– Приятного аппетита, – пожелала она мужу, на что тот буркнул в ответ: «И вам того же», и приступил к священнодействию.
Наконец-то появились кубанцы. Уже в привычном порядке: Гена – во главе процессии, Дашка – замыкающая.
– Всем приятнохо аппетита! – на всю столовую объявил Гена. – Кроме Даши!
Отдыхающие с готовностью обернулись на «говорящее устройство». Кубанский бизнесмен наслаждался произведенным на публику эффектом. О том, что у разыгрываемой миниатюры должен быть запланированный финал, Тамара догадалась сразу же по Дашкиной реакции. Девочка радостно хихикала.
– А Да-а-аше… – Гена взял паузу, – два-а-жды приятнохо аппетита!
Дальше по сценарию должны были последовать бурные аплодисменты зрителей вместе с официантками. Но красоту эпизода смогла оценить только Маруся, готовая простить Гене любой промах по причине зародившейся на пляже любви.
Больше всех порадовалась Тамара: «Слава богу, второй аниматор появился. Хватит уже Машке публику развлекать».
Кубанцы шумно расселись за столом и приступили к обеду. Гена продолжал солировать. Видя, как Виктор уплетает харчо, он на всю столовую поинтересовался:
– Твоя жена умеет харчо хотовить?
Мальцев чуть не поперхнулся от кубанской непосредственности и встал на защиту Тамариных чести и достоинства.
– Моя жена умеет готовить все, – поторопился с ответом Виктор.
– Нет, – позволил не поверить ему Гена. – Харчо она хотовить не умеет.
– Не умею, – призналась Тамара.
– Ну вот! – обрадовался тот. – Я же ховорил.
– Хе-ена, – попыталась умерить пыл супруга более чуткая в вопросах этикета Вика.
– Ну что тут такохо? – изумился глава кубанского семейства. – Я же вот не умею пирохи печь! Я же не расстраиваюсь!
– И я не расстраиваюсь, – поддержала его Тамара.
– Вот и правильно. Не расстраивайся. Вика тебя научит.
– Согласна, – подтвердила Мальцева свою готовность взять у краснодарской поварихи мастер-класс.
Принесли второе – водянистое пюре со скукоженным от сумасшедших градусов хеком. Торчали обуглившиеся рыбные косточки.
– Ма-а-ам, – заканючила Машка.
– Не ешь, – великодушно разрешила Тамара и подвинула причитающиеся ей и дочери порции взмокшему от поглощения горячего харчо супругу.
За кубанским столом обливалась слезами Дашка, пытаясь проглотить непригодную для детского желудка рыбину. Вика с тоской наблюдала за муками дочери и ждала Гениного разрешения прекратить экзекуцию. Гена в этот момент был занят разглагольствованиями о технологии приготовления краснодарского соуса в домашних условиях.
– Килохрамм помидоров… – перечислял он ингредиенты не участвующему в беседе Виктору. – Хлавное – с перцем не переборщить, – предупредил Гена остальных отдыхающих.
Дашка не выдержала и плюнула в тарелку комком непрожеванной рыбы.
– Да-аша! – возмутился отец. – Как ты ведешь себя за столом?! Ты видишь, Вика?! Ей восемь лет, а она до сих пор…
– Ты… сказал… ей… есть рыбу, – не поднимая глаз, медленно отчеканила зардевшаяся от всеобщего внимания женщина.
– Вот и пусть ест, а не выплевывает! – дал приказ командир семейного корабля.
– Это невозможно есть, – сопротивлялась Вика.
– Тохда зачем ты ее заставляешь? – неожиданно повернул ситуацию в свою пользу Гена.
– Это ты ее заставляешь! – напомнила супругу Вика.
– Я-а-а? – искренно возмутился забывший о своем приказе отец. – Да ради боха! Пусть не ест моя девочка эту хадость! Пусть бережет, моя кисонька, свой желудок. Выплюнь, моя красавица! Выплюнь скорее!
Дашка с готовностью вывалила на тарелку перетертую зубами массу, а Тамара еле удержалась от рукоплескания талантливому актеру из «хорода Краснодар».
Встретились на пляже вечером. Как близкие родственники, огорченные послеобеденной разлукой. Разбились на группки, согласно пола и возраста. Мужчины со Стасом поднялись наверх вести неторопливую беседу под навесом кафе «У Алика». Девочки самозабвенно играли в карты. Женщины шлифовали загар под мягким вечерним солнцем.
Вика ерзала на лежаке, шумно вздыхала, и Тамаре пришлось задать наводящий вопрос:
– Что-то случилось?
– Нет, – обрадовалась та дружескому участию и пересела поближе.
Мальцева не торопилась поддержать разговор и сосредоточенно рассматривала сваленные Марусей на лежак морские камушки. Первой не выдержала Вика:
– Тома, а вы сколько лет с Витей женаты?
Тома не сразу поняла, кто такой Витя и почему ее об этом спрашивают. Постигнув смысл вопроса, через какое-то время немногословно ответила:
– Давно.
– А я смотрю – он у тебя совсем не пьет.
– Не пьет, – подтвердила Тамара.
– Том, давай на «ты»?
Мальцева про себя застонала, понимая, что сулит ей этот переход. «Не хочу! Не хочу никаких признаний, чужих секретов, чужого грязного белья и чужих скелетов в шкафу!» – возмущалась она про себя, проклиная собственную карму. Где бы она ни находилась, в какое курортное место ни забрасывала бы ее судьба, везде происходило одно и то же: «Давай перейдем на ты». Ответить: «Не считаю нужным» не позволяло воспитание, и в результате Тамаре приходилось выслушивать бесконечные истории о том, «что нельзя рассказывать никому. Даже родной маме!». Как называлась отведенная ей должность, Мальцева догадалась не сразу. Первые несколько лет она думала, что это почетный титул «наперсницы» и «духовника», поэтому слушала старательно и даже пыталась давать советы. Потом вдруг обнаружила, что глубоко заблуждалась. Оказывается, должность, ей уготованная, к разряду высокооплачиваемых никакого отношения не имела и вела к быстрой профессиональной деформации. И называлась она по-другому: «воспринимающее устройство» или «смывной бачок».
– Как вам удобно, Вика.
– Тогда на «ты».
Тамара «включила радар» и приготовилась слушать.
Баллада о земном тяготении
Вика парила в воздухе как бабочка. Легкая и изящная.
– Далеко пойдет! – обещала ее тренер спортивному сообществу. И оно с готовностью верило «далеко идущим» прогнозам.
– Пока не до учебы… – обнадеживала тренер Викиных родителей, растерянно показывающих на часы – шесть, десять, двенадцать, пятнадцать, семнадцать лет.
– Она не сдаст экзамены!
– Сдаст! – уверенно тыкала тренер в Викины награды: золотые и серебряные кубки-урны, хранящие в себе прах школьной программы.
Пришлось прервать очередные сборы. Получить аттестат зрелости и блеснуть на выпускном вечере в сногсшибательном платье. Заново познакомиться с одноклассниками и укатить обратно.
Снова парила в воздухе, как бабочка. Меняла снаряды, делала сальто на бревне, пока не сработало земное тяготение.
– Отработанный материал! – заявила тренер спортивному сообществу после беседы с врачом.
Спортивное сообщество начало поиски новой Вики.
– Самое время заняться учебой… – обнадежила бывшая тренер Викиных родителей, сгорбившихся у дверей больничной палаты.
– Врач сказал «пока не до учебы». Если повезет – год на вытяжке.
– Встанет! – легкомысленно пообещала тренер обезумевшим от страшных прогнозов родителям и испарилась готовить чемпионов.
Земное тяготение не подвело: Вика прочно стояла на ногах перед врачебной комиссией, присудившей инвалидность. На время. До следующей комиссии.
– При поступлении – льготы! – жизнерадостно обнадежили врачи, дабы подсластить пилюлю.
Викина семья им не поверила и отправилась восвояси. А зря. Команда Краснодарского педуниверситета нуждалась в штатных красавицах для участия в конкурсе «Мисс Кубань». Согласно закону земного тяготения, на голову проректора по делам молодежи рухнула бывшая чемпионка, а вместе с ней и лояльное ректорское: «Ну иди… Работай…»
Начали работать. Снова стало не до учебы. Но льготы действовали, и Вика снова колесила по стране, меняя платья и купальники, до тех пор, пока очередное жюри не попросило ее спуститься со сцены. На-сов-сем.
– Не беспокойся, – пообещало руководство вуза и сдержало свое слово. Бывшая неоднократная Мисс вышла на финишную прямую, ведущую прямо в актовый зал, где проходила церемония вручения дипломов.
Родители плакали от счастья – в руках профессия.
Вика плакала от злости – не знала, что с ней делать.
«Хо-ре-о-гра-фи-я, хо-ре-ог-раф, хо-ре-о-гра-фи-ня, хо-ре-о-гра-фин, хоре – горе, море – ре…», – бубнила про себя бывшая студентка педвуза по дороге на работу.
В пыльном зале районного Дома культуры на облупленном паркетном полу перед Викой замерли девочки.
– Это ваш новый педагог, прошу любить и жаловать, – обыденно проговорила руководитель хореографической студии и кивнула аккомпаниатору.
Та старательно забарабанила по клавишам, и девочки зашагали по кругу, прилежно вытягивая носки.
«Какой ужас!» – подумала Вика, наблюдая за своими воспитанницами. Будучи когда-то бабочкой, она созерцала рядом других особей – тоненьких и мускулистых одновременно. Теперь перед ее глазами прыгали толстушки, пампушки, ватрушки, тщательно оберегаемые родителями и бабушками. Своих детей они видели изящными и стройными, одним словом – идеально подходящими на роль танцовщиц.
«Какой ужас!» – подумала Вика, наблюдая за своими воспитанницами. Будучи когда-то бабочкой, она созерцала рядом других особей – тоненьких и мускулистых одновременно. Теперь перед ее глазами прыгали толстушки, пампушки, ватрушки, тщательно оберегаемые родителями и бабушками. Своих детей они видели изящными и стройными, одним словом – идеально подходящими на роль танцовщиц.
Периодически к Вике на цыпочках подходила чья-нибудь мама или бабушка, отводила ее в сторону и многообещающе шептала в самое ухо:
– Обратите внимание на мою девочку. По-моему, у нее талант.
«По-моему, она корова», – зло думала про себя новоиспеченная хореограф, элегантно улыбаясь и томно прикрывая глаза. «Даже не сомневайтесь», – говорил весь ее вид.
Окрыленная чья-то бабушка или мама радостно отбегала в сторону и с таинственным выражением лица трясла головой.
Через три месяца абсолютно непродуктивных занятий Вика поняла, что хореографа из нее не получится по двум простым причинам: она не любит детей – это раз, и она хочет танцевать сама – это два. Ей снова хотелось парить, как бабочке, но земное тяготение железобетонно притягивало ее к паркетной поверхности танцзала в учреждении культуры.
– Больше не могу, – честно заявила Вика руководительнице хореографической студии и протянула заявление об уходе.
– Славы хочешь, девочка? – устало поинтересовалась та.
– Хочу, – призналась горе-хореограф и уставилась в окно.
– Я тоже хотела… Куда теперь?
– Не знаю… Может быть, танцевать…
– Где?
– Не знаю…
– Раньше танцевала?
– Нет.
– Тогда зачем?
– Не знаю… Хочу.
– «Не знаю», «хочу» – передразнила Вику изрядно потрепанная временем бывшая балерина, списанная на пенсию по возрасту. – Учиться надо… Чего ты в своем вузе пять лет делала?
Вика промолчала.
– Учиться надо.
– Научите.
– Я?
– Вы.
Руководительница смерила Вику взглядом и буднично отметила:
– Возраст.
– Мой?
– Ну не мой же! Поздно.
– Учиться никогда не поздно, – выложила Вика свой козырь.
– А ты упрямая… Куда с твоей спиной?
– А я осторожно.
Руководительница поджала губы, подумала и разразилась тирадой:
– Занятие пятьсот рублей. Не устраивает – не держу. Встречаемся три раза в неделю. Танцуешь там, где скажу. Ты замужем?
– Нет.
– Хорошо.
– Мне нечем платить.
– Знаю. Будешь отчислять с гонораров.
– С каких? – удивилась Вика.
– С будущих, – пообещала экс-балерина и подписала ее заявление об уходе.
Через год Вика полетела, как бабочка. Преимущественно ночная. Парила в ресторанах, на корпоративах, в подтанцовке у местных эстрадных знаменитостей. Почти бесплатно.
На втором году полетов услышала долгожданное «В расчете!» и сделала реверанс. За красивым па последовали приглашения в штат. Вика работала одна. Без пары. Без мужа. Без семьи.
– Кончишь стриптизом, – пообещали ей родители и поставили вопрос ребром.
Вика ушла из дома в свободное плавание, заручившись поддержкой чудо-портнихи и экс-воспитательницы. Освоив экзотический танец живота, обожаемый публикой в большинстве ресторанов, она удачно повысила свой рейтинг и заключила договор с администраторами сразу трех краснодарских ресторанов. Вика превратилась в фирменное блюдо от шеф-повара, которое можно было заказать при определенном уровне платежеспособности.
Три программы в трех местах – нагрузка, нешуточная даже для бывшей спортсменки. Вика задумалась о команде и даже придумала ей имя – «Баттерфляй».
Желающих было хоть отбавляй. Вика медлила и, посоветовавшись с балериной из Дома культуры, оставила двух – мускулистых и безгрудых.
– Сестрички? – от выступления к выступлению задавала один и тот же вопрос разомлевшая во хмелю публика.
Вика снова задумалась и поменяла название «Баттерфляй» на «Сестры Баттерфляй», а город наводнился слухами о трех сиротках, взявших приступом лучшие заведения города.
Жить стало легче – уменьшилось количество сольных танцев и резко возросли гонорары. Особенно за счет благотворительности клиентов.
Девочки видели повторяющуюся закономерность: чем выше градус, тем значительнее пожертвования на личные нужды «сестер».
Блестели шальвары, звенели мониста, прожектор выхватывал из темноты извивающиеся тела, и каждый мужчина в зале ощущал себя султаном и гордился своим гаремом. «Сестры Баттерфляй» порхали в двух миллиметрах от страждущих, умело уворачиваясь от цепких рук и задерживаясь рядом лишь с тем, кто ловко всовывал купюру либо в расшитый полупустой лиф, либо за плотно охвативший бедра пояс. Попасть в цель и не уронить купюру на пол считалось школой высшего султанского пилотажа. Мужчины начали тренироваться – поток посетителей увеличился.
Вика запретила своим девочкам выходить на поклон, помня родительское предсказание о несчастной судьбе стриптизерши. Не попавшие в цель дензнаки валялись на полу в ожидании новых хозяев – суетливых официантов и охранников. Иногда промахнувшемуся султану становилось жалко с потом и кровью заработанной купюры, и он, не забывая оглянуться по сторонам на конкурентов, подбирал ее с пола, якобы оправляя задравшуюся штанину или завязывая злодейский шнурок.
Будущее мнилось светлым и прекрасным, и Вика в окружении двух мотыльков летела ему навстречу, пока не врезалась в стойку футбольных ворот.
«Земное тяготение!» – благоговейно подумала она, разглядывая лежащего рядом молодого человека по имени Гена, назвавшегося футболистом. Впервые Вика согласилась принять участие в чужом корпоративе на правах приглашенной, а не обслуживающего персонала, и вот что из этого вышло.
Вчера футболист в полумраке ресторана показывал ей неоднократно прооперированное колено, сурово признавал, что придется расстаться со спортом, и таинственно намекал на трудное детство, проведенное без отца с мужественной матерью. И уже вчера, в полумраке ресторана, Вика почти любила своего будущего мужа и отца будущих детей.
– Родишь мне девочку? – с дрожью в голосе спрашивал Гена, опускаясь на колени перед возлюбленной.
Вика, сглатывая комок в горле, молча старательно кивала головой.
– А мальчика? – жаждал продолжения бывший спортсмен.
И Вика снова кивала.
В течение полугода Гена посещал все репетиции и выступления будущей жены и с видом знатока даже давал советы, смысл которых был понятен исключительно ему одному. «Сестрички» за эти полгода к нему привыкли и меняли наряды в его присутствии, нисколько не смущаясь.
У самого футболиста дела шли плохо: заканчивался контракт и вместе с ним спортивная карьера. Виной тому стали то ли травма, то ли любовь к расслаблению. Вечерком. За столом. За пивком. Одним словом, будущее смотрело на Геннадия Вольчика то ли одобрительно, то ли с издевкой. Пытаясь разобраться в гримасах грядущего, Гена строил планы. Вариант первый: бизнес – женитьба. Вариант второй: женитьба – бизнес.
Футболист Вольчик склонялся к первому. К его истекающим тридцати четырем годам он имел не только подошедшую к концу спортивную карьеру, но и неудачный брак с женщиной из пограничного города Чоп. У расторгнутого союза имелись свои последствия – сын Стас, входящий в подростковый возраст, и навсегда закрывшая свои двери когда-то Генина квартира. Женщину, в ней проживающую, Вольчик раньше называл любимой, теперь – исключительно сукой. И встречу с ней объяснял вмешательством черных сил в свою обещающую быть светлой судьбу. А расставание – божьим промыслом.
Под знаком все того же божьего провидения рассматривал он встречу с коллективом «Сестры Баттерфляй», а точнее – с главной его бабочкой.
Пока Вика порхала, Гена налаживал бизнес. Знакомый с принципами фарцы не понаслышке, бывший футболист Вольчик обобщил печальный опыт начала девяностых, нащупал нужную нишу и приобрел место на рынке. И над Гениной головой приветливо засияло дружественное солнце. Точнее – два. Одно из них именовалось символичным именем Виктория.
Первое обеспечивало Вольчику стабильный спрос особенно в весенне-летний период, второе – домашний уют. Очки покупались благодарными краснодарцами, щи подавались обаятельной Викой, почти полгода примеряющей на себя роль будущей жены.
«Можно доверять…» – размышлял про себя Гена и аккуратно, со свистом втягивал в себя обжигающие щи. И все бы ничего, если бы не ночные бдения в гримерке под доносящиеся из ресторанного зала аплодисменты и крики «бис!». Пытаясь справиться с приступами глухой ревности, краснодарский бизнесмен водружал свое оплывающее от полноценных домашних обедов тело у барной стойки и расслаблялся в ожидании окончания программы.
Снисходительные охранники сопровождали отяжелевшего Гену в гримерку и сдавали на руки бледной от электрического света Вике. Та с вымученной улыбкой подставляла будущему мужу плечо и тащила Вольчика сначала до машины, а потом до квартиры, коридор которой был заставлен коробками с солнцезащитными очками.