабый или крепкий?
– Лучше крепкий, если можно.
– У нас все можно, – ответил он и, улыбнувшись, добавил: – Кроме того, что нельзя… Люся, две крепкого.
Я сразу за ухватился за последние слова:
– А многое нельзя?
– Многое, – ответил он. – Но если человек нормален, он ограничений почти не заметит. Все-таки мы многое не делаем вовсе не потому, что кого-то страшимся?
– Резонно, – согласился я.
Открылась дверь, вошла с подносом в руках незнакомая девушка, такая же хорошенькая, как и Эмма, только полнее. Мягко улыбнувшись, переставила на стол чашки с дымящимся кофе, вазочку с печеньем и кусочками сахара, оставила ложечки и молочник, так же молча ушла, провоцирующе двигая ягодицами.
Глеб Модестович проследил за моим взглядом.
– Из отдела снабжения, – сказал он. – Не дело, если высоколобые занимаются, скажем, чисткой обуви. Так какие проблемы?
Я опустил в темную жидкость два кусочка сахара, в голове сотни вопросов, медленно размешивал серебряной ложечкой. Кабинет постепенно заполнялся густым ароматным запахом.
– Глеб Модестович… если честно, то когда мне сказали, какую зарплату буду получать, я согласился так поспешно, что едва из штанов не выпрыгнул. Сейчас же хочу понять… в пределах допустимого, конечно, чем занимается фирма, чтобы быть максимально полезным. У меня никогда не было идеалом «получаю столько-то рэ и ничего не делаю». Я люблю работать, хотя с таким заявлением даже в рыночное время выгляжу полным идиотом.