– То , что «во-первых», для нас представляет больший интерес.
– А для меня важнее как раз второе: часть своего нынешнего капитала он выманил у меня обманным путем.
– И ты полагаешь, что мы поможем тебе вернуть украденное?
– Я полагаю, что служба безопасности не позволит шпиону вести свои дела, – ответил я спокойно.
– Почему ты так уверен, что мы непременно тебе поверим? А если ты сам приехал сюда со шпионским заданием? – агрессия в тоне Марка явно возрастала.
– Финансовые возможности этого человека весьма значительны, – я сделал вид, что не обратил внимания на последнее замечание, – и это означает, что он быстро укоренится, найдет нужных людей, возможно, даже организует свою сеть и начнет передавать информацию. Чем быстрее вы его перехватите, тем лучше. Я дам его имя и примерный возраст, вы без труда наведете справки и убедитесь, что в моих словах есть резон.
– Тебе известно что-нибудь о задании, которое он получил?
– Извини, но это я могу передать только человеку на самом высоком уровне.
– Ты случайно не преувеличиваешь? – Марк не пытался скрыть раздражения. – Подумай сам: эмигрант, только что появившийся в стране, привозит информацию о супершпионе. Ну кто этим заинтересуется?
– Я не сказал «супер», он просто шпион.
– Это несущественно. Почему мы должны тебе верить?
– Совсем не должны, и я бы не поверил пришлому одиночке. Но прежде, чем что-либо отвергать, проверил бы информацию, которую человек готов предоставить. И это именно то, что вы сделаете.
– Ладно. Понадобишься – найдем.
* * *Домой я отправился достаточно спокойным: главное сделано. Не так уж важна достоверность переданной информации: основное – впечатление, рождаемое моей уверенностью в собственной значимости, важна форма изложения, в которой без труда прочитывается профессионал. Теперь интерес ко мне, как нарастающая волна, поднимется все выше и выше по этажам службы безопасности. Сейчас необходимо точно соблюдать дозировку продаваемого материала: чем выше ранг сотрудника, тем правдивее и интереснее должна быть наживка. Расчет оказался достаточно верным, и в течение последующих недель несколько встреч последовали одна за другой. Наконец меня вызвали на встречу, где как я предполагал, должно было решиться, удастся ли мне вступить в игру по-крупному или придется оставаться в роли подозрительного анонимного типа, за которым время от времени увязывается «хвост».
В назначенный день я приехал на улицу Аленби в центре Тель-Авива, подошел к указанному дому. В маленькой скромно обставленной квартирке меня встретил человек средних лет – небольшого роста, с намечающейся лысиной и слегка сонным лицом, но пружинистыми движениями и цепким взглядом серо-голубых глаз.
– Рафи, – он протянул мне ладонь с короткими, крепкими, словно стальными, пальцами.
– Гардин.
– Ты хочешь, чтобы я называл тебя по фамилии? У русских же это не принято, – акцент собеседника выдавал его польское происхождение.
– Леонид.
– Хорошо, Леонид, присаживайся. – Он показал на кресло и вальяжно расположился напротив. – Так что у тебя есть для меня?
Весь вид этого человека, тон его разговора, жестикуляция подсказывали мне: он – самый главный, и только он в силах решить все. Или почти все.
– У меня много информации, которая может заинтересовать вас, прежде всего…
Рассказ звучал лаконично, точно и весомо. Рафи внимательно слушал, иногда слегка прикрывая веки. Конечно, его манера поведения могла обмануть только простака: так спокойно, чуть ли не равнодушно, способны вести себя только очень опытные, уверенные в себе и своих силах профессионалы. Рафи вызывал у меня неподдельное уважение и интерес, к тому же по его поведению я предположил, что его ранг был явно выше старшего оперативного сотрудника или штабного офицера.
– Скажи, Леонид, почему они поставили на тебя? Ты ведь из экономического отдела. У них что, опытных оперативников не хватает? К тому же подготовленный агент может сработать быстрее и точнее, не так ли?
Я ответил не колеблясь, поскольку раздумывал на эту тему не раз. Да и не собирался я тут юлить – ни к чему.
– Для штатного агента это было бы очередное задание, не более того. Они, видимо, понимают, что землю буду грызть, но до этого Кузнецова доберусь.
– Ну да, конечно, конечно… Вот и наша встреча – тому доказательство, так ведь?
Я решил, что время пришло: сейчас – или никогда! Перехватив инициативу разговора, я абсолютно уверенно повел свою тему дальше:
– Я не знаю, что побудило моих московских руководителей послать на поимку Кузнецова именно меня. Но я здесь, и очень надеюсь застать финал этой истории. А для этого вы мне чрезвычайно нужны. Мы сможем быть взаимно полезными при одном условии: если между нами возникнет доверие, – я подался вперед и уставился на своего визави не мигая. – Я доверяю вам с большей охотой, чем вы мне, и по вполне понятным причинам: у меня нет выхода. Поэтому предлагаю вам сделку: вы находите для меня Шило, я получаю книги с записями, которых ждут мои опекуны. В книгах из ограбленного Кузнецовым тайника были списки агентурной сети, которую создал для немцев пан Закревский. Именно эти списки необходимы моему руководству в Москве. Получив книги, можно попытаться отделаться от моих начальников и выйти из игры – и это единственное, чего я сейчас хочу. Вы просматриваете материалы и пользуетесь ими по своему усмотрению. Плюс – одним шпионом в стране становится меньше.
– Сделка неравноценная, но я ее не отвергаю. Можно подумать…
Я разглядывал добродушное лицо Рафи, пытаясь уловить хоть тень заинтересованности, но кроме ускользающей полуулыбки ничего обнаружить не смог.
– Ты получишь ответ через неделю.
К вящей моей радости и удивлению, события не заставили себя ждать, и уже через день мы встретились в той же квартирке, где на сей раз я никак не мог отделаться от ощущения чьего-то присутствия. Как-то странновато колыхались легкие занавески, к тому же за ними мне время от времени чудились какие-то непонятные тени. Рафи задавал вопросы точно в соответствии с услышанным накануне рассказом.
«Проверяет… значит, не верит. Ну конечно, разве могло быть иначе?» – говорил я сам себе, автоматически прибегая к приемам концентрации внимания, освоенным во время относительно недавнего обучения. Несмотря на успешные, как мне казалось, первые усилия, через час я почувствовал сильное утомление. Казалось, я вот-вот начну сбиваться, путаясь в фактах и словах.
Неутомимый Рафи сыпал вопросами как из рога изобилия, но потом резко остановился и, словно получив чье-то согласие, отчетливо выговорил:
– Мы согласны работать с тобой, но и нам нужна твоя помощь. Сеть в России не представляет для нас большого интереса: необходимую информацию дружественные нам англичане согласны предоставлять безо всяких предварительных условий, – он немного помолчал. – Работать будем по твоему принципу «услуга за услугу». Мы знаем, где Кузнецов, он же Зусман…
Я заранее был готов принять условия израильской стороны. В сложившейся ситуации желание поймать без конца ускользавшего преступника и попытаться достойно выйти из игры стало моей единственной и всепоглощающей целью. Что за услуга потребовалась Рафи, я тогда не знал, да это было и не важно. Я хотел домой, и готов был сделать для этого все, что меня попросят. А попросили меня ни много ни мало – поучаствовать в операции Моссада в Берлине. Им был необходим оперативник, говоривший по-русски, и никого своего в тот момент у них под рукой не оказалось. А может они это придумали? Да какая разница, главное, что я наконец-то в деле!
Глава 4
Тель-Авив. Явочная квартира Моссада 10 апреля 1991 года, 11:00
Времени было совсем мало, и нам приходилось дорожить каждой минутой. Рафи основательно устроился в кресле и начал инструктаж. Я помню то утро так, словно оно было вчера. Если б я тогда знал, сколько раз это повторится!
– Так вот, – начал мой новый босс, – американцы поймали в Берлине одного русского, подозреваемого в связях с подразделением палестинских боевиков. Парень оказался не очень сговорчивым, пришлось применить соответствующие меры воздействия. К сожалению, работали новички, перестарались, и бедняга умер во время допроса. Единственное, что удалось из него вытащить – то, что он шел на связь с палестинцами из окружения Хаддада. У нас есть основания подозревать, что замышляется очередной теракт, и, разумеется, необходимо знать, какой именно и когда. Ты пойдешь вместо погибшего. – Рафи сделал паузу и внимательно посмотрел мне в глаза. – Американцы утверждают, что его никто не ищет. Значит, он был агентом-одиночкой. Такие – самые опасные. Вполне возможно, что его присутствие требовалось только при планировании операции. Скорее всего, он снабжал их оружием. В любом случае, нашим коллегам из ЦРУ важно доказать связь КГБ с палестинскими террористами, а нам – предотвратить очередной теракт. Поэтому и нужен человек для готовящейся встречи.
На подготовку отводилось всего два дня. Идея казалась в высшей степени авантюрной, но тем не менее я ни от чего не отказался. Меня вообще всегда тянуло к вещам сложным и рискованным. Понятно было также, что в Моссаде меня проверяют. Проведу операцию нормально – может, отпустят, в противном случае искать меня никто не станет, как того русского.
На следующий день Рафи познакомил меня с напарником. Моше говорил по-русски с заметным американским акцентом, но понимал меня очень легко. В течение нескольких часов он обрисовывал обстановку в Организации Освобождения Палестины. Проще говоря, он объяснил мне, кто с кем и кто против кого. Из его слов вытекало, что каждый главарь из семнадцати входивших в ООП организаций имел по крайней мере двух-трех кровных врагов из тех же палестинцев. Их главный закон – закон силы. Единственное, что их всех объединяло – борьба с Израилем, хотя в большинстве случаев первое место занимала грызня между собой. За теракты платили, и хорошо. Группа Хаддада принадлежала к наиболее радикальному крылу ООП и активно действовала в Европе.
Мы несколько раз обсудили детали предстоящей операции и вылетели в Берлин. Среди европейских городов он считается одним из самых спокойных и безопасных. Сейчас, отправляясь на непростое задание, мне в это верилось с трудом.
В Берлине Моше ушел встречаться с американцами, а я вселился в номер своего русского двойника, чью роль предстояло сыграть.
В условный час раздался телефонный звонок. После обмена краткими паролями грубый мужской голос с сильным арабским акцентом произнес по-русски: «Шесть часов, вход в универмаг „Кивенбрассен“.
Около полудня я надел широкополую шляпу, приклеил усы и отправился на ознакомление с местом встречи. Универмаг располагался относительно недалеко от центральной части города в тихом месте по соседству с небольшим парком. Пройдя вокруг здания и прогулявшись по парку, я понял, что идти на встречу придется одному: организовать здесь незаметную слежку невозможно.
Я вернулся в гостиницу, когда до встречи оставалось около двух часов. Войдя в вестибюль, увидел сидящего в кресле напарника. Еле заметным кивком показал на дверь лифта, нажал кнопку двенадцатого этажа и, пока кабина поднималась, вкратце описал ситуацию.
– Ты не можешь идти один, – пытался разубедить меня Моше. – Не мне рассказывать, какой это риск. Нет прикрытия – нет операции. Таков закон нашего ремесла. Иначе средняя продолжительность жизни оперативников была бы, как у инструкторов парашютного спорта – двадцать семь с половиной лет. Причем они погибают не на своей основной работе, с парашютами в последнее десятилетие все в порядке. Просто у этих ребят высокий уровень адреналина в крови, вот они и ищут приключений. Они не чувствуют страха, и это обычно плохо кончается. Так что перестанешь бояться – вспомни цифру 27,5. Затем, поняв, что отговорить меня не удастся, Моше протянул мне игрушечный с виду фонарик и продолжил:
– Ладно, вот тебе «маячок». Я буду идти за тобой, сколько смогу. Даю тебе час на разговоры. Если после твоего исчезновения из моего поля зрения от тебя не будет известий в течение шестидесяти минут, мне придется подключать местную полицию. Я буду знать твое местонахождение – «маячок» покажет. Сообщу им, что видел похищение. Они обязаны откликнуться и, как всякая полиция, наделают много шума. Мы тем временем прибудем на место и попробуем тебя забрать. Так что постарайся не оплошать – у тебя только час один на один с ними, не больше.
Я крепко пожал напарнику руку, вышел из лифта и направился в «свой» номер, а Моше поехал выше, чтобы незаметно покинуть гостиницу.
Вскоре и я отправился к месту встречи. В назначенный час ко мне подошел молодой араб с неожиданно голубыми глазами. Похоже, на его внешности сказалась английская оккупация Палестины.
После обмена паролями он не без хвастовства бросил несколько фраз на довольно приличном, хотя и ломаном русском языке, всячески демонстрируя наивное желание понравиться советскому человеку. Мы вошли в магазин, побродили между шикарными витринами, несколько раз проехали на лифте и вышли через боковую дверь. Парень явно боялся слежки, часто озираясь по сторонам. Я старался как можно меньше говорить, предоставляя эту возможность ему. А он никак не мог понять, почему русский не проявляет к нему интереса. Ни упоминание о революции, ни о победе над сионистским врагом не удостоились полноценного ответа или хотя бы сочувственной реакции с моей стороны.
Так мы плутали по улицам около часа. Я уже собирался «разговорить» этого борца за свободу, обдумывая, с чего бы начать, но внезапно он остановился возле старого особняка.
– Пришли.
Я осмотрелся. Район довольно тихий, дом выглядит небольшим, хотя и двухэтажный. Рядом с ним доживало свой век полувысохшее дерево, свесившее остатки когда-то пышной кроны на старую потрескавшуюся черепицу. От всего веяло сыростью и запустением. После нескольких условных ударов в дверь в доме послышался шорох. Дверь открылась: на пороге стоял небритый мужчина лет тридцати, одетый в темные джинсы и дешевую кожаную куртку. Он назвал себя Халедом. Колючий взгляд черных, как перезрелая черешня, глаз, буравил мое лицо. Я уставился ему в переносицу, не оставив никаких шансов проявить взглядом превосходство – такие игры хороши для новичков, а мне-то они зачем? Нехотя отступив вглубь, Халед небрежным кивком пригласил нас в дом, и мы прошли в довольно обширный салон, где на потрепанных креслах сидели еще четверо мужчин определенно ближневосточного происхождения. Я пожал руку каждому из них и представился Алексом. К моему облегчению, граничащему с удивлением, буквально через пару секунд выяснилось, что все присутствующие получили образование в Советском Союзе и неплохо говорят по-русски.
Часы показали 19:15. Мои новые компаньоны, похоже, никуда не торопились. Они говорили о чем угодно, один даже попытался по-новому изложить теорию насилия как средство достижения святой цели, но о деле не прозвучало ни слова. Присутствующим явно хотелось продемонстрировать свою любовь и почтение ко всему русскому, и бестолковый разговор, участники которого не собирались слушать собеседников, довольно быстро переключился на воспоминания о годах, проведенных в СССР. Я держал в поле зрения всех пятерых, но особенно внимательно следил за Халедом. Он выделялся среди присутствующих угрюмой замкнутостью и задал только один вопрос: «Как в Москве, что слышно?» Я решил, что он явно опасен: пока остальные по-восточному бурно выказывали зависть по поводу моего скорого возвращения домой, Халед молчал, а его взгляд оставался полным недоверия и злобы.
Наконец Абу-Юсеф – так звали главаря – вынул объемистый пакет с бумагами и предложил собравшимся обсудить подробности предстоящего дела. Я снова посмотрел на часы: еще пятнадцать минут драгоценного часа канули в вечность. Я заранее приготовил легенду, почему должен уйти ровно в назначенное время, но Халед неожиданно взял Абу-Юсефа под локоть и отвел в сторону, нашептывая что-то на ухо. То т выслушал, и после минутной паузы заявил, что выявилась недоработанная деталь и ее нужно обсудить. Они с Халедом куда-то вышли из салона, а трое оставшихся со мной палестинцев вновь принялись крушить мои нервы избитыми лозунгами борьбы «с сионистским злом».
Прошло несколько томительных минут. В воздухе начала сгущаться напряженность. Внешне я оставался спокойным, не забывая вставлять словечко-другое в непрекращающуюся словесную кашу, но внутренняя тревога росла с каждой минутой. Я снова посмотрел на часы: контрольный час заканчивался через двадцать минут. Ситуация становилась безвыходной, и я решил ускорить события. Встав с кресла, я направился к двери.
– Куда ты, товарищ? – все трое с криками кинулись за мной.
– Когда решите, чего хотите, известите. Я пробуду в Берлине еще три дня, – сказал я не оборачиваясь, продолжая двигаться к выходу.
В ту же секунду дверь, ведущая в кухню, распахнулась от мощного пинка. На пороге стояли Абу-Юсеф и Халед, направив на меня пару стволов. Абу-Юсеф довольно громко произнес:
– Ну ты и влип, сионист! Я таких, как ты, за версту вижу. Если сейчас же не скажешь, где Алекс, отсюда не выйдешь!
Относительно спокойная ситуация в секунду стала критической. Я понимал, что мои шансы ничтожны, что у меня нет никакой защиты. В Моссаде, конечно, выразят горькое сожаление по поводу провала задания, но не более того. Свой долг по отношению к ЦРУ они выполнили. Да еще и кровью заплатили. Это всегда приносит зачетные очки.
– Успокойтесь, идиоты! – Я даже удивился собственному спокойствию и ровно звучащему голосу. – Думаешь, твоя просьба – приказ к исполнению? – процедил я сквозь зубы в сторону Халеда, понимая, что опасность идет именно от него. – Алекс занят, он далеко отсюда и попросил решить ваши проблемы. Уберите пушки и кончайте дурить! Вы же знаете телефон, ну так позвоните да спросите!