За то время, как я поступил в вуз и перестал бесцельно шарить по инету, собирая все интересное, в науку вломились такие понятия, как нанотехнологии и биоинжиниринг, с ними связаны основные надежды человечества. Теперь понимаю, почему организация так стремится поскорее подвести человечество к сингулярности! Будут решены все основные задачи: люди получат все-все, что желают, а еще биотехнологии обещают не только вылечить от всех болезней, но вообще сделать вечно молодыми и даже… бессмертными!
Я читал и читал, голова кружилась от перспектив. Все бунты и протесты от чувства неудовлетворенности, однако нанотехнологии обещают удовлетворить абсолютно все пожелания. Человек наконец-то сможет быть счастлив, наконец-то полностью освободится от работы, от любой работы, и сможет всю жизнь проводить в развлечениях и поисках все новых удовольствий!
Правда, пару раз всплыло тревожное чувство, что я нечто важное упустил, но ликующая радость накрыла мощной волной и затопила слабые искорки: я тоже приближаю человечество к этой сингулярности!.. Если бы не наша организация, человечество еще оставалось бы в Средневековье, а если бы не мои усилия, мы пришли бы к сингулярности на пару лет позже. Ну ладно, пусть даже на пару дней, для кого-то и часы важны: каждый день умирают такие люди, о смерти которых жалеешь и кого точно хотел бы оставить в числе вечно живых.
Для абсолютного большинства людей будущее выглядит таким же, как настоящее, ну разве что машины лучше, а морды шырше.
Выше рангом люди, которые понимают, что придет виртуальная реальность, жизнь продлится до видового предела, а это вроде бы сто двадцать лет, автомобили перейдут на водородное топливо, компьютеры будут везде и всюду – крохотные, но сверхмощные, стволовыми клетками будут лечить все и вся. Это уровень современных футурологов, специалистов по прогнозам, хороших программистов и любителей следить за новостями науки и техники.
Конечно, космос тоже будет осваиваться. Так же, как сейчас осваиваются Луна и Марс, так же будут осваивать Юпитер, Сатурн и более отдаленные планеты.
Очень немногие могут спокойно говорить и думать о третьем уровне, где бессмертие, искусственный интеллект, сеттлеретика, киборгизация человеческого тела, космические путешествия уже не между планетами, а прыжки между звездами, перестройка Галактики.
Но есть и четвертый уровень, о нем с содроганием, но все же говорят единицы то ли очень продвинутых, то ли в самом деле готовых к таким потрясениям, когда, по сути, на планете уже не останется человека, а будет нечто иное, что уклончиво называют постчеловеком.
Изменения будут идти даже не по экспоненте, а по «ускоряющемуся ускорению», из технологий главной будет сингулярность, сознание бывшего человека будет перестроено полностью, так что человеческого не останется абсолютно ничего, отдельные разумы сольются в Единый разум…
Я чувствовал дрожь в теле, голова начала кружиться, поспешно встал и пошел по комнате, топая и прислушиваясь к ощущениям под подошвами. Не помогло, с силой ударил кулаком в стену, рассадив кожу на костяшках. Боль отрезвила, переключила внимание, я пососал рассеченное место, как зализывающая рану собака, оглянулся на экран.
По игривому голубому полотну прыгают смайлики. Когда-то я принял их появление с восторгом, а сейчас с тревогой понимаю, что эта веселая херня на самом деле грозный предвестник полного отказа от букв и перехода на импы. Уже сейчас пацаны, отправляя эсэмэски, пользуются смайликами и разными значками чаще, чем словами.
Я вспоминал слова Гадеса, он собирался голосовать против сокращения численности человечества, но сейчас я с ужасом понимаю, что гуманностью здесь и не пахнет. Просто, по его скрупулезным подсчетам, человечество успеет приблизиться к сингулярности в приемлемые сроки с грузом в сто миллионов безнадежно больных, триста миллионов наркоманов, четыреста миллионов откровенных бездельников, несмотря на забастовки, демонстрации протеста, мелкие конфликты на почве религиозной, расовой, национальной или принадлежности к другим футбольным клубам.
А там с ними пусть разбирается то здоровое, но тупое быдло, что не удостоилось счастья быть взятыми на борт Ноева ковчега.
Кронберг поднял голову, недовольный взгляд смягчился, сказал почти ласково:
– Садитесь, Юджин. Я вижу, вас что-то тревожит?
– Честно говоря, – ответил я осторожно, – осталась одна заноза.
– Выкладывайте. Возможно, совместными усилиями выдернем быстрее.
Я вздохнул.
– Вы как-то говорили, что с последним апом я узнаю все тайны. Я в самом деле узнал невероятно много. Это просто потрясающе. Но осталась…
– Заноза, вы сказали.
– Да-да, простите, что-то меня колбасит! Сам не понимаю, что я сейчас чувствую и на какой я стороне забора. Чаще я готов попросту уничтожить всю эту тупую массу, что только жрет и срет, но иногда чувствую, что это как-то вроде бы и в чем-то нехорошо… словно общечеловек какой сраный!
Он слушал серьезно, хотя я натужно старался то схохмить, то ерничать, показывая, что все это вроде бы и не совсем серьезно, это я так, дурью маюсь, сам понимаю…
– Это хорошие сомнения, – произнес он сочувствующе. – Я удивился бы, если бы вы повели себя не так… ну, не по-человечески! При всем своем гневе на дураков и лодырей у кого из нас рука поднимется причинить им зло? Мало ли что говорим со зла… И вообще, почему вы решили, что мы старое человечество именно уничтожим? Не забывайте, еще за три шага до сингулярности люди будут избавлены от болезней! Все люди, заметьте. И от всех болезней. Ну разве что некие религиозные секты откажутся. За два шага – дадим всем возможность менять в известных пределах форму тела. Пусть мальчишки становятся Шварценеггерами или Тони Бэнгами, а девочки – Анями Межелайтис. За шаг до сингулярности все желающие обретут бессмертие… правда, в тех телах, которые у них есть, но вы же понимаете, что простые люди другого и не захотят!
Я слушал, кивал, но когда он умолк, выложив такие козыри, я сказал жалким голосом:
– Я все понимаю. И со всем согласен! Человечество иного не заслуживает, и так ему даем очень много.
– Так в чем же проблема?
Мой голос дрогнул:
– У меня есть люди, которые не относятся к человечеству. Это моя мама, моя бабушка, пара друзей… Несколько девушек. И хотя я такой хреновый сын, что даже с любимой бабушкой почти не вижусь, а с родителями так вообще расстался однажды, после… словом, предпочитаем не видеться, но все же я хочу, чтобы у них было все хорошо…
Я сбился и умолк, сейчас сам увидел, что выгляжу глупо. Мои родители, моя любимая бабушка – обретут бессмертие, а бабушка наверняка захочет вернуть себе молодость, она была очень красивой и грациозной, танцевала в пермском балете. Все люди и так будут счастливы с такими подарками…
Кронберг смотрел так, словно видит насквозь, голос его стал удивительно мягким.
– Юджин, я вас прекрасно понимаю. Думаете, у меня нет родителей? Правда, они умерли, хотя я делал все, чтобы продлить им жизнь, но они есть, потому что я крионировал обоих. Да-да, в ожидании сингулярности, когда смогу возродить. Увы, взять с собой в сингулярность не могу, слишком консервативны и не примут тот мир, но обеспечу счастливую жизнь в этом, где останутся все.
Я пробормотал ошалело:
– Простите, я не догадывался… о таком повороте.
Он кивнул.
– Поверьте, у всех у нас есть близкие, которые «не относятся к человечеству». И для которых мы приготовим что-то особенное. Все они для нас дороги, и всем им жаждем что-то дать свыше того, что получат… остальные. Я еще не знаю, что для них сделаем… Возможно, скопируем по атому всю планету и запустим на эту же орбиту с той стороны Солнца, а всех наших сделаем королями, императорами, султанами… Для сингуляров такое сделать – раз плюнуть. Нас самих такие игрушки не заинтересуют, мы ринемся в невероятный и жуткий мир и… боюсь, даже не станем возвращаться, чтобы посмотреть, как тут наши близкие. Потому в наших планах сразу же дать им все-все и побольше. Это на случай, если в нас не останется ничего человеческого. Даже любви.
Я прошептал:
– Надеюсь, любовь останется.
Он ответил серьезно и несколько печально:
– Гусеница тоже надеется стать большой, как дерево, и толстой, как гора. Но между нею и бабочкой намного больше общего, чем между человеком и сингуляром.
– Н-ну, да…
– Для вас, Юджин, будет большим сюрпризом узнать, что Макгрегор, помимо всего прочего, лично занимается проблемой оживления наших предков. Нет-нет, само оживление не будет проблемой, но трудности ожидаются с адаптацией… Не хотелось бы, чтобы, скажем, Декарт испытал психологический шок, оказавшись в двадцать первом веке! Тем более Архимед или Аристотель. Вот Макгрегор и прорабатывает разные сценарии. Мы ведь сможем, как вы понимаете, для каждого создать свой мир. К примеру, собрать по атому всю Землю времен войны Рима с Сиракузами, наделить Архимеда бессмертием и… пусть он идет по векам, пока не доберется до двадцать первого!
– А потом? – спросил я осторожно.
Он ухмыльнулся.
– Почему-то мне кажется, что у Архимеда, Ньютона или Паскаля больше шансов войти в сингулярность, чем у нынешних фанатов футбола.
Я сказал ошеломленно:
– Господи, я о таких дальних перспективах даже не думал!
Он сказал невесело:
– Дорогой Юджин, сил у вас на целый полк, но и они, увы, исчерпаемы. И мозг у вас великолепный, однако… как бы вам это сказать помягче… у нас собраны лучшие умы планеты, так вот все чаще эти умы жалуются на сверхсложность задач. Такую сложность, перед которой мозг пасует. Все интенсивные и экстенсивные методы практически исчерпаны.
Он замолчал, я ответил осторожно:
– Да, я об этом слышал.
– Так вот, а расширение возможностей как раз и позволит решать эти сверхсложные так же просто, как будто это дважды два. Многое можно будет сделать легче и проще, если наш мозг начнет работать хотя бы в сотню раз быстрее, а специалисты обещают убыстрение в миллиарды раз! Потому наша цель – достичь сингулярности. Просто достичь.
Я помолчал, обдумывая, случайно ли он сказал, «наша цель – достичь сингулярности», а не «…довести человечество до сингулярности», но обругал себя за постоянную подозрительность, это уже патология, все мы, говоря «мы», обычно имеем в виду человечество.
Глава 16
Казалось бы, в мозг вживлен всего лишь простейший коммуникатор, улавливает радиоволны и перекодирует для восприятия сознанием, но как упростилась жизнь и усилилась работоспособность!
А сейчас идет изнурительная гонка за уменьшение размеров универсальных чипов. Совсем недавно персональный компьютер занимал несколько этажей просторного и хорошо охраняемого здания, потом удалось этот комп уменьшить настолько, что стал занимать всего лишь один зал, затем очередная победа: компьютер при той же вычислительной мощности поместился в одном-единственном шкафу. Сейчас любой чайник, кофеварка или кухонная плита, не говоря уже о мобильниках или фотоаппаратах, снабжены чипами в миллион раз мощнее. Я помню ликование, когда технология с микронного перешла на миллимикронный, а затем и к нанопроцессам, и хотя еще правильнее было бы писать о миллимикронном, но уже гордо писали: «Сделано по 160-нанотехнологии».
Затем шел довольно быстрый, если со стороны, переход на 140, 120, 100, на 90, на 80… Все это давалось с невероятным трудом и чудовищными усилиями ученых всего мира, работающих в тесной связке с самыми блестящими изобретателями и конструкторами.
Сейчас у нас в домах компьютеры, созданные по 30-му нанопроцессу, в недрах компании разрабатывают для массового выпуска чипы, созданные по 20-му, в лабораториях тех же компаний создают первые образцы по 10-му, а в научно-исследовательских институтах ищут решения, как построить архитектуру 5-го, а то и 3-го…
Ученые-теоретики заверяют, что, несмотря на невероятные технические сложности, вскоре удастся создать прототип чипа по 1-му процессу. А это уже тот уровень, когда можно вживлять человеку, не опасаясь капсулирования или отторжения. И хотя на пути к достижению лежат пока непреодолимые технические трудности, но можно предположить, что все же будут созданы в обозримом будущем…
Месяц назад Макгрегор сообщил, что первые образцы чипов энтузиасты уже пробовали имплантировать под кожу и даже в мозг, но пока результаты нулевые. Даже 10-е не получится соединить с нитями нервов: слишком грубы и несовершенны. Есть шанс у 8-х, но только шанс, да и то размеры будут великоваты, а пропускная мощь ненамного выше той, что у нервной ткани. Их можно будет имплантировать парализованным в результате инсульта. В этом случае чипы возьмут на себя функции связи между уцелевшими отделами мозга, так что парализованные снова могут вернуть себе контроль над телом.
Кронберг кивал, но лицо оставалось нерадостным.
– Да хрен с ними, паралитиками, – сказал он раздраженно. – Меня интересуют чипы, начиная с 5-го!
Штейн наклонился ко мне и тихонько шепнул, просвещая невежду:
– Пропускная мощь тех чипов обещана в миллиард раз выше, чем у наших нервов.
Я спросил тихонько:
– А что это значит?
– Это значит, что мыслить будете в миллиард раз быстрее, – шепнул он еще тише. – Умнее, конечно, не станете, это фигушки, но все-таки решать задачи сможете в миллиард раз быстрее.
– Ого, – вырвалось у меня. – Это же такой рывок, что даже не знаю, с чем сравнить…
В это время Кронберг, заметив, как мы переговариваемся, повысил голос:
– Макгрегор, эти чипы все еще опасны. Я имею в виду, десятые. Слишком велик риск отторжения, кровоизлияния, механических поломок. Не спеши и не пренебрегай диетой.
Макгрегор умолк, я видел, как помрачнели Штейн и Гадес. По слухам, у них тоже нелады с онкологией. Медицинская мудрость гласит, что все люди на земле умерли бы от рака, если бы не умирали раньше от других болезней или от старости. Рак был малозаметен в прошлые века с продолжительностью жизни людей в тридцать лет, а сейчас он выходит на первые места.
– Да, – пробормотал Штейн, – вообще-то дело даже не в размерах… Главная беда, мозг и чип друг друга в упор не видят! А так можно бы и в рюкзаке за спиной носить.
Гадес замотал головой.
– Ну уж нет! Я хочу, чтобы все и сразу.
– Мало ли что ты хочешь, – отрезал Штейн хмуро. – Для нас главное, чтобы первыми были мы. Ты знаешь почему.
Я, как еще несколько человек, имен не знаю, как и сколько их, считаюсь кандидатом в члены Высшего Совета. Высший Совет, насколько улавливаю по слухам, – это двенадцать человек с равными правами и возможностями. Уж не знаю, как принимают решения в спорных случаях, но, видимо, очень опасно ставить во главе Совета одного человека даже с минимальным преимуществом во власти.
Сегодня Кронберг пришел, сильно прихрамывая, перенес какую-то операцию на позвонках, а это отразилось на правой ноге, но глаза лихорадочно блестят, на щеках болезненный румянец, такое я нередко видел у многих членов Высшего Совета, когда перебирают с допингами.
– Юджин, – велел он, – загляните ко мне.
– Слушаюсь, шеф!
Через пять минут я входил в его кабинет. Кронберг кивнул в сторону экрана, я сразу же открыл нужный файл и раскрыл его на всю стену. Вообще-то можно перебрасывать файлы, как и переговариваться, не выходя из кабинетов, блютуз позволяет общаться «мысленно», хотя это не совсем передача мысли в строгом понимании слова, но все мы предпочитаем еще и визуальный контакт с говорящим.
Да и не стоит пока раскрываться перед служащими низшего звена. То, чем мы владеем, является мощным оружием, и нельзя его выпускать в мир, не придумав защиты. А мы еще не придумали.
Кронберг внимательно следил за раскрывающимися данными, я давал пояснения как в диапазоне радиосигналов, именно это простой народ будет называть передачей мысли, так и вербально. И даже поводил передними конечностями, что вроде того, как читающий шевелит губами.
– Быстро, – сказал он наконец с облегчением, – а то уж слишком серьезный там созрел нарыв…
– Восток – дело тонкое, – ответил я скромно. – Но, к счастью, там уважают силу. Так что никаких протестов, заметили?
– Заметил, – сказал он. – Главное, не так уж много и погибло. Зато какой результат! Отличная работа, Юджин. Правду говорили, что вы при всей гуманитарности умеете действовать быстро и жестко, если того требует обстановка.
– Был выбор, – пояснил я, – погубить эти три с половиной тысячи сейчас или же три с половиной миллиона через две недели!..
Он недобро усмехнулся.
– Другой бы долго жевал сопли и рассуждал о неприкосновенности человеческой жизни, а в результате промедления погибли бы и три с половиной тысячи, и три миллиона!.. Вы молодец, это не комплимент. Вы становитесь настоящим сингомэйкером.
– Спасибо, – ответил я польщенно. – Знаете, я долго думал над этой проблемой, вспоминая ваш со мной разговор…
– И что интересного надумали?
Я развел руками.
– Разве сейчас тот, кто упорно и настойчиво учится, а потом много работает, постоянно повышая квалификацию, не зарабатывает больше бездельника, что в школе прогуливал уроки, потом был активным футбольным фанатом, а все свободное время просиживает перед телевизором с банкой пива в руке? Что-то бездельнику и сейчас не дают неограниченный кредит в банке, не открывают перед ним двери в элитные клубы, не приглашают на презентацию нового авиашоу, открытие газопровода или встречу английской королевы!
Кронберг усмехнулся, произнес поощрительно:
– Так-так…
– Глупо и безнравственно, – продолжал я приободренно, – рассчитывать, что при достижении сингулярности это нормальное положение вещей, сложившееся в любом обществе совсем не зря, вдруг изменится! Здесь нет никакой дискриминации или ущемления чьих-то прав. Все правильно: первыми вступаем в сингулярность мы, члены организации, а уже потом будем смотреть, кому приоткрыть дверцу, а кого и оставить в прежнем и, надо сказать честно, довольно уютном мире.